Хроники выживания во дворце

Душа Ся Цина покинула тело и вновь вернулась в императорские покои. Хотя внутри преграды прошло несколько дней, в реальном мире это было всего лишь сон, время и место не изменились.

Костяная флейта неистово хлопала его по руке, полная тревоги и беспокойства.

Ся Цин пошевелил пальцами, просыпаясь, и обнаружил, что лежит на полу, а перед глазами всё та же великолепная, но пустынная императорская спальня. Ночная жемчужина висела на украшенном резьбой и росписью потолке, отбрасывая холодное сияние.

Увидев, что он двигается, костяная флейта пришла в неописуемый восторг и рванула вниз, собираясь прижаться к его лицу, но Ся Цин схватил её. Поднявшись с пола с пульсирующей болью в голове, он хрипло предупредил:

— Веди себя спокойно.

Костяная флейта, выглядевшая обиженной, послушно подчинилась, спустившись с небес на землю.

На мгновение замерев на месте, Ся Цин закрыл глаза и глубоко вздохнул. Честно говоря, сейчас он чувствовал себя немного дезориентированным. Он преодолел мирской барьер Лу Гуаньсюэ, но ему казалось, что его душа только что прошла испытание огнем.

Он сразу же бросился к кровати, чтобы проверить, как Лу Гуаньсюэ.

На ложe в центре спальни черный туман и злые духи, которые изначально напоминали оковы и длинных змей, исчезли, полностью поглощенные огнем в ночь Цзинчжэ вместе с трупом его пятилетнего «я». Однако Лу Гуаньсюэ продолжал крепко спать, его черные волосы разметались по подушке, губы побледнели, зловещий свет между бровями рассеялся. Его черты лица, теперь гораздо более глубокие, чем в детстве, находились на грани между выдающийся и чарующей красотой, его кожа была белой как снег, переносица высокой и прямой, а длинные изогнутые ресницы отбрасывали лёгкую тень.

Ся Цин никогда прежде не разглядывал его так внимательно, и чем дольше смотрел, тем сильнее ощущал внезапную, тихую грусть.

Грусть.

Для него это было действительно редкое чувство.

Среда, в которой Ся Цин рос в детстве, с самого начала была связана со слезами и разлукой. Сидя на той стене, он видел, как одни люди уходят, а другие приходят. Они рождались, старели, болели и умирали, любили, ненавидели и расставались. Он спокойно и молча наблюдал за всем, но редко испытывал сожаление или грусть по этому поводу.

Дело не в том, что он был бесчувственным, как трава или камень, невосприимчивым к эмоциям. Напротив, Ся Цин считал себя довольно чувствительным и добросердечным. Он, как нормальный человек, конечно, знал, что такое любовь и ненависть, понимал их, но любовь и ненависть не являлись для него причинами, способными по-настоящему всколыхнуть его эмоции или нарушить внутреннее спокойствие.

После долгого витания в мыслях Ся Цин глубоко вздохнул, опустил голову и пробормотал:

— Лу Гуаньсюэ, должно быть, в прошлой жизни я был тебе чем-то обязан.

Видя, что её хозяин все еще без сознания, глупая костяная флейта беспокойно закружилась на месте, тыча в Ся Цина в надежде добиться ответа. 

Чувствуя боль от ударов по лицу, Ся Цин был близок к тому, чтобы сломать её. В его светло-карих глазах вспыхнуло раздражение, и он рявкнул:

— Он спит. Ты хочешь, чтобы я разбудил его и умер? Разве ты не знаешь характер своего хозяина?!

Пораженная его вспышкой, костяная флейта сникла и понуро начала опускаться, но тут её поймала чья-то рука.

— Какой у меня характер? — болезненно выглядевший человек, до этого спящий на кровати, в какой-то момент проснулся и заговорил равнодушным и ленивым тоном.

Ся Цин вздрогнул:

— Ты проснулся?

Лу Гуаньсюэ промолчал и, отложив костяную флейту в сторону, медленно приподнялся, полусев на постели. Он только что преодолел преграду, и лицо его всё ещё оставалось бледным. Освещенные жемчужной лампой, его темные зрачки напоминали лёд, омытый снегом. Молодой человек смотрел на Ся Цина, не произнося ни слова.

— Как ты себя чувствуешь? Может, тебе стоит ещё немного поспать? — спросил Ся Цин.

Лу Гуаньсюэ, ничего не выражая, внезапно протянул руку и схватил Ся Цина за шею, наклоняя его ближе. В глубине его глаз сверкнуло холодное кровавое сияние, когда он заговорил ледяным тоном:

— Кто позволил тебе войти в барьер?

Почувствовав давление на шею, Ся Цин совсем не удивился. В его светло-карих глазах читались немая досада и раздражение. Сквозь стиснутые зубы он прошипел:

— Спроси свою глупую флейту!! Ты думаешь, я хотел туда лезть? Я мирно спал!

Их взгляды встретились, а лица были так близко, что дыхание почти сливалось. Раньше Ся Цин этого не замечал, но теперь понял. От Лу Гуаньсюэ всегда исходил слабый, прохладный аромат, который раньше терялся за пряной роскошью императорских благовоний, но после пробуждения стал более сильным и неконтролируемым. 

Теперь Ся Цин отчетливо ощущал его. Это был запах запустения с примесью крови и разложения, смешанный с чарующим и волнующим душу ароматом цветка Линвэй, но гораздо более отдаленный и обширным. Он напоминал место, где рождались и умирали русалки, пустынный могильный курган на краю Небесного моря.

Рука Лу Гуаньсюэ, сжимающая его шею, была очень умелой, как будто могла в следующий момент стереть его душу в прах, но при этом не вызывала ощущения удушья или близкой смерти.

Находясь так близко, Ся Цин даже вообразил на мгновение, что Лу Гуаньсюэ вот-вот поцелует его.

Черт...

Эта мысль погасила огонь, разгоравшийся у него в животе, и выражение его лица изменилось.

— О чём ты сейчас подумал? — спросил Лу Гуаньсюэ хриплым голосом.

Ся Цин холодно посмотрел на него, ничего не ответив.

Лу Гуаньсюэ долго глядел на него, а затем вдруг тихо усмехнулся и медленно отпустил руку. Кончики его пальцев невольно коснулись кадыка Ся Цина.

Ся Цин чуть в обморок не грохнулся, у него аж волосы на затылке встали дыбом, и он готов был взорваться.

Лу Гуаньсюэ откинулся назад и тихо произнес:

— Извини, я только что проснулся, и эмоции нестабильны.

Ся Цин больше не мог этого выносить.

— Лу Гуаньсюэ, ты с ума сошел! 

Лу Гуаньсюэ на мгновение задумался улыбаясь.

— Кажется, я уже отвечал на этот вопрос.

Костяная флейта, видя, что ее хозяин проснулся, восприняла себя как неодушевленный предмет, оставаясь абсолютно довольной и неподвижной.

Ся Цин искренне хотел сломать эту вещь прямо сейчас.

Лу Гуаньсюэ посмотрел на него и предложил:

— В качестве компенсации, как насчёт того, чтобы я нашёл тебе тело, в которое ты сможешь вселиться?

Не колеблясь, Ся Цин быстро заговорил:

— Не нужно. Теперь, даже будучи призраком, я каждый день злюсь на тебя. Когда я снова стану человеком, ты ж меня точно убьёшь.... — Подождите! Ся Цин резко обернулся, уставившись широко раскрытыми глазами на Лу Гуаньсюэ, вспоминая недавние прикосновения, и задрожал от страха, — Ты, ты, ты…

Лу Гуаньсюэ с намеком на улыбку наблюдал за ним, ожидая, что он продолжит, а затем, немного подумав, любезно помог:

— Теперь ты можешь коснуться меня? — сказав это, он рассмеялся и ответил сам себе, — Мгм, я могу прикоснуться к тебе.

Ся Цин: «…»

Черт. 

Этот парень - нечто.

Почти в то же мгновение Ся Цин всплыл к потолку и завис на балке, держась как можно дальше от него.

Лу Гуаньсюэ, не вставая с кровати, несколько раз тихо рассмеялся, прежде чем сказать:

— Не волнуйся, я тебя не трону.

Несмотря на свой непредсказуемый характер, он все равно держит свое слово.

Ся Цин почувствовал некоторое облегчение, но его переполняли вопросы.

— Почему ты вдруг смог коснуться меня?

Лу Гуаньсюэ поднял голову, уголки губ приподнялись:

— Ты вошел в мою преграду. Неужели ты не догадываешься о причине?

— ...О чем я должен догадаться.

Несколько прядей чернильно-черных волос Лу Гуаньсюэ упали ему на ключицу. На лице появилась полуулыбка, полунамешка, в глубине его глаз вспыхнул легкий чарующий огонек, и он сказал хриплым, мягким голосом:

— Ся Цин, ты действительно так уверен, что повзрослевший "я" всё ещё тот самый пятилетний мальчишка?

Ся Цин, сидевший на балке, растерялся из-за его вопроса. Когда Лу Гуаньсюэ было пять лет, он, дрожа от слёз и стуча зубами, спросил: «Ты уверен, что видел взрослого меня, а не бога?». И вот теперь взрослый Лу Гуаньсюэ задал тот же вопрос. На его лице играла улыбка, но выражение было саркастичным и насмешливым.

Ся Цин, сидя на балке, немного подумал, а потом лениво произнёс:

— Думаю, да. В любом случае, у тебя с детства неплохо получалось выводить людей из себя.

Лу Гуаньсюэ на мгновение замолчал, а затем небрежно спросил:

— Разве в пять лет я не должен был быть довольно глупым?

— Не глупым, а гораздо милее, чем ты сейчас, — парировал Ся Цин.

— О, — с лёгкой улыбкой произнёс Лу Гуаньсюэ.

Ся Цин действительно слишком устал, чтобы спорить.

В детстве Лу Гуаньсюэ был в лучшем случае жестоким и замкнутым парнем, ставшим таким ради выживания. В результате он вырос ненормального, который по настроению решает, кто сегодня останется жив. Грех то какой.

Однако, это было действительно странно: Лу Гуаньсюэ преодолел барьер и вдруг смог прикоснуться к нему, и теперь он начал излучать ауру, которая, казалось, исходила из морских глубин и могилы костей.

Ся Цин на секунду замер, а затем предположил:

— Лу Гуаньсюэ, хотя в тебе и не пробудился бог, ты обрел некоторую божественную силу, верно?

Кроме этого, он не смог придумать лучшего объяснения.

— Нет, — ответил Лу Гуаньсюэ.

— Тогда что? — спросил Ся Цин.

Лу Гуаньсюэ странно улыбнулся и медленно произнес:

— Я тоже пока не знаю. Когда разберусь, расскажу тебе.

Ся Цин: "???"

Лу Гуаньсюэ казался немного усталым, он взглянул на него и сказал:

— Ты разбудил меня, разве ты не должен взять на себя ответственность?

Услышав это, Ся Цин чуть не выругался. Спустя довольно долгое молчание он натянуто улыбнулся, спустился с балки и оказался прямо рядом с Лу Гуаньсюэ.

— Хорошо, хорошо, я возьму на себя ответственность. Позволь мне рассказать тебе сказку на ночь.

— Мгм, — тихо усмехнулся Лу Гуаньсюэ.

— Давай расскажу про «Фермера и змею»*, — предложил Ся Цин.

[*"农夫与蛇" – эта история известна как часть китайской народной мудрости, но также имеет аналог в западной культуре — в баснях Эзопа (The Farmer and the Snake). В Китае она часто используется как нравоучительный рассказ, объясняющий, почему нельзя помогать злу или неблагодарным людям. Сюжет кратко: однажды зимой крестьянин нашёл на дороге замёрзшую змею. Ему стало её жалко, и он положил её за пазуху, чтобы согреть. Когда змея отогрелась, она ужалила его, и крестьянин умер.]

Лу Гуаньсюэ откинулся назад, его ресницы слегка дрогнули.

— Хорошо.

И снова Ся Цину показалось, что он бьет кулаком по вате*.

[*"又是一拳打在了棉花上" (yòu shì yì quán dǎ zài le miánhuā shàng) — это метафора, часто используемая в китайской речи для описания бесполезности усилий или эмоционального разочарования. Фраза описывает чувство бессилия: ты ударил, приложил усилие — а оно "поглотилось", не дало отклика, не возымело эффекта.
То есть: никакой реакции, никакого сопротивления, всё впустую.]

Возможно, потому что в преграде он действительно прикоснулся к ледяному сердцу Лу Гуаньсюэ и не почувствовал от него ни опасности, ни намерения убить, Ся Цин без колебаний сел на край его кровати.

Увидев флейту у подушки, его вновь захлестнула злость. Он схватил её и начал яростно терзать в руках.

— Сначала ответь мне на вопрос. Что это за флейта, черт возьми?

— Божественная кость, — как всегда, ответил прямо Лу Гуаньсюэ.

— Что?!

В момент его замешательства флейта с жалобным воплем вырвалась из его рук и спряталась за спиной Лу Гуаньсюэ.

— Ладно, рассказывай свою сказку.

Одной лишь фразой Лу Гуаньсюэ напрочь пресёк все вопросы Ся Цина, такие как "Что за божественная кость?" и "Откуда она у тебя?". Он недовольно буркнул: "О", но чем больше он думал об этом, тем больше злился, и в итоге выпалил:

— Какой смысл рассказывать? Вся наша история – это и есть сказка про «Фермера и змею»!

Лу Гуаньсюэ открыл свои черные глаза, которые были ясными и холодными.

— Я сказал, что компенсирую тебе.

— Не нужно.

— Ся Цин, разве тебе не интересно узнать тайны своего собственного тела?

Ся Цин посмотрел на него спокойным взглядом и саркастически произнес:

— Не интересно.

Лу Гуаньсюэ улыбнулся, казалось, не в силах больше сопротивляться, его взгляд стал глубоким, он приподнял рукав, и его пальцы слегка коснулись глаз Ся Цина, соблазнительно говоря:

— Но мне любопытно.

Холодные кончики пальцев императора коснулись его век, словно прикосновение лепестка к воде.

Ся Цин сердито оттолкнул его руку, но обнаружил, что не может дотронуться до Лу Гуаньсюэ!!!

Он смог только сохранить невозмутимое выражение лица и неловко отплыть в другую сторону, предупредив:

— Не трогай меня.

Губы Лу Гуаньсюэ изогнулись в лёгкой улыбке, когда он спокойно сказал:

— Ты упомянул «Фермера и змею»? Тогда позволь мне сначала извиниться за то, что угрожал тебе в башне Чжай Син. Но я не вижу в этом угрозы, все равно этот огненный шар заставил тебя остаться рядом со мной. Какой я человек – ты всё равно бы понял. Если не тогда, то позже.

— Если быть точным, я сдерживал свою натуру ради твоих заслуг и добродетели, а ты давал мне место, где моя душа могла отдохнуть. Но теперь в этом больше нет необходимости, — равнодушно сказал он, — Проклятие снято.

Ся Цин: «……»

О!

А что потом?!

А потом ты раскроешь свою сущность и начнёшь убивать людей у меня на глазах?!

Лу Гуаньсюэ спокойно наблюдал за его выражением лица, улыбнулся и успокоил его тихим голосом:

— Не волнуйся, не бойся, я никого не убью.

Ся Цин почувствовал небольшое облегчение.

— Ся Цин, тебе не кажется, что ты очень странный? — спросил Лу Гуаньсюэ.

Ся Цин поджал губы:

— Не кажется.

Лу Гуаньсюэ понизил голос:

— У тебя странное отношение к жизни и смерти. Когда ты увидел моё жалкое детство, это вызвало скорее не сочувствие, а сострадание. Когда ты увидел жестокость и произвол, повзрослевшего меня, ты также по-настоящему не испугался. Ты смотришь на живых существ, как на траву и деревья, как на этот мир.

Ся Цин холодно усмехнулся, насмешливо отвечая:

— Похоже, я действительно потрясающий. Ты меня так описываешь, будто я следующую секунду прямо тут вознесусь и стану бессмертным, — под его ресницами ясно светились глаза, но выражение лица под растрепанными волосами было крайне безразличное, — Ладно, ты собираешься спать или нет?

— Ты действительно не собираешься найти себе тело? — спросил Лу Гуаньсюэ, отпустив взгляд.

— Я не хочу вселяться в мертвеца.

Лу Гуаньсюэ, казалось, погрузился в раздумья. Ся Цин мгновенно понял его мысли и тут же прервал:

— Не сходи с ума! Я также не хочу насильно захватывать тело живого человека!

— О, расскажи мне сказку.

После всего сказанного ранее, Ся Цин тоже смог успокоиться.

— Вместо того, чтобы рассказывать тебе о «Фермере и змее», я расскажу тебе историю о «Девушке-улитке». Надеюсь, истинная доброта и красота человечества очистит твою душу.

Но он запнулся в начале истории.

Какой там был сюжет у Девушке-улитки?

Поразмыслив некоторое время, Ся Цин решил импровизировать:

— Давным-давно жила-была маленькая улитка... Однажды она пошла к реке искупаться, и тут... кто-то подобрал ее раковину.

Лу Гуаньсюэ послушал немного и заметил:

— Разве у нее украли не одежду?

— Хорошо… у нее украли одежду. Затем она пошла искать свою одежду и нашла ученого.

Лу Гуаньсюэ тихо рассмеялся.

Ся Цин, нахмурившись, продолжил:

— Затем она осталась в доме ученого. Когда ученый уходил, она старательно убирала комнату и готовила для него. Когда ученый возвращался, она пряталась в банке. Ученый заподозрил неладное и тайком вышел из дома и вернулся только для того, чтобы обнаружить добросердечную девушку-улитку. С тех пор они жили долго и счастливо.

Лу Гуаньсюэ издал слабое “Хм” и открыл глаза.

— Так она не могла уйти, потому что учёный украл её одежду?

Ся Цин: «...»

Лу Гуаньсюэ кивнул и, не скрывая поддразнивание и насмешку в голосе, прокомментировал:

— Действительно, истинная добродетель и красота.

Ся Цин разозлился и воскликнул сквозь стиснутые зубы:

— Ты собираешься спать или нет?

Лу Гуаньсюэ без возражений закрыл глаза и больше ничего не сказал.

——

Примечание переводчика:

Сказка о девушке-улитке. (Информация взята https://m.vk.com/wall-139393875_479 )

Госпожа Тянь Ло (кит. 田螺姑娘, пиньинь - tiánluó gūniáng, буквально: «девушка-улитка») – дух улитки, покровительница моряков. Ее культ был широко распространен в провинции Фучжоу, особенно среди представителей народа танка (蜑家 dànjiā субэтнос ханьцев, иногда их называют «морскими цыганами»). Перед тем, как отправиться в плавание, они молились госпоже Тянь Ло о том, чтобы она уберегла их от бурь и невзгод, помогла им вернуться домой живыми и невредимыми.

В «Продолжении записок о поисках духов», или «Соу шэнь хоу цзи» (кит. 搜神后记, пиньинь - sōushén hòu jì), чье авторство приписывается Тао Юаньмину (365–427), приводится легенда о госпоже Тянь Ло.

Некогда жил-был один сирота, его звали Се Дуань (кит. 谢端, пиньинь - xièduān). Его отец и мать умерли, когда он был совсем маленьким. Се Дуаня воспитывала соседка до тех пор, пока ему не исполнилось 16 лет. Каждый день, от рассвета до заката, Се Дуань возделывал рисовые поля. Все в округе знали, что он – человек отзывчивый и добрый, и всякий раз приходили к нему за помощью. Многим нравились простота и трудолюбие Се Дуаня. Но ни одна девушка, из родных ли мест или дальних краев, не согласилась бы стать женой Се Дуаня, так как он был очень беден.

Однажды Се Дуань подобрал в канавке крупную улитку. Ее раковина была гладкой и блестящей, она ярко сверкала и переливалась в лучах солнца. Се Дуань никогда не видел таких красивых улиток. Он разглядывал ее с восхищением, никак не мог отвести от нее глаз. Се Дуань принес улитку домой и положил на дно большого кувшина с водой.

С тех пор, как улитка стала жить у Се Дуаня, он больше не чувствовал себя одиноким. Рано утром он наливал в бочку свежую воду и подолгу смотрел на улитку. Потом, словно очнувшись от грез, он поспешно отводил взгляд и говорил: «Тянь Ло, я пойду на рисовые поля». Поздно вечером, вернувшись домой, он подходил к глиняному кувшину и говорил улитке: «Тянь Ло, я вернулся».

Однажды вечером Се Дуань пришел домой и почувствовал запах еды. Много разных яств было на столе: рыба, приготовленная на пару, жареные овощи, суп и рисовая каша. Эти блюда словно готовили к его возвращению. Но кто же их приготовил? Се Дуань взглянул на очаг - огонь только что потух. Голодный и уставший, он не стал долго раздумывать и принялся за еду.

Прошел день, другой, третий. Всякий раз Се Дуань приходил домой и видел, что на столе его ждет обед. Се Дуань вспомнил соседку, которая заменила ему мать и заботилась о нем долгие годы. Он отправился к ней, чтобы поблагодарить ее за доброту. Но не успел он вымолвить и слова, как та накинулась на него с упреками, - мол, почему он не приводит к ней свою невесту? Се Дуань ничего не сказал, но понял, что улитка, которую он однажды подобрал в поле, оказалась не так проста. На следующий день он вернулся с поля раньше обычного и тихонько подкрался к окну. Се Дуань увидел красивую девушку в синей матерчатой юбке. У нее в волосах была терновая шпилька. В доме было прибрано, очаг вычищен до блеска. Она сходила в погреб, принесла овощей, поймала немного рыбы, затем развела огонь в очаге и высыпала из кармана горстку риса.

Се Дуань смотрел на девушку и не верил своим глазам. Он тотчас вошел и принялся расспрашивать ее о том, кто она и откуда. Тянь Ло ответила: «Меня послал сюда Тянь-ди (кит. 天帝, пиньинь – tiāndì, буквально: «Небесный владыка»). Он велел мне помогать тебе по хозяйству, - готовить, разводить огонь в твоем очаге. Я надеялась, что смогу подольше остаться с тобой; увидеть, как ты разбогатеешь, женишься и станешь жить без забот. После этого я бы вознеслась на небеса с чистой душой и сказала бы владыке, что сделала все как должно. Но теперь ты узнал, кто я такая, и я не могу остаться. Даже если ты пообещаешь хранить мою тайну, соседи рано или поздно обо всем догадаются. Поэтому я вынуждена покинуть тебя и вернуться в небесные чертоги».

Се Дуань не желал расставаться с Тянь Ло. Но сколько он ее ни уговаривал, она оставалась непреклонна. На прощание Тянь Ло сказала: «Когда я уйду, первые дни тебе придется нелегко. Возьми эту ракушку, - она заготовляет впрок зерно, и запасы ее неисчерпаемы. Тогда тебе не придется терпеть голод и лишения».

Пока Тянь Ло говорила, за окном поднимался ветер. Он крепчал, вскоре начался сильный ливень. Когда Тянь Ло умолкла, было слышно, как моросил за окном дождь. Ее дух пронесся по небу, словно легкое облачко, и исчез вдали.

Се Дуань разбогател, женился, сдал государственный экзамен и стал главой уезда. Но он не забыл о Тянь Ло и возвел храм в ее честь. Он стоит и по сей день как напоминание о небесной посланнице-улитке и ее доброте.

Со временем история о госпоже Тянь Ло распространилась в народе. Появилось множество различных версий этой легенды. Некоторые источники утверждают, что Се Дуань был рыбаком. Многие завидовали ему, пытались разлучить его с Тянь Ло, однако влюбленные преодолели все испытания и невзгоды. В конце концов, Се Дуань и Тянь Ло поженились, поселились на берегу реки и зажили мирно и счастливо.