Хроники выживания во дворце

[*鲛 (цзяо – морской змей, водяной дракон, русалка.) Мифическое существо, обитающее в море, чьи слёзы могут превращаться в жемчуг; также известно как «цзяожэнь» (蛟人).]
  
Ся Цин выбежал, вытащив систему, спрятавшуюся за красной колонной, и сразу перешёл к делу:

— Теперь я хочу услышать концовку Лу Гуаньсюэ! Быстро, объясни мне это ясно прямо сейчас!

Система мгновенно оживилась, взволнованно спросив: «Хозяин, ты передумал?»

— Нет, — мрачно ответил Ся Цин. — Я просто хочу знать, во что превратился этот идиот.

Система: «...»

Они оба сели на пол. Лазурное пламя системы мерцало на ночном ветру, когда она серьезно задумалась, прежде чем сказать:

— Хозяин, ты знаешь, почему мы выбрали кого-то на замену Лу Гуаньсюэ?

Недолго думая, Ся Цин ответил:

— Боишься, что он убьет вашего главного героя?

Система нервно заикалась: «Он... он не такой уж и страшный», — продолжая, она объяснила, — «На более поздних этапах Лу Гуаньсюэ должен влюбиться в главного героя и умереть, пытаясь спасти его. Но характер его персонажа слишком непредсказуем, поэтому мы подумали о том, чтобы привлечь душу, которая заменит его и будет следовать сюжету».

— Душа, которую притянули, — холодно заметил Ся Цин, — О, к счастью, я не согласился на это.

Система, еще более встревоженная, добавила: «На самом деле, с дальнейшим сюжетом довольно легко справиться. О, и я не до конца объяснила, кто такой Вэнь Цзяо. Помимо того, что он маленький принц Лян, он еще и чистокровный русал».

Ся Цин остолбенел:

— Чистокровный русал?

Система кивнула: «Да. В этом мире чистокровные русалки – бесценные сокровища. Они красивы, но хрупки, а их слезы превращаются в жемчужины. Дворяне гордятся тем, что держат чистокровных русалок в качестве домашних животных. Мать Вэнь Цзяо была изысканной русалкой, на которую король Лян обменял десять городов. Однако потомство русалок и людей обычно имеет смешанную кровь, в основном человеческую, поэтому никто не знает, что Вэнь Цзяо чистокровный русал».

«Сейчас ему шестнадцать, и у него скоро должен вырасти хвост. В оригинальной книге у чистокровных русалок также есть особенность издавать неповторимый аромат, а их пристальный взгляд может пробудить в людях самые первобытные желания. Первое преображение Вэнь Цзяо произошло на кровати Лу Гуаньсюэ. Ты можешь себе представить, насколько мелодраматичным это становится позже». 

Ся Цин: «…»

Система продолжила: «Лу Гуаньсюэ счел это забавным и заключил в тюрьму Вэнь Цзяо, подвергая его всевозможным издевательствам. И вот однажды Верховный жрец случайно увидел Вэнь Цзяо, спрятанного в потайной комнате, и влюбился в него с первого взгляда. Он начал планировать тайный побег Вэнь Цзяо из дворца. Конечно, Лу Гуаньсюэ не собирался просто сидеть сложа руки и наблюдать. Он всячески препятствовал этому. В конце концов, Вэнь Цзяо в панике сорвался со скалы и был спасен молодым господином из престижной столичной семьи. Вэнь Цзяо приняли за его мать из-за его внешнего сходства с ней, и впоследствии он был использован в качестве замены».

— ...Ясно.

Система вздохнула: «Мелодрама — главная тема. Поэтому на более поздних этапах роль Лу Гуаньсюэ в основном связана с ревностью, манипуляцией, заключением и мучениями Вэнь Цзяо, как физическими, так и эмоциональными. Все довольно просто. Тебе не хочется получить еще один шанс на воскрешение?» 

Прислонившись к величественной дворцовой колонне, Ся Цин действительно чувствовал себя измотанным. С закрытыми глазами большая часть его резкости исчезла, и он сухо ответил:

— Совсем не хочется.

Огонёк надежды системы мгновенно погас, раздалось унылое: «Ладно».

Пламя на нем заметно ослабло.

«Ну, тогда, хозяин, позаботься пока о себе. Я вернусь в главное божественное пространство, чтобы отдохнуть и подзарядиться».

Ся Цин, совершенно измученный, пробормотал:

— Иди.

Удивительно, но нет ни единого выражения нежелания! Система сказала с досадой: «Ох».

Поднялся ветер, заставив зазвенеть медные колокольчики на карнизах. Лунный свет был как дымка, прохладный как вода. Лазурное пламя медленно рассеивалось, словно иллюзорный сон.

Ся Цин, одинокий призрак, стал жить вместе с Лу Гуаньсюэ, не мешая друг другу.

Этот дворец назывался «башней Чжай Син», в честь фразы «До звезд можно дотянуться рукой». Он был высотой в сто чи, с видом на весь императорский город. Сейчас было начало марта, и в это время каждый год Лу Гуаньсюэ должен был оставаться на верхнем этаже башни Чжай Син в течение полумесяца, не имея права выходить наружу.

Вдовствующая императрица беспокоилась о его одиночестве и часто присылала к нему людей.

Но с тех пор, кроме первой танцовщицы, Ся Цин не видел, чтобы Лу Гуаньсюэ убивал кого-либо еще. Постепенно он заметил, что Лу Гуаньсюэ не испытывает тяги к убийствам и даже одержим чистотой, его сильно отталкивает кровь.

Вечера в башне Чжай Син всегда были оживленными, с молодыми красавицами, чарующей музыкой и танцами. В то время как молодой новый император, восседавший на высоком ложе, равнодушно наблюдал за происходящим, не выказывая ни радости, ни печали. 

Ся Цин, напротив, сидел на балке и с большим интересом наблюдал за происходящим. Он щелкал семечки дыни, аплодируя в захватывающие моменты. Каждый раз, когда это происходило, Лу Гуаньсюэ бросал на него холодный взгляд.

Конечно, Ся Цин просто игнорировал его.

За исключением того, что Лу Гуаньсюэ иногда впадал в неистовство из-за «заботы» вдовствующей императрицы, в остальное время он вел себя тихо. Тихо читал, тихо рисовал, тихо стоял на вершине башни Чжай Син, неподвижно глядя на пагоду напротив.

Пагода.

За обширным бамбуковым лесом Сяосян*, прямо напротив, возвышалась девятиэтажная пагода, излучавшая пурпурную ауру, ее крыша, украшенная глазурованной черепицей, создавала атмосферу таинственности и торжественности.

[*Бамбук Сяо Сян (潇湘竹) — это трогательная отсылка к любви. Согласно легенде император Яо решил выдать замуж двух своих дочерей, Эхуань (娥皇 – Волшебное сияние) и Нюинь (女英 — Цветущая Дева) за избранного приемника, в конечном итоге императоре Шунь, для проверки его добродетели и способности. В одной из версий император Шунь умер во время своего путешествия по стране в районе реки Сян. Жёны преодолели тысячи миль, чтобы найти своего мужа. Узнав, что Шунь мертв, они обняли бамбук и горько заплакали, их обильные слёзы, падая на бамбук у реки, навсегда оставили на нём пурпурно-коричневые пятна. Когда слезы закончились обе сестры погибли. Поэтому его называют «Бамбук Сяосян» или «Бамбук Сянфэй». Легенда гласит, что после смерти Эхуань и Нюинь превратились в богинь реки Сянцзян. Жители Чу оплакивали утрату и на горе Цзюнь построили надгробие и храм для двух женщин.

https://en.m.wikipedia.org/wiki/Xiangshuishen
https://www.qigushi.com/zgsh/38.html ]

Однажды Лу Гуаньсюэ вдруг спросил:

— Угадай, для чего предназначена эта башня?

Ся Цин огляделся, убеждаясь, что в зале больше никого нет, затем нерешительно ответил:

— Ты спрашиваешь меня? Я не знаю.

Лу Гуаньсюэ улыбнулся:

— Ты, умеющий предсказывать судьбу, не знаешь этого?

Ся Цин:

— ...Ты что, заболел?

Тонкие пальцы Лу Гуаньсюэ указали на перила, а родинка на веке излучала нежное очарование:

— Действительно, я тяжело болен. Ты догадаться.

Став призраком, Ся Цин почувствовал себя отстраненным от мирских забот, сохраняя вид превосходства, игнорируя его насмешки:

— Тебе следует меньше сходить с ума и убивать меньше людей; возможно, есть надежда на излечение твоей болезни.

Лу Гуаньсюэ проигнорировал его замечание, вздернул подбородок и сказал, смотря на пагоду:

— Внутри запечатан великий демон.

Ся Цин был ошеломлен:

— Правда?

— Зачем мне тебе лгать? — ответил Лу Гуаньсюэ.

Ся Цин подумал: «Наши отношения не такие уж и близкие, не так ли?» Но он не смог сдержать любопытства и спросил:

— Что это за демон?

Уголки губ Лу Гуаньсюэ слегка приподнялись:

— Демон, который приносит бедствия нации, сея хаос по всему миру.

Так страшно? Ся Цин пробормотал:

— Тогда это должно быть подавлено.

Лу Гуаньсюэ внезапно спросил непринуждённым тоном:

— Как тебя зовут?

Пока они мирно беседовали, Ся Цин инстинктивно ответил:

— Ся Цин, — сказав это, он заколебался, затем повернул голову и свирепо посмотрел на него, — Ты что, обманываешь меня?

Лу Гуаньсюэ опустил глаза и тихо сказал:

— В качестве любезности могу ли я назвать тебе свое имя?

— Я и так знаю, — презрительно произнёс Ся Цин.

Лу Гуаньсюэ слегка улыбнулся его словам и спросил:

— Где огонь рядом с тобой?

Ся Цин с величайшей злобой ответил:

— Если раскрыть секреты небес, то будешь уничтожен небесным дао.

Лу Гуаньсюэ: «О».

Ся Цин был немного озадачен:

— Почему с тобой сегодня так легко разговаривать?

В первую ночь юноша чуть не задушил его своими агрессивными и ироничными замечаниями.

Лу Гуаньсюэ, с лицом, прекрасным, как нефрит, избавился от зловещей и ленивой ауры, сделав её чистой и прозрачной, как кусок стекла. Он улыбнулся и сказал:

— Чувствую себя слишком одиноко.

— Что? Тебе одиноко, хотя сюда каждый  день приходят люди?

— Для меня люди опаснее призраков, — сказал Лу Гуаньсюэ.

Ся Цин замер на долю секунды.

Лицо Лу Гуаньсюэ было бледным, а уголки его губ казались неописуемо хрупкими. Поджав губы, он произнес:

— Эта женщина хочет убить меня.

— ...Вдовствующая императрица? — осторожно спросил Ся Цин.

— Да, — кивнул Лу Гуаньсюэ, — Я не являюсь ее биологическим сыном. Из-за скудости императорской линии и борьбы за власть между принцами, в конце концов, остался только я, так что я взошел на трон естественным путем. Однако из-за моего слабого здоровья брат вдовствующей императрицы. исполняет обязанности регента.

Ся Цин с сомнением посмотрел на него.

Взгляд Лу Гуаньсюэ упал на точку вдалеке, в его глазах была глубокая усталость. Затем улыбка тронула его губы:

— Теперь дети ее старшего брата, принца-регента, выросли, и она намерена избавиться от меня.

Ся Цин осторожно наблюдал за Лу Гуаньсюэ, признавая, что его нынешняя хрупкая внешность … вполне способна одурачить людей.

— Почему ты вдруг рассказываешь мне все это?

Лу Гуаньсюэ склонил голову набок и улыбнулся:

— Потому что я могу рассказать только тебе.

Ся Цин подумал про себя: Обманщик.

О, разве он не призрак?

Хотя он и не понимал намерений Лу Гуаньсюэ, Ся Цин был призраком, беззаботным призраком, не привязанным к миру смертных, поэтому он не особенно его боялся.

После последнего разговора напряжение в их отношениях несколько ослабло. Иногда, когда Лу Гуаньсюэ читал в одиночестве, он время от времени беседовал с ним.

Увидев слово «русалка», Ся Цин вспомнил слова системы перед тем, как исчезнуть, и не смог удержаться, чтобы не задать пару вопросов:

— Действительно ли русалки умеют очаровывать людей?

Лу Гуаньсюэ на мгновение задумался, затем тихо усмехнулся и сказал непринужденным тоном:

— Может быть.

Ся Цин пролистал книгу под названием «Сборник Дунчжоу», в которой описывалась история русалок с момента их прибытия в мир смертных до их пленения.

Когда-то русалки были мифической расой, на протяжении поколений жившей на краю огромного и далекого Небесного моря и посвятившей себя служению «Истинному Дракону».

Предки царства Чу жаждали драконьего мяса в своих поисках бессмертия, собирая смертных даосов и отправляясь в далекие экспедиции, вторгаясь в места обитания морского народа. 

Детали процесса неясны, но результат очевиден. Предки не обрели бессмертия; вместо этого они жестоко погибли по возвращении.

Верховный жрец царства Чу полагал, что все это произошло из-за действий русалок; клан сверхъестественных существ обладал слишком большой злобной энергией. Поэтому вскоре издали указ, согласно которому русалок сделали “рабами”, превратив их в самых низших существ.

С тех пор мужчины стали рабами, а женщины – проститутками, с которыми из поколения в поколение обращались как со скотом. 

Чтобы помешать русалам сбежать и вернуться домой, они даже возвели «стену» на пути к Небесному морю.

Стена простояла сотни лет.

На протяжении столетий мир претерпевал колоссальные изменения, и чистокровные русалки становились все более редкими, в то время как полукровок становились все больше. «Чистокровность» русалок определялась их пробужденной родословной, которая проявлялась после рождения. Пробуждение было даром «Истинного Дракона» и не имело ничего общего с биологическими родителями. Однако из-за примеси человеческой крови немногие из потомков, рожденных в союзах людей и русалок, пробуждают «чистокровность».

Ся Цин подумал: «Царство Чу — поистине страна бандитов».

— На что ты смотришь? — спросил Лу Гуаньсюэ

Ся Цин покачал головой, небрежно ответив: “Ничего”. Но история этого мира такова, что люди унижают и топчут русалок, не проявляя милосердия даже к себе подобным. Обычно целые народы подвергались уничтожению, а города - резне, а из-за гнева императора лилась кровь.

Лу Гуаньсюэ не привык, чтобы от него отмахивались. Он протянул свои тонкие пальцы и выхватил у него “Сборник Дунчжоу”.

Ся Цин был поражен его поступком и в панике пролистнул страницу, в итоге оказавшись на неподходящем разделе.

Дунчжоу был самым близким местом к Небесному морю. В “Сборнике Дунчжоу” не только задокументирована история русалок, но и записаны различные чувственные легенды о них. На этой странице рассказывали о знаменитых куртизанках-русалках из разных уголков Дунчжоу, используя очень вульгарные выражения, такие как “губы цвета киновари и нефритовые подушки*“ и “совершенное творение природы*”.

[*朱唇玉枕 — идиома означающая, что руки белы и нежны, как нефрит, что тысячи людей готовы опираться на них; а губы прекрасны, как киноварь, что тысячи людей готовы их целовать.
*妙器天成 — идиома может относится человеку и означать, что он одарённый, изначально благословлённый небесами, прирождённый для великого.
Такой человек — как драгоценный сосуд, созданный Небом — с великим потенциалом и редкой душой. Или же может описывать нечто естественно прекрасное, без следов усилий — как идеал Дао: совершенное без искусственности, но в данном контексте означает – тело высокого качества и естественного совершенства.]

Лу Гуаньсюэ взглянул на это, слегка усмехнулся и небрежно сказал:

— Они не так уж и не правы.

Ся Цин потерял дар речи.

Что ж, в этом был смысл. Лу Гуаньсюэ, как император царства Чу, повидал и испытал все. Но их отношения были недостаточно хорошими, чтобы обсуждать такие запретные темы. Ся Цин предпочёл промолчать и взял другую книгу. Однако Лу Гуаньсюэ не отпустил его:

— Тебя интересуют эти вещи?

Ся Цин подсознательно возразил: “Невозможно!” Это было правдой; он был равнодушен к отношениям с юности, живя как старый монах в медитации. Он соблюдал целибат даже в колледже, где его соседи по комнате спешили помочь ему записаться на прием к урологу, опасаясь, что он может оказаться импотентом.

Лу Гуаньсюэ взглянул на него с блеском в глазах.

— Понятно.

Ся Цин снова был недоверчив.

— Что именно ты так уверен тебе понятно?

Лу Гуаньсюэ ухмыльнулся.

— Понятно, что ты все еще девственник.