14
На этот раз Эйроку действительно некуда было бы идти, если бы его снова бросили. Он старался не быть высокомерным, как во время второй беременности. Он не набрасывался на слуг, которые приносили ему еду, и не морил себя голодом. Он старался жить тихо и послушно, насколько мог.
Но было совсем нелегко делать то, чего он никогда в жизни не делал. Он слишком часто резал пальцы, пока чистил картошку, так что суп в итоге закипал с его кровью. Он рвал свою одежду в клочья, пока стирал. Ему требовался целый день, чтобы разжечь костер на кухне, а иногда он ударялся головой во время уборки и получал синяк. Тем не менее, он все равно справлялся.
Клоф приходил раз в день. Он оглядел каюту, не говоря ни слова, и проверил, все ли в порядке у Эйрока. Пока Клоф проверял, в безопасности ли его омега, ночевала, Эйрок был слишком нервным, чтобы что-то сказать, и просто стоял и тоже наблюдал за Клофом.
Клоф всегда выглядел как герой из северной мифологии. Он выглядел как интеллигентным в своей сдержанной одежде, но все еще выглядел сильным, как альфа, и он мог страстно обнять его, когда у него начиналась течка. После всего, что произошло, иногда Эйрок пугался и грустил, но он все еще был счастлив. Иногда, когда их глаза встречались, Эйрок неловко улыбался. Тогда Клоф нахмурился, как будто обиделся, и посмотрел на него.
«У тебя действительно нет чувства собственного достоинства…»
Эйрок уже знал, как Клоф его назовет, даже не услышав. Было время, когда Эйрок был полон ревности и открыто оскорбил Клофа, сказав, что если у него нет чувства собственного достоинства, то он не человек, а насекомое. Было время, когда Эйрок пытался отругать его любимую жену, и Клоф, который тогда был его женихом, вмешался, поэтому Эйрок отругал его.
Клоф все это помнил. У него, должно быть, очень хорошая память.
Эйрок только улыбнулся.
На следующий день Эйрок проснулся поздно и посмотрел на свою неудивительно пустую сторону. Он открыл глаза некоторое время назад, но не вставал, поэтому он отряхнул скомканную простыню под своим тяжелым весом. Беременность была неплоха. На самом деле, она была хороша, потому что Клоф приходил часто. Но с другой стороны, он боялся. Рожать всегда было больно, и ему пришлось отпустить ребенка, даже не попрощавшись. Он крепко обнял одеяло, которое все еще хранило остаточный запах альфы, и сделал глубокий вдох.
Через некоторое время он встал с кровати. Он был настолько голоден, что ребенок, вероятно, расстроился и громко пинал его живот.
«Подожди немного. Тебе нужно набраться терпения».
Вероятно, с вчерашнего вечера осталось две жареные картофелины. Его следует съесть, пока они не испортились.
Когда он попытался встать на обе ноги, он снова упал под кровать. Ноги подкосились, в них не осталось сил. Он болезненно приземлился на ягодицы, и живот тоже болел. Ребенок, должно быть, тоже был удивлен, пинание прекратилось. Эйрок застонал и снова встал.
В этот момент что-то горячее пробежало между его бедер. Его лицо покраснело от вида слегка кровавой, липкой субстанции. Он мог учуять запах альфы, смешанный с его собственным запахом сквозь резкий запах. Он вытер между ног старой тряпкой, которая служила полотенцем, потирая внезапно покрасневшее лицо. Затем он начал есть картошку, которую вытащил из кострища.
«Сегодня они очень вкусные. Ты так не думаешь?»
Ребенок лихорадочно задвигался, словно отвечая на вопрос. Эйрок громко рассмеялся, сам того не осознавая.
Он умылся водой, набранной из ручного насоса. Было жаль терять запах Клофа, но если он не помоется, у него потом заболит живот. После умывания он внезапно почувствовал усталость и лихорадку от остаточного воздействия жара, поэтому он забрался в кровать и лег. Запах Клофа все еще держался на простынях. Эйрок почувствовал себя счастливым. Слегка прижавшись щекой к простыне, он закрыл глаза и уснул. По мере того, как беременность прогрессировала, он чувствовал только усиление усталости и сонливости.
Когда Клоф зашёл без сомнений, Эйрок высказался об этом факте. Его тело стало странным, и он все время засыпал. Даже когда он уже пережил достаточно беременностей, в тот раз это было немного ненормально, сказал он с легким смехом. Это было просто то, что он сказал, чтобы развеять неловкую атмосферу, возникшую после их рассмотрения полового акта, но, похоже, это не сработало. Клоф посмотрел на него приведенным голосом, и Эйрок смутился. Клоф посмотрел в его сторону, не особо отвечая.
«Чего вы хотите на этот раз, граф?»
Клоф произнес произнесенным голосом, заставив Эйрока почувствовать себя неловко. Он чувствовал, что снова ведет себя неподобающе. Он быстро покачал голову, опасаясь получить еще один высказывание, которое начинается со слов «Ты действительно смеешь не знать свое место».
«Я ничего не хочу. Я просто хотел об этом упомянуть. Я удовлетворен тем, что есть сейчас».
Его темно-каштановые глаза сверкали интересом, но когда Эйрок улыбнулся, они быстро превратились в недовольство. Он так презирал улыбку Эйрока. Но Эйрок всегда неосознанно улыбался, и воздух всегда становился холодным. С этим просто ничего нельзя было поделать.
Иногда Клоф рассеянно смотрел на него. Но он ничего не говорил. Когда он смотрел на него таким образом, Эйрок не знал, как ему реагировать, поэтому он просто сидел неподвижно с тонкой улыбкой, глядя на него в ответ.
Иногда, почти незаметно, Клопп наблюдал мимолетной улыбкой. Когда это случалось, Эйлок почувствовал, как колотится его сердце. Кончики его пальцев дрожали, поэтому он намеренно схватил подол рубашки и скомкал его. Он хотел продолжить смотреть эту улыбку, но не хотел, чтобы Клопп заметил его румянец, поэтому он намеренно отвернулся.
«Это я чувствую себя некомфортно».
Клоф встал, оставив непонятные слова, и ушел без каких-либо действий. Он мог бы остаться еще немного.
Оставшись один, Эйрок задумался, что делать в центре хижины, которая внезапно превратилась в зиму. Он немного пошевелил замерзшими пальцами ног, затем встал и бесцельно прошел по пустому пространству. Он схватил картофелину со стола и положил ее, а затем протер спинку пустого стула, который Клоф забыл задвинуть на место. И мельком увидел себя в пыльном зеркале, висевшем на стене.
Его непослушные волосы отросли довольно долго. Волосы, которые он подстриг, когда в последний раз возвращался в Хижину, теперь были достаточно длинными, чтобы пройти через плечо. Его некогда золотистые и блестящие волосы теперь были тусклыми и уродливыми. Когда он взглянул на свое лицо, он заметил, что его щеки впали, а глаза потеряли блеск. Эйрок слабо улыбнулся без намека на высокомерие. Он чувствовал себя неловко, глядя на свое отражение, но также чувствовал себя немного знакомым с ним. Через какое-то время он понял, на кого похож человек в зеркале.
Ах. Эта улыбка Клофа была адресована не мне.
У него болела грудь.
Прошло время, и пришло время рожать третьего ребенка. Пришла акушерка, которая помогала ему при предыдущих родах. В отличие от первых двух, этот ребенок появился на свет в каюте. Боль была настолько невыносимой, что ему казалось, что он сейчас умрет. Акушерка немедленно перерезала пуповину и завернула ребенка в мягкую ткань, даже прежде чем он успел издать первый крик.
Эйрок уже привык к этому в свою третью беременность, он просто наблюдал за ребенком своим уставшим телом. Акушерка передала ребенка его отцу, который ждал снаружи.
Это был их третий ребенок и второй ребенок омеги. Ребенок также был первой дочерью Клофа. Клоф был в восторге и улыбался от радости. Эйрок посмотрел на ребенка своим онемевшим телом и обнаружил, что неосознанно улыбается, глядя на эту сцену. Клоф, который оставил мягкий поцелуй на маленькой, круглой и красной головке ребенка, повернул голову к Эйроку. Клоф улыбнулся немного шире, когда увидел морщинистую улыбку Эйрока, которая теперь была ему знакома настолько, что казалась почти приветливой.
«Хорошая работа».
Глаза Эйрока моргнули. Приветствие было настолько неожиданным, что он хотел отреагировать более восторженно, но его тело не слушалось. В мгновение ока глаза Клофа метнулись в сторону Эйрока, прежде чем он повернулся и забрал ребенка.
Эйрок в любом случае не ожидал, что сможет увидеть ребенка, но он все равно грустил каждый раз, когда смотрел вслед уходящему Клофа. Сын Омега, сын Альфа и дочь Омега. У Эйрока уже было трое детей, но он никогда не знал их имен.
Даже если это падшая семья, было бы неплохо дать хотя бы одному из них второе имя «Тейвинд». Но этого, скорее всего, не произойдет.
Эйрок устало закрыл глаза.
В отличие от предыдущего раза, на этот раз акушерка, по крайней мере, проявила искренность, поменяв грязные простыни. С помощью не слишком ласковой акушерки Эйрок помылся и лег в постель. Обезболивающие и воду поставили рядом с его кроватью. Раньше такого не было, но теперь он не мог терпеть боль, не приняв лекарство.
Акушерка грубо очистила грязный пол и ушла, не сказав ни слова приветствия. После этого Эйрок остался один, подавленный и дрожащий от беспокойства. Он боялся, что когда снова откроет глаза, то увидит холодный каменный пол. Его веки опускались, но он не мог удержаться от того, чтобы снова и снова открывать глаза.
Захрипев, Эйрок вскоре потерял концентрацию и отключился. Через некоторое время, когда он понял, что спит, он вздрогнул и открыл глаза от удивления. Он издал глубокий вздох облегчения, когда увидел знакомый потолок каюты. На мгновение он почувствовал, что сейчас заплачет, но крик достиг только горла и утих. Что-то горячее обожгло и продолжало течь по его горлу.
Визиты Клофа резко прекратились на следующий день после родов.
Он, должно быть, занят воспитанием ребенка. У него также будет много работы в качестве перспективного экономического бюрократа. Ему не было нужды приезжать сюда.
Чтобы избежать разочарования, Эйрок промыл себе мозги и погрузился в различные дела в каюте.
Теперь он был довольно искусен в чистке картофеля. Он также стал лучше шить. Он научился ухаживать за цветником перед хижиной и чистить камин. Лучше было заниматься разными делами, чтобы не думать ни о чем другом.
Он вычистил покрытый сажей камин и соскреб весь пепел, вывалив его в цветник. Он принес воды из колодца и отскреб пыльную хижину. На этот раз он даже был достаточно искусен, чтобы постирать одеяло отдельно. Зашивая свою рваную одежду, Эйрок смотрел в окно. Иногда, когда шел дождь, слушая прекрасный звук падающих капель, день пролетал быстрее.
По мере того, как он становился более опытным в домашнем хозяйстве, у него появлялось больше свободного времени. Он был слишком свободен. Он думал, что было бы неплохо иметь книги или инструменты, но потом понял, что у него много свободного времени, поэтому он может попробовать сделать их сам. При мысли о том, чтобы что-то сделать, его мрачное настроение внезапно поднялось.
«Посмотрим. С тем, что у меня есть сейчас, я не смогу сделать скрипку или гобой. Пианино невозможно. Хм. Если бы у меня были ручка и бумага, я бы мог хотя бы что-то написать. Использовать кровь в качестве чернил на простынях — это слишком. Думаю, есть только один возможный вариант. Сделать это в одиночку сложно, но не невозможно».
Он вышел на улицу и подобрал несколько камешков одинакового размера. Он тщательно начертил на них узоры углем из костра, затем нарисовал сетку на столешнице. Он создал немного недостающую, но все же хорошо сформированную шахматную доску.
«Все просто, не правда ли?»
Неосознанно он заговорил с ребенком, поглаживая его живот рукой. Но его живот теперь был плоским, весь жир на животе уже давно исчез. Он положил руки на стол в разочаровании. Но это продолжалось недолго, вскоре Эйрок проигрался в шахматы.
Играть в теневые шахматы против самого себя было довольно сложной игрой. Ему приходилось сильно концентрироваться, и он мог быть погружен в нее весь день. Это было чистое наслаждение, которого он не испытывал уже давно. Эйрок был довольно искусен в шахматах. Было немного больно использовать голову, которая не использовалась некоторое время, но прошло так много времени с тех пор, как он в последний раз получал удовольствие от игр, что это заставляло его напевать песни. Иногда он жестикулировал пальцами скрипки в воздухе, обдумывая свой следующий ход.
«Эйрок Тевинд, ты довольно силен. Тебя нелегко победить. Этого и следовало ожидать. Однако не забывай, что я брал уроки у чемпиона по шахматам».
По привычке он продолжал разговаривать сам с собой. Никто не слушал, поэтому он не чувствовал себя неловко.
После рождения троих детей кожа на его лице стала толще, но это не имело значения. У него больше не было внешнего вида или обязательств, которые нужно было бы поддерживать. Так что это было бы нормально.
Затем он смело лег лицом вниз на стол. Это был акт бунта, которого он никогда раньше не совершал, так как всегда держал спину и плечи прямо, а голову высоко. Он от души рассмеялся, хотя шахматные фигуры были расставлены. Он спрятал лицо в руках и рассмеялся. Когда он поднял глаза, то встретился взглядом с Клофом, смотрящим на него с другого конца комнаты. Он посмотрел на Эйрока, который застыл, все еще с ярким выражением лица, его хаотичная шахматная доска и камешки лежали рядом с ним. Клоф что-то ему пробормотал.
«А у тебя вообще есть сердце? Когда и что тебе нужно пережить, чтобы тебе стало больно и ты горько заплакал?»
Эйрок был очень озадачен. И он не понимал. Что нужно пережить, чтобы получить травму? Разве это не то, что сам Клоф знал лучше всего? Он был превращен в тряпки всеми мыслимыми способами, физически и умственно, даже духовно. Он почти думал, что заплатил всю цену за свои предыдущие грехи.
Когда его семья распалась, и он стал омегой, он уже потерял свою гордость. Много раз он чувствовал себя таким несчастным и обиженным, что даже не мог поверить в реальность происходящего. Он продал себя за кусок хлеба и чувствовал себя таким несчастным, что почти сошел с ума. Было также время, когда он даже думал бросить все, поскольку не было никакой надежды. Увидев Клофа, который демонстрировал разочарование, Эйрок собрал свою улыбку и заговорил.
«Мне тоже было больно».
«Как? Когда ты просто смеёшься от радости? Моя жена плакала от отчаяния, он медленно гниёт в земле, а ты почему так весело смеёшься и играешь?»
Эйрок был еще больше сбит с толку его словами. Хотел ли Клоф, чтобы он просто тупо уставился в воздух? Он не знал, что сказать, поэтому просто оглядел комнату и слегка сжал руки.
«Если вы не хотите, чтобы я играл в шахматы, я не буду в них играть».
«Это не игра в шахматы! У тебя вообще есть сердце? У тебя вообще бьётся сердце в груди? Как ты можешь так смеяться, даже если живёшь такой жалкой жизнью после того, как у тебя забрали детей? Ты просто пытался вызвать у меня сочувствие, когда прыгал в реку?
Эйрок замер. В мгновение ока Клоф сократил расстояние между ними и схватил Эйрока за шею, рыча. Эйрок не находил слов.
«Я тебя не обманывал. Мне в тот момент действительно хотелось умереть…»
Что бы он ни говорил, Клоф его не слушал. Эйрок видел себя ошеломленным в глазах Клофа, которые пылали сильным гневом. Эйрок неосознанно расслабил лицо. В этот момент Клоф с отвращением усмехнулся.
«Ты всегда смотришь на людей свысока с этой своей высокомерной улыбкой. Ты такой благородный аристократ. Ты как демон голубых кровей, который ни разу не пролил ни слезинки».
Он улыбался не потому, что хотел. Это был просто бессознательный акт, способ подавить свои эмоции, которые он не мог контролировать. Но Клоф так не считал.
Будучи наследником престижного графа, Эйрока с самого раннего возраста готовили к тому, чтобы он воплощал благородство до самых костей. Он всегда держал голову высоко, никогда не проявлял чрезмерных эмоций и всегда носил слабую улыбку.
Плакать также было строго запрещено. Это было так же естественно, как дышать, есть и спать. Это не несло никакого существенного смысла; это была просто традиция и манеры. Из-за этого дворян иногда называли среди простолюдинов бесчувственными, хладнокровными демонами. Но Эйрок не думал, что Клоф, который тоже был дворянином, будет критиковать его за это.
Он и Рафаэль искренне выражали свои эмоции друг другу, в отличие от дворян. Вместо того, чтобы быть утонченными и непрямыми, независимо от того, что говорили другие, они прямо признавались в своей искренней любви. Даже когда люди смотрели, влюбленные часто шептались друг с другом, как это делают простолюдины. Это делало двух влюбленных очень очаровательными, и они заставляли ревновать дворян, которые любили друг друга безответно.
Даже когда Эйрок проглотил свою гордость и использовал тенденцию альфа-альфа и омега-омега как предлог, чтобы попросить Клофа переспать с ним всего одну ночь, Клоф не отреагировал как благородный. Вместо этого Клоф был сбит с толку и стал серьезным.
– Сохрани свое декадентское и развращенное поведение в своем смешанном с запахами поместье, которое делает нос гнилым. Ты как свинья в течке.
После этого оскорбления он отправился на поиски Рафаэля. За ними наблюдали другие дворяне, и достоинство Эйрока упало на землю. Но даже тогда Эйрок лишь слабо улыбнулся и вышел из комнаты с бледным лицом.
Даже сейчас он не мог ничего сделать, кроме как рассмеяться. Однако выражение лица Клофа становилось все более враждебным, и казалось, что он скоро набросится на него. Не в силах оказать сопротивление, когда его хватают за шею, Эйрок спросил слабым голосом, слегка дрожа.
«Ты хочешь, чтобы я плакала?»
"Что?"
«Если я заплачу и покажу свои слезы, ты поймёшь, что мне тоже больно?»
Когда Эйрок спросил об этом, Клоф громко рассмеялся, обнажив зубы. Он усмехнулся Эйроку, сказав: «Как ты смеешь говорить о боли собственными устами», и в конце концов издал холодный смешок и сарказм.
«Можешь попробовать. Когда ты даже не плакала во время родов».
Один взгляд на Клофа заставил сердце Эйрока сжаться так, что он почувствовал, как что-то поднимается к горлу. Его глаза стали горячими, но сколько бы он ни ждал, слезы не текли. Вместо этого его лицо исказилось, и он попытался издать рыдающий звук, но в итоге слезы так и не вышли. Он был в отчаянии.
«Ты действительно играешь с людьми до самого конца. Ты чертов демон».
Оставив эти резкие слова, Клоф отпустил шею Эйрока и сметал собранные Эйроком камешки. Он отвернулся и ушел с холодным взглядом.
Остаток дня Эйрок не собирал рассыпанные камешки. Он только попытался пролить слезу. Странно, но слез не вышло. Почему слезы не текут, когда мое сердце так сильно болит? Позже он проколол себе глаза, чтобы выдавить свои физиологические слезы, прежде чем хоть несколько капель наконец смогли упасть. Он не знал, что с ним не так.
Почему не было слез?
Если кто-то чувствовал грусть или боль, слезы должны были течь естественным образом. До сих пор он думал, что сдерживает слезы. Даже когда его глаза становились горячими, он думал, что насильно проглатывает их обратно в горло. Теперь он понял, что не сдерживает слезы, а полностью утратил способность плакать. Возможно, его слезные протоки сломались из-за пренебрежения. Даже когда он был в таком отчаянии, что хотел умереть, он не проливал слез. Как и сказал Клоф, как тот, кто не плакал, даже когда он испытывал мучительную боль родов, словно его кости растягивали заживо, сможет ли он плакать сейчас? Он старался изо всех сил, но в конечном итоге потерпел неудачу.
Было ли это признаком того, что он становится демоном голубых кровей? Он не мог знать наверняка.
.....