Даша

Прошло несколько дней. Я вернулся из магазина и пил пиво под всякие клипы. В комнате - как всегда - бардак и ощущение безысходности. На столе угрожающе возвышается межконтинентальная ракета «Черниговского», готовая нести страх и разрушение. Открытая пачка сухариков, спички, карандаш, целлофан от булочки с вишней, наушники, мелкие деньги, чашка с черными кругами от заварки. Забавно осознавать, что с каждой секундой эти предметы стареют и потихоньку невидимо разлагаются. Только что они были на «только что» моложе, и с этим совсем ничего нельзя поделать. Остаётся наблюдать за увяданием. На такие мысли наводят бутилированные наркотики. Клипы что-то уже надоели, и захотелось более сложного контента. Я включил «Незнайку на Луне». Не надо, кстати, недооценивать этот мультик. Реально интересная история о диктатуре олигархии. Под сухарики и «чернягу» приходит полное, более собранное осознание этого произведения, не то, что под чай. Вдруг проскочила мысль написать Даше. Она точно придёт, потому что первый шаг был сделан. Первый шаг был… Внезапно я проснулся. Оказалось под «Незнайку» я придавил хрюшу на несколько часов. Было уже давно за двенадцать - ночь властвовала безраздельно. Я поднялся с койки с небольшим головокружением, глаза медленно отвыкали ото сна, в ногах ощущалась слабость, как при ОРВИ. Ледяная вода на проклятых умывальниках бодрила, переносила мыслями в Северный Ледовитый океан. Я выдернул крючок из дверцы холодильника. Там была начатая бутылка «Хлебного удара». Опа… Тут я вспомнил, что хотел написать Даше. Через полчаса она уже была здесь.

Я налил яд в «тюльпаны», достал закуску. Стол намного проще предыдущего, но и атмосфера была уже другая – может более бедная, или более понятная. Мы опять разговариваем и смеёмся, я заигрываю с ней. Медленно, ненавязчиво, осторожно. Может быть даже несмело. Прикосновения не должны спешить. Нам и торопиться, в принципе, особо некуда. Разве что успеть всё до рассвета, потому что я лично рассветы ненавижу. Я сгораю от них, как вампир. Всю ночь я сходил с ума от жажды крови, бегал по городу и кусал всех подряд, творил страшные преступления и не стыдился выпускать наружу свои желания. Бедные жертвы кричали от ужаса, их вопли доносились из подворотен, но никто не пришёл им на помощь, потому что крик в темноте звучит куда страшнее и мистичнее, чем крик при свете. И я могу здесь чудить что угодно – я практически всемогущий. Только с одним условием – до рассвета я должен уснуть. Хоть за одну минуту до него, но должен. Повиснуть вниз головой и закрыться плащом. Если я этого не сделаю, то солнце осветит все мои преступления. Все мои укушенные жертвы оживут, встанут и начнут ржать. Потому что солнце сожгло мой плащ, высушило мои мышцы, сделало хрупкими мои клыки. Я голый и слабый, а вокруг все стоят и ржут надо мной, их просто распирает от смеха, который становится всё громче и громче, а солнце тем временем выше и выше. И вот я не могу уже терпеть это, рассыпаюсь пеплом и умираю в позоре. Вроде как от смеха ещё никто не умирал. Наглое враньё. Смех убивает. Что-то меня попаяло.

Мы с Дашей по-прежнему мило общаемся под этил. В комнате как всегда приятный приглушенный свет, в полумраке каждое слово и движение особенно. Я уже ощущаю внутри небольшую дрожь. Водка очень сильно дала в голову, и мысли стали смелее. Мы целуемся так же круто, как это было впервые, хотя теперь ещё лучше. Она немного кусает губы, как будто торопится. Я задираю её топик, она стягивает с меня футболку. Показалось идеально белое тело, которое я не представил бы, глядя на неё днём. Магическое, офигенное тело. Лучшее из тел. Оно, как снег Эвереста, который безумный альпинист поглаживает перчаткой, упав на бок от бессилия на самой вершине горы. Там – внизу - снег абсолютно другой, хотя такого же цвета. Люди, оставшиеся у подножия горы, никогда не поймут, какой он. Я как будто на секунду уснул и проснулся. Это всё ещё я, и это всё на самом деле происходит. Я всё ещё здесь, я в общаге, я, я, я… Промелькнула мысль, что с водкой был перебор. Что это такое? Чей-то странный сон от первого лица. Так это же мой сон… Нет, даже не сон – просто с водкой был перебор. Я уже думал об этом. Значит всё на своих местах. Мы уже были полностью голые. Когда ей становилось слишком больно, она сжимала в руке уголок подушки и шептала «подожди, подожди». Так было долго, но не бесконечно. Потом я чувствовал её так, как никого раньше. В комнате было достаточно темно, но я видел её. Она отражала мягко падающий свет неоновой ленточки. Даша боялась, что нас могут услышать соседи, но мне было всё равно. Я знал, что тут все вымерли, как динозавры. Всё ещё не верилось, что она со мной. Этот снег не таял в руках.

Я чувствовал сильную усталость и сушняк. Начало становится прохладно, и мы укрылись одеялом. Мне в спину упирался ледяной уголок железной койки. Сквозь колыхающиеся ветки клёна еле-еле попадал на соседнюю койку бледный свет прожектора с верхней улицы. Через двойное стекло ветер было чуть слышно. Воздух в комнате был тягучий, как слюна. Кажется, мы лежим в террариуме, и всё это искусственно сделанный интерьер. Чей-то пластилиновый проект, в котором двое студентов застряли навечно, не осознавая этого. Хотя такое чувство у меня появлялось и раньше. Нет, даже не так. Это чувство здесь не пропадает, просто иногда забываешь о нём. Даша что-то говорит, но я не особо её слушаю. Мне тяжело сказать хоть что-нибудь, и я просто с ней соглашаюсь. Именно сейчас я понял, как далёк от неё на самом деле. Мы с ней просто незнакомые люди, которые взаимодействуют. У нас нет ничего, кроме этой железной койки, темноты и половых признаков. Она хочет поговорить, а у меня такой сушняк, что даже губами тяжело пошевелить. Но может не в этом дело, а в том, что я боюсь вникнуть в чью-то жизнь, переболеть ею, начать сочувствовать, начать понимать и проживать её мысленно. Этот сушняк сжал всё внутри, и там не осталось места для ещё одной души, а моей там тесно, как в вакуумной упаковке. Пару часов назад она была древней богиней, вышедшей из дверей ночи с факелом в руке. Много тысяч лет она ходила голая в темноте, и наконец-то пришла сюда – ко мне. А сейчас она Даша, которую я не знаю, хоть и видел больше всех остальных. Внезапно она заплакала. Это было неожиданно и как-то резко, сразу.

-Что случилось?

Даша закрыла руками лицо, из под ладоней катились слёзы.

-У меня мама сильно болеет.

-Что-то серьёзное?

-У неё рак.

В этот момент во мне что-то почернело. Я перегнулся через низкое ограждение и полетел вниз. Не знаю, что говорить в таких случаях, и никогда не знал. Горло пересушило ещё больше, падение было медленным и безразличным. Я пытаюсь собраться с мыслями и сказать слова поддержки, сказать то, что она хочет сейчас услышать, но не знаю как. Мне намного легче говорить дурацкие фразы по типу «есть планы на вечер?» или «может ко мне?». Но слова поддержки это невыносимо тяжело, почти невозможно. Я недолго помолчал, потом обнял её и сказал: «Всё будет хорошо». Это всё, что я смог найти в себе. Всё, что оставил сушняк.