Часть 8
Когда Элеонора проснулась, она улучила момент для себя, закутавшись в одеяла, пока пыталась собрать воедино события прошлой ночи. Детали были расплывчаты, затумененны опьянением от вина и усталости, но одна вещь, которая была высечена в её памяти, была о том, как Джордж смотрел на неё. Как это заставляло её нервничать и беспокоиться, по какой-то причине, которую она не могла до конца понять.
Его глаза встретились с её, затем опустились на губы. Твёрдая рука на её спине, пока кончики его пальцев, дразня, скользнули по коже, прямо под подолом рубашки, и именно тогда её воспоминания затуманились. Она не могла точно вспомнить, почему отстранилась, но хотела, чтобы он притянул её к себе, прежде чем она это сделала. Желала, чтобы он сделал что-нибудь, но она не была совершенно уверена, что именно.
Они только танцевали, но если бы девочки её спросили, Элеонора сказала бы что-то другое. Что они разговаривали, попивая воду, в ярком свете кухни, прежде чем вернуться в свои спальни. Это было недалеко от истины. Но она так смущалась этого.
За завтраком они были похожи на два проплывающих мимо корабля – лишь украдкой бросив взгляд друг на друга, пока одна тянулась за апельсиновым соком, а другой встал, чтобы отнести свою тарелку в раковину. Но как только Рон предложил поиграть в квиддич, он исчез за дверью и дальше по полю за их домом, пока девочки поднялись наверх, оставив Элеонору, жаждущую его внимания. Ждущую чего-то от него. И её слегка беспокоило, что, возможно, одна из вещей, которую она не могла вспомнить, была в том, что она сказала или сделала что-то, что пересекло все его границы. Её убивало то, что она не знала этого наверняка.
Комната Джинни была единственной спальней, в которой побывала Элеонора, не считая её собственной, конечно. Но комната Перси принадлежала не ей, и она не была похожа на комнату Джинни. Она была с плакатами, украшающими стены, и рождественскими гирляндами, обрамляющими каркас её кровати. Книги сложены в углу рядом с метлой, которая лениво примостилась между стопкой романов и стеной. Всё это резко контрастировало с её комнатой во Франции, которая была тусклой и скудной из-за беспорядка, но, что странно, она была более комфортна, чем всё поместье её семьи в целом.
Элеонора лежала на полу рядом с Джинни, которая беспокойно листала журнал по квиддичу, в то время как Гермиона растянулась на своей кровати, время от времени умышленно поглядывая на Эллу в нетерпении. Хоть она и была самой умной ведьмой своего возраста, она также была и самой любознательной. Упрямой, настолько же, насколько и преданной. Элеонора знала, что она, конечно, хотела как лучше, но всё равно это приводило в бешенство.
— Поздно легла, Элеонора? — наконец спрашивает она, и Элла кивает, наклоняясь, чтобы мельком взглянуть на журнал Джинни, хотя она никогда особо не интересовалась квиддичем. — Ты спала здесь, наверху, верно?
На мгновение она разрывается между "да" и "нет". Сказать правду или спасти себя от шквала вопросов, но Гермиона уже знала ответ. Элеонора видела это в её глазах. В изогнутых уголках её рта. В любом случае, ей не пойдёт на пользу врать из-за такой глупости.
— Да. Диван начал становиться неудобным.
Джинни отрывает взгляд от страниц, нахмурив брови, и переводит его на своих подруг, которые с вызовом смотрели друг на друга.
— Я что-то пропустила?
Элеонора качает головой, скорее от раздражения, чем в ответ на её вопрос, но затем улыбается.
— Джорджа просто кое-что беспокоило. Мы немного поговорили.
— Наша мама, — со знанием дела говорит Джинни. — Она была в ужасном состоянии, с тех пор, как Перси съехал.
Элеонора кивает, будто это было для неё новостью, воспроизводя их короткий разговор о Перси. Детали всё ещё были туманны, но она помнила расстроенное выражение его лица и то, как оно смягчилось, когда он танцевал с ней. Смеялся вместе с ней. Открываясь ей, прежде чем ещё немного посмеяться, будто его с самого начала ничего не беспокоило.
И хотя ничего скандального не произошло, казалось правильным сохранить этот момент между ними. Потому что Элеонора в любом случае не была уверена, что делать с ситуацией. Даже если она неправильно истолковала сигналы или просто вообразила всё это, это было не то, чем нужно было делиться.
— Дети! Обед готов! — Молли кричит с первого этажа, и как только они выходят из спальни Джинни, что-то отвлекает Элеонору от следования за подругами. Вместо этого она обнаруживает себя в своей спальне – спальне Перси, – с письмом своей матери в руках.
Оно лежало на её прикроватном столике с тех пор, как её мать прислала краски. С тех пор, как они с Джорджем лежали на поляне с углём на руках, семенами одуванчиков в воздухе и её волосах. Это было почти неделю назад, и она только сейчас решила оторвать восковую печать на лицевой стороне и развернуть кусок пергамента.
Элеонора,
Как ты, дорогая? Надеюсь, не так уж плохо. Я уверена, что Уизли позаботились о тебе, но Рим по тебе скучает.
Не мы по тебе скучаем. В любом случае, она была уверена, что виньероны* и экскурсоводы составили лучшую компанию.
Я никогда не пойму, почему ты захотела провести лето в Англии, но я не могу заставить тебя передумать. Ты такая же упрямая, как и твой отец, но это неважно. Я купила эти краски для тебя в художественном бутике, надеюсь, ты будешь ими пользоваться. Я бы хотела посмотреть, как ты сделаешь с ними что-нибудь, вместо того, чтобы хранить их на полке.
На это высказывание была причина: все банки с красками и кисти просто собирали пыль. Не потому, что она была неблагодарной, она была далека от этого, точно так же, как и от того, чтобы быть художником. Её мать отказывалась в это верить, хотя это было видно по холстам, что лежали нетронутыми под её кроватью.
Если тебе вдруг надоест там оставаться, у нас в отеле есть дополнительное спальное место. Здесь так красиво. Тебе бы понравилось. Я знаю, твой отец думает, что тебе полезно быть рядом с этими детьми, но я хочу только лучшего для тебя. Ещё не поздно передумать. Пожалуйста, подумай об этом.
С большой любовью,
Мама.
Но здесь тоже было красиво. Свобода от осуждения и роскоши. Она чувствовала себя самой собой, когда была здесь, даже больше, чем за те три года, что провела в Штатах. Чем те четыре, что провела во Франции.
Это была чушь собачья. Я хочу только лучшего для тебя – был снисходительный способ сказать, что то, чего хотела Элеонора, было не лучшим. Подразумевая, что она всё ещё наивна. Что ей лучше следовать желанием своей матери, которые, казалось, всегда уводили её всё дальше от того, что она хотела. Но чем больше она становилась самой собой, взрослея, тем больше уставала от этого, и поняла, что, возможно, приняла правильное решение, приехав сюда. У неё, в любом случае, никогда не было особого желания отправиться в Рим.
— Привет.
Элеонора быстро поворачивается на звук голоса, и видит Джорджа, который стоял прямо за её дверью, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди. Длинные волосы растрёпаны, а щеки раскраснелись лёгким розовым оттенком. Было приятно видеть его, смотрящего на неё в ответ, после того, как они провели так много времени порознь.
— Привет, — она слабо улыбается ему. — Как прошла игра?
— Хорошо, за исключением того, что Рону прилетело бладжером. Он сейчас внизу с мамой, — он чешет затылок, отводя взглядом комнату, будто для того, чтобы найти, что ещё сказать. — Хорошо спала?
— Не совсем. Думаю, я больше предпочитаю диван, — она улыбается, и его лицо на мгновение вытягивается.
— Извини. Я даже не помню, почему не остался внизу, — говорит он, как только осознание омывает его лицо, тень падает на его глаза. — Думаю, у меня вчера был выходной.
Выходной. Она не была уверена, какую именно часть ночи он имел в виду, поэтому, вместо того, чтобы спросить, кивает.
— У меня тоже.
— Хотя, как ни странно, я действительно думаю, что мне лучше спится на диване, — добавляет он, и она облегчённо улыбается. Вспоминая все случаи, когда он жаловался на боль в спине и напряжение в шее, как только просыпался.
— Уверен, что ты просто не соскучился по мне? — она смотрит задумчиво.
— Ещё чего, — он переводит взгляд с неё на письмо в её руках. — От твоей мамы?
— Да. Просто рассказывает мне о своей поездке, — Элеонора бросает взгляд на кусок пергамента, а затем отбрасывает его в сторону. — Нам, э–э... наверное, нужно спуститься вниз. Не хочу заставлять твою маму ждать, — хотя она с самого начала даже не была голода. Она бы предпочла остаться здесь с ним, если бы они могли.
Джордж кивает и делает шаг назад, позволяя ей идти вперёд, прежде чем последовать за ней вниз по лестнице.
——
Остаток дня показался Элеоноре длиннее обычного, и всё, чего ей хотелось – это отдохнуть. Она провела так много времени днём, беспокоясь и пытаясь собрать воедино события прошлой ночи, что в голове у неё стучало. И хотя она обожала семью Уизли, её утомляло находиться с таким количеством людей в течение нескольких часов подряд. Слышать, как кричат Фред и Рон, а миссис Уизли кричит им, чтобы они замолчали. Быть разбуженной громким разговором и тяжёлыми шагами. Это было далеко от того, к чему она привыкла дома, где у неё были только родители, о которых ей приходилось беспокоиться. Они иногда даже не разговаривали друг с другом.
Этой ночью она снова оказалась в своей спальне, раздеваясь и надевая более свободную одежду, чтобы избавиться от её прилипания к коже. В её комнате всё ещё было ужасно жарко, но она уже привыкла к этому. И как только она начинает натягивать футболку через голову, раздаётся стук, доносящийся из-за её двери, и внезапно она чувствует себя бодрой.
Элеонора медленно открывает её и видит в коридоре Джорджа. Он одет в белую футболку и серые спортивные штаны. Отголосок сна скользнул по его лицу, пока он прислоняется головой к дверному косяку, и улыбается, когда его взгляд падает на неё.
— Не могу уснуть, — говорит он тихим голосом, и она открывает дверь чуть шире, в приглашении. Не для того, чтобы войти, а чтобы остаться. Чтобы дать ему понять, что она не ускользнёт от него, как вчерашней ночью.
— Я тоже, — наконец говорит она, хотя у неё ещё даже не было возможности лечь. Было далеко за полночь, и хотя её веки были тяжёлыми, а сама мысль о сне казалась великолепной, она выходит с ним в коридор. Босиком и обхватив себя руками.
— Идём, — он кивает в сторону лестницы. — Как на счёт ночного плавания?
——
От переводчика:
*Виньерон - это человек, который возделывает виноградник для виноделия.
Небольшой спойлер: в следующей главе произойдёт кое-что очень долгожданное😏