Новый дом
Комната утопала в полумраке. Основной свет был погашен, и лишь несколько дополнительных источников мягко разрезали тьму, отбрасывая тёплые отблески на стены и тела. Полосы света ложились на кожу, делая её теплее на вид, подчеркивая изгибы, заставляя всё казаться чуть нереальным, как в кадре из фильма. Воздух был пропитан сладким ароматом клубники — он был плотным, почти липким, таким, что при вдохе казалось, будто его можно вкусить. В этих стенах витала тишина, наполненная дыханием и глухим шумом чужого желания.
На кровати — ты, сидящая на ляжках девушки, чьи плечи едва прикрывала спущенная бретелька. Волосы её растрёпаны, губы влажны от ваших поцелуев, глаза полуприкрыты — в них смесь пьяного веселья и предвкушения. Вы целовались так, как целуются те, кто боится, что момент прервут, — жадно, быстро, с паузами, в которых вы оба ловили воздух. Пальцы скользили по телу, оставляя на коже тёплые следы. Ладони задерживались на талии, поднимались выше, к груди, или опускались ниже, чувствуя силу и мягкость одновременно.
Тонкий смех срывался между поцелуями, смешивался с тяжёлым дыханием. Она, лежавшая под тобой, чуть приподняла бедро, коснувшись им твоей ноги — этот жест был слишком откровенным, чтобы можно было назвать его случайным. Всё в этой картине было интимным до предела, и ничто не оставляло простора для оправданий.
Стол, который всегда был безупречно аккуратен, превратился в хаотичную выставку бутылок и бокалов. На его поверхности остались кольца от пролитого алкоголя, и липкая влага блестела в свете лампы. Этот хаос дополнял обстановку, словно подчёркивая — порядок здесь уже не живёт.
Я хотел уйти. Открыть дверь и исчезнуть в прохладном ночном воздухе. Сделать так, как когда-то раньше, когда побег казался единственным способом сохранить себя. Но теперь я знал — ещё один побег будет означать, что я отдаю тебе право топтаться по моим границам.
— Что ты делаешь?! — голос мой был слишком громким, слишком резким. Это не был вопрос — это был крик о помощи, замаскированный под требование.
— А на что похоже? — твой голос был дерзким, с оттенком вызова, которого я никогда прежде в тебе не слышал.
Я сделал глубокий вдох, но воздух будто вяз в груди. Ноги потеряли устойчивость, и я, как на тренингах по самопомощи, пытался ухватиться взглядом за три вещи: Стол. Кровать. Секс между моей подругой и незнакомой девушкой. Прекрасно.
— Девушка, покиньте спальню, пожалуйста, — сказал я, стараясь держать голос ровным, но внутри уже бушевал пожар.
— Стой, а она-то тут при чём? — в твоём голосе зазвучало раздражение, хрипловатое от алкоголя.
— Разговора не будет, пока спутница не уйдёт.
— А она не уйдёт, — сказала ты, улыбаясь так, будто это было забавное представление, а я — не более чем случайный зритель.
Я подошёл. Не толкнул, но уверенно отодвинул тебя в сторону, одновременно взяв за руку девушку, лежавшую под тобой. Пришлось приложить чуть больше силы, чем хотелось, но она не сопротивлялась. И в этот момент во мне что-то остыло — гнев уступил место холодной решимости.
— Это платно сейчас было или бесплатно? — слова вышли сами, как рваная нить.
— Ну… я не настолько… — её голос стал мягким, почти заигрывающим, и в нём проскользнуло желание добавить к вечеру ещё одного участника.
— Девушка, откуда я могу знать… — я сжал челюсть, — давайте я оплачу вам такси, и вы уйдёте.
В коридоре я ждал, пока она оденется, и, когда была готова, спустился с ней вниз. Перед тем как закрыть дверь, бросил взгляд на твою комнату — короткий, но полный. На улице я проверил машину, в которую она села, и убедился, что водитель был обычным, неопасным человеком. Лишь когда её силуэт исчез за поворотом, я почувствовал лёгкое облегчение.
Если бы я мог, я бы ушёл прямо сейчас — без вещей, без слов. Всё во мне рвалось к побегу, чтобы начать жизнь с чистого листа, кажется, это решило бы все мои новые проблемы.
Я вернулся. Постоял у двери, надеясь, что за эти секунды что-то внутри изменится. Но, разуваясь на ходу и бросая ботинки куда прийдётся, пошёл к тебе в спальню. Мой дом больше не был домом, он стал помойкой.
— Виктория, больше нет сил, — я закрыл лицо ладонями, стирая пот, и упёрся одной рукой в косяк двери. Вторая рука бессильно висела вдоль тела.
— Завтра генеральная уборка. И ты мне помогаешь.
Ты, в одном белье, смотрела на меня и ждала продолжения. Не дождавшись, тихо рассмеялась.
— И это всё?
— Нет. И с нами будет жить ещё один человек.
Я отвернулся, но потом подошёл к кровати и сел на край. Ноги гудели от усталости.
— А ты не хочешь спросить, что я об этом думаю? — ты поднялась, растрёпанная, с потёкшим макияжем, встала в позу, готовую к нападению.
— Да я… — я рассмеялся, и этот смех уже напоминал истерику. — Я только о тебе и думаю, блядь!
— Нет, я серьёзно. Женщина из борделя, алкоголь? А дальше что? Наркотики? Продажа моей недвижимости? Здесь есть стоп-слово? Скажи, как оно звучит?
Ты молчала. Я подумал, что разговор окончен, и пошёл к двери.
— А ты не думал, какого мне? У меня нет дома, нет семьи, только ты! Ты отказал мне, оттолкнул и пошёл дальше жить свою жизнь! И сейчас говоришь, что заселишь ещё кого-то! Как давно я стала для тебя просто шуткой?!
Я сделал полуоборот, но смотреть тебе в глаза не стал.
— Займись ею. Возможности с неба не падают. Кто виноват, что ты винишь во всех бедах остальных? Я сделал всё, что мог. Дал всё, что у меня было.
Тишина. Я услышал всхлипы, но не обернулся. Жалость была, но впервые я начал видеть правду.
— Полюби себя сама. А когда будешь готова снова быть моей подругой, я тебя буду ждать.
Это звучало жёстко, почти жестоко, но я понимал — иначе никак. Я больше не мог позволять тебе рушить мой покой. Я не забирал у тебя дом и еду, я работал для нас обоих. Но если тебе нужно что-то за пределами этого, я не смогу дать.
На следующий день, в шесть утра, я начал уборку. Не требовал от тебя ничего, но и не собирался оставлять хаос. Я знал, как тебе тяжело, знал, что бывают дни, когда даже хорошее перестает приносить радость и мир кажется враждебным.
Начал с влажной уборки: полки, углы, подоконники. Разбирал шкафы, выбрасывал старые банки с закрутками, давно утратившие смысл. Ковёр, который всегда был мне неприятен, отправился вслед за ними.
Я освобождал пространство. Даже вещи с историей, которые когда-то грели сердце, сегодня казались тяжёлым грузом. Когда ты проснулась, я не стал говорить ни слова. Ты почти не выходила, и я лишь иногда заглядывал, чтобы убедиться, что всё в порядке. Когда дело дошло до твоей комнаты, я просто продолжил убирать твои вещи: если ты поднимала взгляд — оставлял, если нет — выбрасывал.
Квартира становилась другой. Просторной, лёгкой. Воздух в ней был чище, свет ложился иначе. Я фотографировал, будто фиксировал момент новой жизни. Потом я принялся готовить ужин, зная, что он тебе нравится — это был мой способ показать, что я всё ещё рядом.
— Как относишься к греческому салату сейчас? Всё ещё нравится?
— Угум, — ответила ты сонно, безэмоционально.
— Молочный коктейль? Будешь? Я сейчас пойду в магазин.
Я пытался проявить заботу и аккуратно узнать, являются ли твои любимые вещи по-прежнему важными для тебя.
— Да.
Я вышел в магазин. Вечер был тёплым, свет уходящего солнца мягко ложился на кожу, и в груди было непривычно легко. Я верил: человек, уходя из дома, несёт с собой пространство своего жилья. И сегодня я нёс что-то новое. Лёгкое. Свободное. Впереди было важное событие, и эта мысль давала мне странную, тихую надежду.