17 глава
Когда Лиса вернулась в спальню и принялась расстегивать на нем кандалы, Чонгук не поверил в ее реальность. Огромными блестящими глазами он наблюдал за плодом своей фантазии. За тем, как его прекрасная иллюзия читает заклинание, отпирающее магический замок на ошейнике, за тем, как осторожно подходит ближе и дрожащими пальцами помогает снять с горла ненавистную полосу металла. Он следил за ее действиями в полном молчании, не шевелясь, дыша через раз, уверенный, что спит, и, когда выдуманная Лалиса тихо прошептала: «Теперь ты свободен», только убедился в своих подозрениях. Спит. Бредит. Лежит в кровати, напичканный зельями, и наслаждается волшебным видением.
Хоть бы оно не заканчивалось. Пусть бы он умер и навеки остался в этом раю.
— Ты свободен! — повторила его фантазия уже настойчивее, и в ее голосе Чонгуку почудилось нетерпение. Иллюзия Лалисы даже встряхнула его за плечи, пытаясь растормошить. — Отомри, пожалуйста. Пойдем.
Она взяла Чонгука за руку. Ладонь у нее была теплой и нежной, а пальцы — шершавые от мозолей.
Шершавые от мозолей. Он зацепился за эту мысль, повертел ее в своем одурманенном разуме так и эдак, а потом в шоке вытаращил на Лалису глаза.
И тут же его окутали ароматы. Свежесть ромашки, горечь полыни и каких-то других, незнакомых, трав. Даже самое богатое воображение не способно наделить придуманный образ запахами, воссоздать столь яркие тактильные ощущения. Например, твердость мозолей на подушечках чужих пальцев. А это значит...
Чонгук судорожно сглотнул. Туман продолжал клубиться внутри его гудящего черепа, но как будто слегка рассеялся. Достаточно, чтобы понять: настоящая, Лиса перед ним настоящая. Не выдумка, не иллюзия, реальная женщина из плоти и крови.
И что она сказала секунду назад?
«Ты свободен»?
Чонгук не ослышался?
— Пойдем, — Лиса — живая, не фантазия! — нервно потянула его за руку в сторону двери, словно хотела скорее покинуть это ужасное место.
А как он хотел! Больше всего на свете!
Они и правда выходят из комнаты с черным шкафом, набитым игрушками извращенок? Действительно спускаются по лестнице и никто их не останавливает? Это не сон — ладонь любимой в его руке, и на горло не давит холодный металл рабского ошейника?
Он свободен?
Свободен...
Свободен!
Благодаря ей.
Внизу лестницы, на последней ступеньке, Чонгук резко остановился и рванул Лалису на себя. Сжать в объятиях. Зарыться носом в мягкие, пахнущие цветами волосы. В который раз убедиться: настоящая! Его. Истинная. Любимая. Единственная. Они теперь вместе.
На его судорожное объятие Лалиса ответила своим не менее пылким, и все вокруг расцвело. Чонгук словно полжизни ходил под черным колпаком и вдруг сорвал его, ослепнув от яркости мира. Запахи, звуки, цвета — все органы чувств будто выкрутили на максимум.
— Давай скорее выйдем на улицу, — шепнула Лиса ему в губы, и Чонгук, который до сих пор был не в силах осознать случившееся, подхватил ее на руку и понес, как жених невесту, по темному коридору, в конце которого угадывалась неприметная дверь. Черный ход?
А на улице шел дождь. Не шел — стоял плотной стеной. Стоило выйти наружу, и яростный ливень болезненно загрохотал по плечам. Небеса извергали на землю сокрушительные потоки воды. Вода бурлила и пенилась, бежала вдоль тротуаров, сливаясь в полноценные реки и образуя в низинах моря и океаны.
Хватило секунды, чтобы промокнуть до нитки, впрочем, не так и много на Чонгуке было этих ниток. А вот Лалиса в пышном многослойном платье заметно отяжелела в его руках.
— Так странно, — любимая жалась к Чонгуку в поисках тепла.
Ветер ревел, словно предвещая конец света. Казалось, этой ночью разгневанные боги решили смыть человечество с лица земли.
— Что странного? — прохрипел Чонгук, оглушенный и ослепленный ливнем.
— Вода, — с сомнением ответила Лиса. — Она странная. Жалит кожу.
Чонгук дернулся, пытаясь удобнее перехватить любимую.
«Вода как вода, — подумал он. — Холодная и ничего не жалит. Просто ее слишком много».
Самое сложное было поверить в реальность происходящего. Чонгуку все казалось, что он спит, что вот-вот очнется и найдет себя на полу в комнате с черным шкафом. Придет в чувство, облеванный и с головой, раскалывающейся от боли. А потом дверь в спальню откроется, и на пороге возникнет извращенка с плеткой в руках.
Они поймали экипаж. Извозчик косился на Чонгука — мужчину с голой грудью в темноте холодной ноябрьской ночи. Под этим взглядом Дракон горбился от неловкости. Его вдруг охватил острый стыд за то, чем его вынуждали заниматься в плену, за то, в кого хотели там превратить. В шлюху. В подстилку. В вещь. Под грузом этих мыслей он почувствовал себя недостойным Лалисы, сидящей рядом. Почувствовал себя грязным, использованным, не мужчиной. Его так и не смогли изнасиловать, но все равно запачкали. Нельзя упасть в выгребную яму и выйти оттуда чистым.
— Опусти голову ниже, — шепнула Лалиса, сжав его ладонь крепче.
Ей не противно к нему прикасаться? Она ведь не знает, что он ни с кем, ни разу... Не дался. Наверное, считает его блядью, пропустившей через себя десяток женщин.
А спасла почему? Из жалости?
— Пожалуйста, наклонись. Пусть волосы закроют лицо. Чешуя.
Ах, вот в чем дело. Никто не должен узнать в нем нелюдя.
Лиса привела Чонгука в маленькую квартиру, стремительно прошлась по всем комнатам и в каждой зажгла свет, словно полагала, что темнота способна его напугать.
— Голоден?
Чонгук решительно мотнул головой. Накануне в него влили столько зелий, что тошнота до сих пор подступала к горлу. За время, проведенное в борделе, он сильно похудел и чувствовал себя непривычно легким — аппетит пропал напрочь.
— У меня есть ванная комната, — предложила радушная хозяйка и опустила взгляд.
Ванная комната — это хорошо. Вода смоет с него запахи борделя, ощущения чужих, не состоявшихся прикосновений. Ему обязательно понадобится мочалка, жесткая, как тесак, чтобы содрать с кожи всю ту грязь, что на него налипла.
Смущаясь, Лалиса проводила гостя в комнатку с цинковой купелью. Здесь был водопровод. Нагревать воду, вероятно, предлагалось магией, да только Чонгук не слишком владел бытовыми чарами. На Драконьем острове мужчины и женщины мылись в публичных банях, а еще в кристально-чистом озере Куотри, воды которого считались целебными.
— Полотенце, — по-прежнему пряча взгляд, Лалиса опустила на тумбочку полотно белой пушистой ткани, затем, розовая от неловкости, юркнула за дверь.
— Свободен, — прошептал Чонгук, осматриваясь.
Не верилось. Во время дороги он постоянно щипал себя за руку, даже пару раз до крови впивался ногтями в кожу.
Пустив воду, Чонгук стянул с себя мягкие свободные штаны и только тогда, обнажившись, вспомнил, что успел сотворить с собой в «Лотосе», спасаясь от насилия.
Клетка. Пояс верности. Металлическая штуковина по-прежнему была на нем.
Кровь прилила к щекам. От стыда стало жарко и душно.
Сейчас бы ключ...
Чонгук невольно прикоснулся к животу, затем воровато покосился на закрытую дверь. Что сказала бы Лалиса, увидь его в этой игрушке для извращенок? А если бы узнала, что он заковал себя в пояс верности добровольно?
Стыдно. Мерзко. Унизительно.
Проклятые бесы, как снять эту гадость, как от нее избавиться?
В отчаянии Чонгук подергал крохотный навесной замок, но только зашипел от боли. Член внутри клетки смотрелся жалким и маленьким, и Дракону стало противно от самого себя.
«Не мужчина. Ущербный истинный тебе достался, Лиса. Без крыльев, а теперь и без... Но это же не насовсем».
На мгновение его захлестнула паника, липкий и душный ужас сжал тисками горло. Захотелось немедленно освободить себя из этой мерзкой конструкции, но он не мог, не мог, не мог...
Мылся Чонгук в холодной воде, стараясь не опускать взгляд ниже пояса, но мыльные пальцы все равно натыкались на металл. Интимные места требовали особого ухода, нельзя было оставлять их без внимания, тем более проклятый пояс затруднял процедуры.
Коснувшись себя между ног, Чонгук скривился и закусил губу.
«Ты жалок. Если Лалиса узнает, то перестанет воспринимать тебя, как мужчину».
Словно в ответ на его мысли в дверь постучали. Испугавшись, что любимая может войти и увидеть его в этой игрушке, Чонгук дернулся, расплескав воду на пол.
— Все в порядке? — раздался тихий голос.
Наверное, его ванные процедуры затянулись, и Лиса начала волноваться.
Она волновалась! Беспокоилась. О нем.
В груди потеплело.
— Я скоро, — отозвался Чонгук.
Вот только покинуть цинковую купель оказалось непросто. Ему все чудилось, что он недостаточно чист, что от него до сих пор смердит женскими духами, что тяжелый, густой запах разврата намертво въелся в кожу.
Когда Чонгук все-таки вышел, Лалиса постелила ему на диване в комнате с искуственным камином. Наблюдая за ее хлопотами, он нервно теребил пояс штанов, способный думать только о том, что скрывает мягкая ткань.
Как это снять?
Только бы она не узнала.
Он же сгорит со стыда.
Увидев его в этой штуке, любимая испытает гадливость.
— Завтра я куплю тебе одежду, — пообещала Лалиса, но так этого и не сделала, ибо следующим утром мир сошел с ума.