13 глава
Прошло пару недель, и к побегу все было готово. В «Шипах» появилась новая смотрительница — Дис Эддерли, сговорчивая молодая волшебница, готовая за тысячу золотых монет помочь «Сестрам» осуществить их план. Благодаря своим особым навыкам, она должна была выкрасть из сейфа мадам Пим-глоу блокнот с заклинаниями, отпирающими ошейники постельных рабов.
И вот наступил день икс. День побега. Проныра Дис Эддерли справилась с заданием. Дождливым осенним вечером Лалиса оказалась в темном помещении с клеткой, в одной из тайных комнат борделя, закрытых для посетителей. В руках она держала толстую тетрадь — ключ к свободе курто. Оставалось прочитать текст, усыпавший хрупкие желтоватые страницы. Чтобы оковы пали.
Чтобы Дракон покинул это злачное место. Навсегда.
Со стыдом Лиса поймала себя на мысли, что ее интересует судьба только одного пленника. Открыв блокнот, она помедлила, спрашивая себя, что будет дальше. Что ждет этого черноглазого курто на воле? Куда он подастся, обретя свободу? Наверное, полетит на Драконий остров, за петлю времени, в безопасность.
Стоп! А как же он полетит? Без крыльев.
В комнате без окон и магических ламп царил непроглядный мрак. Чтобы прочесть заклинания, Лалиса создала над ладонью волшебный огонек, крохотный язычок пламени, размером с детский мизинец. Огонек парил в воздухе — сначала над ее рукой, затем переместился и завис над исписанными страницами открытого блокнота.
«Я могла бы спрятать его у себя, — подумала Лиса, вспоминая идеальное смуглое лицо с острыми скулами и полосками сверкающих чешуек. — Могла бы укрыть его в своей квартире до тех пор, пока мы не придумаем, как добраться до Драконьего острова. Теперь у меня много денег, а значит, и много возможностей».
Она не знала, насколько ее черноглазый курто сильный маг. Не знала, сможет ли он вернуться домой без крыльев, с помощью одного только колдовства. Ведь надо пересечь океан, километры темной холодной воды, и сделать это тайно, скрывая свою нечеловеческую природу. Так легко попасться в лапы карателям, когда внешность выдает в тебе нелюдя.
«Да, я помогу ему. Заберу к себе. Решено».
Мысль наполнила облегчением и странной, необъяснимой радостью. Лалиса тряхнула головой, отрицая собственные чувства и мотивы: она не только хотела спасти Дракона, но и не желала с ним расставаться.
Где-то за пределами этого каменного мешка, в центре которого она стояла, яростно выл ветер. Парящий над страницами язычок пламени трепетал. Дис Эддерли поторопила ее, и, склонившись над блокнотом, Лиса принялась читать заклинание быстрым, сбивчивым шепотом, листая страницы влажными от волнения пальцами.
Под конец ей попытались помешать. Она так и не поняла, почему Зайка вдруг ворвался в комнату и выхватил из ее рук тетрадь, но дело уже было сделано. Звуки последнего слова растаяли в воздухе, и рабские оковы на шеях курто осыпались пылью.
Что было дальше Лалиса запомнила смутно. На какой-то момент она словно выключилась. Многотонной глыбой на нее обрушилась темнота. Магический откат. Обычные люди называли это перенапряжением или обмороком. Такое случалось с колдуньями, когда те за короткое время полностью истощали свой магический резерв.
Читая заклинания, Лиса потратила уйму сил — тело и разум потребовали отдыха: ее вырубило. Очнулась она в одиночестве все в том же холодном мрачном помещении с клеткой. Взгляд зацепился за погнутые, выломанные прутья решетки. Лалиса помнила, что, когда она вошла в комнату, в камере кто-то был — сейчас клетка пустовала. Казалось, что, покорежив металлические штыри, наружу вырвался дикий зверь.
Голова кружилась. С трудом Лиса поднялась на ноги и только тогда ощутила запах гари. Едкий, тяжелый он забил ноздри, заставив закашляться. Согнувшись пополам, она кашляла и кашляла и никак не могла вздохнуть полной грудью.
Что происходит?
Из распахнутой двери в комнату валил дым. Слышался треск. Выглянув в коридор, Лиса увидела в его конце оранжевые всполохи огня, пробивающиеся сквозь темное облако.
Пожар?
Пока она валялась на полу без сознания, в борделе начался пожар.
Ее сообщница, Дис Эддерли, куда-то исчезла, курто освободились от оков и сбежали, она осталась одна. В горящем доме. На третьем этаже. Слишком далеко от выхода.
А смрадное облако дыма становилось все гуще, воздух — все жарче, сквозь черное марево огонь тянул к ней свои языки-щупальца.
— Без паники, — выдавила из себя Лиса между приступами кашля.
К лестнице! Надо идти к лестнице, пока та еще цела.
Закрыв рот и нос рукавом платья, Лалиса двинулась по коридору в противоположную от огня сторону. Глаза слезились, приходилось идти почти вслепую, держась за стену, чтобы не споткнуться и не упасть.
В какой-то миг, опустив ногу, вместо твердой поверхности пола Лалиса ощутила пустоту. Сделала шаг и поняла, что начинает заваливаться вперед. Лестница! Она нашла лестницу, но не заметила ее из-за дыма.
О, боги!
Всплеснув руками, Лиса попыталась за что-нибудь ухватиться, но пальцы лишь царапнули по стене. Сердце сжалось. Она поняла, что падает, летит в неизвестность, тошнотворно жаркую и пропитанную запахом гари.
Миг ужаса, чистейшей паники — и чья-то крепкая хватка на запястье удержала Лалису на верхней ступеньке лестницы.
— Что ты тут делаешь? — раздался рядом мужской голос.
Этот голос показался Лалисе знакомым, но сейчас она не смогла ни вспомнить, ни увидеть его обладателя.
— Пойдем, блондиночка. Я помогу тебе выбраться.
Раз — и ее подхватили на руки. Она даже не успела сообразить, что произошло. Попыталась открыть глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя, но ничего не увидела за пеленой слез.
— Знаешь заклинание воды?
Она мотнула головой, испуганно вцепившись в голые мускулистые плечи мужчины. Обнаженный до пояса — значит, курто. За последние недели она успела познакомиться почти со всеми обитателями дома терпимости. Время от времени из жалости покупала то одного, то другого несчастного пленника, чтобы просто дать тому отдохнуть.
— Держись.
В этот раз в голосе мужчины отчетливо слышалось напряжение, и Лиса зажмурилась, сжалась на руках своего защитника в комок страха, но даже сквозь сомкнутые веки видела оранжевые всполохи огня.
Лестница, по которой они спускались, горела. Деревянные перила и перекрытия, пожираемые пламенем, оглушительно трещали. Так близко. Так чудовищно близко. Совсем рядом. Буквально в нескольких сантиметрах от их тел. Они прорывались сквозь пожар.
Курто, что нес Лису на руках, тихо бормотал себе под нос. То ли ругался, то ли читал заклинание, отгоняющее огонь.
Наконец, спустя целую вечность, они выбрались наружу из полыхающего дома. Из адского пекла на холод осенней ночи.
Когда Лалису перестал бить сумасшедший кашель и она смогла разлепить слезившиеся глаза, то обнаружила себя в объятиях Тэхёна, бегущего в сторону городского парка.
— С возвращением в мир живых, детка, — прохрипел он, от сажи черный, как трубочист. Даже его волосы потемнели и казались, скорее, пепельными, чем рыжими.
— Стой, погоди, — прошептала Лалиса, чувствуя, как кружится голова и тошнота подкатывает к горлу.
— Прости, красавица, не могу. Не хочу попасть в лапы к карателям. Приторможу, только если ты готова сойти на этой станции. Готова?
Вместо ответа Лиса без сил склонила голову ему на плечо.
Через несколько десятков метров Тэхён все-таки остановился и бережно опустил свою ношу на землю под деревом. Затем тревожно заозирался по сторонам, высматривая погоню.
— Боюсь, мне пора бежать, — сказал он, вглядываясь в сумрак аллеи. — Жаль лишаться общества такой красотки, но обстоятельства обязывают меня рвать когти. Вынужден откланяться, прелестная госпожа.
Черный от сажи, он отвесил шутовской поклон и уже собрался, как выразился, рвать когти, но сидящая на земле Лиса схватила его за штанину.
— Где Дракон? Он успел спастись из пожара?
— Дракон? — Тэхён вскинул подпаленные брови, затем нахмурился. — Так его же не было в «Шипах».
— Что? — Сердце в груди Лалисы сжалось, внутри похолодело от дурного предчувствия.
— Продали его. В другой бордель. Еще вчера, — ответил Тэхён.
— Как продали? Куда?
— В «Развратный лотос», если не ошибаюсь. Это такой бордель для... — Тэхён скривился, потом взглянул на Лалису со странной смесью удивления и жалости, словно понял то, что ей самой еще только предстояло когда-нибудь осознать. — В общем, нехорошее это место. Даже по сравнению с «Шипами».
Он грустно улыбнулся и поежился, как если бы внезапно подул холодный ветер.
— Удачи, блондиночка. И не сиди долго на голой земле. Отморозишь свои аппетитные прелести. Где-то вдалеке, за пределами парка, завыли сирены огнеборцев. Заслышав их, курто плавным, слитным движением опустился на четвереньки и в мгновение ока обернулся пушистым рыжим зверьком. Треугольные уши, черные лапки, оранжевые глаза. Лис принюхался, дернул усами и скрылся за густым кустарником с голыми, облетевшими ветками.
А Лиса, оглушенная, ошарашенная, привалилась к дереву.
Продали. В другой бордель.
На Драконе остался старый ошейник? Или новая хозяйка надела на раба свой? Что, если заклинание, которое Лалиса прочитала, не освободило пленника? Что, если этот ключ не подошел к замку, потому что вчера замок сменили? Что, если она спасла всех, кроме того единственного, кого хотела спасти особенно?
Получается, Дракон по-прежнему в рабстве. Только теперь в месте еще более страшном, чем публичный дом мадам Пим-глоу. И самое ужасное: она не знает, где его искать. Что это за бордель такой, «Развратный лотос»? Развратный... Какое название мерзкое. Произносишь — и помыться хочется, будто в грязи вывалилась.
Может, «Сестры» знают об этом месте и подскажут, как до него добраться. Вот только даже один побег организовать непросто, а уж второй подряд...
Голова закружилась — то ли от того, что Лалиса вдохнула слишком много ядовитого дыма, то ли от нервного потрясения. Руки были все в саже, платье — в беспорядочных черных разводах. Земля действительно ощущалась ледяной даже через многочисленные слои ткани, призванной защищать от холода.
С трудом, цепляясь за древесный ствол, Лиса поднялась на ноги.
Ее курто.
Ее черноглазый смуглый дракон.
Она больше никогда его не увидит?
Что, если она не сможет его найти, не сможет спасти? Что, если...
Зарычав от бессилия, Лиса вспорола землю носком туфли и тут же пошатнулась от слабости.
Что с ним творят там, в «Развратном лотосе»? Почему Тэхён назвал это место более страшным, чем «Шипы»? Чем оно хуже обычного борделя?
Покачиваясь, Лиса направилась по тропинке, ведущей из парка.
Мысли, тревожные, черные, словно коршуны, клевали ее измученный разум.
Он мог быть сейчас на свободе.
Они могли бы сейчас идти домой вместе. К ней домой. В ее новую уютную квартиру.
Она накормила бы его ужином, постелила бы ему на диване в гостиной. Как и остальные курто из «Шипов», он был бы в относительной безопасности. Был бы, если бы не чудовищное стечение обстоятельств.
Как же так? Как же так?
Почему мадам Пим-глоу решила его продать? Почему сделала это вчера, а не двумя днями позже?
Не в силах смириться, Лалиса шла и на каждом шагу бормотала себе под нос: «Как же так? Как же так?»
В черном небе, над кронами парковых деревьев, полыхало зарево пожара. Дым валил столбом. Выли сирены. На развилке из двух разбегающихся дорожек Лиса выбрала ту, что уводила дальше от этого шума, от горящего здания, от зевак, наводнивших пострадавшую улицу.
На другом конце парка царили спокойствие и тишина. В столь позднее время омнибусы уже не ходили, и Лалиса с трудом поймала экипаж, который довез ее до дома. Там, в своей новой маленькой квартире, она склонилась над умывальником и заплакала, до боли вцепившись пальцами в его тонкий жестяной край. Она плакала, пока слезы не иссякли, а потом взяла себя в руки и решила действовать.
В ее доме телефона не было — редкая и дорогая вещь — поэтому утром, но не слишком рано, так, чтобы не нарушать рамки приличий, Лиса отправилась с визитом к Корнеллии Олдридж. Хотела спросить, не известно ли этой богатой вдове, женщине с обширными связями и огромным багажом жизненного опыта, что-нибудь о заведении под названием «Развратный лотос». В конце концов, госпожа Олдридж уже помогла ей однажды, да к тому же возглавляла их освободительное движение.
Но Корнеллия ничего не знала об этом злачном месте. Ни малейшего понятия не имели о нем и «сестры», которых они обзвонили днем после обеда. Из чего обе женщины с тяжелым сердцем сделали вывод: заведение, о котором идет речь, тайное, не совсем законное, а значит, вещи в нем творятся страшные.