9 глава
— Женщина не может быть хорошим зельеваром, а тем более лекарем. — Милтон смотрел на Лису надменно и пренебрежительно. Похожий взгляд она уже видела. В институте. Преподаватели одаривали таким девушек-студенток, у которых принимали экзамены. Всем своим видом и Милтон сейчас, и профессора тогда словно говорили: «Вы нам не ровня». Но Лалиса предпочитала отмахиваться от гадкого чувства, что возникало внутри от подобных взглядов.
Она обманывала себя, считая, что это подчеркнутое презрение, унизительная снисходительность, вопиющая предвзятость связаны с ее статусом адептки, а не с полом. Что преподаватели глядят свысока на всех студентов и одинаково сомневаются в способностях и парней, и девушек.
Сегодня во время разговора с Милтоном неприглядная правда открылась Лисе во всей красе. Две тысячи волшебниц, сложивших голову у Дома Советов, выбили для женщин право учиться, получать любое образование, но не право работать. Слишком многие двери по-прежнему оставались для колдуний закрыты.
Теперь, когда темновековье закончилось и началась эра, которую называли «Эрой равных возможностей», Лалиса могла подать документы в какое угодно учебное заведение. Она могла закончить его при наличии достаточных для этого финансовых средств, сдать экзамены и получить диплом. Да толку от этого диплома, если выпускниц на работу не брали!
Хочешь учиться — пожалуйста, только знания, которые тебе дали, используй дома, на благо своей семьи, и даже не мечтай построить карьеру в выбранной сфере. Не позволят. Обсмеют. Окатят презрением. Как Милтон сейчас.
Прежде Лиса не задумывалась о том, как по-настоящему обстоят дела. У нее не было необходимости себя содержать, зарабатывать деньги. Она не собиралась ни открывать зелейную лавку, ни продавать свои услуги целительницы. Зачем? В кошельке всегда было достаточно золотых и серебряных монет, а если они заканчивались, всего-то и требовалось, что подойти к отцу.
Но розовый мирок рухнул. Оказалось, что за все надо платить. Иногда не сразу. Порой счет выставляли, когда ты вырастала, наливалась женственностью, становилась привлекательной молодой особой с красивым личиком и волнующими формами. Тогда-то тебе и предлагали отдать долги. Продать свою невинность первому попавшемуся толстосуму.
Лиса хорошо усвоила этот урок и больше не собиралась ни от кого зависеть. Ни от отца, ни от мужа. Хотела сама крепко стоять на ногах.
И только эта цель у нее возникла, как первые трудности не заставили себя ждать.
— Какое право ты имела прикасаться к моим банкам с ингредиентами? — возмущался Милтон.
— Я вернула вам за них деньги.
— К моему котлу! К моим инструментам! — не слушал он, закипая от ярости.
— Я все вымыла и вычистила.
— Ты могла что-то испортить. Не могла, а наверняка испортила!
— Я четыре года обучалась на мастера зелий в самом престижном институте Имании. Уж с колбами и пробирками обращаться умею.
— То, что в институте тебе разрешали играть в будущего мастера зелий, ничего не значит. Все понимают, что для девиц обучение на факультете целительства — баловство. Даже на экзаменах вам ставят оценки просто так, за красивые глазки, ибо в голове пусто.
От возмущения Лиса набрала полную грудь воздуха.
Просто так? За красивые глазки? Да профессор Фоул с девушек-студенток спрашивает в три раза больше, чем с парней, цепляется к каждому пустяку, к любой неточности и даже из самой маленькой ошибки раздувает трагедию вселенского масштаба. Принимая экзамены у адепток, преподаватели, наоборот, зверствуют. Им всякий раз приходится доказывать, что ты не пустоголовая курица, на уме у которой только мальчики и наряды.
— И тем не менее, — заставила себя успокоиться Лалиса, — мое новое зелье пользуется бешеным спросом.
— У него могут быть негативные эффекты, — поджал губы Милтон, не желая признавать ее успехи. — Отсроченные. О которых ты не знаешь, но которые однажды проявятся. Что, если твое новое зелье вызывает бесплодие? Или от него лицо через месяц покроется бородавками?
— Не покроется. Этим зельем я пользуюсь уже два года, и, как видите, до сих пор красотка.
Милтон окинул ее неприязненным взглядом и открыл рот, словно собираясь оспорить последнее утверждение. Вместо этого из груди его вырвался протяжный вздох.
— Хочешь продать мне рецепт своего шарлатанского варева? Ладно, — он кивнул с видом, будто делает Лисе одолжение. — Плачу за него два дракона.
— Вы, должно быть, шутите. Не далее как вчера столько мне предложили за четыре флакончика зелья. А вы просите столько за сам рецепт.
Милтон раздраженно фыркнул:
— Дело твое, конечно. Только как, скажи, без моего покровительства ты станешь торговать своим пойлом? Чтобы продавать лекарственные снадобья, нужно иметь специальное разрешение. У тебя его нет.
Именно об этом Лалиса и собиралась поговорить до того, как Милтон принялся всячески принижать ее заслуги. Чтобы торговать зельями законно, а не из-под полы, как это делали многие знахарки, надо было иметь собственную зелейную лавку, обустроенный кабинет с котлом, определенный, согласованный с комиссией, запас ингредиентов и соответствующие условия их хранения. Денег на свое дело у Лалисы не было — по крайней мере, пока — и она хотела предложить Милтону сотрудничество, однако тот, похоже, нацелился обобрать ее до нитки. Она разочарованно покачала головой.
— Ничего у тебя не выйдет, — сказал начальник. — Будет лучше, если ты продашь мне рецепт. Ладно, так уж и быть, я готов предложить за него пять драконов и оставить тебя своей помощницей, даже не смотря на вопиющее нарушение правил с твоей стороны. Соглашайся. Более выгодного предложения ты не получишь.
— Почему же не получит? — раздался рядом низкий, грудной голос, и оба собеседника резко повернулись на его звук. Захваченные спором, и Милтон, и Лалиса забыли, что стоят за прилавком в аптеке, где их могут услышать посетители.
В свое оправдание они могли бы сказать, что днем, когда спор разгорелся, лавка пустовала, а эта женщина, прервавшая их разговор, передвигалась бесшумно, как призрак.
Жгучая брюнетка в плотном бордовом платье с черными кружевами смотрела на Лалиса и улыбалась.
— Не хочешь покататься по городу и кое-что обсудить? — спросила незнакомка и кивнула в сторону двери, за которой ее дожидался экипаж.
— Простите, госпожа, — вмешался недовольный Милтон, — но у моей помощницы еще не закончилось рабочее время.
Женщина иронично изогнула угольно-черную бровь.
— Сомневаюсь, что после нашего разговора у вас еще будет помощница. Идем? — Она повернулась к Лалисе и поманила ее за собой изящной рукой, затянутой в темную перчатку.
Бросив на Милтона раздраженный взгляд, Лиса попыталась обогнуть прилавок, но сильные мужские пальцы схватили ее за плечо.
— Ты знаешь, кто это такая? — зашипел ей в ухо начальник. — Какая у этой женщины репутация?
Растерянная Лалиса скосила взгляд в сторону таинственной брюнетки. Та наблюдала за их с Милтоном перепалкой и насмешливо улыбалась.
— Подожду снаружи, — бросила она и медленно, покачивая юбкой направилась к выходу.
Чувствуя, что вот он — тот самый счастливый шанс, и боясь выпустить удачу из рук, Лиса отцепила от себя клешню Милтона и бросилась за незнакомкой. Вместе они вышли на улицу. Извозчик слез с козел и помог каждой из дам забраться в легкую повозку с откидным верхом. Сама карета была черная, а единственное сидение — ярко-алое, кожаное.
— Трогай! — кинула брюнетка кучеру, когда обе пассажирки устроились на диванчике.
И колеса заскрипели, копыта лошади зацокали по брусчатке.
— Вы хотите мне что-то предложить? — осторожно спросила Лалиса после недолгого молчания.
Брюнетка чуть повернула голову в ее сторону. На вид женщине было лет сорок, максимум сорок пять, но время лишь слегка притупило сияние ее яркой, хищной красоты.
— Уже который вечер в женских салонах говорят только об одном. О новом чудесном зелье, облегчающим жизнь колдуний. Никогда эту тему не обсуждали, поднимать ее было непринято, а тут словно платину прорвало. Оказывается, можно не терпеть. Не на все воля богов, верно?
Лиса не знала, что на это ответить.
Брюнетка протянула ей ладонь для рукопожатия. Мужской жест. Женщины так не делали, но Лалиса ответила. Легко сжала чужие пальцы и почти сразу же отпустила.
— Можешь называть меня Дженни.
— Госпожа Дж...
— Просто Дженни, — женщина подмигнула ей так, словно у них была одна тайна на двоих.
— Вы хотите сделать большой заказ?
— Я хочу предложить тебе долю в большом деле, — она подвинулась ближе и фамильярно приобняла Лалису за плечи. — Мои деньги — твои навыки. Мы откроем собственную зелейную лавку. Наймем проворную молодую девушку, которая станет в ней торговать. Женщину, к которой другие женщины не будут стесняться обращаться за помощью. А ты будешь поставлять в эту лавку товар. Не только то зелье, что превратило Нортем в гудящее улье, — разные. У женщин много проблем, о которых молчат.
— Не уверена, что...
— Справишься. Я вижу в тебе огромный потенциал. И поверь, у меня нюх на талантливых людей и успешные проекты.
Карета остановилась на перекрестке, зажатом четырьмя зданиями. Госпожа, просившая называть ее Дженни, спрыгнула на дорогу и коснулась руки Лалисы, привлекая внимание девушки к одному из серых домов. Точнее, к пыльной витрине, за стеклом которой угадывалось пустое помещение, требующее ремонта.
— Центр города. Недалеко парк. Днем, после обеда, там любят прогуливаться скучающие аристократки. Вечером они ходят вон в тот ресторанчик на углу, — она кивнула в сторону деревянной вывески в форме бочонка вина. — В этом здании модное ателье. В том — шляпная Северины Каррингтон. А тут, — Дженни снова указала на грязную витрину, — будет наша зелейная лавка. Деньги рекой польются, уж поверь. Это не место, а золотая жила.
Затаив дыхание, Лиса слушала свою новую знакомую, и внутри у нее ширилось и росло необыкновенное чувство — ощущение праздника, предвкушение чуда.
— Ну так что, согласна? Поделим прибыль тридцать на семьдесят.
— Пополам, — возразила Лалиса.
— Ах ты ж, хитрая лиса, — засмеялась Цисси. — Сорок на шестьдесят. И я сдам тебе квартирку в одном из этих домов. За десять мышей в месяц.
Арендная плата, озвученная госпожой Дженни, была не просто низкой — она была символической. За свою холодную коморку над аптекой Милтон сдирал с Лисы половину грифона, а здесь элитный район, престижный дом и не одна комната, а целая квартира.
— Согласна, — выдохнула Лалиса с легким сердцем, и новоиспеченные компаньонки ударили по рукам.