Глава 12
Чимин покачал головой и опустил глаза. Чонгука за душу взяла мысль о том, насколько бесконечно несчастной должен быть омега, чтобы он вот так легко расставался со своими драгоценностями. Он почувствовал невыносимую боль, но взял себя в руки и медленно произнёс:
— Ты ошибаешься, Чимин! Я никому не дарил драгоценностей, потому что никого, кроме тебя, никогда не любил.
— Я так и думал, — у него сжалось сердце, и он тяжело вздохнул.
Некоторое время оба молчали, потом Чимин взмолился:
— Обещай, что больше никогда не притронешься к алкоголю.
— Нет, Чим~а, нет. Дело не в этом. Ты в свою очередь пообещаешь забыть меня навсегда?
Чимин промолчал.
Откуда–то снаружи звук горна возвестил о наступлении сумерек, и Чонгук выйдя из ступора, встал и выглянул в окно. На улице стало совсем темно, и он обратился к Чимину:
— Ты домой не собираешься? Уже поздно.
— Я никуда не спешу. Сначала обещание.
— Это выше моих сил. От этого так просто не избавишься.
— Главное захотеть, и ты сможешь.
— А ты сможешь сегодня ночью со мной сбежать?
От этих слов у Чимина душа ушла в пятки, и он пролепетал:
— Это невозможно…
Обессилев, Чонгук опустился на кровать:
— Уходи, Чимин.
Он направился к выходу, но вместо того, чтобы выйти за дверь, лишь плотнее ее прикрыл и загородил проход:
— Нет, сначала дождусь обещания от тебя.
Чонгук встал и укоризненно заметил:
— Нехорошо таким вот способом вынуждать давать обещание. И потом, тебе от этого какая польза, Чимин? Сегодня я дам клятву, а завтра не смогу её сдержать, что тогда? Шарлатаном меня будешь считать?
За разговором прошло еще некоторое время, и часы пробили девять. Чонгук всполошился, не дождавшись никаких действий со стороны Чимина, и закричал на него.
— Чим~а! Не упрямься, открывай дверь!
— Я никогда не сдвинусь с этого места, — спокойно заявил Чимин и лег у порога.
В комнате наступила полная тишина. Чонгук погладил плачущего Чимина по голове.
— Чон, я больше не могу выносить эту муку, — всхлипнул он.
Чонгук пододвинулся к немк ещё ближе и ласково прошептал:
— Почему ты это от меня скрывал?
— Я умру, Чон, если не смогу тебе ничем помочь. Моё последнее желание...
— У тебя на это ещё будет время, Чим~а. — Чонгук вытер его слёзы.
—Здесь ты никому не нужен, а я всегда приму тебя.
— Я приеду к тебе, и ты будешь обо мне заботиться?
— Именно об этом я мечтаю с детства. Бог мой, услышь мои молитвы! Ради этого я готова даже пожертвовать жизнью. Ты приедешь ко мне, Чонгук?
— Хорошо, приеду, — заверил он её.
— Поклянись, что обратишься ко мне за помощью.
В темноте было незаметно, как Чонгук коснулся земли у его стоп:
— Данное тебе обещание я никогда не забуду. Если забота обо мне утешит тебя, то даже будучи при смерти я приползу к тебе.
После смерти отца Чонгука оставался дома ещё около полугода. Жизнь его превратилась в сущий ад: он был не рад ничему и никак не мог обрести себя. Мысли о Чимине только усугубляли его страдания. День и ночь он витал в облаках, при этом постоянно получая шпильки от брата и невестки. Положение матери, Чонгук тоже было незавидным. Без мужа она чувствовала себя несчастной и никому не нужной. Находиться в доме под пятой нового хозяина становилось для неё непосильной ношей, и с некоторых пор она часто изъявляла желание уехать. Единственное, что её останавливало, — неустроенность Чонгука. Сколько раз она умоляла сына исполнить её волю и жениться, однако, легко сказать, да трудно сделать: во–первых, еще не прошёл год со смерти отца, а во–вторых, подходящей кандидатуры не наблюдалось. В связи с этим мать иногда даже жалела о том, что в своё время не женила его на Чимине. Жили бы они сейчас, не тужили!
Как–то раз она не выдержала и позвала сына.
— Сил моих больше нет! Хочу вырваться отсюда, хотя бы на несколько дней.
Чонгук поддержал мать:
— Мне тоже так кажется. Вернётесь месяцев через пять–шесть, когда всё утрясётся.
— Тогда отвези меня куда то сынок. Женю тебя после годовщины смерти отца, а там можно и обратно на святую землю.
Чонгук отвёз мать куда она просила, а сам уехал в Пэкче. Там он первым делом приложил все усилия, чтобы разыскать Хосока, но того и след простыл. Возможно даже, что он переехал в другой город. Неожиданно Чонгук вспомнил о Тэхене и решил, без ложной скромности, что не мешало бы его разок навестить. Он так и сделал: нанял вечером конный экипаж и отправился к дому Тэхена. Довольно долго он кричал и ломился в закрытую дверь, но ему никто не открывал. В конце концов, изнутри раздался голос:
— Здесь таких нет!
Чонгук вышел на освещённое место рядом с колоннами и крикнул:
— Куда он уехал, вы хоть можете сказать?
Из открывшегося окна выглянул парень, окинул его изучающим взглядом и спросил:
— Чонгук, это вы?
— Он самый.
Парень охнул и кинулся открывать дверь. Чонгку показался знакомым его голос, но от так и не смог его с уверенностью определить. И потом, было уже совсем темно. Он повторил свой вопрос:
— Вас не затруднит сообщить мне, куда уехал Тэхен?
— Проходите в дом, я вам всё расскажу, — сказал он с улыбкой
Чонгук, узнав наконец, кто перед ним, опешил:
— Это ты?
— Да, я. У вас короткая память, Чонгук.
Поднявшись наверх, он увидел, что на Тэхёне было только грязное, чёрной каёмкой,одежда и всего два браслета на руках. Волосы его были убраны довольно небрежно.
— Неужели это ты? — Чонгук в замешательстве даже предположил, что у Тэхена проблемы со здоровьем. — Ты что, болен?
— Нет, я совершенно здоров, — засмеялся Тэхен. — Садитесь, отдохните, как следует.
Чонгук сел на кровать и огляделся вокруг: комната изменилась до неузнаваемости. Весь декор был убран, места от стола, шкафа и кресел пустовали. Из мебели осталась только кровать, на которой валялись далеко не свежие простыни. На стенах вместо картин виднелись шляпки гвоздей и разноцветные обрывки обоев. Там же висели остановившиеся часы, в окружении клочьев паутины. От находящейся в углу невзрачной лампы исходил тусклый свет. Такое убранство нагнало тоску на Чонгука. Он был скорее не удивлён, а подавлен:
— Тэхен, как ты докатился до такого убожества?
— И это вы называете убожеством? Да это подарок судьбы!
— Тэхен прохладно улыбнулся.
Чонгук ничего не понимал:
— Где твои драгоценности?
— Продал.
— А мебель?
— Тоже продал.
— И картины продал?
— Отдала их соседке из дома напротив.
Чонгук с интересом уставился на него, потом спросил:
— Хосок куда пропал?
— Откуда я знаю? Уже прошло почти два месяца, как мы немного повздорили, и, к счастью, он уехал, а куда — понятия не имею.
— Повздорили? — ещё сильнее удивился Чонгук
— Представьте, это иногда случается между людьми.
— Я не об этом, просто должна быть какая–то причина…
— Он был посредником, а я отказал ему от дома.
— Каким посредником?
— В сводничестве,
— смеясь, ответил Тэхен — Как бы вам объяснить? Он богачей сюда приводил, а я с этого имел по двадцать тысяч вон в месяц, много драгоценностей и охрану у дверей. Теперь понимаете?
Чонгук всё понял и засмеялся:
— Но я здесь никого не заметил.
— Заметили бы, если бы я их не выставила вон!
— Они–то в чём провинились?
— Особо ни в чём. Просто мне и впрямь это всё разонравилось.
Чонгук углубился в какие–то свои мысли, потом поинтересовался:
— С тех пор никто не приходит?
— Нет, с того самого дня, как вы появились, никто не переступал порог этого дома, разве что Хосок изредка, да и о нём уж два месяца как ни слуху, ни духу.
Чонгук развалился на кровати, помолчал–помолчал и подвёл итог:
— Выходит, ты лавочку–то прикрыл?
— Почему прикрыл, просто обанкротился.
Неожиданно его осенило:
— Интересно, где же ты теперь берёшь средства к существованию?
— Я же сказал, что продал все драгоценности.
— Много ль выручил?
— Не много, я отдала их бакалейщику под проценты.
— А раньше ты не мог жить на эти деньги?
— Я и сейчас не могу. На сегодняшний день задолжал за три месяца арендную плату за дом. Придётся продать ручные браслеты и уехать куда подальше.
— Куда же это?
— Трудно сказать, пока не решил. Куда–нибудь в такое место, где живут не дорого.
— Тогда почему ты всё ещё здесь? Если тебе действительно ничего больше не нужно, зачем в долги влез?
Тэхен опустил голову и впервые в жизни стал подыскивать слова, почувствовав смущение.
— Почему замолчал? — рявкнул Чонгук.
Тэхён сел с краю на кровать и начал объяснять:
— Не подумайте ничего плохого. Просто перед тем, как уехать, я не могла не повидать вас и тешил себя надеждой, что вы ещё хоть разок, но обязательно придёте. Сегодня эта встреча состоялась, и я завтра же начну собираться в дорогу, только вот куда, скажите на милость…
— Неужели ты торчала здесь только ради встречи со мною? Но почему? — удивился Чонгук.
— Есть одна причина. Вы меня ненавидите, так ведь? Видимо, поэтому. Вы меня ненавидите, как никто другой. Помните вы или нет, но я помню прекрасно тот день, когда вы впервые пришли, и я впервые вас увидел. Мне уже тогда было известно, что вы сын богача. Однако не от жадности к деньгам я на вас обратил внимание, поскольку сюда много таких, как вы, хаживало, и в них я ничего особенного не замечала. А тут вы оболгали меня, осыпали проклятьями и, отвернувшись, швырнули напоследок в лицо какие–то деньги. Припоминаете?
Чонгук притих, и Тэхен продолжил:
— С того дня я на вас глаз положил, но вовсе не любовь, и даже не ненависть тому виной. Когда происходит что–то странное, это врезается в память навсегда. Так же и ваш визит запомнился мне, не смотря на то, что я был не в восторге и даже слегка напуган тем, что вдруг взглянул на вещи другими глазами. Затем со мною стали происходить невиданные доселе изменения, а вы запили, чего я терпеть не могу, вид пьяного человека меня раздражает. Вы же вызывали во мне симпатию и жалость. — Тэхен коснулся земли у стоп Чонгука и подняла на него глаза, полные слёз. — Я отвратителен вам, но прошу вашего снисхождения.
—Вы постоянно пренебрегали мною, порицали меня, но чем дальше отталкивали от себя, тем ближе к вам мне хотелось подобраться, и уже потом, когда вы засыпали... Впрочем, довольно об этом, иначе вы опять рассердитесь.
Чонгук молчал, однако такие необычные признания тронули его до глубины души. Тем временем Тэхег, пряча от него слёзы, завершил свой рассказ:
— Однажды вы намекнули, что я деградирую в отличие от той другой, которая страдает от несправедливости. Тотчас мною овладела ревность, и я окончательно вышел из игры.
— И как ты собираешься жить дальше? — Чонгук встал.
— Я уже сказал вам.
— А если бы тот бакалейщик тебя обманул и слинял с твоими денежками?
Тэхен даже бровью не повел и спокойно сказал:
— Я бы ничуть не удивился. Случись такое, то у вас бы, наверно, милостыню попросил.
— Можешь просить, когда угодно, — недолго думал Чонгук. — Но сейчас твоя задача бросить к чертям это место.
— Для этого понадобится некоторое время. Завтра же начну все приготовления, продам оба браслета, и дело с концом!
Чонгук вытащил из кармана купюры засунул их под подушку и задумчиво произнёс:
— Браслеты продавать нет необходимости, а с бакалейщиком этим разберись. Так и не надумал, куда поедешь? Небось, по святым местам?
— Чонгук, для совершения паломничества во мне недостаточно веры. Мне бы только уехать из Пэкче как можно дальше и в каком–нибудь укромном месте встретить рассвет своей новой жизни.
— Наймёшься прислугой?