Глава 11
Отправив в последний путь Глава семьи Чонов, оба брата – Чонгук и Чонхек – вместе с другими деревенскими жителями вернулись в дом. Чонхек вёл себя как ненормальный и не переставал плакать, а толпа соседей пыталась его успокоить. Чонгук же стоял совершенно спокойно, подпирая колонну. Как с глаз его не упало ни слезинки, так и с уст его не слетело ни словечка. Никто его не успокаивал, и никто ему не соболезновал. Один из соседей было подошёл к нему со словами: «Брат, если судьба...», но Чонгук показал пальцем в сторону Чонхека: «Вам туда» мужщина, причитая: "Да, у него такое большое горе...", удалился. После этого никто к Чонгуку не приближался.
Во второй половине дня, когда подошедшие омеги окружили мать Чонгука, он тоже присел рядом. Там же находилась и бабушка Чимина. Она обратилась дрожащим голосом к убитой горем вдове:
— Посмотри, Чонгук пришёл.
— Мама! — позвал Чонгук.
— Сыночек, — она взглянула на него, и из её глаз в три ручья потекли слёзы. Все люди, убитые горем, тоже заголосили. Чонгук, скрывая выражение лица, просидел некоторое время у ног матери. Затем, медленно поднявшись, ушёл в комнату покойного отца. В его воспалённых глазах слёз не было, но внешний вид был настолько ужасен, что страшно было смотреть: на лбу выступили вены, волосы торчали в разные стороны, а светлая кожа на лице приобрела землистый оттенок. Долгое безрадостное пребывание в суетной Пэкче в сочетании с потерей отца привели к тому, что он весь настолько высох, что его невозможно было узнать.
Спустя некоторое время, мать Чимина, разыскивая его, зашла в комнату и окликнула:
— Чонгук!
— Да, тётушка...
— Сынок, что же теперь будет?
— Тётушка, что я натворил? — уставился на неё Чонгук.
Она замолчала, хотя прекрасно знала, что же именно он натворил. Она схватила его и обняла. Положив голову ей на грудь, Чонгук заплакал.
Все печальные дни когда–то заканчиваются. И новый день наступил: плач и крики утихли, Чонхек пришёл в себя, да и мать его тоже успокоилась и занялась домашней работой. Она, изредка смахивая слезу, целый день чем–то занималась. Пару дней спустя, Чонхек позвал Чонгука.
— Гук, сколько нужно потратить на поминальные обряды по отцу?
— Сколько сам считаешь нужным, — ответил Чонгук, смотря на старшего брата.
— Дальше так дело не пойдёт. Ты уже взрослый, и теперь твоё мнение тоже нужно учитывать.
— Сколько денег в наличии?
— Двадцать миллион вон.
— Мне кажется, нужно потратить пятьсот тысяч вон.
— Из них мне сколько причитается?
Чонхек прикинул и сказал:
— Тебе достанется половина денег. На твою долю пять миллион вон и на мою долю столько же остаётся.
— Мама что получит?
— Мама остаётся хозяйкой дома, а мы позаботимся обо всех её расходах. Да и получи она наличные, что станет с ними делать?
— Хорошо,возьми с моих,а остальное оставь себе если конечно мать будет не против я на них не претендую
— Это правильно. Ты же знаешь: у меня дети. Такая большая семья! Их ещё женить надо! Весь груз на моих плечах, такие траты предстоят! Поэтому с твоими словами нельзя не согласиться. — Потом, после недолгих колебаний, он предложил: — Почему бы нам это письменно не оформить?
— Хорошо, но разве что... потом...
— Так уж и быть, я сам всё подготовлю.
Чонгук тот же день подписал все бумаги.
На следующий день Чонгук поднимаясь по лестнице, увидел идущего навстречу Чимина и остановился. Он посмотрел в его сторону, как будто не узнавая его. Чонгук, подошёл ближе и любезно спросил:
— Чимин, когда ты приехал?
Разговор ни к чему не обязывал. Чимин, опустив голову, ответил:
— Сегодня утром.
— Давно не виделись. Как поживаешь?
Чимин улыбнулся отвечая "отлично"
— Муж как? Здоровы ли дети?
— Да, всё хорошо. Слава Богу.
Чимин мельком взглянул на него. Он хотел спросить, как у него дела, чем он занимается, но не смог. Ему теперь казалось немного странным задавать такие вопросы.
— Пробудешь здесь некоторое время, не так ли?
— Да.
— Вот и хорошо, — сказал Чонгук и ушёл.
Завершилась поминальная церемония, на подробное описание которой тратить время особой нужды нет. На следующий день после проведения прощальных ритуалов Чимин отозвал Хен У в сторонку и вручил ему золотое ожерелье:
— дядюшка, это для твоей дочери.
Хен У окинул его влажным, полным грусти взглядом:
— Давно тебя не видел. У тебя, говорят, всё наладилось?
— Да, лучше не куда. Как твои детки?
— Они в добром здравии.
— А ты?
— Неважно, замаялся я. Хозяин умер, теперь мне пора и честь знать, — глубоко вздохнул Хен У. Развить мысль Чимин ему не позволил. В конце концов он ему украшение не для того дал, чтобы выслушивать его страдания. Прервав его на полуслове, он возмутился:
— Что ты такое говоришь, дядюшка. Если тебя не будет, то кто позаботится о Чонгуке?
— Это пока он был маленький, я о нём заботился. А теперь,Чимин... Глаза бы мои на него не глядели, — буркнул Хен У.
Чимин подошел к нему ближе и задумчиво проговорил:
— Ты мне можешь ответить на один вопрос?
— Конечно могу,
— Хорошо, тогда скажи, только честно: чем сейчас занимается Чон?
— Действует мне на нервы, чем же ещё?
— Меня интересуют подробности.
— Какие уж тут подробности! Разве об этом говорят вслух! После того, как хозяин покинул этот мир, состояние Чонгук тает на глазах. На мой взгляд, дела его совсем плохи. — Хен У ударил себя кулаком по лбу.
Чимин изменился в лице, услыхав такие вещи, и с горечью в голосе потребовал от Хен У объяснений. Раньше он не верил, когда Сана в письмах упоминала вскользь что–то подобное о Чонгуке.
Хен У покачал головой и принялся выкладывать:
— Он уже не ест, не пьёт, практически не спит, и днем и ночью только в бутылку заглядывает. Одно пьянство на уме. Неделями неизвестно где пропадает, не давая о себе знать, и денег на ветер пускает немеренно! Люди говорят, разбрасывается какими–то драгоценностями, цена которым не одна тысяча рупий.
Чимин не веря посмотрел на Хен У.
— Неужели это правда?
— Надеюсь, он хоть тебя послушает и избавится от этих гадких привычек. Хоть разок остуди его пыл, в самом деле, да направь на путь истинный. А как он плохо стал выглядеть! До каких пор это может продолжаться? Так он долго не протянет, а я даже не могу поделиться этим ни с кем из домашних.
Выдержав паузу, Хен У горестно выпалил:
— Порой даже подумываю, Чимин, грех над собою совершить. Продолжать так жить никакого желания нет…
Он ушел, не дослушав его до конца.
Как только Чимин услышал о смерти отца Чонгука то, разумеется, от своих родственников сбежал, чтобы разделить с Чонгуком его горе. А тут его ждала совсем другая история, от которой у него голова шла кругом. Ему стало казаться, что будь он рядом, Чонгук не дошёл бы до такого состояния, и он винил в первую очередь себя.
Только сейчас он осознал, до чего докатился его гнев.
В то время, когда он находится буквально на грани жизни и смерти, он занят обустройством какого–то чужого хозяйства и помогает совершенно посторонним людям! Но теперь, потерпев поражение, когда его дом превратился в руины ещё в процессе строительства, Чимин твёрдо решил либо вытащить Чонгука из болота, либо покорно пойти ко дну вместе с ним.
Был поздний вечер. Чимин вошел в комнату Чонгука и застал его на диване, склонившегося над разбросанными счетами. Заметив его, он поднял голову и улыбнулся. Он опустился прямо на пол рядом с ним. Чонгук выглядел несчастным, но умиротворённым.
— Я не испорчу твою репутацию? — усмехнулся он.
Чимин на него сверкнул округлившимися глазами, но быстро опустил взгляд. Видно было, что он не торопится бередить старую рану и выплёскивать наружу потаённые мысли. Как озвучить то, что похоронено в сердце навечно? Чимин долго готовился к этому разговору, но все слова вдруг вылетели у него из головы. Чонгук засмеялся:
— Я понимаю, что с тобой происходит, Чим~а. Ты чувствуешь свою вину, не так ли?
Чимин не проронил ни слова. Чонгук рассуждал дальше:
— Чим~а, по сути, чего здесь стыдиться? Ну, встретились двое друживших по детству людей! Ну, подумаешь, ты сгоряча чего–то там наговорил, а я зачем–то тебе на лбу шрам оставил!
Произнесённые слова вовсе не таили в себе ни сарказма, ни издевательства, но Чимин взорвался от негодования и выложил всё, что было у него на душе:
— Этот шрам поддерживает во мне жизнь, Чон, и служит единственным напоминанием о том, что ты меня когда–то любил! Ты соблаговолил таким своеобразным способом поставить жирную точку в конце нашей повести. Какой сущий пустяк! Всего лишь символ любви.
— Чим~а
— Что такое?
— Ты на меня всё так же злишься, и я на тебя тоже, эх, как зол...
Чонгук понизил голос до шёпота:
— Я очень сильно скорблю по отцу, а как же иначе? Но вместе с тобой мне было бы гораздо легче пережить это горе. Каков по натуре Чонхек — от тебя не нужно скрывать, да и жёнушку его ты прекрасно знаешь. Теперь у меня осталась только мама. Скажи,Чим~а, что мне делать? Эх, если бы ты был рядом, я бы мог с тобой поделиться всем, чем угодно. Каких только бед со мной не приключилось, Чим~а, как это вообще возможно? Как же так?!
Чимин уже рыдал в открытую.
— Ты плачешь. Не надо, брось! Эта душещипательная история заканчивается.
— Продолжай... Говори всё, что считаешь нужным, — Чимин смахнула слёзы.
— Зато ты, Чим~а стал теперь примерным мужем, — прохрипел Чонгук.
Чимин прикусил язык и подумал: «Тут ты ошибаешься: цветок сроду не будет кланяться садовнику в ноги!»
— Чимин, вот смотрю я на тебя, и меня смех разбирает: ещё вчера ты был маленьким, а сегодня стал таким взрослым!
Ты теперь важная персона на хозяйстве! Даже дети у тебя взрослые, не говоря уже о муже! Дом — полная чаша, Чимин!
Чонгук явно посмеивался над Чимином, однако для него самой Юнги также служил объектом для шуток, и даже в такой напряжённый момент одно только упоминание о муже вызвало у него улыбку.
— Мне нужно с тобой посоветоваться кое о чём, — эмоций на его лице осталось не больше, чем у каменного истукана.
— О чём же?
— Есть ли у тебя на примете какая–нибудь омега?
— Омега? На что она тебе сдалась? — у Чимина застрял ком в горле.
— Как ты понимаешь, чтобы жениться... Мне тоже хочется обладать кем–то.
— Небось, тебе красивого подавай? — съязвила он
— Чтоб на тебя была похож.
— Да к тому же спокойного нрава?
— Нет, нет, мне такой не подойдёт. Мне нужен боевая омега, вроде тебя, чтобы спуску мне не давал.
Чимин задумался. Ему хотелось броситься к нему со словами: "Чон! Никто с тобой не справится. Для этого тебя любить нужно, по крайней мере, так, как я!" Но вместо этого он сказал:
— На мне дурной глаз. Есть много других омег, которые сочтут за честь скрасить твою жизнь.
— Тогда почему бы тебе не подыскать для меня одну из таких? — на лице Чонгука появилась озорная улыбка.
— Ты в самом деле решил жениться?
— Тебе–то что?
Он не мог откровенно признаться, что ни за что в жизни, ни на какую другую омегу даже не взглянет.
— Можно тебя спросить, Чон?
— Да, спрашивай!
— Ты зачем пьянствуешь, и где ты этому научился?
Чонгук улыбаться перестал:
— Разве подобным вещам нужно где–то обучаться?
— Я имею в виду, где ты тренировался?
— Тебе кто сказал? Хен У наслушался?
— Кто бы то ни был, не всё ли равно? Так это правда?
— Есть немного, — честно ответил Чонгук.
Теперь Чимину всё стало ясно, но всё же он не удержался:
— А дорогие украшения зачем раздариваешь?
— Пока еще никому не дарил, а всего лишь заказал изготовить. Ты примешь их от меня? — у Чонгука загорелись глаза.
— Приноси! Как видишь, на мне нет ни единого браслета. — Чимин протянул вперед руку.
— Муж не вешает?
— Вешает, почему же, только я их все отдал его дочери.
— Выходит, они для тебя не такие уж и ценные…