11.
Amor tussisque non celantur.
Любовь и кашель не скроешь.
Д
женни чувствовала изменения в Тэхёне. Они подъезжали к её дому, и он, будто бы, сильно куда-то спешил.
– У тебя ещё какие-то дела? – Спросила, надеясь на отрицательный ответ.
– Да, – отрезал он коротко и бездушно.
Также он разговаривал с ней весь вечер. Они отправились в какой-то ресторан, и Дженни, уставшая и голодная, набросилась на еду, будто до этого её год морили голодом. Тэхён ковырялся в своей тарелке, и она почувствовала себя неотёсанной дурой.
Она рассказывала о том, как хозяйка сходит с ума от уверенности в собственной непогрешимости, жаловалась на непонятливых и приставучих клиентов. Она доверяла ему свою жизнь, а Тэхён лишь безразлично кивал.
Её запал пропал быстро, и Дженни прервалась на середине фразы, уткнулась носом в тарелку, молча и сосредоточенно принялась за еду.
Ей было некомфортно. Она привыкла быть виноватой, и поэтому тщательно перебирала в голове, что такого сделала, чтобы Тэхёна расстроить. Может, он разозлился на то, что пришлось целый день на неё потратить? Но она же кучу раз сказала ему, чтобы не ждал. Может ему показалось, что она недружелюбна с ним? Дженни так устала, что едва передвигала ноги, он должен это понимать.
У неё не хватало смелости спросить, что не так.
А ей хотелось знать.
Куда пропало утреннее тепло, за которое она держалась, как за спасательный круг?
Куда пропал его взгляд, почти влюблённый, заставляющий её держать спину ровнее и тайком улыбаться в ладошки?
Куда пропала беззаботная, ненатужная болтовня, за которой можно было спрятать собственное смущение?
Как всего за пару часов всё могло так измениться?
Но Дженни молчала.
– Это тебе, – Тэхён отодвинул едва тронутую тарелку, потянулся и достал из своего рюкзака коробку с логотипом магазина электроники. – В качестве компенсации, – он протянул ей телефон, и Дженни автоматически взяла его.
Последняя модель. Красный бампер.
– Спасибо, – заглянула ему в глаза, вложила в эти слова всю свою искренность, – он намного дороже того, что был у меня.
– Компенсация, – пожал плечами Тэхён, – ты доела?
Она не доела. Она хотела распаковать телефон прямо перед ним, чтобы он видел, как ей нравится, и как она тронута.
Дженни сама обожала дарить подарки куда больше, чем получать. И, когда в детстве, она приносила родителям нарисованные открытки, безделушки, купленные на карманные деньги, всегда с надеждой заглядывала им в лицо, чтобы увидеть восторг. Теперь у неё осталась только Джису, и Дженни, потратившая все силы на то, чтобы достать какие-то особенно хорошие краски или оплатить онлайн-мастер класс у известной художницы, снимала её реакцию на видео, закидывала в облако и часто пересматривала в плохие дни.
Пока она может быть причиной такой улыбки – у неё есть шанс на то, чтобы прожить свою жизнь не зря.
Тэхёну, похоже, было всё равно на её реакцию, поэтому она, ещё раз его поблагодарив, засунула коробку в сумку. Дома посмотрит. Джису обычно нравилось разбираться с новой техникой, устанавливать туда разные приложения, менять обои. Дженни это всё было непринципиально, и она позволяла сестре делать, что захочется.
И вот он сказал, что у него дела, а она даже не может спросить, чем он собрался заниматься. Или может? В конце концов, пусть она и навязала ему эти отношения, он на них согласился.
– Что будешь делать? – Дженни понадеялась, что голос её звучал не слишком жалко.
– Встречаюсь с другом, – Тэхён приподнял брось, удивлённый её вопросом. Они обычно в жизнь друг друга не лезли.
– С Чонгуком? – Она не понимала, зачем продолжать этот бессмысленный диалог, полный её неловкости и его раздражения. Но рот сам открывался, язык сам стукался о зубы, звуки сами вылетали из её горла. Сами.
– Нет, с ним днём виделся. У меня много друзей, – он бросил на неё ещё один взгляд, полный недоумения.
– Понятно, – кривая улыбка на её лице вряд ли могла исправить ситуацию.
– Ты хотела со мной сегодня побыть?
Её сердце забилось о грудину, затрепыхалось, словно пойманная в клетку птица. Оно кричало и рвалось на волю.
«Тшшш», – Дженни испугала своей реакции на эти его слова. Что ему ответить? Чего он ждёт?
Она хотела бы провести с ним вечер.
Хотела бы отправиться в его квартиру – просторную и светлую, но практически пустую. По сравнению с её захламлённым домом, его был словно гостиничный номер. Белые стены, чёрная мебель. В хозяйской спальне только огромная кровать, застеленная шикарным постельным бельём из какой-то мягкой ткани. В холодильнике пару коробок из доставок, на столе – маленький заварочный чайник. У Дженни дома вся посуда из разных комплектов: тарелки в цветочек, с детскими какими-то зверушками, разноцветные, со сколами и поцарапанные ножами. У Тэхёна вся посуда белая, ровно выстроенные в ряд бокалы, стаканы и рюмки.
В его квартире даже дышать легче. Так там просторно, тихо и хорошо.
Дженни всего несколько раз оставалась на ночь, но его матрас был благословением для спины, его простыни ласкали кожу, и даже вода, которая текла из его кранов, была мягче и вкуснее. Она чувствовала себя нищенкой, восхищаясь столько обыденными вещами, скрывала собственный восторг от того, что можно пройти несколько метров и не споткнуться об очередную коробку, но ничего не могла с собой поделать.
Сегодня ей хотелось размять спину под массажной насадкой, лечь спать на хороший матрас, а не на продавленный в нескольких местах, с выпирающими пружинами. Они с Тэхёном почти не касались друг друга во сне, так велико было его спальное место. Но Джису вечно оказывалась у Дженни под боком, и от соседства другого тела рядом становилось жарко.
Она хотела сказать ему:
– Разворачивайся, и поехали к тебе. Я хочу целовать тебя, обнимать тебя, залезть к тебе под кожу и там спрятаться. Я хочу быть рядом с тобой, я не хочу, чтобы ты оставлял меня. Я хочу, чтобы ты весь принадлежал мне, и сама я хочу тебе принадлежать.
Она сказала ему:
– Ты и так целый день на меня потратил, да и я очень устала.
У Дженни Ким была гордость.
И поэтому она сжимала руки в кулаки, кусала губы и часто-часто моргала, чтобы не разреветься.
– Я не буду заезжать, тут выйдешь? – Спросил он, останавливаясь у въезда во двор.
– Конечно, – она улыбнулась, понадеялась, что блеск в глазах не слишком сильный, и он спишет его на отблески фонарей.
Дженни потянулась, чтобы поцеловать его. Потянулась неосознанно, просто захотелось на мгновение прикоснуться к его губам своими. Может быть, он продлил бы поцелуй, и она забралась бы к нему на колени, его руки оказались бы на её бёдрах, и он исследовал бы своими губами её шею, её грудь и её живот.
Периферическим зрением она заметила, как сморщился его нос.
Микродвижение. Такое короткое, что его легко было бы пропустить.
Но Дженни одёрнулась от него, как от прокажённого.
– Пока, – просипела она и выскочила из машины.
Не дожидаясь ответа. Не надеясь на продолжение. Так и не дотронувшись своими губами до его губ.
Она проскочила собравшихся поиграть в нарды алкашей, просвистевших ей в след какой-то оскорбительный комплимент. Трясущимися пальцами набрала код на двери. Быстро пробежала первый этаж, второй, третий. Остановилась на чужой лестничной клетке, зажала себе рот рукой.
Глубокий стон вырвался из-под её закрытых губ, пробрался через мелко дрожащие пальцы.
Дженни плакала размеренно и осознанно.
Она должна была выплакать всё сейчас, чтобы не приносить свои печали домой.
Она знала, что пропала. Что провалила все свои принципы, что была дурой самонадеянной.
Это был не стыд – эмоция, которую она испытала, когда Тэхён сморщил свой нос.
От неё воняло.
Она знала это. Джису говорила, что от неё пахнет жжённым маслом и пивом, запах въедался в волосы и кожу, и Дженни после работы всегда долго торчала под едва тёплым душем – чтобы меньше платить за коммуналку – тёрла себя грубой мочалкой, оставляя на коже красные следы, несколько раз наносила и смывала шампунь.
Она уже смирилась. Это была рутина, и Дженни совсем забыла, что Тэхён к ней такой не привык.
Для него от неё всегда пахло грушей – мылом, которое год назад купила по скидке, да с
тех пор так и использовала ту упаковку на 36 брусков, и порошком, самым дешёвым, и от того въедчивым и закрепляющимся на одежде. Духами Дженни не пользовалась, те, что она могла себе позволить, отдавали спиртом, а тратить на что-то настолько эфемерное, как запах, большие деньги она не могла. У неё была помада, и раньше этого хватало для чувства уверенности.
Теперь он осознал, как на самом деле пахнет её жизнь.
Отвратительно.
Но ей было не стыдно, нет.
Ей было горько. Горько от того, что его неприязнь так её задела.
Невыносимо горько, потому что Ким Тэхён забрался ей глубоко-глубоко под кожу, оживил родники в её пустыне, распустил цветы, выпустил бабочек порхать по грудной клетке. Как она сразу не поняла?
Сердце Дженни затаилось. Понимало, что, если покажет изменения, произошедшие с хозяйкой, раньше положенного часа, она родники забросает песком, цветы выкорчует, бабочек прихлопнет. И поэтому они таились. Скрывались от неё за ширмой иллюзий, и тихонько росли, становились могучими и сильными. Такими, чтобы не убить их было, не разрушить.
В Дженни появилась любовь.
Она не знала ещё, что это такое, как с любовью справляться. Она всегда была уверена, что просто для этого чувства не предназначена. Были у неё родители, есть Джису, и к ним у неё привязанность до того крепкая, что это не любовь почти, это долг, благодарность и зависимость.
Как с этим новым чувством справляться, Дженни не понимала.
Его надо было из себя достать, выбросить.
А она, слабачка, не могла.
Ким Тэхён не заслуживал того, чтобы она его любила. Он ничего не сделал особенного, он Дженни не спасал, не любил, он с ней обращался, как с обыденностью. Пропадёт она завтра, и ему будет всё равно. Он не расстроится, не запечалится.
Но она не пропадёт.
Она хотела быть с ним постоянно.
И унизительное это желание заставляло её сгибаться, засовывать в рот кулак и выть тихо и отчаянно, так, чтобы никто не слышал.
Она хотела своё сердце разжалобить.
Будь милостиво, я не могу себе позволить его любить. Будь милостиво, откажись от чувств этих. Будь милостиво, и я тоже буду к тебе добра.
Сердцу на её причитания было всё равно.
Сердце яростно и бесстыдно хотело оказаться рядом с предметом своей любви.
Сердцу на эмоции своей хозяйки плевать, на несчастья её плевать, на душу её, мучающуюся в агонии, тоже.
Сердце Дженни перехитрило. Сделало вид, что Ким Тэхён – такая же эфемерная иллюзия, как и все остальные. Такая же несбыточная мечта. С такой мечтой расстаться – раз плюнуть, потому что сразу знаешь, что она плод воображения, форма эскапизма, позволяющая держаться в этом мире. Никогда влюблённость Дженни не выходила из мира грёз. Никогда ещё не было так больно осознавать, что она сама себе всё придумала. Никогда.
И Дженни поняла, что ничего уже не поделаешь. Недосмотрела она, проворонила момент. Была уверена, что в ней расчётливости больше, чем всего остального, а оказалось, просто не было с ней рядом человека, вывернувшего наизнанку, заставляющего содрогаться от боли и от любви.
Она как-нибудь с этим справится. Она переживёт.