Право голодных

– Что-то не так? – Джису, всегда чувствующая её настроение, всегда задающие нужные вопросы, на которые не хотелось отвечать, не оставила Дженни ни шанса на уединение.

– Всё нормально, – она попыталась вяло отбрыкнуться от сестры, но, учитывая, что в руках у неё была стопка, из которой расплескалась водка, попытка не увенчалась успехом.

– Конечно, именно поэтому ты пьёшь и слушаешь дурацкие заунывные песни уже три часа, хотя завтра тебе рано вставать. Уверена, всё просто замечательно.

Джису была раздражена, но у Дженни не осталось сил разбираться, только ли её поведение это вызвало, или были ещё какие-то причины. У неё не было на это ресурса. Она вся сосредоточилась на переживании нового внутреннего опыта – чувстве любви, и пыталась понять, как с этим справиться. Как продолжать видеться с Тэхёном, продолжать смотреть ему в глаза и не начинать плакать от собственного бессилия? Не набрасываться на него с поцелуями? Как переносить его презрение и его нелюбовь?

Дженни уже поняла, что больше не сможет брать у него деньги, что надо искать новую работу, потому что Джису скоро проходить ежегодное полное обследование, а страховка покрывает едва ли пятую часть от необходимого.

Нет, Дженни не могла больше воровать у Тэхёна.

Одно дело, воровать практически у незнакомца. У парня, с которым вас связывает секс и какая-никакая взаимная симпатия. Это гадко и отвратительно, но можно было пережить. Можно было саму себя оправдать «правом голодных». Дженни посмотрела фильм «Вторжение динозавра» уже взрослой, когда мыла полы в маленьком и убыточном кинотеатре. Проработала она там недолго, потому что кинотеатр обанкротился и закрылся, зато пересмотрела кучу фильмов. Какие отрывками, какие целиком. И диалог бедных братьев запомнился ей, врезался в память, стал её подспорьем в самые трудные времена:

      «– Но раз мы берём еду, мы же всё равно воруем?
      – Это не воровство. Ты вообще знаешь, что такое право голодных?».

После того сеанса, Дженни поняла, что моральные ориентиры для людей богатых и бедных отличаются. Они просто не могут быть одинаковыми.

Потому что девушка из богатой семьи никогда не будет рассматривать проституцию как единственный вариант заработать денег. Девушка из богатой семьи не будет бегать по клубам не ради собственного удовольствия, но чтобы привлечь в него богатых толстосумов. Девушка из богатой семьи, в конце концов, не станет воровать у своего парня. Клептомания – болезнь богатых, а у Дженни – нужда.

Она понимала, что придётся возвращаться к работе в клубах. И не на пару вечеров, как раньше, чтобы быстро скопить на нужные вещи. Нет, придётся устраиваться туда, договариваться с менеджером на постоянные дни работы, чтобы процент был выше, чтобы на эти деньги можно было жить.

– Да всё круто, сестрёнка, – она засмеялась, хрипло, срываясь на кашель. – Только на что нам дальше жить, непонятно?

– Разве твой парень не помогает нам? – Джису выглядела искренне удивлённой.

Дженни знала, что сестра её немножко презирает. Нет, всё ещё любит, но будто бы заранее прощает ей все грехи. Джису словно дева Мария, а Дженни – грешница, которую едва не закидали камнями. Джису не очень понимала, как можно просить у человека что-то тебе купить, не понимала, как можно просить деньги. Дженни тоже так этому и не научилась, а Пак Хисын окончательно убедил её в том, что с такими отношениями пора кончать.

Если бы Дженни рассказала сестре, что воровала, вот тогда бы та по-настоящему расстроилась. А Дженни не хотелось быть плохой, не хотелось, чтобы её осуждал самый близкий человек. Ей самой себя за глаза хватало.

– Я больше не буду… Не смогу у него просить.

– Вы расстались?

В каком-то смысле, они действительно расстались. Дженни больше не устраивали их отношения без обязательств, ей теперь хотелось, чтобы её любили. Но что со своими желаниями делать? Разве что проглотить, подавиться и сдохнуть в мучениях. Больше ничего и не оставалось.

– Нет.

– Тогда что не так?

– Я влюбилась в него.

Слова, произнесённые вслух, возымели какую-то сверхъестественную силу, и она инстинктивно прикрыла рот ладонью, словно стремясь их задержать, не дать вылететь, стать реальностью.

Поздно.

Её признание повисло в воздухе грозовой тучей, дамокловым мечом.

– Я всё ещё не понимаю, в чём проблема, – Джису чувствовала, что что-то не так. Она видела, что для сестры эти слова, словно проклятие, словно их произнесёшь, и всё, пропала. Но не могла вникнуть, в чём именно была загвоздка.

– Теперь, когда я в него влюбилась, во мне столько гордости, что я просто не смогу. Не смогу его просить. Не смогу у него… – Она запнулась, налила новую стопку, резко выпила, запрокинув голову. – Теперь мне хочется для него быть любимым человеком, а не благотворительностью. Только я уже провалилась по всем фронтам.

– Как ты можешь быть благотворительностью? Что за идиотское у тебя мышление? – Джису искренне возмутилась, подъехала к кухонному шкафчику, достала из нижнего ящика – там стояли все вещи, необходимые в быту, чтобы она могла без проблем дотянуться – ещё одну стопку. Налила себе и сестре, выпила также быстро. – Помочь любимому в трудной ситуации – это естественно для любого нормального человека.

– Я для него не любимая, – в словах Дженни не было горечи, только тупая какая-то боль. Словно не сегодня к ней пришло осознание собственного положения, а давным-давно, и она уже успела смириться с ним и принять его.

– Это всегда может измениться. Я уже говорила, тебя невозможно не любить.

Джису была настроена воинственно, и Дженни улыбнулась. Хоть кто-то на её стороне. Хоть один человек. Правда, лучше бы Джису её ненавидела, но жила хорошо, а не так, как сейчас. Дженни бы всё отдала за то, чтобы с ними произошла ситуация, как в длинных индийских сериалах. Чтобы Джису отдали на усыновление в богатую семью, ей бы там вовремя сделали операцию, она бы ходила и жила счастливо. Дженни лучше бы одна была в этой бедности и темноте, лучше бы одна.

Но с ними никаких чудес никогда не случалось. Чудеса сестёр Ким обходили за тридевять земель, похихикивали над их молитвами, и показывали им голые задницы, как перепившие старшеклассники на вечеринках.

– Если он будет видеть мою бедность, никогда меня не полюбит.

– Да с чего ты взяла? – Джису начала злиться всерьёз, она не понимала, что за глупости вбила себе в голову младшая сестра.

– Помнишь Пак Хисына?

– Это тот странный дядька? – Джису нахмурилась, вспоминая рассказы Дженни об этом человеке.

– Да. Благодаря ему я всё окончательно и уяснила.

С Хисыном Дженни познакомилось как раз-таки во время подработки в клубе. К ней начал активно приставать какой-то парень, выглядящий лет на шестнадцать, но уже уверенный в том, что деньги папочки могут решить все проблемы. Не то чтобы Дженни его уверенность не разделяла, просто не хотела становится проблемой, которую таким образом будут решать.

Парень затащил её за свой столик, забирался руками ей под платье, и она сжимала ноги и зубы, улыбалась-скалилась, и всеми силами пыталась его руки убрать. Сил у неё было меньше, как и возможностей. Девчонки вроде неё, если подобное нарушение кодекса клуба случалось, должны были покорно дожидаться, пока это заметит и охрана. Нет, она могла бы закричать, оттолкнуть его со всей силы, учинить скандал, но и денег бы тогда не получила, и остались бы они с Джису без света, без газа и без воды. Дженни терпела.

Парень же терпением не отличался:

– Да кого ты, сука, из себя строишь? – Он вспылил, повалил Дженни на диван, лёг сверху.

Лицо у него было искажено от злости, глаза прищурены и ничего в них не читалось, кроме желания прямо на этом диване Дженни и унизить. Не заняться с ней сексом, а именно унизить, показать, насколько он сильнее, насколько выше по статусу.

– Извините, Вы, кажется, неправильно поняли, – она всё ещё старалась не отбрыкиваться, решить всё мирно, уйти, в конце концов, пораньше, но заработать хоть что-нибудь.

Главное, уйти.

– Нет, ты совсем оборзела, сука, – он схватил её лицо своими пальцами, отчего-то ужасно холодными и твёрдыми, – я тебя чем не устраиваю? Мало дал, что ли? Мало?

И он выпустил её на пару секунд, полез в карман пиджака, достал оттуда бумажник – кожаный и солидный, совсем ему не подходящий, будто украденный у бизнесмена за пятьдесят.

Купюры полетели на Дженни, а она, отмерев от страха, попыталась из-под парня выскользнуть. Ей почти удалось, но он крепко схватил её за волосы своими мертвенно-холодными, цепкими пальцами. Схватил больно, выдирая клоки, и она, дёрнувшись, словно марионетка, оказалась спиной прижата к его груди.

Крутанув её, парень снова оказался прямо перед ней, и Дженни стало по-настоящему жутко. Пощёчина едва не свалила её с ног. Следом за первой последовала вторая, а потом ещё одна, и ещё. Она не могла кричать, звук застрял в горле и отказывался выходить. Она выглянула из-под сложенных над головой в защитном жесте рук, но охрана, как назло, именно в этот момент куда-то пропала. Следующий удар заставил её упасть, и тогда, чтобы не прилагать лишних усилий и не нагибаться, парень принялся орудовать ногами.

Дженни, как в детстве, свернулась клубочком, крепче прижала руки к голове. Только раньше она всегда звала маму, а теперь некого было звать. Совсем некого.

Какая-то сила, страшная и сокрушительная, сбила её обидчика с ног.

– Ты кто такой, сосунок, чтобы с девушкой так обращаться?

Она подняла голову, и увидела, что парень тоже оказался на полу, а над ним возвышался представительный мужчина лет сорока. Костюм на нём был в мелкую белую полоску, а часы – Дженни не разбиралась в их марках, но часы точно были безумно дорогими.

– Я тебя спросил, – лёгкая пощёчина, не сильная, но обидная, заставила парня захныкать.

Он проблеял что-то про папу, у Дженни не было времени выслушивать подробности.

Она закупорила все свои чувства глубоко внутри, поднялась, и ровным шагом направилась в кабинет менеджера. Она не могла находиться в этом месте больше ни минуты. Она хотела только забрать деньги, вызвать такси и отправиться домой. Обычно она торчала в клубе до того времени, пока не начнёт ходить общественный транспорт – и заработать, и на такси сэкономить, но не в тот раз. Тогда на деньги было всё равно.

Менеджер, увидев, как распухло её лицо, не стал спорить, и выдал в два раза больше положенного. Столько, будто она всю ночь тут провела.

– Спасибо, – буркнула Дженни и коротко кивнула.

– Пару дней не приходи, – она посмотрела на мужчину с непониманием, – пока не заживёт, – уточнил он.

Дженни ещё раз кивнула, и вышла из кабинета.

Пробираясь через потные тела к выходу, она поняла, что ничего не чувствует. Да, болела щека и ныло где-то в районе рёбер, но это не страшно. В ней не было обиды, не было злости по поводу случившегося. Дженни тогда подумала, что в ней наконец-то сломался стыд. Девушки, работающие в клубе, говорили, что этот слом обязательно надо пережить, а не то не сможешь по-настоящему много зарабатывать.

Только через пару дней, когда ехала в автобусе и вдруг начала истерично рыдать, увидев парня, похожего на того мудака, она поняла, что это был шок. Мозг просто смилостивился над ней и действительно заблокировал все чувства. А вот стыд за заработок собственным телом так и не прошёл.

Она вышла из клуба и вдохнула свежий воздух. Вдохнула полной грудью, так, что закружилась голова. Было холодно, и она куталась в тонкое пальто. На голых коленках расцветали синяки. Такие же проступили по всему телу и на лице.

– Девушка, с вами всё в порядке? – Представительный мужчина с дорогими часами стоял на курилке и глубоко затягивался тонкими, женскими будто бы сигаретами.

– Да, спасибо, – Дженни прятала лицо в шарф, не хотелось светить побоями на весь мир.

Ко входу в клуб подъехала большая машина, и Дженни посторонилась, достала телефон. Найти такси не по бешеной цене в такое время – задача не из лёгких, но она была
мастером экономии.

Валет выскочил из машины, подбежал к мужчине, протянул ему ключи. Дженни бросила на него быстрый, оценивающий взгляд. Он был безумно богат. Об этом кричал весь его облик, то, как он даже не посмотрел на парня, всё ещё стоящего в полупоклоне, держащего ключи на вытянутых руках.

Он смотрел на Дженни.

Смотрел странно и плотоядно. Будто бы она – потрясающее шоколадное пирожное на витрине, и он в предвкушении от того, как его зубы разломят тонкий верхний слой глазури.

От мыслей о пирожных у Дженни забурчало в животе, и она снова уткнулась в телефон.

– Такси ждёте? – Она вздрогнула от испуга, так неожиданно близко послышался его голос.

Мужчина стоял прямо за ней, вторгаясь в личное пространство, взгляд его бродил по экрану её смартфона. Дженни отошла от него на два маленьких шага, с неохотой кивнула.

– В такое время мало кто согласится ехать, – он цокнул языком, будто бы искренне сожалея о её неудаче.

Дженни снова кивнула.

– Давайте я вас подвезу? Не буду врать, что мне по пути, – он бросил короткий взгляд на строку, в которую Дженни вбила свой адрес. Да, не самый благополучный район города, он в таких вряд ли когда-то бывал. – И всё же, мне хочется вам помочь.

– Спасибо, но я, пожалуй, откажусь, – она почему-то его не боялась, но и соглашаться садится в машину к какому-то незнакомцу не собиралась точно.

– Страшно? – Он вновь понимающе улыбнулся. – Это от того, что мы пока не знакомы. Пак Хисын, – он протянул руку, видимо надеясь на то, что Дженни её пожмёт и назовётся сама.

Она лишь сделала ещё несколько небольших шагов в сторону.

– Послушайте, я понимаю, что выглядит это всё странно. И правда, никакая приличная девушка не стала бы знакомиться при таких обстоятельствах. Но всё же, вы мне очень понравились, – он снова подошёл ближе, протянул Дженни маленький чёрный квадратик – его визитку. Она автоматически взяла её. – Когда будет настроение выпить кофе, позвоните мне, ладно? – Он дождался, пока она снова кивнёт, улыбнулся, и лёгким шагом направился к своей огромной машине.

Дженни стояла с этим квадратиком в руках несколько секунд, уставший, перенапряжённый за день мозг, не мог корректно анализировать информацию.

«К чёрту», – подумала девушка, засунула картонку в карман и хмыкнула от того, что её назвали «приличной».

Она получила уже пятый отказ в приложении для вызова такси, когда ей посигналили.

Чёрный мерседес с маленькой и аккуратной башенкой в шахматную разметку, стоял на подъездной дороге.

– Мне? – Дженни указала на себя рукой.

Из салона вышел опрятный мужичок лет пятидесяти, одетый в серый костюм, с аккуратно повязанным галстуком, расцветкой точь-в-точь напоминающей окраску зебры.

Мужчина быстрым шагом подошёл к Дженни, назвал её адрес и спросил, она ли пассажир.

– Откуда вы знаете, где я живу? – Она не испугалась и не удивилась, на это не было сил, просто стало интересно, как таксист, да к тому же, очевидно, из бизнес-класса, её нашёл.

– Поступил заказ от Пак Хисына, – мужчина достал телефон, показал Дженни своё приложение и короткое примечание: «Не мёрзните, а езжайте домой. Не забудьте позвонить, когда захотите кофе. Для госпожи на входе».

Дженни улыбнулась.

– Я пассажир.

В салоне было тепло, играла ненавязчивая попса, а ещё отчего-то пахло мандаринами. Водитель ехал так аккуратно, что Дженни задремала. Ей почему-то снилась новогодняя ёлка. Родители радостно распаковывали подарки. Джису же была маленькой девочкой, и бегала вместе с другими детьми. Людей вокруг ёлки столпилось много-много, и все они были нарядные, красивые и счастливые. И только Дженни, отчего-то очень большая, выше всех на площади, стояла в тёмном углу. Она смотрела на людей сверху-вниз, и ей было горько от того, что её, такую великаншу, не берут играть.

– Приехали, – разбудил её от тоскливого сновидения голос водителя.

Поблагодарив его, Дженни вылезла из машины, направилась к своему подъезду. Уже стоя перед входной дверью, зажав в руке ключи, она вытащила из кармана чёрную визитку. Подсветила её фонариком, добавила в контакты номер. Несколько минут думала над тем, как же его подписать, и в конце концов просто вбила инициалы. «П.Х.».

«Спасибо», – написала она своему новому контакту.

«Вы хорошо добрались?».

«Да», – и потом, помедлив, отправила ещё одно сообщение.

«Меня зовут Дженни Ким. Было приятно с Вами познакомиться».

«Мне тоже было приятно. Спокойной ночи, Дженни. Не забудь приложить лёд к щеке».

Он позвал её на кофе, и Дженни согласилась. Из чувства благодарности. Она порывалась заплатить на напитки, но Хисын остановил её, и сказал, что просто не мог оставить девушку в беде.

Рядом с ним она чувствовала себя странно. Почти ребёнком. Разница в двадцать лет давала о себе знать. Но это не было плохим чувством. Дженни будто бы снова было позволено вести себя неразумно, капризничать и открыто проявлять чувства.

На той, первой встрече, он подарил ей подвеску. Золотая туфелька, инкрустированная какими-то камнями, на золотой же цепочке. Конечно, Дженни отказалась принять такой подарок. И тогда он, прямо в кафе, объяснил ей, как работает жизнь.

– Дженни, детка, я понимаю, что у тебя есть гордость, и ты всеми силами стараешься её сохранить. Но ты вряд ли в ближайшем будущем сможешь позволить себе такое украшение. Для меня эти деньги – пустяк. Я не замечу их отсутствия, как не замечу и отсутствия суммы в пять, десять, сто раз больше. Мне хочется сделать тебе приятно. Тебе, если отбросить абсолютно не работающую тут мораль, тоже будет приятно. Так зачем корчится в ненужных никому экивоках?

Дженни пялилась в стакан со своим лавандовым чаем, и слёзы текли по её лицу.

– Вы как будто меня покупаете, – прошептала она едва слышно.

– Детка, я же не требую ничего взамен. Это подарок.

– А если потом потребуете? – Она набралась мужества, чтобы поднять на него глаза.

Дженни ожидала, что он будет выглядеть мерзко. Она ожидала найти на его лице похабное, грязное выражение, от которого ей захочется отмыться. Но Пак Хисын выглядел спокойным и расслабленным. Его глаза, удивительно светлые, почти жёлтые, смотрели на неё с внимательным участием. Руки с аккуратно подстриженными ногтями чинно лежали на столе. Он выглядел уверенным, и Дженни растерялась.

– Что мне делать, если потом вы потребуете расплатиться? – Она мысленно дала себе пощёчину по ещё незажившей щеке. Добавила в голос твёрдости, которую совсем не чувствовала внутри себя.

– Детка, если ты думаешь, что за эту безделушку ты обязана давать что-то, кроме приятной беседы, которая у нас сейчас, без сомнения, складывается, то выбрось эти мысли у себя из головы, – он улыбнулся.

Дженни больше не чувствовала себя беззаботно. Она чувствовала себя последней дурой.

– Я не хочу с вами спать. Я не шлюха, – она специально продавила последнее слово интонацией, сделала его тяжёлым и липким, окутывающим пространство вокруг них ядовитым туманом.

– Разве я хоть на секунду дал понять, что воспринимаю тебя, как шлюху? – Он выглядел всё таким же спокойным. И из его губ последнее слово вырвалось легко, словно оно ничего не весило, словно не тянуло оно к земле, заставляя горбиться и стыдливо опускать голову.

– Тогда зачем я тебе? – Дженни не осознала, что перешла на «ты». Она вглядывалась в его лицо, пыталась отыскать на нём следы обмана.

– Рядом с тобой я снова чувствую себя молодым. Давно не приходилось драться за девчонку, – он засмеялся от собственных слов. Засмеялся искренне, по-мальчишески. Вокруг глаз его образовались тонкие морщинки, прядь волос, видимо, плохо закреплённая гелем, упала на глаза.

Его смех смутил Дженни. Он выглядел простым и человечным. И даже то, что пару лёгких пощёчин, он называл дракой, придавая своему поступку большего героизма, умиляло.

– Представь, что я твой ровесник, – сказал он, видимо заметив её колебания. – Представь, что сегодня наша первая встреча. Почему бы не позволить всему идти своим чередом.

Дженни искала в его словах подвох, и не находила.

Она устала бороться. Устала сражаться за каждое мгновение спокойствия.

Почему бы не позволить всему идти своим чередом?

Она уступила.