Глава 11. Место, где гаснет шум.
Марк поднял пистолет, ощутил холод стали и нажал на курок. Пуля точно поразила центр мишени, но это не принесло удовлетворения. Он больше не стрелял ради результата он просто продолжал, чтобы не думать.
Гарри сказал: «Мы все любим. Он и она. Но в разное время».
Марку хотелось поверить, что это и правда вопрос времени. Что Мэри однажды всё поймёт. Но одновременно эта мысль ранила, а если её время придёт тогда, когда его уже не будет? Он не знал, сколько может ждать. И должен ли?
Мэдисон заговорил о влиянии других. О тех, кто окружает Мэри коллеги, подруги, взгляды, тонкие приговоры, навязанные ожидания. Что если его стремление к смерти это не его истинное желание, а просто результат того, чего от него ожидают? Как же плохо, когда ты хочешь идти против общества, но не можешь. Не потому, что тебе не хватает сил, а потому, что внутри уже пусто. Потому что они уже сломали тебя.
Но если он изменится ради неё... если он станет таким, каким его хочет видеть её окружение, останется ли он собой? И если она выберет его после этого, будет ли это настоящий выбор? Или просто очередное влияние общества, только на этот раз через него?
Но эта мысль вызывала отвращение.
Алли говорил: «Время. Просто отпусти».
Марк не знал, как это сделать. Он никогда не был из тех, кто плывёт по течению. Он хватался за то, что было важно, цеплялся, даже когда всё рушилось. Он не умел просто ждать. Не умел отпускать.
Он никогда не был удобным. Ни в школе, ни в университете, ни на работе. Он не вписывался. И всегда принимал это как часть себя. Он не считал, что должен меняться ради других. Ради их комфорта.
Но теперь вопрос был сложнее, если он изменится ради неё он предаст себя? Или это и есть любовь?
Он вспомнил: «Ты не её типаж».
Слова, которые сказал сам себе. Мэри нужна опора, сила, вера. Он ни одно из этих. Он человек, который сам едва держится. И всё же он продолжал тянуться к ней, будто верил, что сможет стать тем, кем она нуждается. Или хотя бы быть рядом, пока не сломается окончательно.
— Что я могу сделать, чтобы ты была моей? — прошептал он в пустоту.
Последний выстрел. Точно в цель. Как всегда. Только в этот раз это ничего не значило.
Виктор стоял в центре заброшенного склада, на котором собиралась его группа. В тени он выглядел как режиссёр, готовящий своё последнее великое шоу. Его взгляд был зациклен на огромной карте города, разложенной перед ним. Несколько разноцветных булавок указывали на ключевые точки операции.
— Вы понимаете, что это не просто захват? — спросил он, разглядывая карту. — Это не банальное требование выкупа. Нет. Это нечто большее. Мы перевернём всё с ног на голову. Этот спектакль должен стать кульминацией, где каждое движение, каждый вздох будет частью грандиозной постановки.
Он подошёл к булавке, обозначающей театр, и провёл пальцем по бумаге, как будто что-то стирал с неё.
— Театр станет центром. Но всё начнётся до того, как мы войдём. Первый акт тишина. Полная. Связь отключается, но не резко. Сеть будет работать номинально. Они смогут писать, смогут звонить. Только никто не ответит. Все сообщения в никуда. Паника нарастает, когда иллюзия ломается. Это тоньше, чем глушилки. Это одиночество в цифре.
Он переключился на карту наружной территории театра, внимательно глядя на точки эвакуации.
— Второе мы заблокируем все выходы. Не будем пускать и выпускать никого, пока я не закончу.
Виктор посмотрел на одного из своих людей, стоящего у стены.
— Ты и твои ребята, — указал он на одного из своих подчинённых, — Займёте позиции в зале. Ваша задача следить за публикой, но не вмешиваться до команды. Вы не должны убивать никого без нужды. Пуля это финал. Но до этого момента страдание и страх. Они должны почувствовать, что любой их шаг может быть последним.
Он на мгновение замолчал, давая словам проникнуть в сознание подчинённых.
— Третье у нас будут ключевые фигуры. Политики, элита, они будут на сцене. Мы заставим их признаться в своих грехах перед всем залом. А потом... — он поднял пистолет и сделал вид, будто стреляет, его улыбка стала ещё шире, — Потом они станут нашими марионетками. Мы покажем всему миру, что те, кто правят, боятся смерти так же, как и самые обычные люди.
Он снова подошёл к карте и поставил ещё несколько булавок.
— Четвёртое медиа. Мы позволим журналистам снаружи транслировать наше шоу в прямом эфире. Но внутри зала только я. Только мой голос будет звучать для них. Они должны почувствовать, что находятся в руках одного человека. И этот человек я.
Закончив, он сделал шаг назад и посмотрел на своих подручных.
— Я не могу гарантировать ваши свободу и жизнь, — все молча кивнули, они были готовы.
Виктор окинул взглядом своих людей и добавил, опуская голос до шёпота.
— Мы не оставим шансов. Никто не спасётся. Но они все будут чувствовать, что спасение возможно до самого конца.
Он захохотал, его безумный смех эхом разнесся по пустому складу.