Тело на прокат

Последние дни стали для Мэри и Марка словно затяжной туман. Каждое утро Марк старался проживать день, будто всё по-прежнему, избегая тяжёлых разговоров, прячась за рутиной и делами. Он делал всё, чтобы не думать о том, что его время сокращается.

Каждый раз, когда она думала о нём, в голове всплывали его последние слова признание в любви, которое она восприняла с растерянностью, и его отстранённость, когда он говорил о смерти. Она видела, что Марк не хочет, чтобы его спасали, не хочет, чтобы его жалели, но это лишь усиливало её стремление как-то изменить его решение. Мэри хотела, чтобы он понял, что есть вещи, за которые стоит бороться за дружбу, за любовь, за жизнь, в конце концов.

Однако она также понимала, что прямые слова могли лишь усугубить его желание уйти. Ей нужно было найти подход, который не ранит его, не заставит его замкнуться ещё больше. Но как? Как достучаться до человека, который уже готов сдаться?

Мэри ощущала, что её собственное сердце сжимается от бессилия. Она хотела быть рядом, но не знала, как помочь, чтобы не навредить. Марк был для неё не просто другом он был тем, о ком она беспокоилась так, как не беспокоилась ни о ком другом.

Мэри же чувствовала, как давление сжимает её со всех сторон. Казалось, весь её мир сузился до одного вопроса, который преследовал её повсюду.

— Мэри, ну расскажи, вы с Марком наконец будете вместе? — спросила одна из коллег за обедом, её голос звучал весело, но в глазах светилось любопытство.

— Ты же понимаешь, что он тебя любит, да? — добавила другая, подперев подбородок рукой.

Мэри смутилась, её вилка застыла над тарелкой. Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

— Мы просто друзья, — ответила она, стараясь быть спокойной.

Но это не остановило их.

— Правда? Друзья? Ты уверена? — произнесла третья, хитро прищурившись. — А как ты будешь чувствовать себя, если он умрёт?

Эти слова пронзили Мэри, словно острый нож. Она почувствовала, как горло сдавило, но заставила себя сохранить спокойствие.

— Я... я не думаю об этом, — быстро сказала она, опустив глаза.

Но даже дома ей не давали покоя. Подруги, с которыми она иногда делилась своими переживаниями, теперь казались ей следователями.

— Мэри, ты должна принять решение, — говорила одна из них, глядя на неё с укором. — Ты что, хочешь, чтобы он умер, не узнав, что ты к нему чувствуешь?

— Или ты боишься? — добавляла другая, её голос звучал остро.

Мэри пыталась уйти от разговоров, сменить тему, но они всё равно возвращались к Марку.

— Ты не понимаешь, что на тебе ответственность? — настаивала одна из подруг. — Он живёт ради тебя. Ты можешь ему дать то, что он хочет, или ты собираешься просто отвернуться?

Эти слова звучали в её голове даже ночью. Она пыталась уснуть, но их голоса снова и снова всплывали в мыслях, не давая покоя.

На работе с каждым днём становилось тяжелее. Коллеги шептались за её спиной, иногда даже напрямую задавали вопросы:

— Мэри, если он тебя так любит, почему ты не можешь попробовать? Может, он именно тот, кто тебе нужен?

— Или ты ждёшь, пока он сдастся?

Она не знала, как на всё это отвечать. Каждый вопрос казался приговором. Она чувствовала, как её загоняют в угол, лишают пространства для собственного решения.

В какой-то вечер, задержавшись допоздна в офисе, она не выдержала. Оставшись одна, опустилась на пол у окна, в котором отражались уличные огни. В груди сжалось от боли, и, зажав рот рукой, она позволила себе беззвучно плакать. Все слова друзей, все намёки и ожидания навалились одним тяжёлым грузом. Её тело дрожало, и в этом одиночестве, наконец, вырвался наружу крик, полный бессилия:

— Почему всё на мне? Почему я должна решать, жить ему или нет?

Она вспомнила, как когда-то, в подобный вечер, пришла домой после особенно тяжёлой смены вся в слезах, с трясущимися руками. И тогда Марк был рядом. Он не спрашивал, не уговаривал просто включил тёплую лампу, подал ей чай и позволил сесть рядом. Он всегда знал, как сделать боль тише. Он гладил её по волосам, пока она не уснёт, шептал что-то, что даже не имело смысла, лишь бы её сердце не разрывалось от усталости. Он был её плечом. Её убежищем. Тихим домом в урагане жизни.

Она так привыкла, что Марк всегда был тем, кто спасал. Кто первым понимал, что с ней что-то не так. Кто молча оставлял на её столе любимый батончик, когда видел, что она напряжена. Кто ездил в аптеку ночью, когда у неё болела голова. Кто подменял её на работе, когда она не могла встать с кровати. Кто выслушивал её слёзы, когда она говорила: «Я никому не нужна». Он был тем, кто молча обнимал, не требуя ничего взамен. Она перестала замечать, насколько много он делал. Просто стала принимать это как должное. Он был тем, кто в любой ситуации говорил: «Я рядом» — и всегда сдерживал это обещание. Как же ей хочется чтобы Марк помог её еще раз.

В этот момент в дверях остановился Марк. Он пришёл за забытой папкой, но увиденное заставило его замереть. Несколько секунд он смотрел на Мэри, потом тихо отошёл, чтобы не быть замеченным. Он всё понял. И тогда в нём созрел план.

На следующее утро, прямо в офисной столовой, когда все коллеги были в сборе, Марк неожиданно встал.

— Я знаю, о чём вы шепчетесь. Я знаю, что вы говорите за спиной Мэри. Но знайте, я не собираюсь умирать. Даже если Мэри не будет со мной. Я буду жить. Жить ради воспоминаний. Жить, чтобы сберечь то, что она мне дала даже если не любовь, то тепло, заботу, дружбу. Этого уже достаточно, чтобы держаться.

Он замолчал. В столовой воцарилась тишина. Все переглядывались, а Мэри сидела с опущенными глазами, не в силах сказать ни слова. Она не знала, что это ложь. Она не знала, что Марк сказал это только для того, чтобы дать ей возможность дышать.

Впервые за долгое время ощутила, как сильно ей не хватает его рядом.

— Как думаешь, это поможет Мэри? — спросил Гинкго, поднеся ложку рисом в рот.

— Должно, мне голову другого не пришло, — зачесал затылок.

Гинкго всегда был тем, кто привносил в лабораторию не только лёгкость, но и серьёзные научные достижения, несмотря на его кажущуюся непринуждённость. Его шутки и постоянные отвлечения могли бы раздражать, если бы за ними не скрывалась острота ума и глубокие знания. Именно этим Марк всегда восхищался в нём способностью совмещать веселье и науку, не теряя фокуса на действительно важном.

— Смотри, какой у меня грибочек получился, — с гордостью сказал Гинкго, демонстрируя свежий образец на чашке Петри. Он держал его как трофей, будто только что вырастил что-то редкое и почти невозможное.

Марк подошёл ближе и, присмотревшись к характерным «мохнатым» наростам, с удивлением поднял брови.

— Ежовик гребенчатый? Он вырос за одну ночь?

— Ага, — кивнул Гинкго. — Поздно вечером задал ему оптимальные параметры: влажность около 90%, температура чуть ниже двадцати, добавил питательную среду на овсяном субстрате с минимальным азотом. Видимо, ему понравилось.

— Ты уже анализировал состав? — Марк потянулся к планшету с данными, но Гинкго отрицательно мотнул головой.

— Пока нет, ждал тебя. Но в теории всё стандартно. Гериценоны, эринацины. Вещества, которые по исследованиям стимулируют синтез NGF фактора роста нервов. Если получится сохранить их активность при экстракции, у нас будет шанс собрать нечто действительно рабочее.

— Теоретически, да. Но ты же сам знаешь при грубой экстракции они разрушаются. Особенно в присутствии спирта.

— Вот именно, — вздохнул Гинкго. — Мицелий даёт стабильный выход в этаноле, а плодовое тело — только в водной фазе. А если смешивать напрямую, получаем фазовое разделение и массу биохимического мусора.

Марк задумался. Он взял образец, осмотрел его со всех сторон, потом кивнул в сторону ультразвуковой установки.

— Если начнём с ультразвуковой экстракции — сможем разрушить клеточные стенки и высвободить активные соединения, не перегревая субстрат.

— Думаешь, сработает с комбинированной средой? — Гинкго прищурился.

— Только если использовать водно-спиртовой раствор в пропорции 7:3. Большая доля воды поможет сохранить гидрофильные компоненты, а спирт вытащит неполярные. После этого ротационное выпаривание. Удалим спирт под пониженным давлением, сохранив термочувствительные молекулы.

— А дальше лиофилизация? — уточнил Гинкго, уже просчитывая этапы в голове.

— Да. Заморозим и удалим остатки влаги сублимацией. Получим сухой экстракт, пригодный для хранения и последующей очистки.

— Очистка хроматография?

— Колоночная. Монофазная система. Подберём сорбент в зависимости от выхода. Скорее всего, силикагель или диатомит, в зависимости от полярности.

— А как соединить экстракты мицелия и плода? Они же химически нестабильны вместе.

— Вот здесь эмульгатор. Я бы начал с лецитина он натуральный, биосовместимый и стабилизирует дисперсные фазы. Температуру придётся держать ниже 45°C, иначе потеряем часть активности.

— И микрофильтрация до объединения?

— Да, обязательно. Удалим механические примеси, остатки субстрата и обеспечим равномерную суспензию.

Гинкго отошёл на шаг и хмыкнул:

— Получается экстракция, выпаривание, лиофилизация, хроматография, эмульсия, фильтрация. Всё это ради одного гриба?

— Ради правильного гриба, — ответил Марк с лёгкой усмешкой. — И ради верного протокола.

— Звучит как проклятая докторская диссертация. Но знаешь, мне это нравится, — Гинкго покрутил в руках пробирку. — Тебе не кажется странным, что мы радуемся, когда просто не убили молекулу?

— Это и есть наука, — сказал Марк и включил установку. — Делать невозможное с минимальным ущербом.

Когда Мэри подошла к Марку после работы, она чувствовала, как внутри её накатывает волна тревоги и решимости. Его лицо выглядело измождённым, словно он каждый день боролся с самим собой. Она долго искала момент, чтобы подойти и вот он, наконец, настал. Она знала, что сейчас может всё решиться. И всё же... ей до последнего хотелось, чтобы он сказал: «Да. Всё, что я сказал в столовой — правда». Хотелось, чтобы всё оказалось простым. Чтобы не пришлось бороться за него, чтобы он сам выбрал жизнь. Её сердце отчаянно вцепилось в эту надежду, как в последний воздух.

— Марк, — тихо начала она, присаживаясь рядом и ощущая дрожь в своих руках. — Это правда, что ты сказал в столовой?

Марк на секунду замер, услышав её слова. Его глаза наполнились смесью удивления и печали. Он знал, что этого разговора было не избежать, и хотя его сердце сжалось от мысли о том, что она переживает из-за него, он не мог больше прятаться.

— Мэри, — сказал он тихо, опустив взгляд. — Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня. Ты хочешь помочь, но я боюсь, что только причиню тебе ещё больше боли. Это не про то, что я сдаюсь... Просто я больше не вижу смысла в жизни, как ты его видишь. Некоторые люди просто... не чувствуют этой тяги к жизни. Я один из них. Я смог объяснить?

Её глаза затуманились от его слов, но она не сдавалась.

— Может, я не смогу изменить твоё решение, — ответила она, — Но я не могу просто смотреть, как ты уходишь. Я не собираюсь отступать. Если есть хоть малейший шанс, что ты передумаешь... я сделаю всё, чтобы ты увидел, что жизнь не так уж и плоха.

Марк закрыл глаза, чувствуя, как внутренний конфликт усиливается. Он не мог понять, почему она так упорно цепляется за него, и это сбивало его с толку.

— Ты настаиваешь, — прошептал он, борясь с эмоциями. — Почему ты так отчаянно хочешь меня спасти, но не даёшь мне ничего взаимного? Это не эгоизм? Спасти, а потом уйти?

Мэри глубоко вздохнула, её голос дрожал, но в нём чувствовалась решимость.

— Потому что ты мне небезразличен, Марк. Я не могу просто отвернуться. Кто-то внутри меня говорит, что это моё предназначение, может, даже Бог, — её слова звучали искренне, но упоминание о Боге заставило его нахмуриться.

— Умоляю, давай обойдёмся без этого, — резко ответил он, но тут же осознал, что перегнул палку. — Извини. Просто, если это всё, что ты хочешь сказать, нам не о чем говорить.

Мэри закусила губу, но продолжила, несмотря на его резкость.

— Ты говоришь, что я вижу в тебе только друга, но это не так. Я вижу в тебе человека, который заслуживает лучшей жизни, несмотря на всё, через что тебе пришлось пройти. Я не знаю, что будет дальше, но я готова попытаться... помочь тебе увидеть это.

Марк на секунду замер, и его выражение стало мягче, хотя глаза всё ещё оставались печальными.

— Ты хочешь, чтобы я выжил... жил без тебя? — наконец выдавил он. — Но как жить, если воздух, которым я дышал, уходит от меня?

Мэри опустила взгляд, её голос дрожал от слёз.

— Я не знаю... Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала она тихо, и слёзы хлынули по её щекам.

Марк вдруг почувствовал, как его сердце сжалось от боли за неё. Её раны кровоточили в нём. Он осторожно обнял её, чувствуя, как её дрожащие руки держат его в ответ.

— Мэри... Я знаю, что ты хочешь мне помочь, — проговорил он мягко. — И я благодарен за это. Но мне нужно время, чтобы всё обдумать. Пожалуйста, дай мне это время.

Она кивнула, смахивая слёзы с глаз.

— Хорошо, — сказала она тихо. — Но я всё равно буду рядом, если тебе захочется поговорить.

Марк кивнул, крепко обнимая её. Они стояли так несколько минут, не говоря ни слова, просто ощущая тепло друг друга и осознавая, что, несмотря на боль, они не одиноки.

Комната наполнилась шумом от запущенной приставки, и каждый из друзей уже был готов к сражению на экране. Атмосфера была лёгкой, непринуждённой, как в старые добрые времена, когда они могли забыть о проблемах и просто наслаждаться совместным времяпрепровождением.

— Ну что, чем займёмся? — спросил Марк, допивая свой напиток и оглядывая друзей.

— Приставка, само собой! — быстро ответил Алли, протягивая контроллеры друзьям.

— Давно не играли, — поддержал Мэдисон, ухватив один из контроллеров.

— Ну что ж, раз все решили, — усмехнулся Марк, кивнув. — Давайте, кто кого.

— Тоттенхэм мой! — с уверенностью заявил Мэдисон, словно заранее предчувствовал победу.

— Реал Мадрид, — выбрал Алли, не оставляя шансов остальным.

— Ладно, мне Бавария, — объявил Гарри, разведя руки с улыбкой.

Марк на мгновение задумался, но затем, с ироничной улыбкой, добавил.

— Арсенал. Проигрывать не так обидно, когда не ждёшь победы.

— Нет, Марк, давай возьми Манчестер. Это более серьёзный вызов, — вмешался Алли.

— Ладно, Манчестер Сити, — согласился Марк с усмешкой.

Игра началась, и в комнате раздались оживлённые крики и смех, погружая друзей в знакомое соперничество.

Марк и Мэдисон вскоре отложили контроллеры и направились к бильярдному столу, оставив Гарри и Алли продолжать матч. Свет над зелёным сукном придавал комнате уют, а тихий стук шаров подчёркивал атмосферу расслабленного вечера.

— Ну что, готовы снова увидеть мои профессиональные навыки? — усмехнулся Марк, беря кий.

— Профессиональные? — хмыкнул Мэдисон, прицеливаясь первым. — Тебе никогда не удавалось меня обыграть.

— Всё меняется, — с улыбкой ответил Марк.

Мэдисон разбил пирамиду шары разлетелись, но ни один не упал. Марк аккуратно прицелился и забил первый шар.

— Кто тут говорил про навыки? — подшутил он.

— Повезло, — буркнул Мэдисон.

Пока они продолжали партию, Гарри и Алли бросались шутками и криками.

— Гарри, давай! Не подведи "Баварию"!

— Вот так! — воскликнул Гарри, забив мяч. — Настоящий мастер!

— Не расслабляйся, это было везение, — огрызнулся Алли.

Комната наполнилась смехом, и на короткое время для Марка всё действительно стало как прежде.

В комнате царила дружеская атмосфера, наполненная смехом и весёлыми подколками, создавая ощущение, будто время на миг застыло, позволив им вернуться в те беззаботные студенческие годы. Марк прицелился и сделал точный удар, забивая красный шар в лузу. Он улыбнулся на миг почувствовал себя живым.

— Марк, ты смирился с судьбой? — спросил Мэдисон, нацелившись на следующий шар. — Ты ведь и раньше не горел желанием жить. Смотрю, особо ничего не изменилось. Когда мы познакомились, ты казался мне странным. Всегда в одиночестве, на лекциях, рисовал в своём дневнике. Если бы мы не начали жить вместе, я бы и не заговорил с тобой. Ты мне не нравился не участвовал в активностях, на всех смотрел, будто тебе неинтересно. Ты был страшным, закрытым, даже отталкивающим. А потом... я увидел, какой ты на самом деле. Я рад, что мы друзья. И, честно, ты хороший парень. Просто тебе не повезло с людьми, и, может, ещё с характером. Но в этой комнате все хотят одного чтобы ты жил. Борись до конца.

Он замолчал на секунду, выпрямился и посмотрел прямо на Марка.

— Помнишь, как наш философ говорил? "Хорошим людям встречаются хорошие люди". Просто живи, Марк. И хорошие люди сами придут.

Марк слабо улыбнулся, но взгляд у него остался отстранённым.

— Как у тебя с коллегами? — спросил Мэдисон.

— Не очень, — ответил Марк, опуская взгляд. — Среди девушек общаюсь только с одной. Остальные будто против меня. А парни только из моего отдела.

— Настолько враждебно?

— Разговариваем через других. Была одна история начальство попросило одну сотрудницу помочь мне, а она отказалась и сказала: "Я не разговариваю с Марком."

Мэдисон рассмеялся — слишком громко, слишком резко.

— Да уж. Весело у тебя. Она так со всеми или только с тобой?

— Только со мной, — пожал плечами Марк.

— А с Мэри она как? — Мэдисон подошёл к дальнему борту стола, готовясь к удару.

— Думаю, очень хорошо. Мэри среди них своя. С ней они общаются нормально. Более того, они живут в одном доме, и, кажется, даже находят в ней сходство.

— Знаешь, Марк, правда не думаешь, что эта ситуация с твоими коллегами может как-то влиять на твои отношения с Мэри?

— Нет, я об этом не думаю, — признался Марк, его голос был тихим, словно он сам впервые задумался об этом. — Я никогда не рассматривал это с такой стороны. Знаешь, мне всегда казалось, что Мэри слишком независима, чтобы её мнение зависело от того, что говорят другие. — Марк наблюдал, как Мэдисон набирает очки.

— Я не говорю, что она зависит от чужого мнения, — продолжил Мэдисон. — Но коллективное давление это штука хитрая. Оно может влиять на людей, даже если они сами этого не осознают. Особенно если те, с кем она живёт, враждебно настроены против тебя, — выпрямился Мэдисон. — Кстати, я выиграл.

Марк кивнул, отложил кий, всё ещё переваривая сказанное.

— Похоже, сегодня не мой день, — сказал он, откладывая кий.

— Если она видит в тебе то, чего не видят другие она будет бороться. Но ты тоже должен что-то делать. Что собираешься? — мягко, но настойчиво спросил Мэдисон.

Марк на секунду замер, потом с усталым вздохом пожал плечами.

— Не знаю. Я устал. Я не хочу терять её, но... я не её тип. Ей нравятся крупные парни, я дрыщ. Ей бы подошёл кто-то религиозный а я нет. У неё свои принципы, и я ни под один не подхожу.

— Честно? — Мэдисон опёрся на кий, его голос стал грубее, но не холоднее. — Я завидую тебе. По-хорошему. Иногда мне тоже не хочется жить. Иногда слишком темно, чтобы делать шаг вперёд. Наверное, ты понимаешь меня. Но, Марк... как твой друг, я прошу тебя, если можешь, выбери жизнь. Если умрёшь раньше меня, я найду тебя на той стороне и убью своими руками. Понял?

Марк молчал. Глаза его опустились к полу. Он впервые почувствовал, как вес чужой боли стал частью его. Слова Мэдисона были грубыми, прямыми, но в них звучала настоящая привязанность. Марк задумался, возможно, он в этом мире не один.

Когда часы пробили полночь, друзья решили завершить вечер. Марк, чувствуя лёгкую усталость, но полное удовлетворение от проведённого времени, улыбался.

— Спасибо, ребята, за этот вечер, — сказал Марк, глядя на своих друзей.

— Мы всегда рядом, Марк, — ответил Гарри. — Всегда будем вместе, что бы ни случилось.

Они обнялись и пожелали друг другу спокойной ночи.