Тело на прокат

Обеденный перерыв начался в тишине, но напряжение между Марком и Мэри было почти осязаемым. Они сидели за одним столом, но будто в разных мирах. Тревор и Гинкго, бросив на них прощальные взгляды, ушли под предлогом срочной работы им было ясно, что этот разговор назревает.

Марк смотрел в окно, пальцы теребили рукав рубашки. Он знал, что Мэри ждёт чего-то. Он чувствовал это с самого утра — её взгляд, её молчание, её неслучайную отстранённость.

Наконец, она первой нарушила тишину.

— Я не могу больше молчать, — произнесла она, ровным, но напряжённым голосом. — Ты избегаешь меня, как будто я призрак. А время идёт.

Марк даже не повернулся.

— Я не хочу говорить об этом, — начал он, его голос дрожал. — И я не жду, что ты станешь моим спасением. Даже если ты скажешь, что любишь меня, я всё равно не поверю. Это ничего не изменит.

— Но я должна, — Мэри опустила руки на стол. — Я хочу знать, почему ты выбрал смерть. Почему ты так легко соглашаешься с тем, что у тебя нет будущего?

Марк сжал губы. Он не знал, что ответить. Всё это было внутри и горело.

— Потому что, как только я услышал пророчество Ба, я почувствовал облегчение, — сказал он, не глядя на неё. — Всё наконец стало понятно... я не должен был притворяться, что живу.

Мэри встала. Обошла стол. Села рядом. Её голос стал тише.

— Я здесь не из жалости. Не из сострадания. И не потому, что влюблена.

Он вздрогнул от её слов, но сжал зубы и покачал головой.

— Это не твоя ответственность, — сказал он резко, его голос становился всё более напряжённым. — Это не твой груз, не твоя битва.

Он встал и начал ходить по комнате, шаги были неровными, как и его мысли. Мэри следила за ним, её взгляд был одновременно мягким и решительным.

— Ты мне нужен, — тихо сказала Мэри, но тут же добавила: — Не как мой мужчина. Как человек. Как друг. Как тот, кто заслуживает жизнь, а не тихий уход.

Он остановился, повернулся к ней, в его глазах читалась боль и усталость.

— Устал бороться, устал жить с мыслью, что приношу людям больше боли, чем радости.

— Это не правда, — возразила она, сделав шаг к нему. — Ты спас столько людей, сделал столько хорошего. Разве это не имеет значения?

— Для кого? — горько усмехнулся он. — Люди вокруг будут жить своей жизнью. Им не нужен я. Даже тебе я не нужен.

— Ты ошибаешься, — сказала она, её голос был наполнен отчаянием. — Ты нужен. И мне, и другим. Ты не можешь просто уйти, потому что устал. Это эгоизм.

Марк сжал кулаки, его лицо исказилось в горечи.

— Эгоизм? Ты не понимаешь, как это чувствовать себя лишним, виноватым. Если бы не я, у них было бы хорошая жизнь.

Она приблизилась ещё ближе, его глаза блестели от слёз.

— Ты должен жить, Марк. Не ради меня, не ради кого-то другого, а ради себя.

Он посмотрел на неё, его глаза были наполнены болью.

— Но я не вижу причин. Всё, что я хочу, это уйти. Единственное, что я хочу это быть рядом с тобой.

— Это не решение, — ответила она твёрдо. — Это не выход. Ты должен быть сильным. Ты всегда был сильным для других. Будь сильным для себя.

— Ты усложняешь всё, — сказал он тихо, опуская голову.

Она сжала кулаки, но не отступила.

— Я буду усложнять, если это значит, что ты останешься. Даже если тебе кажется, что ты ничего не приносишь, ты не имеешь права решать это за других.

— Почему? — его голос дрогнул. — Почему ты просто не можешь отпустить меня?

— Потому что я хочу, чтобы ты жил. Счастливым. Со мной или без меня это не важно. Ты заслуживаешь этого, даже если не веришь.

— Я много думал про нас, я знаю чем кончится наши отношение. Не смогу полюбить другую, как тебя. Понимаешь? — Марк не мог смотреть в её глаза, — Я хочу тебя, чтобы ты была моей женой, невесткой для моей семьи, мамой для моих... наших детей. Мысль о том, я женюсь на другую женщину, все тело скручивается. Когда я представляю, что ты найдешь другого, смотреть на него влюбленными глазами, говорить что любишь его, мое сердце кровью обливается, — Марк замолчал. Его слова били точно в цель, оставляя после себя лишь гул в её сознании. Он видел её решимость, и, хотя хотел сопротивляться, его душа уже не находила сил.

— Это не любовь, Марк. Это отчаяние.

— Может быть, — согласился он, голос его осел. — Но это всё, что у меня есть. Всё, что меня держит. Пожалуйста, Мэри, дай мне уйти. Я знаю, ты меня не полюбишь, мне лучше выколоть глаза, чем видеть тебя другим. И то это не будет больно в сравнение.

Она сжала кулаки, но её решимость не исчезла.

— Я не буду врать тебе. Я не полюблю тебя. Но я не уйду. Даже если ты оттолкнёшь меня я всё равно буду рядом. Не потому, что ты нужен мне. А потому, что ты достоин того, чтобы кто-то остался.

— Ты упрямая, — наконец сказал он с лёгкой улыбкой, скрывая тяжесть на душе.

— И это одна из причин, почему ты меня ценишь, — ответила она, её голос был мягким, но уверенным.

Они стояли в тишине, погружённые в свои мысли. Мэри знала, что её чувства к Марку никогда не станут романтическими, но она не могла позволить ему пройти через это в одиночку.

Когда Марк вернулся к своим студенческим друзьям, он снова почувствовал тепло и поддержку, которые так ценил в их компании. Несмотря на тяжёлые мысли о своём будущем, он не мог не радоваться тому, что они решили посвятить три дня в месяц общению с ним, стараясь окружить его заботой и напомнить о времени, когда жизнь казалась беззаботной.

Вечером, заказав пиццу, они решили прогуляться по городу. Атмосфера была пропитана ностальгией. Каждый уголок, через который они проходили, напоминал о студенческих годах, шумных вечеринках, бессонных ночах подготовки к экзаменам и даже случайных приключениях. Они направились к университету, где когда-то учились. Однако к их разочарованию, охранник, явно не расположенный к воспоминаниям, отказался впустить их внутрь.

— Я знаю, как можем попасть внутрь, — сказал Марк, озорно улыбаясь. — Надеюсь, проход через подвал всё ещё открыт.

Марк повёл их к знакомой двери подвала, которая в прошлые годы служила ему обходным путём, когда он забывал свою карту или просто не хотел связываться с охранником. К удивлению всех, дверь была не заперта.

— Не верится, что это всё ещё работает, — усмехнулся Алли, следуя за Марком.

Когда они вошли через подвал, на Марка сразу нахлынуло ощущение чего-то забытого, но не утратившего своей плотности. Серый коридор, лампы дневного света, облупленные стены всё казалось точь-в-точь, как в те годы, только чище, будто без них тут жизнь шла проще.

Они поднялись по лестнице в один из пустых учебных классов. Дверь не была заперта. Гарри с удовольствием плюхнулся на край парты, Алли привычно устроился посередине, а Марк в конце первого ряда, на своё старое место.

— Как будто не прошло и дня, — заметил Мэдисон, поглаживая край стола. — Всё на своих местах. Только мы немного другие.

— Ну да, — пробурчал Гарри. — Немного седины, немного пузо... А в остальном — та же банда.

Марк не смеялся. Он смотрел на доску и мысленно вспоминал, он тогда приходил не ради учёбы, а чтобы "додумать". Иногда это был просто абзац, иногда неудачная фраза из письма. Он мог сидеть часами, прокручивая один и тот же вопрос с разных сторон. Искал идеальный угол зрения, хотя знал, что никто не заметит разницы. Не потому что он был старательный просто не умел иначе.

— Помнишь, как ты готовил презентацию по биохимии? — спросил Алли. — Мы уже легли спать, а ты копался в каких-то англоязычных таблицах, переводил всё вручную. Там даже ссылки были с латиноамериканских форумов!

— Знаю, — Марк пожал плечами. — Мне казалось, что если я не найду что-то по-настоящему уникальное, это будет не работа, а подделка.

— Хотя и так было норм, — заметил Мэдисон. — Никто бы не упрекнул. Мы тогда вообще всё на бегу делали.

— Мне этого мало было, — ответил Марк. — Я постоянно думал, а вдруг есть что-то, что я упустил? Что если я ошибаюсь? Что если я сделал не тот выбор? Даже в самом простом.

Он говорил спокойно, без горечи. Это не было признанием скорее, просто факт. Черта, с которой он научился жить.

— Знаешь, ты всегда был тот, кто всё видит глубже, чем нужно, — сказал Гарри.

— Потому что тогда мне казалось, что надо заранее всё понять. Найти ответ до того, как станет поздно, — Марк выдохнул. — А в итоге только путался ещё больше.

Они помолчали. Тишина кабинета не казалась неловкой. Она была той самой тишиной, в которой не нужно подбирать слова.

— А теперь? — спросил Алли. — Сейчас ты всё ещё ищешь эти ответы?

Марк взглянул на него, слегка улыбнувшись.

— Уже нет. Сейчас я просто стараюсь не усложнять. По крайней мере стараюсь.

— Или просто ты мазохист, — засмеялся Гарри, заставив остальных рассмеяться.

— Да, да, — добавил Алли, — Но всё равно у Марка был непростой характер. Помните, как однажды он поругался с одной из преподавательниц?

Все замолчали на секунду, а затем снова разразились смехом, вспоминая тот день. Марк лишь покачал головой с усмешкой.

— Да уж, это была моя ошибка. Но в тот момент я просто не мог молчать.

Они продолжили смеяться, рассказывая истории из прошлого, когда Марк был не просто студентом, а человеком, которого уважали за его упорство и стремление к совершенству. Несмотря на его спокойный вид, друзья всегда знали, что за этим кроется огонь, который заставляет его двигаться вперёд, даже когда весь мир пытается остановить.

Гарри никогда не позволял себе грубых слов в компании Алли или Мэдисона не потому что боялся осуждения, а потому что уважал. Он знал границы, чувствовал, где заканчивается весёлый разговор и начинается то, что может задеть. Но с Марком всё было иначе. Между ними не было фальши, они делили слишком много общего, чтобы прикрываться приличиями. И когда речь заходила о боли настоящей, внутренней Гарри больше не выбирал слов. Только правда. Сырая, жёсткая, но единственно возможная.

Гарри стоял у стены, руки в карманах, ухмыляясь так, будто всё знал заранее. Марк мыл руки, не глядя в зеркало как будто боялся увидеть себя.

— Ну что, нашёл-таки свою любовь? — усмехнулся Гарри, чуть склоняя голову. — А ведь ты раньше нёс всякую хуйню про то, что любовь это химия, развод и срань для слабых.

Марк не ответил. Слишком поздно было прятаться за цинизм.

— Я ошибался, — сказал он наконец, почти шёпотом. — Я думал, что можно жить без этого. Но когда пришло по-настоящему... понял, что всё остальное было дерьмом.

Гарри кивнул, серьёзно.

— Невзаимно, да?

Марк сжал кулаки. Краем ладони задел каплю воды на раковине словно пытался стереть её вместе со своей болью.

— Да, — выдохнул он. — Не взаимно. И никогда не будет.

— Пиздец, брат, — сказал Гарри, и в голосе его не было ни насмешки, ни жалости. Только сухое понимание.

Они молчали. Умывальник капал. Что-то треснуло в вентиляции.

— Но, слушай, — продолжил Гарри, — Если она тебя не любит, и ты это знаешь, какого хуя ты всё ещё в этом варишься?

Марк повернулся. Его глаза были пустыми.

— Потому что я не умею выключать чувства, Гарри. Это не выключатель. Это как чертов гвоздь, забитый в грудь, и я сам его туда вбил.

— Знаешь, в чём твоя ошибка? — Гарри подошёл ближе. — Ты думаешь, что твоя боль это доказательство того, что это любовь. А может, это просто мазохизм? Привычка страдать. Ты цепляешься не за неё, а за боль.

Марк хотел возразить, но не смог. Только опёрся о стену.

— Она не виновата, — сказал он глухо. — Она хорошая. Она не играла со мной. Просто не смогла полюбить. А я... я всё равно остался.

— Да ты просто боишься жить без неё, — тихо ответил Гарри. — Это не любовь. Это зависимость. Синдром отмены.

Марк усмехнулся, но в этом смехе не было ни капли веселья.

— Я не хочу, чтобы она жила с мыслью, что я умер из-за неё.

— А может, и не из-за неё, — пожал плечами Гарри. — Может, ты сам себе яму вырыл, ещё до неё. Она просто оказалась последней, кто держался за твою руку. А ты за её.

— Что мне делать, Гарри?

— Иногда людям нужно время, чтобы понять, что они чувствуют. Она может не знать своих эмоций сейчас, но это не значит, что они не изменятся. Время и правда лечит, Марк. И оно открывает глаза на многие вещи. Дам тебе надежду, мы все любим, он и она. Но разное время.

Марк смотрел на друга, пытаясь уловить смысл этих слов.

— Ты думаешь, стоит дать этому шанс? — спросил он, с ноткой сомнения.

Гарри слегка улыбнулся, но на этот раз его улыбка была мягкой, без иронии.