Тело на прокат

Рабочий день Марка разворачивался без особых сюрпризов. Звонки, таблицы, беглые обсуждения с Тревором и Гинкго привычный ритм, от которого, казалось, даже дыхание стало ровнее. Всё шло своим чередом. Но день резко изменился, когда в офис, будто вихрь, влетел мужчина с ярко-рыжими волосами и неподдельной харизмой.

— Здесь работает Марк? — громко спросил он, оглядываясь, будто искал старого приятеля на вокзале.

Марк сразу узнал этот голос и ещё быстрее ту походку. Улыбка сама собой расползлась по его лицу.

— Гарри! — вскочил он из-за стола и пошёл навстречу. — Сколько лет!

— Целая вечность, — усмехнулся Гарри, пожимая руку с привычной силой. — Ты как, жив?

— Пока да, — отшутился Марк и обернулся к своим коллегам. — Это Гарри. Мы вместе снимали квартиру в студенчестве.

Гарри уже протягивал руку Тревору и Гинкго, словно знал их сто лет.

— Честно говоря, Марк почти не изменился. Такой же серьёзный, только одежда стал старее, — сказал он с ухмылкой. — Мы с ребятами решили арендовали ту самую квартиру. Алли, Мэдисон приедет. Настолки, пицца, ссоры из-за правил и музыка до утра. Вернись к нам хоть на пару вечеров.

— Ту самую квартиру? Неужели она ещё стоит?

— Стоит. С тем же скрипом в дверях. Не поверишь, даже ковер на месте, — с гордостью сказал Гарри. — Что скажешь?

Марк на секунду замер. Воспоминания начали медленно всплывать не фоном, а будто на полном экране, тусклый свет лампы, разговоры на кухне до рассвета, ощущение, что будущее бесконечно и пока не началось.

— Я приду, — наконец произнёс он. — Возможно, чуть позже. Есть одно дело после работы.

— Мы будем ждать. Просто приходи, Марк.

Гарри махнул рукой, как капитан перед отплытием, и с лёгкой походкой исчез за стеклянной дверью.

Марк и Мэри прогуливались по ботаническому саду, погружённые в тишину этого уголка природы. Солнце уже клонилось к закату, и золотистые лучи озаряли их путь, придавая всему вокруг особое волшебство. Природа, казалось, дышала спокойно и размеренно, а зелёные аллеи сада будто манили их за собой, даря покой и гармонию.

Они остановились у пруда, где лениво плавали лебеди. Мэри улыбалась, глядя на зеркальную гладь воды, а Марк украдкой смотрел на неё, запоминая каждую линию её лица в этом свете. Её длинные каштановые волосы отливали янтарным в лучах солнца, а струящееся платье подчёркивало её легкость и непринуждённость — ту самую простоту, которая всегда завораживала его.

— Смотри, какие смелые, — с улыбкой произнесла Мэри, когда к ним подошли белки. Они весело прыгали вокруг, дожидаясь угощений. Мэри протянула орешки, и белки, с дергающимися пушистыми хвостами, осторожно забрали их прямо из её рук. Марк не мог оторвать взгляд от того, как нежно и заботливо она общалась с животными, словно понимала их с полуслова.

— Они так доверяют тебе, — сказал Марк, глядя, как белка, замешкавшись, встала на задние лапки, будто проверяя, не осталось ли у Мэри ещё угощений.

Мэри посмотрела на Марка, её глаза светились теплом и спокойствием.

— Может, им просто нравится, что мы здесь сейчас, — ответила она, и её слова прозвучали легко, как само это мгновение.

Продолжая прогулку, они вышли к цветущим клумбам. Яркие розы, жасмин, и редкие орхидеи дарили им сладкие ароматы, перемешиваясь в воздухе в целый букет нежных и тёплых запахов. Они шли, наслаждаясь не только видами, но и друг другом, понимая, что эти простые моменты самые ценные.

Марк поймал себя на мысли, что рядом с Мэри всё становилось проще и светлее, как будто её присутствие окутывало его душу мягким, тёплым покрывалом. Он смотрел на неё, как она с восхищением останавливалась у каждого цветка, прикасалась к лепесткам, будто общалась с природой.

— Ты знаешь, — вдруг сказал Марк, останавливаясь у большой клумбы с розами, — Иногда мне кажется, что вся эта красота меркнет рядом с тобой.

Мэри слегка засмеялась, её глаза засверкали.

— Ты сегодня особенно романтичен, — заметила она, но в её голосе звучала благодарность за его слова.

Они стояли среди цветов, окружённые запахами роз, жасмина и нежным вечерним воздухом, ощущая, как этот момент будто подвешен между уходящим днём и наступающей ночью.

В конце прогулки они сели на скамейку под старой липой. Плотная листва защищала их от последних лучей солнца, и воздух вокруг становился прохладнее. Где-то вдали пели птицы. Мэри сидела, слегка склонив голову, будто что-то обдумывала.

— Марк, — сказала она наконец, не поднимая взгляда. — Знаешь, мне с тобой всегда спокойно. Как будто всё на своих местах.

Он посмотрел на неё, сердце сжалось от этих слов тёплых, но не совсем тех, что он так надеялся услышать.

— Мне тоже, — тихо ответил он. — Особенно здесь. С тобой.

Мэри повернулась к Марку, её лицо было сосредоточенным, но в глазах читалось волнение.

— Марк, я хочу поговорить о твоей смерти, — тихо, но настойчиво сказала она, — Я долго терпела, не могу понять почему ты хочешь умереть?

Марк мгновенно напрягся, его взгляд потемнел, а губы сжались в тонкую линию. Он отвёл взгляд, его мысли заволокла тяжесть, словно чёрная туча накрыла ясное небо.

— Не хочу об этом говорить, Мэри, — холодно отрезал он, стараясь закрыться от её слов, как будто они были занозой, пронзающей сердце.

— Но, Марк... это важно, — продолжала она, в её голосе зазвучала тревога. — Я не могу просто игнорировать то, что тебя ждёт, я не могу закрыть глаза на это...

Марк сжал кулаки, его дыхание стало тяжёлым. Он всегда ненавидел такие разговоры, потому что они делали его уязвимым, заставляли смотреть в лицо тому, чего он боялся больше всего — неизбежности. Он взглянул на Мэри, пытаясь сдержать внутренний гнев, который начинал подниматься.

— Я знаю, — тихо сказал он, но его голос становился всё более резким. — Но сейчас не время и не место для таких разговоров.

Мэри не отвела глаз, её взгляд был полон решимости, хотя в нём читалась и едва заметная боль. Её голос звучал мягко, но в нём сквозила настойчивость, почти отчаянная попытка донести до него свои мысли.

— Марк, ты должен понять. Мне не всё равно, — её слова были тихими, но резонировали, будто достигали самых глубоких уголков его души. — Я хочу быть с тобой, поддерживать тебя. Но я не могу просто стоять в стороне и смотреть, как ты принял смерть как должное.

Она чуть прищурилась, будто проверяла его реакцию, но он молчал, его лицо оставалось непроницаемым.

— Твой мир... он не должен вертеться вокруг меня. Ты заслуживаешь лучшего. Ту, которая будет рядом с тобой, поддерживать все твои начинания. Которая сможет пожертвовать ради тебя и будет с тобой до конца. Но я... я так не могу.

Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки.

— Я хочу, чтобы ты жил. И буду молиться, чтобы ты нашёл своё счастье, ту, кто сможет дать тебе всё, чего ты заслуживаешь. Смотри, сколько людей ты спас, сколько людей тебя окружает. Они верят в тебя, ценят тебя, готовы ради тебя на всё. Ты должен жить ради них, не только ради меня.

Она сделала паузу, глубоко вдохнула, словно собираясь с духом для самого главного.

— Это не будет честно, если ты умрёшь ради человека, которая не может ответить тебе взаимностью, когда рядом есть те, кто готовы отдать тебе всю свою любовь.

Мэри старалась удерживать взгляд на Марке. Она боялась, что эти слова ранят его, но ещё больше она боялась за него, за его жизнь. За ту тёмную бездну, в которой он уже, казалось, начал тонуть.

Он почувствовал, как внутри него взрыв эмоций становился всё более неконтролируемым. Не оттого, что она неправа – наоборот, её забота пронзала его, заставляя чувствовать себя слабым и растерянным.

— Мэри, я прошу тебя... давай не будем сейчас об этом, — его голос стал твёрже, почти отрезающим. Он чувствовал, что вот-вот сорвётся, и не хотел, чтобы она видела его таким.

Мэри, обычно спокойная и терпеливая, вдруг не выдержала. Она стиснула руки, и в её голосе прорезался оттенок боли.

— Ты всегда так! — воскликнула она, её голос дрожал. — Каждый раз, когда я пытаюсь быть рядом помощь тебе, ты закрываешься от меня. Когда я больше всего хочу помочь тебе, ты просто отталкиваешь меня!

Слова Мэри ударили его как молот. Её боль это было больше, чем он мог вынести. Но он просто не мог впустить её в эту тьму. Он глубоко вздохнул, стараясь сохранить остатки самообладания. Его голос, хотя и стал мягче, всё ещё звучал напряжённо.

— Прости, Мэри... Это мой способ справляться. Я не хочу нагружать тебя этим.

Мэри, не выдержав, встала. Её глаза были полны разочарования. Она больше не могла скрывать, насколько ей больно от его постоянного ухода в себя, от его нежелания пускать её в свою жизнь, когда это так важно.

— Ладно, Марк. Если ты не хочешь говорить, я не буду настаивать, — произнесла она, отворачиваясь. — Но это не значит, что я перестану беспокоиться о тебе. Я просто... не знаю, как быть рядом с тобой, если ты меня не пускаешь.

Она отошла от скамейки, её шаги звучали глухо по каменным плитам. Марк остался сидеть один, в груди у него образовалась тяжёлая пустота. Он провёл рукой по лицу, чувствуя, как между ними встала невидимая стена, которую сам же построил.

Через несколько минут он поднялся, чувствуя себя более одиноким, чем когда-либо. Он направился к старой квартире, где его ждали друзья, но мысли о Мэри, не покидали его. С каждым шагом ему казалось, что он всё больше отдаляется от неё, словно пытался убежать не только от её слов, но и от собственных страхов.

Он знал, что сделал больно тому, кто искренне хотел помочь. Но это был единственный способ для него защитить её... и себя.

Когда Марк вошёл в квартиру, его сразу же встретил тёплый шум голосов и смех, разливается по комнате. Гарри, Алли и Мэдисон уже были там, погружённые в беседу, как будто и не было этих лет, что прошли с тех пор, как они жили вместе. Атмосфера в комнате была пропитана ностальгией и радостью от воссоединения.

— Марк! — радостно воскликнул Алли, поднимаясь ему навстречу с широкой улыбкой на лице. Мэдисон не отставал, быстро подойдя к нему и крепко обняв.

— Как ты, старик? Как себя чувствуешь? — Алли смотрел на Марка с искренним интересом и заботой.

— Всё нормально, ребята, — Марк улыбнулся, чувствуя, как тепло их компании растворяет его внутреннее напряжение. — Привет, Гарри, — он обнял и его, словно старого друга, с которым не виделся вечность.

— Мы уже начали вспоминать старые времена, — подмигнул Алли, усаживаясь обратно на диван. — Так что присаживайся, не будь чужим.

Марк присел рядом, и уже через несколько минут они снова оказались погружёнными в воспоминания, как будто это было вчера. Мэдисон, смеясь, рассказал, как Марк однажды взялся приготовить ужин для всех и умудрился сжечь каждое блюдо.

— О, да, помню, — Марк засмеялся вместе с ними. — Я даже подал горелую пасту как "фирменное блюдо", и вы, идиоты, съели её!

— Ты был уверен, что мы не заметим! — захохотал Гарри. — А потом мы все ели эту пасту, делая вид, что нам не противно!

Истории шли одна за другой. Гарри вспомнил, как Марк заснул прямо на лекции, и преподаватель с повышенным голосом специально разбудил его, изобразив гнев, а потом всё-таки отпустил с улыбкой. Алли рассказал о ночи, когда они вдвоём писали курсовую работу, буквально засыпая на клавиатуре, но как-то всё же успели сдать её вовремя. Мэдисон вспомнил, как они праздновали сдачу экзаменов в ближайшем кафе, заказывая всевозможные блюда из меню и смеясь до утра.

— Помните барбекю на крыше? — вдруг выдал Гарри, чуть не давясь смехом. — Когда кто-то сжёг сосиски, и сработала пожарная сигнализация?

— Да уж, — покачал головой Алли. — Тогда я думал, что нас выгонят из дома!

— О, или как мы пытались устроить вечеринку–сюрприз для Мэдисона, а в итоге сами же и попали в ловушку, — вспомнил Марк, смеясь. — Сюрпризом оказались мы сами, когда все гости пришли на день позже.

Ночь прошла за настольными играми. Сидя на полу вокруг стола, они с азартом играли, постоянно подшучивая друг над другом. Время словно повернуло вспять, и они снова были студентами, соревнующимися в «Колонизаторы Катана».

Первой пошла «Катан». Поле уже выложено, жетоны расставлены. Они, как в старые добрые времена, с азартом принялись строить дороги, города, менять овец на кирпичи и выстраивать свои империи на шестигранниках.

Гарри пошёл в лобовую. Он скупал ресурсы, где только мог, бросался на самые прибыльные клетки и объявлял торговлю с уверенностью биржевого брокера.

— У кого есть руда? Обменяю на дерево. Срочно. Кто первый тому два дерево, — крикнул он, тараща глаза на остальных. — Давайте, не тормозите.

Мэдисон действовал тихо, но стратегично. Он не шёл на конфликты, но один его ход и ты оказывался отрезан от всех дорог. Он терпеливо строился в глуши, накапливая ресурсы, и вдруг у него уже было три города.

— Мэдисон не играет, он выслеживает, — сказал Алли, смеясь. — Сейчас всех перехитрит, как обычно.

Алли был самым дружелюбным. Он предлагал выгодные сделки, пытался построить свои поселения «в гармонии с ландшафтом» и даже подарил Гарри одну дорогу «просто по старой дружбе».

— Катану нужен мир, — заявлял он, театрально глядя вдаль. — Я посол доброй воли.

А Марк... Марк не торговался. Он не подкупал, не вёл переговоров, не искал лёгких путей. Он строил дороги через пустыни и на каменистых участках, которые остальные считали невыгодными. Его стратегия казалась бессмысленной, пока он вдруг не начал получать очки один за другим. Без слов. Без лишнего шума.

— Подожди, — Гарри прищурился. — Марк, у тебя уже девять победных очков?

Марк кивнул, сдвигая фигурку.

— А ты вообще с нами играл? — рассмеялся Алли. — Такое чувство, что ты просто проложил путь через чёртову Сибирь и пришёл первым.

— Он всегда так, — добавил Мэдисон. — Пока мы торговались, он уже выстроил империю в тени.

— Весь Марк, — улыбнулась Мэдисон. — Строит своё, в тишине. Без обещаний. Без войны. Просто строит.

И в этой тишине Марк снова почувствовал, как уютно быть частью чего-то, где не нужно бороться за признание. Где ты просто ты. Где люди помнят тебя не за то, сколько у тебя победных очков, а за то, кем ты был рядом.

Когда Марк и Алли вылетели из «Риска», они отправились на кухню, будто это было заранее оговорённым условием. Смех и громкие крики из комнаты ещё звучали, но здесь, среди приглушённого света и запаха холодной пиццы, повисла тяжёлая тишина.

Марк механически доставал из холодильника соусы и закуски, будто это занятие могло отвлечь его разум. Он знал, что Алли наблюдает. Чувствовал.

— Ты не хочешь поговорить... ну, знаешь, о смерти? — осторожно спросил Алли, как будто бросал камень в тёмный колодец, не зная, вернётся ли эхо.

Рука Марка замерла с ножом на полпути. Он положил его на стол с резким стуком. Напряжение в нём будто вспыхнуло — не огнём, а льдом.

— Блин, прошу, не надо, Алли, — голос был хриплым, слишком резким. — Я не хочу об этом говорить.

Алли шагнул назад, не испугавшись, а из уважения. Он поднял руки, как будто сдавался или признавал право Марка на молчание.

— Ладно. Я понял, — тихо сказал он. — Просто... парни волнуются. Я скажу им, чтобы не поднимали эту тему.

Марк молчал, потом выдохнул и посмотрел в сторону, глаза блестели от напряжения, не гнева. Он сел на край стола.

— Спасибо. Правда, — сказал он. — Просто если начать говорить... я не уверен, что смогу остановиться.

Алли сел напротив, положив руки на стол, как на допросе.

— Можно глупый вопрос? — спросил он. — Что лучше умереть человеком или жить монстром?

Марк усмехнулся, но усмешка была выжженной. Без жизни.

— Ты читаешь мои мысли? — спросил он, не глядя. — Я не раз спрашивал себя об этом. Знаешь, у меня внутри есть что-то... тяжёлое. Не голос. Не образ. Просто тень. Она всегда со мной. Я могу улыбаться, шутить, обниматься, даже любить. Но она не уходит. Не забывает. Она помнит всё.

Алли молчал. Слушал.

— Я устаю от людей, — продолжал Марк. — Устаю от их временности. От того, что я им нужен только пока сильный. Я уставал от того, что должен делать первый шаг. От того, что если я замолкаю всё просто останавливается. Никаких "как ты?", никаких "мы рядом". Люди любят, пока ты не стал слишком тихим.

— Прости, — прошептал Алли. — Я помню... ту осень. Ты будто исчез, а мы... просто не поняли.

Марк кивнул.

— Тогда я понял, я могу исчезнуть. И ничего не изменится. Никакой трагедии. Только пара вежливых постов в соцсетях. "Он был сильным. Он боролся." – как будто меня не было.

Пауза затянулась. Марк отхлебнул газировки. Смотрел в потолок.

— Поэтому... смерть? Не потому что хочу умереть. Просто иногда кажется, что она честнее. Честнее, чем фальшивое участие.

Алли поднялся, медленно подошёл и положил руку на его плечо.

— Тогда, если позволишь... я буду тем, кто скажет, "Я вижу тебя". Не только когда ты говоришь. Даже когда молчишь.

Марк не ответил. Но, когда они вернулись в комнату, он без слов налил Алли стакан колы и протянул первым. Как в студенчестве, когда у них не было слов, но был жест.

Позже, когда он наконец оказался один, сидя на диване в гостиной, мысли снова вернулись к Мэри. Он знал, что она переживает за него, что её ранит его замкнутость. После в ботаническом саду он не мог выбросить из головы её взгляд, полный тревоги и заботы.