Глава 16. Как ты мог?
Эстер.
Время неумолимо убегает, точно песок, сочившийся из сжатой ладони, нужно немедленно действовать - на кону жизнь Элис. Решительно распахиваю стеклянные двери и подхожу к стенному шкафу, торопясь, будто за мной погоня, отодвигаю вешалки с одеждой, чтобы пробраться к заветной цели - в глубине спрятан небольшой сейф. Не знаю, насколько абсурдно поступаю, но на данный момент мне кажется, что прихватить черный Smith & Wesson¹, подаренный Эмили, на встречу с неизвестным - отличная идея. Ввожу код, - слишком простой и предсказуемый: день, когда история "Рая" была окончена, - и с характерным щелчком металлическая дверца распахивается, открывая глазам вид на блестящую поверхность оружия. Пару секунд приходится помедлить, взвешивая все "за" и "против", - готова уже забыть об этой идее, потому что понимаю, что, возможно, не смогу воспользоваться пистолетом, - но инстинкт самосохранения берет верх и я крепко хватаюсь за прохладную рукоятку и, закрыв глаза, убираю его за пояс брюк. Возвращаю шкафу привычный вид и спешу вниз, слишком громко топая ногами, отчего Энди появляется у подножия лестницы и вопросительно смотрит на меня:
— Куда торопишься? — его изогнутая бровь отражает неподдельный интерес. — Я думал, что мы вместе посмотрим телевизор, пока Эмили не приехала.
— Прости, — замедляюсь рядом с ним и нежно целую в щеку, - для Энди это просто поцелуй, а для меня символ прощания на случай, если дело не выгорит. — Срочные дела в издательстве.
— Их нельзя решить не выходя из дома? Почему ты не попросила Андреаса уладить вопрос? — Фостер подозревает, что что-то не так, нужно срочно успокоить его бдительность.
— Андреас тоже будет там, — хватаю сумочку, что лежит на комоде у входной двери. — Я ненадолго, правда. Если что, попрошу Эмили подъехать на работу и мы вместе вернемся домой.
— Ладно, — Энди, кажется, начинает верить, но вот глаза его говорят об обратном, — но ты позвонишь мне как доберешься до издательства, договорились?
— Без проблем, люблю тебя! — не оглядываясь, покидаю дом, оставляя за собой шлейф нервозности и таинственности.
На улице слишком душно, точно весь воздух выкачал огромный компрессор, издающий протяжный звук, отчего волосы моментально прилипают к шее, а на лбу появляется испарина. Поднимаю взор к небу, затянутому мрачными тучами, и разглядываю, пробивающиеся сквозь пухлые облака, солнце: его лучи едва играют с миром, будто завлекая в неведомую долину. Наверняка скоро пойдет дождь, поэтому нужно немедленно отправляться в путь, ведь как только первые капли коснутся сухой земли, то движение автотранспорта станет плотнее, потому что каждый житель Глендейла поспешит укрыться от непогоды и отправиться в теплый дом, где его ждет аппетитный обед и любимое телешоу.
Сигнализация автомобиля издает противный писк, и я усаживаюсь на прохладное сиденье. Последний раз окидываю взглядом дом, будто предчувствуя, что больше не вернусь сюда, и заводу мотор, покидая знакомый район.
Если ранее я мысленно ругалась на Энди за быструю езду, то сейчас готова выругаться и на себя - скорость на спидометре явно превышает допустимую, но мне все равно - спешу спасти Элис, отчаянно опасаясь, что скоро будет поздно. Позади раздаются звуки клаксонов, оповещающие о том, что другие водители недовольны петляющей перед ними белоснежной Хондой. Плевать, абсолютно плевать на их недовольство, ведь не они оказались в беде. Да и к тому же, разве они поступили бы по-другому, будь их близкий человек в беде? Для кого-то понятие беды растяжимое: некоторые считают, что беда это что-то материальное, облаченное в зеленые купюры, а для других же беда - угроза жизни, нависшая и кричащая, что каждая минута на счету. Никто достоверно не знает, как бы поступил в той или иной ситуации, поэтому осуждение - последнее, что должен транслировать в мир человек. Мне хочется открыть окно и закричать, мол оставьте меня в покое, прижмите к обочине свои чертовы автомобили и дайте мне возможность спасти невинную жизнь, но понимаю, что никому, абсолютно никому, нет дела до того, что происходит сейчас. Большинство людей считают, что лучший исход для них - не обращать внимание на проблемы других, и такой способ "выживания" нельзя осуждать, ведь каждый ищет для себя то состояние и ту реальность, в которой, в первую очередь, ему будет комфортно. Такова сущность людей и с этим ничего нельзя сделать, пока они сами же не захотят изменить тот мир, в котором живут.
Меж тем, петляющая дорога вела меня все дальше от дома - дальше от мнимой безопасности. Жилые кварталы начали постепенно редеть и сменяться промзонами и редкими, почти заброшенными мотелями, цена номера в которых равнялась стаканчику кофе из "Старбакса". Чаще всего такие места пользовались популярностью у мигрантов или у тех, кто старательно прятал нового избранника от второй половинки. Вдали уже виднеется силуэт заправочной станции, на которой, по словам неизвестного, я и должна приобрести одноразовый телефон. От волнения потеют руки, поэтому периодически приходится вытирать их о плотную ткань брюк. За проделанный путь я несколько раз представляла то, как пройдет встреча с тем, кто хочет разрушить, - хотя кого я обманываю, он уже почти сделал это, - жизнь не только мою, но и тех, кто меня окружает. В моем представлении я должна была подъехать к какому-нибудь заброшенному месту, где меня ждала Элис, затолкать ее в машину, и пристрелить неизвестного. В какой-то момент мне искренне кажется, что рука, которая будет сжимать прохладную рукоятку пистолета, дрогнет и я не смогу пустить пулю в человека, но в следующий миг вспомнилось решительное лицо мамы, которая без раздумий лишила жизнь Дэниела, лишь бы дать шанс на жизнь мне. Я готова поступить также - подвергнуть себя аресту или суду, лишь для того, чтобы Элис смогла жить, продолжать наслаждаться каждым днем, не беспокоясь о том, что призраки прошлого неотступно следуют по пятам.
Я уже почти убедила себя, что убийство будет лучшим исходом, но что-то на подкорке сознания больно ужалило, напоминая о том, что я не должна так поступать, ведь в любом случае будет другой выход, но какой?.. Ответ на этот вопрос я не знаю, поэтому решаю действовать по ситуации, прекрасно понимая, что если я не нападу первая, то попаду в ловушку новой секты, возглавляемой пастором, который намного хуже Дэниела.
***
Заправка, на удивление пуста, даже небольшой магазинчик не забит до отказа местными подростками. Видимо, всех напугали изменения погоды. Как только я открываю стеклянные двери, раздается перезвон колокольчиков и из подсобки появляется милая девушка, с интересом разглядывающая меня.
— Какая колонка? — интересуется та, пока не спеша подходит к гудящему компьютеру.
— Мне нужен одноразовый телефон.
— Подождите пару минут, — девушка уходит обратно в подсобку, неприятно скрипя подошвой по плиточному полу.
Пока ее нет я разглядываю небольшое помещение, в котором царит полумрак и пахнет табаком: несколько стеллажей забиты продуктами, в холодильнике, сверкая яркими этикетками, выстроились бутылки с газировкой, а на стойке с журналами одиноко расположились парочка газет и потрепанный, с порванным углом, журнал годовой давности. Зеленоватая краска на стенах кое-где потрескалась, а на белом потолке видны желтые разводы, оставленные дождевой водой.
— Телефон, с вас двенадцать долларов, желательно мелкими купюрами, — девушка протягивает черный аппарат и продолжает разглядывать меня, будто перед ней цирковой зверь. — Мне неудобно спрашивать, но... Мама не простит, если я не поинтересуюсь: это же вы та, которой удалось покинуть одну из самых влиятельных религиозных общин? Эстер, кажется?
Вот оно - клеймо жертвы секты, которое будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Вопрос заданный в лоб, немного обескураживает, поэтому на несколько секунд я теряю дар речи. Мне слабо верится, что я настолько узнаваемая персона, ведь за десять лет, лишь редкие прохожие и интернет-пользователи узнавали меня, остальные предпочитали бросать косые взгляды и не задавать лишних вопросов. Эта же девушка явно не отличается скромностью, но такое поведение можно списать на возраст, ведь на первый взгляд ей не больше двадцати.
— В общем-то, да, но я предпочитаю об этом не упоминать и не вспоминать, — слишком легкая ложь.
— В любом случае, приятно познакомиться. Меня, кстати, зовут Элеонора. Мама, когда узнала о том, что в нашем штате происходит такое, — девушка слишком явно выделила последнее слово, — беспрестанно следила за новостями, в ожидании того, как закончится вся эта заварушка. Я не разделяла ее интереса, но иногда краем глаза подсматривала новостные репортажи. Эстер, ты же звезда Юты!
Звезда... Слишком громкое звание для той, что годами подвергалась моральному насилию. Но я не в силах изменить то, как меня воспринимают другие люди. Для кого-то я всегда буду незнакомкой, спешащей по улице, а для кого-то - той самой Эстер, которой удалось сбежать из общины.
— Передавай привет маме, Элеонора, — разворачиваюсь на пятках, тем самым завершая неприятный разговор, и спешу покинуть магазинчик с любопытным продавцом. — Хотя, — останавливаюсь на мгновение, ведь мысль, что посетила голову, показалась мне настолько дельной, что я должна ее воплотить, — можешь дать мне лист и ручку?
Глаза Элеоноры расширяются и становятся похожими на глаза олененка, попавшего в свет фар на безлюдном шоссе:
— Да, конечно, — девушка принимается искать нужные мне вещи под кассой, а я косо поглядываю то на автомобиль, то на наручные часы, отмечая, что у меня осталось чуть больше четверти часа. — Вот!
Быстрым движением руки пишу несколько слов, предназначенных тем, кто в случае пропажи, будет искать меня. Записка сможет натолкнуть их на нужный след - в этом я уверена даже больше, чем в завтрашнем дне.
— Спасибо. Если в ближайшее время кто-то будет спрашивать у тебя обо мне, то отдай эту записку, пожалуйста, — протягиваю листок, дрожащий из-за того, что я не могу контролировать руки.
— О-окей, — на лице Элеоноры отражается замешательство, но девушка быстро берет себя в руки, и на ее губах расцветает улыбка.
Не сказав больше ни слова, покидаю заправочную станцию, чтобы позвонить тому, кто может оборвать жизнь Элис в считанные минуты.
Неизвестный дал мне новые указания, будто он возомнил себя родителем и теперь дает поручения ребенку-подростку. Суть разговора с ним была проста: необходимо добраться до выезда из Глендейла, оставить машину, - что не входило в мои планы, - пешком дойти до ближайшего дорожного знака и уже там меня будет ждать Элис.
Остановившись рядом с выездом из города, сквозь лобовое стекло я разглядываю приветственный деревянный баннер, надпись на котором гласит: "Добро пожаловать в Глендейл!". Буквы красуются на фоне песчаных дюн и креозотовых кустов, цветы которых настолько ярко-желтые, точно солнце в полдень. Мне вспоминается тот день, когда мы с Эмили, воодушевленные и счастливые, мчались навстречу новой жизни - студенческой жизни, которая обещала стереть все, что было до нее. Тогда я также с любопытством разглядывала баннер, как и сейчас, предвкушала скорые изменения, но кто же мог знать, что в тот день я на самом деле не покинула "Рай", а лишь отодвинула от себя надвигающуюся бурю.
Собравшись с духом, покидаю теплый салон автомобиля, врываясь в прохладу, что царила во время мелкого дождя, окропляющего все вокруг. Бросаю ключи и слегка присыпаю их рыхлой землей так, чтобы невооруженным взглядом их невозможно было обнаружить. Очередной знак для тех, кто будет меня искать, если что-то пойдет не так.
Нерешительно делаю шаг вперед, точно знаю, что ничего хорошего не произойдет, и, обняв себя руками, бреду в место, указанное неизвестным.
По бокам дороги выстроилась непробиваемая стена из буковых деревьев: они точно великаны наблюдают за людьми, принимая их за муравьев. По идее, такая окружающая обстановка должна нагонять страх, но я чувствую лишь блаженное спокойствие, будто это место становится для меня источником силы. Змея асфальта изгибается и за поворотом меня ждет дорожный знак, у которого, по словам неизвестного, будет стоять Элис. Решительно ускоряю шаг, отчего сердце начинает заходиться в бешеном галопе, лишь бы поскорее увидеть, что она жива и цела. Остается буквально несколько футов до заветной цели, и почему-то тело начинает подрагивать, точно к нему подключили с дюжину обнаженных проводов, пропускающих ток в каждую клетку организма. Убираю прилипшую к лицу прядь волос и крепче обнимаю себя руками, в надежде, что это поможет успокоиться, но единственное, что сейчас помогает держать мысли под контролем - приятная прохлада, исходящая от металлической поверхности пистолета, удобно устроившегося за поясом брюк.
Пять шагов.
Три шага.
Один шаг.
Миную поворот и вижу небольшой подлесок, выделяющийся из общей массы своими скудными и низкими растениями, спешу туда, ведь рядом с ним, на противоположной стороне дороги, возвышается железный знак о допустимой скорости движения. Со всех сил бегу туда, ступая на протоптанную тропинку, и замечаю одинокий силуэт, прислонившийся спиной к дереву, стоящему у окраины подлеска. Без сомнений это Элис, только вот выглядит она немного по-другому: на девочке совершенно нехарактерная для нее одежда - длинное платье светло-коричневого оттенка прикрывает стройные ноги, под грудью расположился коричневый поясок, подчеркивающий тонкую талию той. Мне отлично знаком этот наряд - так ходили девушки и женщины в "Раю". Но что самое интересное, не вижу неизвестного. Появляется ощущение, что он притаился в лесной глуши и ждет подходящего момента, чтобы напасть.
Элис робко машет головой, отчего ее огненные волосы прилипают к лицу, а после едва различимым голосом произносит:
— Эстер, помоги мне.
Отбросив все сомнения, я бросаюсь к ней и, когда нас разделяют считанные футы, замечаю, что по щекам Элис струятся слезы, а руки, заведенные за спину, крепко связаны, как и ноги, что обнажились от порыва ветра. Из горла того и гляди вырвется животный крик - крик отчаяния. Хватаю ее за плечи, но Элис отчаянно кивает головой и извивается всем телом. Принимаюсь ощупывать ее, проверяя тело на повреждения, когда касаюсь прохладных, тонких рук, то ощущаю, как они сотрясаются. Элис пытается что-то сказать, но слова застревают в горле, точно огромный комок. Я же прикладываю огромные усилия, чтобы одолеть крепкий узел, удерживающий веревки на руках.
— Беги, — еле различимый шепот прорывается сквозь шелест листвы. — Он здесь.
Едва ли обращаю внимание на сказанное и резким движением поворачиваю девочку, чтобы было легче развязать непослушный узел. Элис легко поддается, однако в следующий миг тело напрягается, будто передо мной не юная девочка, а базальтовая скульптура с неестественно прямой спиной и негнущимися руками. За всей суматохой я не замечаю, как за спиной слышатся шаги и сбивчивое дыхание - на самом деле мне кажется, что это я топчусь на месте, отчего жухлая трава издает звуки, и слишком громко дышу от стресса.
Узел удается развязать, и я готова ликовать от приближающегося счастья, но неожиданно хриплый смех разрезает тишину, что воцарилась в лесной глуши. Не успеваю обернуться, - или даже не хочу, потому что страшно посмотреть опасности в лицо, - и на меня обрушивается невыносимая тяжесть, из-за чего я падаю вперед, успев оттолкнуть Элис, которая с удвоенной силой начинает рыдать.
Кто-то хватает за волосы, больно оттягивая голову назад, шея пытается сопротивляться, но выходит скверно. Ощущаю, как острая боль разливается по затылку, именно в том месте, где натянут хвост волос. Горячее дыхание обжигает оголившееся плечо - кажется, что источник боли совсем близко. Кто-то упирается ногой в спину, отчего та издает противный хруст, будто позвонки неожиданно сломались. С губ срывается тихий стон, а обжигающая боль все усиливается. Пытаюсь повернуть голову вправо, чтобы убедиться, что Элис хотя бы предпринимает попытки к бегству, но та лишь завалилась на бок и невидящим взором смотрит прямо мне в глаза. То, что я увидела в ее лице заставляет начать сопротивляться.
Извиваюсь на земле, точно дождевой червь, чтобы скинуть то, что давит со спины. Получается плохо, но на несколько секунд кто-то теряет власть и выпускает волосы из сильных рук. Напрягаю все тело и отталкиваюсь от земли, чтобы встать на четвереньки, и это почти получается... Почти, ведь вместо следующего движения я получаю мощный удар по голове. От него начинает темнеть в глазах, координация нарушается и все происходящее кажется дурным сном. Очередной удар. Боль становится настолько невыносимой, что хочется сжать голову руками или, что еще лучше, просто отрубить ее, лишь бы не ощущать противные импульсы. Заваливаюсь на бок, точно мешок набитый мукой, ощущая, как силы постепенно покидают тело, и неведомая темнота затягивает в свои цепкие объятия.
Сопротивляюсь так сильно, как могу, но темнота сильнее, коварнее и кровожаднее. Веки неожиданно наливаются свинцом и постепенно закрываются. Несколько раз моргаю, пытаясь хоть немного прийти в себя, но все тщетно и перед тем, как погрузиться во тьму, я смотрю в его глаза, напоминающие бездну, и понимаю, что он все это время был намного ближе, чем я могла представить.
***
Я нахожусь в обжигающей темноте: она окружает со всех сторон, сжимает, заставляет чувствовать страх и приближение неминуемого конца, но вместе с этим она убаюкивает, точно мать, качающая на руках своего малыша. Мне не хочется покидать это место, будто только в нем кроется безопасность, необходимая именно сейчас. Однако звуки, что пробиваются через тьму, постепенно пробуждают, заставляют прислушиваться и анализировать.
Боль пробуждается раньше меня, разливаясь от затылка до пальцев ног, заставляя покрепче сжать зубы. Пытаюсь открыть глаза, но веки не поддаются, точно их склеили между собой. Тщетно предпринимаю попытку повернуть голову, но от этих движений боль становится все сильнее.
Вновь погружаюсь в темноту, забывая о голосах и боли.
Сколько прошло времени, прежде чем мне удалось очнуться - не знаю, но кажется, что все происходит не со мной, будто я наблюдаю со стороны за всем происходящим. Открывать глаза становится легче, однако белая пелена мешает разглядеть хоть что-то перед собой. Несколько раз моргаю и наконец пелена рассеивается, точно утренний туман перед первыми лучами солнца, и мне удается рассмотреть место, вернее часть помещения, где я нахожусь: прямо перед глазами деревянный потолок, на котором рассыпались несколько лампочек. Пытаюсь сесть, но что-то мешает - держит на месте; приподнимаю голову и смотрю на руки, что зафиксированы с помощью кожаных ремней, отчаянно дергаю ими, слепо надеясь, что смогу сорвать ненавистные ремни, но ничего не получается. Шевелю ногами, но они также прикованы к тому месту, на котором я лежу.
Мне определенно не нравится то, что происходит. Паника вот-вот покажется на горизонте, но сейчас неподходящее для нее время, поэтому делаю несколько вдохов и выдохов, как учила доктор Боуэн, чтобы сдержать нежданную гостью.
Я понимаю, что можно закричать, но горло настолько пересохло, что даже хрип, издаваемый мной, больше похож на скрип половиц. А если учесть, что скорее всего я нахожусь во власти неизвестного, то кричать бесполезно.
Словно по сигналу раздается характерный щелчок замка и дверь открывается. Мне слышны лишь шаги, но я не рискую поворачивать голову, боясь, что такой поступок навредит мне в будущем.
— Так, так, так, — голос становится ближе. Отчего-то он кажется мне до боли знакомым. — Эстер очнулась, вот так чудо!
То, с какой злостью было сказано мое имя, повергло в шок - человек явно вложил всю ненависть, что хранилась в его душе.
— Как себя чувствуешь? — открываю глаза и упираюсь взглядом в лицо, что нависло надо мной. Эту девушку я знаю, вернее знала ранее. — Кое-кто поручил мне следить за тобой, но, — коварная улыбка расплывается на губах Морриган, — мне это неинтересно. Ты и так надоела мне за годы в "Раю", так еще и сейчас я должна обхаживать тебя, ну уж нет!
Как здесь могла оказаться Морриган? Этот вопрос разрезает сознание, точно искусно наточенный кинжал. Насколько мне было известно, то после смерти Дэниела большую часть паствы отправили на лечение и Морриган была в их числе.
— Ты, вероятно, хочешь пить. Что ж, в этом я тебе помогу, — Морриган на несколько секунд отходит, а после возвращается со стаканом, из которого торчит черная трубочка. — Пей и благодари меня за такую щедрость.
Едва трубочка касается губ, а первые капли воды попадают на язык, начинаю неистово пить, ощущая долгожданное наслаждение, точно вода - самое лучшее, что есть в мире. Горло больше не першит и я предпринимаю попытку заговорить:
— Г-где, — приступ кашля обрывает меня, раздирая не только горло, но и легкие, которые и без того горят огнем, — Элис? И где я?
— Ты там, где твой новый дом, а большего тебе знать и не стоит, — Морриган буравит меня взглядом, изучает лицо. — А эта девчонка там, где ей самое место.
— Что вы с ней сделали? — ярость разливается по телу, затмевая собой боль, что, кажется, стала верным спутником на ближайшее время
— Сказала же, тебе этого знать не стоит, — Морриган направляется к двери, я провожаю ее взглядом, мысленно посылая всевозможные проклятия. — Отдыхай, скоро пастор посетит тебя и объяснит, что ты обязана делать.
Хочется встать и ударить Морриган по миловидному лицу, отражающему лишь презрение и ненависть, но все, что мне остается - лежать и беспомощно смотреть на удаляющуюся спину и закрывающуюся дверь.
В ожидании визита того, кто осмелился похитить меня, проваливаюсь в сон, спасаясь от новых приступов боли.
На этот раз пробуждает меня едва различимое касание к щеке, и я распахиваю глаза, будто на меня направили яркий софит. Его лицо настолько знакомо, что хочется кричать и биться в истерике, от непонимания того, как я могла допустить его появления в жизни. Обида, что разбивает сердце, настолько сильна, что я готова зубами разорвать фиксаторы и ногтями вцепиться в его красивое лицо. Кажется, что происходящее игры больного разума, и на самом деле вместо этого человека совершенно другой, но, несколько раз моргнув глазами, его лицо не меняется, а остается в прежнем обличии.
— Как ты мог? — единственный вопрос, уместный в сложившейся ситуации, поэтому я с нетерпением ожидаю ответа от того, кому мы все доверяли.
¹ Smith & Wesson - Smith & Wesson Model 1076 из данного ряда известен как "пистолет ФБР".