Глава 7. Связующее звено.
Неизвестный.
Дни тянулись так медленно, что порой мне казалось, будто я застыл в одном мгновении и не способен двигаться дальше. Монотонная работа лишь изредка разбавлялась вылазками в соседние городишки, но в большей части я проводил время в своем кабинете. Обеденные перерывы становились для меня глотком свежего воздуха: я общался с коллегами, не подозревающими, что рядом с ними великий пастор, наслаждался вкусной пищей и женским вниманием. О последнем можно говорить долго, но почти каждая девушка в нашем офисе не упускала шанс лишний раз улыбнуться мне или завести ненавязчивый разговор. Льстило ли мне их внимание? Несомненно, да. Интересовали ли они меня? Нет. У меня была иная цель, иная женщина, ради которой я готов на все.
Иногда мне кажется, что мое желание обладать Эстер в качестве "Духовной невесты" больше похоже на одержимость, но этого просто не может быть. Я вижу в ней лишь достойную женщину, не зря же Дэниел долгие годы ждал и готовился к браку с ней. Да и мне он передал огромную порцию своих знаний и того, как нужно правильно обращаться с "Духовной невестой".
Все его познания я впитал, точно желтая кухонная губка, наполнялся его словами - они пропитывали каждый дюйм моего сознания, крепко оседая там. Лишь благодаря Дэниелу я стал тем, кем являюсь сейчас. Нельсон часто любил упрекать меня в том, что я никогда не смогу добиться нужных высот, но как же он ошибался - все его слова лишь подогревали мой запал. Он не уничтожал меня, а делал сильнее. Заставлял двигаться вперед, чтобы доказать - я достоин большего.
Самым запоминающимся моментом из жизни в "Раю" стала воспитательная речь от Дэниела. Тот вызвал меня к себе в кабинет, расположенный в Молельном доме, где часто заседали пасторы, к становлению которых приложил руку Нельсон. Помню, как переминался с ноги на ногу, стоя у двери и боясь постучать. Слышал, как из зала раздавались мужские голоса. Ощущал, как напряжение передавалось мне через железную дверь. Удивительно, но мне было так страшно, что становилось противно от своей никчемности. Занеся руку, чтобы постучать, я замер, досчитал до трех, и кулак соприкоснулся с прохладной поверхностью. В этот же миг голоса стихли и воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь моим прерывистым дыханием.
— Входи, Джозеф, — голос Нельсона глухо прозвучал по ту сторону двери.
Сделав еще один вдох, я нерешительно вхожу, останавливаясь почти у самой стены. На меня смотрят несколько пар глаз, внимательно изучая с ног до головы. Я же в ответ притупляю взор, рассматривая причудливый узор на бордовом ковре: витиеватые полосы переплетаются между собой, образуя подобие вензелей; нити, которыми вышиты узоры, поблескивают в лучах солнца, что проникает сквозь приоткрытое окно; по углам ковра расположились рисунки соцветий, распустивших свои пышные бутоны.
— Не стесняйся, присаживайся рядом с Майклом, — Дэниел указывает на свободный стул, и я, словно выдрессированая собака, выполняю его указание. — Друзья, сегодня мы собрались для того, чтобы объяснить этому юнцу одну простую истину: чтобы стать посланником Создателя нужно приложить усилия.
Мужчины согласно закивали, но не сказали и слова.
— Джозеф, ты же знаешь, почему тебе дали именно это имя? — Дэниел вытянулся вперед, заглядывая своими белесыми глазами в глубину моей души.
— Н-нет, пастор Нельсон, — мой голос дрожал, будто передо мной стоит убийца с ножом и вот-вот всадит его по самую рукоятку в худощавое тело.
— Проповедник Джозеф Смит был одним из первых людей, что зародили мормонизм. Он отличался властностью характера, непоколебимой силой и острым умом. За Джозефом следовали сотни людей, считая его достойнейшим из достойнейших, — при упоминании этого мужчины глаза Дэниела засияли, точно он говорил сам о себе. — Твоя мать не отличалась особым умом, чтобы вложить в твое имя особый смысл, поэтому мне пришлось взять на себя эту роль. Ты был назван в честь проповедника Джозефа, и я очень надеюсь, что ты не посрамишь свое имя. Для этого я, собственно, и позвал тебя сюда. Ты должен стать таким же, как Смит, и вести за собой людей. Я обучу тебя тому, что знаю сам. Видит Создатель, ты станешь достойным пастором! Да будет так!
— Да будет так! — вторили Дэниелу мужчины.
Я же просто смотрел перед собой и не понимал, зачем мне быть пастором, ведь моя обычная жизнь в пределах общины мне очень нравилась. Хотя, что может понимать двенадцатилетний мальчишка? Для детей моего возраста были важны лишь игры под солнцем в кругу друзей, да сладости, что выдавала мать после плотного обеда.
— С завтрашнего дня мы начнем занятия. Изо дня в день я буду готовить тебя к новой роли. Будь уверен, что если ты приложишь все силы, то станешь достойным последователем Джозефа Смита. А сейчас, сын мой, можешь пойти в дом и заняться домашней работой, я слышал, что у тебя есть проблемы с учебой.
— Да, пастор Нельсон. Я обязательно исправлю оценки... — я не смел ему перечить, поэтому безропотно смирился с тем, что из меня будут лепить улучшенную версию Дэниела.
— Надеюсь на твое благоразумие, — Нельсон встал и подошел ко мне, бережно положив руку на плечо и шепотом проговорил: — Сынок, даже не думай обмануть меня... Ты все равно станешь тем, кем я хочу. Иди!
И я пошел - пошел на встречу с новым собой.
Постепенно я становился вторым пастором Нельсоном: научился его манере общения, с успехом повторял его мимику и жесты. Я безотрывно следовал за ним, куда бы тот не пошел. Но вместе с этим отец, - мне было неприятно называть его так, ведь мой отец умер, когда я был маленький, а Дэниел взял на себя его роль, - рассказывал о том, как правильно выбрать "Духовную невесту", как из робкой девушки сделать ту, что будет считать тебя Создателем. Также Нельсон часто любил повторять: "Женщина создана для того, чтобы служить мужчине и Создателю. А если мужчина и есть Создатель, то его женщину можно считать самой счастливой".
Отчасти я был согласен с его словами: власть, заложенная в мужчине природой, должна выражаться во всем, особенно в отношениях с женщинами. Мужчина должен сразу показать, что он - единственный, кто всегда и при любых условиях должен находиться на первом месте для своей супруги.
Тот день в "Раю" стал знаковым для меня - тогда исчез парнишка Джозеф и появился будущий пастор Джозеф.
С этими мыслями и воспоминаниями я готовился к очередному рабочему дню. Поставив чайник на плиту, я решил взглянуть на сайт "Событий Глендейла", чтобы узнать последние новости об Эстер. Меня настораживал факт того, что в течение двух недель я не видел ее - девушка точно испарилась или в спешке покинула город. Каждое утро я тщетно высматривал ее в толпе прохожих, стараясь заметить белокурую макушку, но Эстер не было ни на переходе, ни у пекарни, ни в любом другом месте рядом с работой. Я точно собака ищейка выслеживал ее, проходил мимо дома и издательства, но каждая попытка заканчивалась неудачей. Что же могло произойти? Ответ на этот вопрос красовался на главной странице сайта:
"С прискорбием сообщаем, что этой ночью скончалась Марша Митчелл - жительница Глендейла, а также мать одного из владельцев "Событий Глендейла" - Эстер Митчелл-Хоуп.
Церемония прощания состоится завтра в полдень на городском кладбище".
Так вот в чем причина внезапной пропажи - смерть бывшей жены Дэниела. Смерть убийцы Дэниела. Наконец-то Создатель воздал этой женщине по заслугам. И я свято верю в то, что она умирала в муках и в то, что в свои последние минуты перед глазами Марши был лик Дэниела.
Мне непременно следует посетить церемонию, чтобы посмотреть на то, как страдает Эстер, как в землю опускают гроб убийцы и как с каждой секундой спокойная жизнь Митчелл утекает, точно песок между пальцев.
Но самое главное, что мне хотелось увидеть - как морально ломается Эстер, ведь именно такой она мне и нужна.
***
День выдался слишком жарким и я пожалел, что надел черную шляпу с широкими полями. Она, словно магнит, притягивала к себе солнечные лучи, нагревалась и приносила дискомфорт. В какой-то момент мне неистово захотелось стянуть ее и бросить в ближайшую урну, но я не мог рисковать своей конфиденциальностью - никто не должен был узнать в таинственном парне того, кого они прекрасно знают.
Я топтался у задних ворот кладбища, в тот момент, когда траурная процессия гордо вышагивала по центральной аллее. Мне было прекрасно видно выражения лиц гостей, что небрежно склоняли головы, вытирая краем носового платка текущие по щекам слезы. Но лучше всех было видно Эстер - в ней была сосредоточена вся скорбь мира: в глазах зияла пустота, уголки губ опустились, а руки крепко вцепились в букет цветов. Она шла, точно плывущий по волнам корабль: плавно, размеренно, элегантно. Узкие бедра покачивались из стороны в сторону, пышная грудь вздымалась при каждом шаге, хрупкие плечи притягивали внимание, а с пшеничными волосами играл ветер, который стал незваным гостем на церемонии.
Я поднял глаза к небу в тот же момент, что и Эстер: грозовые тучи заволокли некогда лазурное небо, солнце пропало за их силуэтами, а где-то вдалеке слышались раскаты грома, точно великан стучал в свой огромный барабан. Надвигался дождь - это я понял по запаху, витающему в воздухе: свежему, терпкому, знакомому. Этот запах нельзя перепутать ни с чем, словно в людях изначально заложена программа распознавать именно аромат дождя.
Тем временем процессия уже остановилась и изящный гроб водрузили на подставку. Из небольшого храма вышел местный пастор - он вальяжно шел между рядами могил, то и дело оглядываясь по сторонам. Его черная ряса болталась, но даже издалека было видно, что мужчина довольно крупный. Мне показалось, что я видел его лицо ранее, но информация об этом была настолько глубоко спрятана в мозгу, что я никак не мог до нее добраться. А пастор все шел, совершал крестное знамение и едва шевелил губами, точно нашептывая какие-то известные ему одному молитвы.
Началась церемония прощания, а вместе с ней и дождь. Он неистово барабанил по головам и плечам людей, по крышке гроба, по надгробиям. Люди в панике начала прикрывать головы тем, что попадалось под руки, но лишь Эстер стояла не шевелившись. Девушка напоминала мне статую древнегреческой богини, что безмолвно стояла в центре выставочного зала, пока толпа зевак разглядывала ее и гадала, о чем же задумалась печальное изваяние. А еще она напоминала мне человека, который вот-вот замертво рухнет на землю, сделает свой последний вдох и отправится к Создателю, дожидаться суда. Вид Эстер был настолько жалким, что мне хотелось подойти и хорошенько встряхнуть ее за плечи, ударить по щекам - привести в чувства. Искренне удивлял тот факт, что она оплакивает убийцу. Оплакивает человека, который лишил множество людей посланника Создателя, лучшего пастора. Такие, как Марша, не достойны иметь даже могилы.
Ненависть, - слепая и безудержная, - захватила мое тело, заставляя сжать кулаки, больно вонзаясь ногтями в ладони. Услышав, как заскрежетали зубы, я быстро пришел в себя, подавляя эмоциональный приступ. Вспомнились слова Дэниела о том, что пастор не имеет права проявлять эмоции противоречащие воле Создателя.
— Отец наш небесный, направь на путь истинный своего раба, посели в его сердце любовь и благоразумие, — молитва легко срывается с губ, и я вновь обращаю свой взор к небу.
Дождь сменяется градом, и я ощущаю колючие иголки, что больно вонзаются в лицо - мелкие градинки попадают точно в цель. Натягиваю шляпу пониже: не только для того, чтобы защитить себя от природных явлений, но и для того, чтобы не вызвать подозрений у окружающих. Вновь всматриваюсь в тех, кто прощается с Маршей, и замечаю, что Эстер, стоя на коленях у гроба, истошно кричит: ее голос прорывается сквозь бушующую непогоду и касается моих ушей. Нет, мне не жаль ее. Правда. Она заслужила все те мучения, через которые проходит. Жаль, что Митчелл не осознает, что испытания пойдут ей на благо и в конце она станет той, кем должна - "Духовной невестой".
Девушка все также бьется в истерике, пока к ней не подходит статный мужчина. Его я узнаю почти сразу: это Энди Фостер - возлюбленный и тот, кто однажды спас Эстер. Сможет ли он во второй раз уберечь свою ненаглядную? Очень в этом сомневаюсь. За годы, что я наблюдал за их импровизированной семьей, понял, что Фостер не годится ни для чего, кроме бизнеса. Исход их отношений я знал заранее: слишком быстро вспыхнувшая любовь также быстро погаснет. Так и случилось.
Фостер подхватывает Эстер и что-то шепчет ей на ухо, но та не реагирует, будто вокруг ничего не существует. Она обвисает на нем, точно маленький ребенок, и продолжает смотреть на все отсутствующим взглядом. Мне надоедает наблюдать за страданиями Эстер, поэтому решаю изучить гостей. Никто из них не привлекает внимание, однако, в последнюю секунду я замечаю ту, что возвращает меня в прошлое.
Длинные, вьющиеся огненно-рыжие волосы напрочь промокли, черное приталенное платье обтянуло юную фигуру, тонкие руки скрещены на груди, а взор бледно-голубых глаз блуждает между фигурами. В одночасье мне показалось, что мир остановился: есть только я и она - моя первая любовь... Элизабет. Неужели я сплю? Щипаю себя за руку и, ощутив острую боль, понимаю, что все происходит здесь и сейчас.
Открытие застает меня врасплох это не Элизабет. Передо мной, - в нескольких десятков футов, - ее дочь. Точная копия матери и лишь цвет глаз достался от отца. Поразительное сходство заставляет мое ледяное сердце забиться быстрее, точно я тот самый юнец, который безропотно влюбился в красивую девушку.
Непривычное тепло, - мерзкое и скользкое, - разливается в грудной клетке, постепенно разрастаясь во всем теле: кончики пальцев неприятно покалывает, ноги становятся точно ватные, перед глазами опускается пелена, все глубже засасывая в прошлое. Хочется тряхнуть головой, да только силы в одночасье покинули тело. Едва пошатнувшись, облокачиваюсь на верею, что поддерживает кованые ворота. Желание убежать, не оглядываясь, возрастает, но я держусь, мне жизненно необходимо еще раз взглянуть на ту, что смогла разжечь потухший огонь.
Мог ли я думать, что первая, - больная, - любовь все еще живет во мне? До последнего уверенность, что все это пережиток прошлого, крепла во мне, но стоило лишь увидеть до боли знакомые волосы, напоминающие языки огня, глаза, точно воды Атлантического океана, и вся бравада спала, обнажив израненное сердце. Стоило ли кривить душой, говоря, что я разлюбил Элизабет после признания в том, что ей ненавистны законы Создателя и "Рая"? Я любил ее каждый день своего существования, просто прятал чувства настолько глубоко, что порой сам сомневался в их правдивости.
Рыжеволосая перевела взгляд на меня, и по телу прошла волна дрожи, точно сама Элизабет заглянула в душу. Я попытался попятиться, чтобы исчезнуть из поля зрения, но ноги предательски подкосились, и пришлось остаться на месте, лишь сдвинувшись чуть дальше за забор. Даже спустя пару минут я живо ощущал теплоту взгляда девушки, точно она прикасалась ко мне своими руками. Звучит как бред безумного, но любовь делает и не такие вещи с теми, кто хоть раз испытал это разрушающее чувство.
Всю осознанную жизнь, - когда "Рай" и "Лучший мир" остались в прошлом, - я связывался лишь с теми девушками, что были похожи на Элизабет - она стала моим наваждением, безмолвным призраком, что по пятам следует за мной. Множество раз задаваясь вопросом о том, относилась ли Уайт ко мне с тем же трепетом, что и я, сердце неистово стучало, точно собиралось покинуть пределы грудной клетки, а вот мозг... Он протестовал, блокировал любые воспоминания об Элизабет, и я живо понимал, что со стороны девушки не было той любви, о которой принято говорить в стихах и поэмах. Было больно осознавать данный факт, но мне сполна хватало любви, исходящей от меня: она наполняла, подталкивала к новым свершениям, и в какой-то мере повлияла на то, что я хочу сделать с Эстер.
Даже после смерти Элизабет невидимой рукой направляет Эстер в объятия того, кто заменит ей Дэниела.
Волна эмоций, что этого разливалась по телу, немного схлынула, ведь я вспомнил о том, для чего нахожусь здесь: увидеть мучения Эстер. Поэтому собрав волю в кулак, отталкиваюсь от забора и вновь возвращаюсь на, ставшее уже привычным, место. Траурная церемония подходит к концу и гости постепенно разбредаются к своим машинам, скорбно опустив головы, лишь Эстер осталась стоять у могилы. Ее тонкий силуэт выхватывает дождь, что ни на минуту не стихал, и подсвечивается светом молний. Митчелл вновь падает на колени, но уже не кричит - просто открывает рот, как рыба, попавшая на берег. К Эстер подходит немолодая женщина и пытается поднять, но она лишь обвисает в руках той, точно тряпичная кукла. После нескольких попыток Эстер встает на ноги и начинает беседовать с женщиной, лица которой мне не видно. Мысленно прикидываю кем она может быть и понимаю, что это никто иная, как Энн О'Брайен - мать специального агента ФБР, а ныне бывший коп, который ушел на пенсию.
Они долго беседуют, попеременно вытирая глаза носовыми платками, а после нерасторопно покидают кладбище, гордо подняв головы к небу. Решаюсь подойти ближе, чтобы посмотреть на могилу Марши и сказать ей слова, которые сопроводят в последний путь.
Находясь у надгробия, я ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд, оборачиваюсь в сторону центральных ворот и вижу, как Эстер остановившись всматривается в то место, где я нахожусь. На радость дождь размывает мой силуэт и это дает возможность скрыться за высоким памятником, что расположен сбоку от могилы Марши.
Когда Эстер наконец уходит, я вновь выхожу из укрытия, но тут же сталкиваюсь с новой проблемой - из кладбищенского храма выходит дочь Элизабет.
Девушка хлюпает по лужам и не смотрит по сторонам, тело ее дрожит, а длинные волосы прилипли к лицу. Она продолжает путь и не замечает меня, однако, останавливаясь у могилы Марши, девушка все же поднимает взгляд от земли, и тут наши глаза встречаются: ее льдисто-голубые и мои цвета крепкого кофе. На несколько секунд воцаряется молчание, нарушаемое лишь стуком капель о землю.
— Здравствуйте? — голос ее похож на перезвон колокольчиков, что раскачиваются на ветру. Вблизи она еще прекраснее, чем я мог себе представить: алебастровая кожа контрастировала с огненными волосами, узкие губы цвета пыльной розы растянулись в улыбке, а небольшая ямочка на подбородке стала еще отчетливее. Цвет глаз не единственное, что досталось девушке от отца - у нее был прямой нос с такой же высокой переносицей, как и у Нельсона.
— Эм... Здравствуй, — чувствую себя юным мальчишкой и от этого голос начинает подрагивать. О, Создатель, что со мной происходит?
— Вы, наверное, друг Марши. Примите мои соболезнования, — копия Элизабет протягивает руку, но я отскакиваю от нее как от огня. Увидев мою реакцию, девушка поспешила продолжить: — Меня зовут Элис, будем знакомы! Марша занималась моим воспитанием.
Нужно успокоиться. Нужно собраться. Кто я такой, чтобы лепетать перед малолетней девчонкой? Гнев волной расходится по телу от осознания, что я не могу контролировать себя и что какая-то давно забытая любовь берет надо мной верх.
— Джозеф. На самом деле, я не друг покойной. Я проходил мимо и не смог остаться в стороне - решил помолиться. Я пастор в соседнем городке, а здесь нахожусь по работе. Скажи, Элис, — приходится перейти в наступление, чтобы расположить девушку к себе, — ты случайно не из "Лучшего мира"?
Вижу изумление на прекрасном личике и улыбку, которая в одночасье погасла.
— Я росла там какое-то время... Откуда вы знаете? — теперь голос дрожит у нее, значит я сделал верный ход.
— Когда-то и я там рос и возможно знаю твою маму, — слова прозвучали точно выстрел пистолета.
Элис замерла, и мне показалось, что даже перестала дышать. Да, я знал за какие веревочки стоит дергать тех, кто когда-то был в религиозных общинах. Особенно, если перед тобой подросток, оставшийся без родителей, то тут все совсем просто.
— Наверное, вы ошибаетесь. Я недолго прожила там, а мама скончалась во время родов, да и до этого тоже недолго находилась в "Лучшем мире", — внутри Элис схлестнулись два желания: узнать правду и бежать как можно дальше, и сейчас она должна сделать свой выбор.
— Элис, ты удивительно похожа на Элизабет. Разве я мог бы спутать?
— Откуда вы знаете имя моей матери? — теперь девушка начинает понимать, что я не блефовал, говоря о том, что был в "Лучшем мире".
— Как я уже говорил, я рос в этой общине, а твоя мама в это время тоже была там. Мы дружили, — нужно показать, что я не чужой человек. — Если хочешь, то я могу рассказать тебе о ней. Вот, — достаю из кармана брюк визитку и протягиваю ей, — можешь звонить в любое время. Я с радостью расскажу об Элизабет.
После этих слов я разворачиваюсь на пятках, не боясь запачкать и так грязные туфли, и покидаю кладбище, оставляя Элис один на один с той информацией, что я заложил в ее голову.
Еще при первом взгляде на девушку я понял, что та станет прекрасным способом, чтобы подобраться к Эстер слишком близко. Элис стала связующим звеном в моем плане.