Глава 15
Счастье, похоже на ветер.
Легкое, приятное, но неуловимое.
Николас Хилл
Свои юные годы, я помню в мельчайших подробностях, если быть точнее, то каждый прожитый день, минуту, секунду, в отцовском доме, с двенадцати лет и до окончания школы. Наполненные криком от прикосновения ремня о детское тело, истерическими слезами по ночам и кошмарами, вгоняющими в холодный липкий пот и крупную дрожь.
Первый удар кулаком пришелся в живот, спустя год после смерти матери. Я не поздоровался с гостями, молча сидел за столом, когда в доме проходил званый ужин. Тоска по маме не позволяла мне веселится. Аргументом служило – мои поганые манеры, следовательно, я опозорил отца перед важными людьми, выказывая неуважение и невоспитанность. Будто я был игрушкой в красочной обертке на витрине, которую обязательно нужно всем показать, этакая обезьянка, выполняющая приказы, получая взамен лакомство. У Ричарда не было и капли скорби, в отличии от его детей.
Жестокость в будущем только набирала оборотов, первые два года об этом знали только мы: я и чудовище во плоти.
Лили́ – мой ангел, которого я оберегал и оберегаю по сей день. Я позволял наказывать себя, защищая маленькую сестренку от отцовской ярости. Наша мать, Кэролайн Хилл погибла в автокатастрофе, когда мне было одиннадцать, сестре едва исполнилось три года. Лили́, к сожалению, знает ее только по отцовским редким рассказам, из семейного альбома и маминых записей игры на виолончели. Я почти забыл мать, как она выглядит, ее лицо и смех, лишь просматривая фотографии, в голове мелькали размытые картинки из прошлого.
Вот она сидит на моей кровати, дочитывает сказку, где все радужно и прекрасно, и целует меня на ночь, потом обрывок воспоминания о ее счастливом лице, когда я случайно застал мать за игрой. В детстве мне казалось, сильнее своих детей, она любила только музыку.
После четырнадцати, я начал сбегать из дому. Два года каждодневных мучений, побоев, унижения, сделали из меня закрытого, агрессивного подростка. Первые сигареты, алкоголь, уличная компания, драки с одноклассниками и низкая успеваемость в школе, в последующем это приносило все больше шрамов на теле, и неугасаемую ненависть к отцу.
В шестнадцать я первый раз дал отпор Ричарду. Он крепко приложился кулаком к моей челюсти, разбив губу, за позднее возвращение домой, и я ответил. Не ожидав удара, отец не успел отклонится, получив рассечение брови. В тот момент, я буквально чувствовал, как кровь закипает в теле. Во мне было столько адреналина, что я хотел было налететь на него и колотить руками и ногами, пока не забью до смерти, показать, какового это существовать с физическими издевательствами каждый день, боятся, что еще один удар и возможно ты умрешь. Мне стоило титанических усилий сдержать себя и все ради сестры. Я не мог лишить ее отца, а вместе с тем и брата, которого бы упекли за решетку.
Бабушка и дедушка по материнской линии, забирали меня и сестру к себе. Отец не долго оставался благосклонным, ведь ему нужно было на ком-то вымещать свою злость, неделя-две спокойного сна без вздрагивания от малейшего шума, и я вновь оказывался на каторге.
Последний год старшей школы я жил у них, незадолго до выпускного, Скарлетт увидела шрамы на руках, мне пришлось рассказать им, что происходило все эти годы.
Я часто думаю, был ли отец тираном до моего рождения. Обижал ли мать, или стал таким после ее смерти. Вереница вопросов крутится в голове, ответы на которые я не узнаю никогда. Отец и сын, связь между которыми навсегда потеряна, к сожалению. Мое взрослое тело, не помнит сбитого дыхания от резкой боли сломанных ребер, жжения от сигарет разъедающего кожу, больше не содрогается от рыданий перед сном, как в детстве, сердце зажило вместе с гвоздями, которые отец вбивал кулаком каждый день на протяжении четырех лет.
Но то отвращение, когда я смотрю на Ричарда, чувство родительского предательства, навсегда со мной, внутри, в самых темных уголках, скрытых мраком и недоступных ни одной живой душе. Изредка тьма наполняет голову гадкими воспоминаниями, поднимается с самого дна свалки из разрушенного детства, преданного доверия к отцу и океана слез, пролитых от непонимания, почему папа меня не любит.
Мейсон и я, с нуля создали фирму инвестиций и финансовых услуг, которая приносит удовольствие и отличную прибыль. Стабильность, успех, развитие, всего я добился собственным трудом. Лучший друг и сестра – самые важные люди в моей жизни.
Элисон Браун.
Идея ресторана возникла сама собой, желание чего-то нового и необычного перевесило все уговоры Мейсона не влезать в это дерьмо. Для оригинальной идеи мне требовался дизайнер, которого я собственно и нашел, а теперь не знаю, что мне делать с мучительным желанием видеть каждый день девушку с глазами цвета океана и лесной чащи.
Девушку, покрытую шрамами, как и твое тело.
Разница лишь в том, что я научился жить с грубыми рубцами в душе и на коже, а ласточка нет.
Сидя в своем кабинет в офисе, я допивал остатки содовой со льдом, чувствуя пальцами влажное, холодное стекло стакана. Смелые лучи заходящего солнца, огненными бликами играли на стенах кабинета. Через панораму, я наблюдал за жизнью города, который таил в себе настолько разные слои общества. Но все мы, в независимости от положения, денег и имени хотим быть счастливыми. Счастье многогранно и для каждого имеет разное проявление. Многие говорят, что счастье в нас самих. Была бы это правда, на Земле не существовало бы столько несчастных людей.
В субботу в здании никого не было, лишь для меня нашлась работа. Одиночество порой бывает безжалостным.
Поставив стакан на стол, я достал мобильный телефон из кармана брюк.
– Добрый день, Джессика. Как успехи?
– Мистер Хилл, здравствуйте, рада вас слышать, думала вы уж совсем забыли про нас, – веселый смех девушки по другую сторону, заставил меня улыбнутся.
– Ни в коем случае. Я обо всем помню и кстати новые микрофоны, приедут в понедельник к десяти утра, будь на студии.
– Обязательно, мистер Хилл, мы уже заждались.
– Будут вопросы, звони.
– Хорошо, всего доброго, мистер Хилл.
В Нью-Йорке, помимо фирмы, я основал студию звукозаписи в честь памяти о матери «Кэрри Хилл». У Кэролайн были домашние записи ее авторских произведений. Изначально я хотел создать качественный альбом, собрав всю ее работу, но по правде говоря у меня нет ни слуха, ни голоса, а доверить столь личное чужим людям я не смог.
Бизнес-центр, в котором мы сейчас работаем является филиалом Нью-Йоркской фирмы, стройка нового офиса окончена, вчера я принял работу, выдал остаточную сумму денег, и оповестил штат сотрудников о начале на будущей неделе.
Мейсон и я хотели расширятся, и почему-то первым городом для этой затеи я выбрал Бостон. Было ли это ошибкой? Кажется, жизнь, скоро ответит на все мои вопросы, но мое нутро подсказывает, что ответы мне мало понравятся.
Город напрочь разрушает мое мнение на счет судьбы и случайностей.
Дьявольский Бостон.
Я не могу объяснить, по какой причине, мы вновь встретились с Элисон, но сейчас она рядом, едет со мной.
Ласточка слишком много выпила, такой я вижу ее впервые. Она более расслаблена и открыта.
Чертовски возбуждающая.
– Куда, мы едем? – ее голосок разрезает густую тишину в салоне.
Я мельком поглядываю на девушку, стараясь не слишком отвлекаться от дороги. Ее длинное, легкое платье с разрезом, оголило левую ногу, бархатная, почти белая кожа, светилась в свете уличных фонарей.
Знакомая тяжесть в паху заставила крепче сжать руль, от чего костяшки побелели, кожа под ладонями скрипнула. Каждую встречу между нами летали икры, да такие, что казалось мы сгорим заживо.
Мое тело тянулось к ней, желая прикоснутся к нежной коже, почувствовать обнаженное горячее тело рядом. Она – магнит. А я не в силах сопротивляться такому сильному притяжению.
– В одно место, тебе понравится.
Где я сбегаю от прошлого и себя самого.
Элисон Джулия Браун
Голова кружилась от выпитого, хотя сейчас, я опьянела пуще прежнего от присутствия Николаса. Телом пронеслась возбуждающая дрожь, вспоминая чем мы занимались в этой машине вчера.
Я плотнее сжала бедра, чем усугубила ситуацию, клитор начал пульсировать сильнее от произведенного мной движения.
Я хотела его, так сильно, что казалось тело не выдержит нарастающего напряжения, распадаясь на миллион атомов.
– Тебе не кажется, что в наших случайных встречах, судьба переигрывает? – Николас ухмыльнулся.
– Я не верю в судьбу, мистер Хилл. По крайне мере в ее благие намеренья.
– Почему же?
– Была б она так благосклонна ко мне, сейчас мне бы не пришлось лечить свою душу у психотерапевта.
Мне пора бы заткнутся, иначе я открою всю свою подноготную перед ним, как он и просил.
Слишком много дерьма.
– Свою душу, я сшил сам, честно признаться получилось так себе, края совсем неровные.
Я посмотрела на него, не понимая шутит он или говорит всерьез. Его профиль следил за дорогой, легкая улыбка играла на губах.
Не в силах держатся, я расхохоталась.
Наши взгляды на секунду встретились. Грозовое небо метало молнии, одна попала прямо в сердце, пронося ток по телу, стало жарко.
С ним ты всегда горишь. От желания.
Ночной город поражал своей красотой. Многочисленные огни сверкали, напоминая нам, Бостон никогда не спит, жизнь бурлит в нем горной рекой. Шоссе освещалось фонарными столбами, мелькая светом в салоне, каждый раз как мы проезжали под одним из них. Мы свернули с главной дороги, заезжая на пустынную улицу спального района. Вдалеке послышался лай бездомных собак. Николас припарковал ауди, под кленом. Здесь было тихо, даже слишком. После шумного центра, казалось, меня окунули с головой в воду, дезориентируя отсутствием звуков.
– Мы на месте, надеюсь успеем.
– Успеем куда?
– Не куда, а к чему.
– Вы настоящая загадка, мистер Х...
Мужчина помог мне выбраться из машины перебивая мою пьяную речь.
– Николас. И хватит называть меня мистером, так я чувствую себя слишком старым.
Ник резко остановился, из-за чего я оказалась прижата его горячим телом к машине. Животом ощущая твердость в его паху, импульс желания прокатился дрожащим телом.
Его губы расплылись в улыбке, все так же теплая рука Хилла среди ночной майской прохлады пробудила мурашек на коже. Через тонкую ткань платья, я остро ощущала его близость. Кружевная ткань трусиков натирала чувствительный участок между ног. Мое рваное дыхание вылетало из груди, касаясь его лица.
– По-моему, мистер соответствует твоему возрасту, – подхватив волну сарказма, я улыбалась.
– Ты ведь не знаешь сколько мне лет.
– Ну, я догадываюсь, тридцать или около того, – тело слишком расслабленное, ватные ноги ныли от высоких каблуков, я ухватилась за плечи Ника, боясь рухнуть на асфальт.
– Пойдем, иначе пропустим самое интересное, – его голос сменяется шепотом.
Мы перешли дорогу, и направились к гавани Бостона. Пройдя паромный причал, мы подошли к арендуемым лодкам.
– Ласточка, подожди здесь.
Ник перешел на бег, трусцой добравшись к небольшому домику на воде, скрывшись внутри.
Я стояла в основании причала, по левую сторону от которого расположились различные водные судна. Мир казалось замер, лишь звук воды, ели уловимый туман над черной гладью залива, напоминал мне, что я все еще здесь, в реальном времени, жива, а не сгорела в чертовом доме.
Николас появился пару минут спустя. Подходя ко мне, он широко улыбался. Рукава рубашки все еще закатаны, бронзовая кожа контрастировала с белизной ткани, длинные ноги, скрытые брюками, каштановые волосы трепал ветер, играясь. Серые глаза, почти белые, светились, словно маяк среди бушующего океана, на смуглом лице.
– Идем, скоро начнется.
– Мы поплывем на лодке?
– Да, и тебе лучше снять туфли.
Мужчина присел на корточки, расстёгивая застежку на босоножках, успев ухватится за его крепкие плечи, я пыталась сохранять равновесие. Я тихо рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. Голова все еще кружилась, напоминая, сколько я выпила. Его волосы развевались, свободно спадая на лоб. Не удержавшись от накатившего на меня порыва, я запустила одну руку в густоту на затылке, медленно массируя пальцами кожу головы.
– Элли, – его голос проникал под самую кожу, Ник обратил на меня взгляд, полный вожделения и нежности.
– Что?
– Ты такая прекрасная, – рука замерла в шелковистых волосах, я прерывисто вдохнула. Николас поглаживал мои щиколотки, истома прошлась волной от самых кончиков пальцев ног до промежности.
Душа дрогнула, переизбыток алкоголя в крови, пробуждал давно забытые чувства. Внутри шла нещадная борьба, одновременно я желала открыться ему и сделать сотню шагов назад, убегая. На глаза навернулись слезы неопределенности.
Ступив голыми ступнями на деревянные прохладные доски, приятная нега разлилась по ногам, которые ныли от длительного напряжения. Я слегка покачнулась, чуть не свалившись в воду.
– Ух, осторожнее ласточка, иначе мне придется вылавливать тебя, а плавать я не умею, – прижав к себе, Ник, крепко обнимал меня за талию. Вибрации его тела, вирусом заражали мое нутро, от чего я непроизвольно сделала шаг ближе.
Без каблуков, я стала значительно ниже, макушкой доходя Хиллу почти до подбородка, учитывая, что я и так была высокой.
– Правда, что ли?
– Конечно, – черты его лица стали серьезными, но не глаза.
Николас расхохотался, в ночной тишине, его смех эхом прокатился над водой.
– Видела бы ты свое лицо, – мужчина до сих пор весело улыбался.
– Засранец, – тихо буркнула я, но не смогла сдержать ухмылку.
Наши глаза вновь встретились. Дыхание сплеталось в горячий клубок, слишком близко. Адреналин наполнял кровь, сердце стучало так сильно, отдаваясь в ушах.
Мужчина поднял мои туфли, крепко взяв за руку, не замечая перчаток, ведя за собой.
Ночная тьма, уступала место предрассветным сумеркам. Мы подошли к белому катеру, борта которого были окрашены темно ореховым цветом, золотой краской на одном выведено название «Звезда». Николас помог забраться на палубу, оберегая мою пьяную задницу от утопления.
– Твоя?
– Нет, Джека.
– Кто такой Джек?
– Приятель. Живет вон в том домике, – мужчина указал пальцем на сооружение на воде, куда недавно он заходил, видимо договорится о прокате.
– И часто ты так гуляешь среди ночи?
– Постоянно.
Его голос наполнился осколками печали, которые может услышать лишь человек знавший такую же боль.
Хилл завел мотор, умело управляя рулем. Я облокотилась о борт. Шум ветра заглушал надоедливый голос в голове. Волосы летали, словно паутинки, я закрыла глаза, откидывая голову назад, дышала полной грудью наслаждаясь моментом легкости. Мы не заплывали за пределы гавани, мимо нас мелькали частные двух или трехэтажные дома, а за ними властный мегаполис.
– Ласточка, обернись.
Ник заглушил двигатель, спускаясь ко мне. Сняв кожаные туфли, носки, он присел рядом, но лицом на восход, свободно шевеля пальцами на ногах. Его расслабленность и легкость была заразительна. Я последовала его словам, прижимаясь к сильному мужскому телу, вытягивая свои ноги рядом с его. Николас обнял меня, я опустила голову на плечо. Не противясь самой себе, позволяя наслаждаться лаской, таким чужим для меня сближением с мужчиной.
Рассвет!
– Так, вот куда ты так торопился, – мои губы ели шевелились, я боялась спугнуть восходящую красоту.
Тонкая линия горизонта прояснилась. Первые, робкие лучи солнца, озарили водную гладь, сверкая бликами на воде. Небо медленно наполнялось светом, просыпаясь. Туман гулял над водой, солнечный свет проникал сквозь него, создавая иллюзию парящих небес. Первые чайки, крича искали себе пропитание. Звуки просыпающегося города, смешивались с мягким всплеском волн о борт катера. Зеркальные поверхности небоскребов блестели, заставляя жмурится от яркого света.
Я посмотрела на Николаса, его кожа светилась в утреннем сиянии. Лицо залито золотом, манящая улыбка привлекала своей простотой, но в тоже время соблазняла, переступить запрет и совершить грех.
Никто не смел нарушить тишину, казалось мы даже дышать стали тише, лишь бы не спугнуть и впитать в себя полностью момент блаженства.
И наконец солнце взошло. Начался новый день, подающий надежды на спокойное и счастливое существование. Наступило утро, тьма ночи сделала шаг назад, предоставляя шанс пировать самой яркой звезде. Но она все еще стояла позади, напоминая своим присутствием, что демоны рядом, они не исчезли, лишь усыпили нашу бдительность с приходом света.
– О чем ты мечтала в детстве? – голос словно появился из не откуда, выдергивая меня из собственного ада.
С минуту я молчала, размышляя, вспоминая.
– С самого детства хотела стать художницей, но было и еще кое-что, – я не спешила озвучивать Нику свою вторую мечту, стесняясь.
– Дайка угадаю, – его губы украшала загадочная улыбка, в серо-голубых глазах плясали смешинки, – целый шкаф красок, нет, особняк забитый всеми нужными инструментами для рисования.
Звонкий смех, спугнул чайку, стоящую на краю борта, заставляя ее недовольно крикнуть нам в ответ.
– Плохо у вас с фантазией, мистер Хилл.
– О-о-о, опять этот мистер, – протянул Ник недовольно, скорее наигранно.
– Я мечтала о лошадях. Точнее о лошадиной ферме.
– Первую мечту ты осуществила, но я так пониманию, фермы у тебя нет? Или я чего-то не знаю? Возможно ты по выходным, надеваешь рабочий комбинезон и резиновые сапоги, подчищая дерьмо в конюшнях? – Николас сморщил нос, притворяясь будто от меня пахнет навозом.
– Что? Не-е-т! – я легонько толкнула его в грудь и вновь рассмеялась.
Я так часто смеялась с ним, что стала отвлекаться от зудящей боли внутри.
– Моя бабушка живет за городом, дом не дворец конечно, но территория, принадлежавшая ей огромная. С ней по соседству жила семья, содержавшая такую ферму. Летом, когда я и сестра приезжали на каникулы, мы почти все время проводили у них, помогая с лошадьми, а после учились кататься верхом. Я до сих пор помню, лошадь, которая полюбилась мне больше остальных. Ее звали Обсидиан. Чисто черная, словно беззвездная ночь, представляешь? Она была без единого светлого пятнышка, такая красавица. Заплетая ее длинную гриву, я говорила с ней, мне казалось она и вправду меня понимает. Я всегда мечтала, как на заднем просторном дворе у бабушки, мы заведем лошадь или двух, – внутренний голос корил меня за откровенность.
Я впустила Николаса в запретную зону моей души. Счастливое, беззаботное время – часть моего прошлого, помимо ноющих сердечных шрамов, до сих пор доставляющих мне страдания. Делится этим, значило сближаться, позволить ему дотронутся на краткий миг к моему сердцу.
Николас замер, наблюдая за мной, блаженная улыбка царила на его лице, серые глаза наполнились голубоватой дымкой, сияя.
– Не знал, что у тебя есть сестра. Как её зовут?
– Я ведь не рассказывала тебе о ней. Грейс. Моя малышка Грейси.
– Как же я в детстве хотел иметь старшего брата, – выражение его лица лучилось воспоминаниями.
– Желание всех старших детей в семье, быть младшим, – мы улыбались друг другу. От шеи вдоль спины, пробежали мурашки, настолько ощутимые, что я непроизвольно вздрогнула. Тело словно кололо мелкими иголочками.
Волшебство. Искры парили в воздухе.
– Замерзла, ласточка? Черт, я оставил пиджак в машине.
– Нет, не беспокойся.
Николас ближе прижал меня за плечи к себе, поглаживая теплой ладонью. С ним я всегда чувствовала себя по странному легко, свободно и мне никогда не было холодно, потому что одиночество отступало.
– А какая твоя мечта детства? – мы все так же сидели обнимаясь, мышцы его тела напряглись.
– Мальчиком, лет с двенадцати, я желал на каждое рождество и день рождение, что бы отец полюбил меня, – я ожидала услышать о различных игрушках или собаке, то с какой интонацией говорил об этом Ник, будто его мечта была обыденной, простой.
В горле встал ком, царапая нежную слизистую.
Темная пелена в его глазах рассеивалась, демоны прошлого отступали. Возраст не показатель смелости и силы. Такими нас делают обстоятельства. Мы можем стать опорой для себя из-за жизненных ситуаций. Научиться выживать и не сломаться под натиском судьбы. Но, кто сказал, что по прошествии лет мы будем стойко выдерживать все невзгоды? Сейчас, я видела перед собой мальчика в облике взрослого мужчины, который был предан своим отцом, унижен, оскорблен, сломлен. Он продолжает нести в себе воспоминания и боль разрушенного детства. Сила данная ему сейчас, была вознаграждением за страдания.
– Как долго это продолжалось? – я аккуратно поглаживала его шрамы, покрытые татуировками.
Мы не смотрели друг на друга, впитывали свет восходящего солнца, пытаясь хотя бы ненадолго отогнать внутреннюю тьму.
– Четыре года.
У меня перехватило дыхание. Я старалась держать себя в руках, глаза наполнились влагой, но мне не хотелось выдавать свои слезы. Я не имею права плакать, но мне было так жаль мальчика, у которого отобрали светлые юношеские годы, оставляя вместо них лишь жестокий кулак родителя.
Мы, оба, пересекли черту. Зашли слишком далеко в поисках наших секретов прошлого.
И секреты Николаса Хилла мне не понравились, стало одиноко и страшно, как и ему, когда отец издевался над ним.
Любуясь рассветом и залитой солнцем гаванью, мы посидели так еще не много, наслаждаясь той близостью, которая образовалась между нами.
Доверием.
Свободными руками мы ласково поглаживали другу друга по коже, заставляя мурашек бегать от переизбытка чувств, наши босые ступни едва уловимо соприкасались. Еще никогда в жизни, я не была так близка с мужчиной. Не телами, душами.