Глава 14
Любовь – иллюзорное чувство,
несбыточное, призрачное.
Элисон Джулия Браун
– Ну и ну, это просто вау! – я села в бежевый, кожаный салон красного мерседеса кабриолета. – Ты где познакомилась с этой красоткой?
– Приветики, – подруга оставила легкий поцелуй на моей щеке. – Я подумала, раз уж я обещала тебе охренительно пафосное заведение, то и транспорт должен соответствовать, взяла на прокат. Сегодняшний вечер запомниться тебе на долго, – Саманта загадочно улыбалась, подмигивая мне.
Мой смех растворился в шуме мотора. Подруга сорвалась с места, показывая всю мощь этой малышки.
– Когда ты так говоришь, это означает лишь новые приключения на наши задницы.
– Заметь, задницы, что надо, – мы весело переглядываемся.
Сэмми увеличивает громкость на дисплее, по радио звучит It's My Life - Bon Jovi. Теперь мы смеемся в унисон, наши волосы летают по салону, голоса аккомпанируют песне.
– Почему мы едем этой дорогой? Так ведь дольше до центра.
– Тихо, сейчас будет припев.
– Это моя жи-и-изнь, либо сейчас, либо никогда. Я не буду жить вечно-о-о, я хочу жить, пока жи-и-ив, – мы кричим в один голос, поднимая руки вверх, ловя дикий ветер, который разносит наше пение по округе.
– Да, детка-а-а! – мой крик теряется среди шума этого мира.
Мерседес начинает спуск по небольшому склону, мы едем через пару кварталов от моего дома, здесь расположен семейный парк, так его называют жители района. Территория настолько просторная, напоминает зеленый, цветущий луг, на котором то там, то здесь образовались небольшие холмы. Старый, величественный дуб, кажется стоит не одно десятилетие, под которым дети часто собирают желуди. В центральной части парка, обустроена зона для барбекю со столиками и скамейками, а с приходом весны, красуются по всей площади различные фигуры животных, выстриженные из кустов. Деревья вдоль дороги, пропускают сквозь густую листву солнечный свет, он сверкает словно гирлянда.
– Можешь не отвечать на мой вопрос, теперь я поняла.
– Скажи, круто? – подруга сияла, на ее лице блестела счастливая улыбка, и на моем тоже.
Оставшеюся дорогу до места назначения о котором я не знала, я приводила свои волосы в порядок, Сэмми закончила с прической лишь на парковке.
– Я раньше не слышала об этом заведении.
– Его недавно открыли, дебют. Ребятки готовьтесь, ревизор приехал.
Саманта – светлый лучик моей жизни.
Подруга в последний раз подкрасила губы розовым блеском, и вслед за мной вышла из машины. На ней был костюм: короткие шортики и рубашка небесного цвета из легкой, летящей ткани, белый топ на бретелях резиночках, и конечно же босоножки на шпильке.
Любовь к каблукам в большей степени передалась мне от Саманты.
Помещение внутри было просторным, но уютным. Приглушенный свет ламп, создавал мягкую атмосферу. Здесь было дорого, в глазах блестело от чистоты черных глянцевых поверхностей, изобилия разноцветного стекла на стенах разной формы.
Не плохая дизайнерская идея.
Мы прошли вглубь зала, минуя столики, заполненные людьми.
– Здесь яблоку негде упасть, сегодня ведь суббота.
– Успокойся, подруга, я заранее забронировала нам столик.
Девушка проводила нас к нашему месту, оставляя перед нами меню и карту вин.
Мы разместились у правой стены, среди других посетителей, для лучшего удобства которых была создана перегородка из длинной тяжелой ткани орехового цвета, разделенной на множество частей. Она колыхалась от нашего движения.
– Ну, что, детка, вечер начинается? – подруга потирала ладошки друг о друга с ангельской улыбкой, но глаза пылали адским пламенем.
Громкая музыка оглушала. После четвертого бокала вина, Сэмми предложила перейти на текилу. Идея была не лучшая, но, кто я такая, чтобы отказывать ей?
Опрокинув третью стопку обжигающей горло жидкости, я взяла дольку лайма, цитрусовая кислинка играла с горечью алкоголя на языке.
В унисон стукнув рюмками о наш столик, мы без причины громко рассмеялись.
После девяти вечера, в соседнем зале, как оказалось их здесь несколько, проходил концерт, группу исполнявшую танцевальную музыку я не знала, но тело живо реагировало на ритм.
Поужинав, мы переместились во второй зал, ближе к огнеопасным напиткам.
– Мне нужен свежий воздух, ты со мной?
– По стерегу наш столик, народу столько набежало, вернемся, а места для нас больше нет, – Саманта пыталась перекричать пьяным голосом всеобщий шум, утыкаясь влажными губами мне в ухо.
– Подруга, оставь текилу в покое, хотя бы пока я не вернусь.
Весело хохотнув, девушка приняла еще одну порцию кристально прозрачного алкоголя, невольно кривясь от крепости.
Взяв сумочку, я стала пробираться сквозь танцующие, пьяные и потные тела. Людей было и в прям не протолкнуться, выйдя в основной зал, из последних трезвых сил, которые ускользали сквозь пальцы, как вода, я держала свое тело, от падения прямо здесь и сейчас.
Резкая смена освещения и громкости, дезориентировала мое затуманенное алкоголем сознание.
Я почти вышла из ресторана, но зудящее чувство чужого пристального взгляда, заставило меня обернуться.
Бурлящие стальным, ледяным пламенем, серые глаза.
Пусть даже моя жизнь играла со мной в коварную игру, в такие совпадения я уж точно не верила.
Свежий воздух обдал раскрасневшиеся щеки. Я пару раз глубоко вдохнула, наслаждаясь прохладой.
Достав сигарету, я зажала ее губами, зажигалка, отказывалась работать.
– Чевт, – сигарета во рту мешала четко говорить.
Из не откуда к моему лицу тянется рука, оранжевый огонек с голубым концом опаляет губы и глаза жаром, поджигая табак.
– Значит не показалось, – сделав затяжку, я расслабленно выпускаю струйку никотина прямо в лицо Николаса.
– Привет, ласточка, – казалось бы я не слышала его голос столетия. Мягкий, бархатистый мужской баритон, таинственная улыбка, пробираются мне под кожу, пробуждая мурашек по всему телу.
Господи, остынь, Элисон!
Мы не задаем дурацких вопросов, как и почему мы здесь оказались. Наша встреча хитроумный план злодейки судьбы, жестоко играющей с нашими жизнями.
Ник берет мою руку, протягивает к своему лицу, губами аккуратно обхватывает фильтр, медленно втягивает дым, не сводя с меня чарующего взгляда. Голубая дымка вновь смешалась с ледяными осколками, золотистые искры у самого зрачка, напоминали бурлящий костер, его взгляд пронизывающий до самого нутра, вызывающий, жадный.
Мужчина, не отпуская моей руки, подходит вплотную, тепло его тела, перекидывается и на меня, словно вирус, в мгновение заполняет жилы, сердце ускоряет ритм, отбивая пульс громким молотом в ушах.
Его губы едва касаются моих, Хилл медленно выдыхает мятный дым, а я рефлекторно делаю глубокий вдох. Николас отстраняется, делая шаг назад, в свете фонарей и вывесок, среди ночной тьмы, я могу рассмотреть его тело, обласканное светом. На нем белая рубашка, рукава которой закатаны по локоть, оголенные руки, покрытые татуировками, под кожей перекатываются упругие мышцы, темно-синие брюки, в зоне паха ткань знакомо натянута.
От одной мысли о его голом теле, меня бросает в жар, внизу живота предательски вздрагивает, телом проносятся сладкие импульсы возбуждения.
Я подхожу ближе, ноги дрожат от высоких каблуков и текущего в крови алкоголя. Вновь выдыхаю беловатую дымку ему в лицо, из-за которой, кажется, что его горячая улыбка парит в воздухе, как у чеширского кота. Мы молчим, оба погруженные в таинство нашей встречи.
Пальцами, покрытыми тканью перчаток, касаюсь татуировок Николаса.
Он поднимает руку, что бы я лучше могла рассмотреть их. На правой, смесь из различных рисунков, огненное солнце, вокруг которого расположен дракон и феникс, их всех объединяет огонь.
Концы линий скрываются под белоснежной тканью. Я глажу чернильные узоры, и только сейчас мой опьяненный взгляд от текилы или от самого Дьявола, стоящего передо мной, улавливает шрамы.
Покрытые искусством шрамы.
Николас замечает смену моего настроения, но не отстраняется, наоборот поднимает левую руку, указывая на цветущее, пышное дерево, доходящее до изгиба локтя, с корнями в виде иероглифа, ствол бугристый и похожий на спираль.
– Это дерево жизни. Вечно живое, вечно цветущее, потому что ласточка, – мужчина пальцем указывает на маленькую птичку, сидящую на ветке, – принесла весну, возродила усохшие ветви и корни, заставила дерево дышать, жить.
Дыхание рвано вылетает из груди, сигарета выпала из рук, мурашки яростно забегали по телу, от чего я вздрагиваю раз за разом.
Ласточка – символ возрождения.
– Я набил эту татуировку, когда мне было двадцать три. Не понимая своей мании именно к этому эскизу, я нашел в ней смысл для себя и не раздумывая ни секунды скрыл то, чем наградил меня отец.
Его откровенность острым лезвием врезается в сердце.
Фальшивка, Элисон Браун!
Шрамы. Мне не хотелось думать о том, что детство Николаса прошло бок о бок с болью, унижением и страданиями, когда я была самым счастливым ребенком на свете.
– Николас... – голос дрожит, глаза наполняются влагой, я поднимаю взгляд, встречаясь не с внутренними демонами, как мне казалось, а с легкостью и непонятной мне добротой.
– Они уже не болят, не стоит, ласточка. Без них я бы не стал тем, кем я есть сейчас, как бы это не звучало. Боль подарила мне силу и стойкость, которых могло и не быть во все. Конечно, я хотел бы обрести их иначе, но жизнь не спрашивала моего мнения, делая выбор за меня, – мужчина касается моей щеки, горячая кожа приятно греет холодное лицо.
Его слова задевают остатки ели живых струн моего сердца.
Твоя сила – в твоем прошлом.
В голове звучат слова доктора Гранта.
Прикрываю глаза, наслаждаясь нашей близостью, не только физической. Души сплетаясь лианами, парят в воздухе, возвышаясь над грешной землей. Небеса ласкают их воздушными прикосновениями, забирая всю боль, вынимая осколки и зашивая раны.
Наши губы встречаются в отчаянном поцелуе. Его горячие, мои ледяные. Огонь и лед, смесь разрушающая мир, но для нас служит воскрешением, глотком самой жизни.
Ладони Ника обхватывают мое лицо, сильнее прижимая к себе. Мое тело глина в его руках, ноги подкашиваются, я хватаюсь за его талию, как за спасительный трос.
Боже, как же он целует меня.
Его нежные, горячие губы, ласкают мои, томительно медленно, но так чувственно, нутро подрагивает, словно свеча. Волнение смешивается с пламенным желанием, мужчина покрывает сладкими поцелуями щеки, нос, все лицо, впитывая каждый миллиметр моей кожи.
Так отчаянно. Мы так сильно нуждаемся друг в друге.
Мы тяжело дышим, прислоняясь к моему лбу, на лице Хилла цветет довольная улыбка. Ник, большими пальцами гладит кожу, теперь уже пылающую от его ауры, его чувств.
Движения рук затрагивают рубцы под ухом, но я доверяла ему сейчас, снова. Не убегала и не отстранялась, мое нутро не сжималось от липкого страха и тошноты. Я позволяла ему приближаться к своей душе. Разрешала себе открыться ему.
– Поехали со мной, я хочу показать тебе, кое-что.
Мы все еще так близко, от его тепла тело настолько расслабилось, что меня клонило в сон.
Безопасность. Он бережет тебя, как самое ценное сокровище, Элисон.
– Саманта внутри, я не могу оставить ее.
– Мы отвезем ее домой. Сегодня я не пил, мне это и не нужно.
Улавливая тонкий намек в его словах, я расплываюсь в улыбке.
Душа поет, делая свободный, полный вдох за последние три года!
– Элисон! – пьяный крик Саманты, заметила не только я, но и вся улица.
– Сэмми, детка, ну ты явно перебрала текилы, да? – сдерживая смех, я старалась не сильно потешаться над подругой.
– Элли, где ты пропадала, я заскучала без тебя, текила кончилась и я пошла тебя искать. О-о-у, ты и здесь откопала это сокровище? – девушка только сейчас заметила рядом стоящего Николаса.
– Господи, Сэмми, только не начинай, поехали домой.
– Мистер очаровашка, привет! Я ведь обещала тебе клуб, в котором будет элита Бостона, – подруга весело рассмеялась, еле удерживая себя на пьяных ногах и высоких каблуках.
– Мы взяли машину на прокат, нужно оставить ее у дома Саманты, что бы завтра она вернула ее.
– Тогда поехали.
Саманта всю дорогу отпускала сарказм в нашу сторону, больше шутя, Николас потешался над ней, а я устала извинятся за откровенные выражения подруги.
– Королева текилы, мы приехали.
– У-у-у, да, детка, я королева текилы-ы-ы! – Сэмми кричала, выражая яростный восторг.
Перекинув руку девушки себе на плече, подруга из последних сил переставляла ноги.
– Ласточка, давай я?
– Спасибо, я справлюсь, – пыхтя, я пыталась устоять из-за навалившейся тяжестью.
– Ласточка, так это ты с ним пропадала и бросила меня одну?
Позади я услышала уже нескрываемый громкий смех Хилла.