Глава четвертая: продолжение
Ледяное прикосновение металла ручки черного «Бентли» обожгло ладонь Марлены. Том Каулитц открыл дверь, его жест был властным, но лишенным прежней резкости. Она втиснулась на кожаную сидушку. Дверь захлопнулась, отрезав остатки грохота «Крипты». Тишина салона была густой, пропитанной запахом кожи и его присутствием. Он сел за руль, завел двигатель – низкий, уверенный рык.
Машина плавно выехала на набережную Сены. Огни города скользили по стеклам, отражаясь в его темных, непроницаемых глазах. Марлена сидела, сжав руки на коленях, дрожь постепенно утихала, сменяясь оглушительной тишиной внутри и странным облегчением.
– Адрес, – его голос нарушил тишину. Низкий, бархатистый. Теперь он звучал не как приговор, а как простой вопрос.
– Дом родителей... – начала Марлена, но голос дрогнул. Мысль о холодном особняке, о вопросах, о своем виде в платье Вероники была невыносима. – Но... я не могу. Не сейчас. Не так.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Его глаза скользнули по ее бледному лицу, по слишком откровенному платью, задержались на дрожащих руках. Взгляд был все таким же пронзительным, но без ледяной оценки. Было в нем что-то... усталое. И все то же вопрошание, но менее требовательное.
Он ничего не сказал. Просто плавно свернул с набережной, углубляясь в знакомые Марлене улицы фешенебельного квартала. Не к ее дому. Через несколько минут «Бентли» бесшумно остановился у подъезда роскошного, но строгого отеля, известного своей дискретностью. Том набрал номер на своем телефоне, произнес несколько тихих, неразборчивых слов.
Через минуту из подъезда вышел безупречный консьерж.
– Мадемуазель Фонтен? – он обратился к Марлене, игнорируя Тома – видимо, так было оговорено. – Ваш номер готов. Пожалуйста, проследуйте за мной. Вам будет обеспечен полный комфорт и конфиденциальность.
Марлена растерянно посмотрела на Тома. Он не смотрел на нее, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, на огни Парижа за лобовым стеклом. Его профиль казался высеченным из камня.
– Возьми, – он протянул ей тонкий конверт, не глядя. – Там ключ от номера и карта. Наличные. На такси домой утром. И на... другую одежду, если захочешь.
Марлена машинально взяла конверт. Он был теплым от его руки.
– Почему? – вырвалось у нее шепотом. – Почему вы... все это?
Том медленно повернул голову. Его темные глаза встретились с ее глазами. В них не было ни гнева, ни насмешки, ни даже привычного ледяного контроля. Была лишь глубокая, непроницаемая усталость. И та самая тень чего-то, что она ловила раньше – то ли вопроса, то ли признания собственной чужеродности этому миру, в котором он царствовал.
– Потому что ты не должна была там быть, Марлена Лилиан Фонтен, – сказал он тихо. Его голос звучал почти... устало. – Твой мир – книги, тишина монастырского сада, твои... рисунки. – Он едва заметно кивнул, как будто видел те наброски в ее синей тетради. – «Крипта» – не место для акварельных красок. Твоя подруга играет с огнем, думая, что контролирует пламя. Она ошибается. Не иди за ней. Оставайся в своем свете. Он... чище.
Он замолчал, снова глядя вдаль. Казалось, он сказал больше, чем планировал. Больше, чем говорил кому-либо за долгое время.
– Иди, – он кивнул в сторону консьержа, который терпеливо ждал у подъезда. – Спи. Забудь эту ночь. Как кошмар.
Марлена открыла дверь. Ночной воздух обжег лицо. Она вышла, обернулась. Он все так же смотрел вперед, его лицо в полумраке салона было маской отрешенности. Князь тьмы в своей колеснице, застывший на мгновение перед возвращением в свои владения.
– Спасибо, – прошептала она. Слово казалось слишком маленьким, слишком незначительным для того, что он сделал – не только вырвал из ада «Крипты», но и дал пристанище, и... понял. Понял что-то в ней, чего она сама до конца не осознавала.
Он не ответил. Не повернул головы. Просто плавно тронулся с места, и черный «Бентли» растворился в ночном потоке машин, увозя с собой его тень, его тайну, его предупреждение.
Консьерж провел Марлену в тихий, роскошный номер. Здесь было тепло, тихо, пахло свежестью и дорогим бельем. Она скинула платье Вероники, словно сбрасывая кожу той ночи, и завернулась в мягкий халат. Подойдя к окну, она смотрела на спящий Париж. Где-то там бушевали огни «Pandemonium», где-то Вероника, возможно, заливая злость шампанским, замышляла новые планы, где-то он... правил своим ночным королевством.
Но здесь, в тишине, буря внутри Марлены улеглась. Страх сменился странным спокойствием, смешанным с горечью. Он был прав. Пронзительно прав. «Крипта», Верониканы игры, попытки ворваться в его мир – все это было чужим сценарием. Ее мир был другим. Миром тишины Абатства, где под сводами библиотек рождались мысли. Миром белого листа бумаги, где карандаш рождал тайны. Миром ее собственных вопросов, а не навязанных Вероникой амбиций.
Она не забыла его взгляд. Не забыла силу, с которой он увез ее, или усталую мудрость его слов. Тень его осталась – темная, загадочная, манящая. Но это была ее тень теперь. Ее загадка для осмысления, а не цель для завоевания или повод для войны.
Доставая из сумки синюю тетрадь, Марлена открыла ее на чистой странице. Но теперь она рисовала не тело и не силу. Она легкими штрихами наметила профиль у окна машины. Резкие черты, тень от брейдов на щеке, темные глаза, смотрящие в ночь – не с вызовом, а с усталой отрешенностью. А вокруг – не огни ада, а спокойные огни знакомого Парижа, города, который был и ее домом тоже.
Утром она спустилась в холл, купила на деньги из конверта простую, скромную блузку и юбку в бутике отеля. Оставила платье Вероники в номере – пусть оно останется здесь, как артефакт безумной ночи. Вызвала такси.
Дорога домой была тихой. Она смотрела в окно, не на огни ночных клубов, а на просыпающийся город, на первые лучи солнца на крышах. Войны не будет. Будет тихое осознание. Будет ее жизнь – со своими вопросами, своей тишиной, своими рисунками. И его тенью, которая теперь жила не как угроза, а как часть сложной картины мира, которую ей предстояло разгадывать в своем собственном темпе, карандашом в руке, на страницах ее синей тетради. Огонь в ее акварелях горел ровнее теперь. Не от безумной страсти, а от понимания.