Бордовый Шелк

Новый день принес с собой не только похмелье мирового масштаба, но и осознание, что я не могу просто валяться в своем горе. Нужно работать, двигаться, делать что-то, чтобы не сойти с ума от ожидания. На стуле валялся чей-то чистый спортивный костюм — видимо, Валентина позаботилась. Я с трудом надела его. Голова трещала так, будто внутри нее устроили боулинг. Мда, я явно переборщила вчера с Русланом.

Я повернулась и увидела его самого, спящего на полу, прислонившись к моей кровати и похрапывая. Ахахза, мы оба, бухие, заснули тут. Я начала его трясти, сама покатываясь со смеху.
— Рус, вставай, а то Валентина нас убьет!

Он недовольно забормотал, не открывая глаз:
— Валентина, епт твою в душу, дай поспать...

От этой фразы я вообще покатилась со смеху на пол. Спустя минут пять он наконец-то проснулся, с трудом сфокусировал взгляд, сначала не понял, где находится, а потом увидел меня, валяющуюся в хохоте, и тоже начал ржать. Мы еле успокоились и, пошатываясь, разошлись по своим комнатам — кто-то явно получит сегодня от Валентины по первое число.

Я приняла ледяной душ, который немного привел меня в чувство, и побрела в свой кабинет. Есть не хотелось — во рту был мерзкий привкус коньяка и страха.

На моем столе ждали три аккуратных стопки тонких папок. Я тяжело вздохнула, налила себе кружку крепкого кофе и принялась за работу. Ко мне постоянно заходили разные люди с мелкими вопросами — то подписать, то уточнить. В итоге я нарисовала угрожающую табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ! УБЬЮ!» и вывесила ее снаружи.

Я погрузилась в тишину и бумаги. Просидела так минут пять, как вдруг дверь с треском распахнулась, даже не постучавшись. Я, не отрываясь от документа, рявкнула:
— Если это не срочно и не по делу, я сломаю руки и засуну их в одно темное и глубокое место, понятно?!

В кабинете воцарилась тишина. Я подняла голову. В дверях стояли пятеро мужчин. Руслан и четверо других — те самые, с мафиозного собрания, с каменными лицами и дорогими костюмами. Они смотрели на меня с нескрываемым удивлением.

Я медленно откинулась на спинку кресла, принимая непринужденную позу.
— Что случилось у нас в колхозе, товарищи? В нашем колхозе неурожай? Или налоговая нагрянула? — спросила я, делая ударение на слове «нашем».

Начал Руслан. Его лицо было непроницаемым.
— У нас к тебе серьезный разговор, Алиса.

— Слушаю внимательно, — ответила я, скрестив руки на груди.

Один из них, седой, с лицом, изборожденным шрамами и жизнью, шагнул вперед.
— Насколько ты сейчас близка с Марком Островским? И что ты забыла у него в тюрьме?

Я ухмыльнулась, хотя внутри все сжалось.
— Я с ним максимально далека, как Земля от Плутона. А в тюрьму я ходила, чтобы лично насладиться зрелищем того, как он гниет за решеткой. И, знаете, злость в его глазах была лучшим спектаклем в моей жизни. Рекомендую.

Мужик со шрамом не отступал.
— А с Николаем что у тебя? Насколько вы близки?

Терпение начало лопаться.
— Что происходит? — моя фраза прозвучала ледяной сталью. — Какую шнягу вы тут пытаетесь смонтировать? Говорите нормально и по делу.

Все присутствующие напряглись. Руслан тяжело вздохнул и взял слово:
— Хочешь по-взрослому? Изволь. Именно после твоей свиданки с Марком на Коляну устроили засаду. Информация о его маршруте утекла. А тебя и мою жену чуть не грохнули на трассе. Вопросы есть?

Он хотел продолжить, но я перебила его, вскакивая с места. Ярость закипела во мне.
— Вы совсем охренели, что ли?! То есть, по-вашему, это я все слила? Среди вас есть крыса, это и ежу понятно, но бочку катите на меня? Удобно, блять, очень удобно!

Тут мужик со шрамом ухмыльнулся, его глаза блеснули неприкрытым интересом.
— А ты из дерзких. Люблю таких.

Я опешила от такой наглости. Остальные присутствующие нервно переглянулись. Я подошла к нему вплотную, не обращая внимания на его внушительные габариты.
— Ты че, охренел, старый пердун? — прошипела я. — Ты хоть знаешь, кто мой жених? Тебе повезло, что он сейчас в больничке, а не тут. Иначе он бы тебе уже кишки на уши намотал, тварина беспозвоночная!

Мужик нервно сглотнул, а второй, помоложе, принялся его защищать, наступая на меня:
— Мелкая пиявка, ты че себе позволяешь! Язык прикуси!

Я молча переваривала эту наглость, чувствуя, как красная пелена застилает глаза. Пока этот клоун поливал меня грязью, остальные, кроме Руслана, поспешно ретировались из кабинета. Руслан же остался сидеть, наблюдая за разворачивающимся цирком с невозмутимым видом.

Я медленно, не сводя с них глаз, открыла верхний ящик стола и достала оттуда травматом, который Коля оставил «на всякий случай». Я направила его на двух оставшихся «гостей».
— А теперь, твари, бегите. Пока я не передумала и не решила проверить, на что способна эта  «игрушка».

Они не поверили своим глазам, но когда я начала спокойно и громко отсчитывать: «Раз...», они, бормоча проклятия, бросились к двери. Я вышла вслед за ними в коридор. Оказалось, остальные «делегаты» не ушли, а подслушивали у двери. Плевать. Я подняла руку и сделала два выстрела — по ногам тем двоим, самым наглым. Раздались оглушительные хлопки и вопли боли. Они заковыляли, ругаясь.

Я развернулась и зашла обратно в кабинет, захлопнув дверь. Руслан сидел все так же неподвижно, а потом... начал хлопать и громко, искренне смеяться.

Да я и сама не выдержала — истерический смех прорвался наружу. Мы смеялись до слез.

— Ты прости, что так заявились, — сказал он, утирая глаза. — Я-то знал, что ты не при чем. Но мужики начали бочку катить, пришлось их к тебе привести, чтобы ты сама им все объяснила. На словах они не верят.

— Да не страшно, — махнула я рукой, убирая пистолет.
— С кем не бывает. Главное, чтобы они мне какого-нибудь обидного погоняла не дали, а то буду цениться уже вдесятеро. — Руслан снова рассмеялся. — Кстати, сегодня первый серьезный суд над Марком. Хотел предложить поехать посмотреть на шоу. Да и я бы не отказался от компании.

Я согласно кивнула. Пора было перевоплощаться обратно в несчастную невесту. Надела свое самое скромное и строгое черное шелковое платье, туфлы-лодочки, сделала минимальный макияж, чтобы выглядеть бледной и убитой горем.

Внизу меня ждал Руслан в своем безупречном костюме-тройке. Валентина, провожая нас, покачала головой:
— Ну и парочка... Ездите по судам, как на свидания.

Мы сели в длинный черный Rolls-Royce. Как только мы зашли в зал суда, на нас обрушилось море взглядов. Все смотрели на меня с жалостью, с любопытством. Я опустила глаза и начала старательно выдавливать из себя слезы, прижимая к глазам платок.

Марк, бледный и изможденный в своем загончике, прожигал меня ненавидящим взглядом. Суд длился три часа. И когда судья огласил приговор — «пожизненное лишение свободы» — по моим щекам потекли настоящие слезы. Слезы облегчения, торжества и конца долгой, изматывающей войны.

Как только мы с Русланом вышли из зала, нас окружила толпа журналистов. Я сделала самое несчастное лицо и, глотая слезы, произнесла заученную фразу:
— На самом деле, очень больно видеть некогда любимого человека за решеткой и понимать, что ты жила с монстром. Последние полгода в наших отношениях был сплошной абьюз с его стороны, но я слепо доверяла ему, не веря словам близких. Надеюсь, ему воздастся по заслугам...

И я, демонстративно всхлипнув, ушла под руку с Русланом, оставив за спиной щелкающие камеры и крики репортеров.

В машине мы с Русланом долго обсуждали детали процесса. Он был впечатлен. Мы приняли решение по этому случаю открыть бутылку дорогого шампанского.

Как только мы приехали домой, меня уже ждала Валентина. Она отчитала меня за стрельбу в доме. Я долго и искренне извинялась — мне было действительно жаль, что я устроила такой беспредел в ее святая святых. В качестве извинений я сгоняла в ближайший цветочный салон и привезла ей огромный букет ее любимых белых лилий. Она смягчилась и простила меня.

**19:00.**

Мы сидели с Русланом в саду в беседке, попивая шампанское и смеясь над сегодняшними событиями. Потом мне на видео-связь позвонила Адель. Я спросила у Руслана, можно ли ей приехать. Он ответил: «Без проблем! Пусть развеет нашу старую компанию!»

Через двадцать минут примчалась моя подружаня. Началась самая что ни на есть чугунная туса. Валентина сказала, что мы слишком шумные, и отказалась с нами сидеть, хотя мы и уговаривали. Мы орали во все горло песни Кадышевой, перешли на вино и танцевали прямо на лужайке.

Где-то в восемь Руслан, кряхтя, поднялся.
— Старичье уже не то. Я спать. А вы, девочки, продолжайте, если силы есть.

Мы с Аделью переместились ко мне в комнату, развалясь на огромной кровати. Я рассказала ей все последние события — про допрос, про стрельбу, про суд. Она хохотала до слез, а потом сказала, обняв меня: «Все будет хорошо, я чувствую».

Потом Адель, захмелев, на спор заявила, что соблазнит самого строгого охранника — того самого, что стоял у ворот. Она выбежала, через пятнадцать минут вернулась вся красная и обидчивая.
— Тварь такая! Сказал «проспитесь» и отвернулся! — она показала в сторону двери кукиш.

— Предлагаю прострелить ему колени для храбрости, — мрачно пошутила я.
— Да ты что! — она покрутила пальцем у виска. — Он мне еще больше понравился! Настоящий мужчина!

Где-то в одиннадцать мы, вымотанные  и счастливые, повалились спать. Засыпая, я впервые за долгое время почувствовала, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. И в ней есть место не только мести и крови, но и дружбе, и странной, новой «семье», и надежде на то, что самое главное пробуждение — еще впереди.