Хороню в себе боль
День смотрин приближался, а у Сэхмина всё ещё не было никакого плана. Муянь мало чем помог: его смертная жена рассказала лишь, что Лален мечтает о большой любви, как у её родителей, что она любит вышивать и что ей нравятся какие-то белые цветы. Как эти знания могли привести к свадьбе девчонки, Сэхмин не представлял.
В один из безветренных вечеров, когда работы у духа было до смешного мало, он решил сам навестить дом Лален и её пожилой матери. И зачем-то поделился своими планами с Муянем.
– Отличная идея! – тут же подхватил друг, – может, мы с Мией тоже зайдём?
– Ты с-с ума с-сошёл? – разозлился Сэхмин, – у меня нет тела, помнишь? Они меня не увидят.
– А меня с женой увидят, – настаивал дух молний, – и мы сможем задать правильные вопросы.
– А как ты поймёшь, какие правильные?
– А ты мне их шепнёшь. Я ведь смогу тебя видеть и слышать.
Сэхмин раздражённо передёрнул плечами, но согласно кивнул. Муянь умел располагать к себе смертных. Как-то раз весь их маленький пантеон наблюдал за тем, как жрец Маттео уговаривал каких-то мальчишек не бояться змей, которые ползли по своим делам. Духи так заслушались, что даже не шутили над строгим лицом Муяня, который при них никогда не бывал серьёзным.
Поэтому, приняв смертный облик, который совершенно не отличался от обычного, дух грома направился домой к супруге. Сэхмин не стал его дожидаться и в один миг домчался до лачуги, где ютилась старая сумасшедшая и её незамужняя дочь. Ветер колыхнул расшитые разноцветными нитями занавески на окнах, и Лален, сидевшая на скамье под ними, подняла голову. Если бы она могла видеть Сэхмина, она бы столкнулась с ним носами.
Если бы она могла видеть Сэхмина, то заметила бы, как он покраснел.
Дух ветра никогда не приближался так близко к смертным – незачем было. Обычно он сидел на расстоянии вытянутой ноги (а ноги у него были длинные) в своём храме и выслушивал унылые молитвы. Или растягивался на крыше какого-нибудь дома и сверху наблюдал, как люди веселятся, а иногда – дерутся. Изредка Сэхмин нырял в толпу девушек и задирал им юбки, потому что парни, которые приходили к нему молиться, только об этом и просили. Но дух никогда не смотрел смертным прямо в лицо, как сейчас. Стало неловко, будто он делает что-то плохое, что-то постыдное – за это ему даже могут отказать в желанном теле.
Сэхмин мотнул головой из стороны в сторону, и лёгкое дуновение ветра ударило девушку в лицо. Она выглянула в окно и посмотрела на безоблачное небо.
– Кажется, опять дождь будет, матушка, – громко сказала она, и Сэхмин вздрогнул от её звучного голоса, – ветер перед домом разгулялся.
Сэхмин поймал себя на том, что теребит свою шёлковую плеть, от которой невидимыми волнами расходятся маленькие порывы ветра. Дух схватил себя за руку, в которой держал любимую игрушку, и намотал плеть на предплечье. Хучжэ придёт в ярость, если из-за Сэхмина начнётся буря.
– А ещё к нам кто-то идёт! – высунувшись из окна по пояс, сообщила Лален, а Сэхмин так и застыл, словно неведомая сила забрала у него возможность двигаться.
– Гости, в такой час? – в комнатке показалась пожилая мать, и Сэхмин воспользовался мгновеньем, чтобы проскользнуть в дом. Занавески всколыхнулись.
– Да, кажется, там жрец Маттео... и Мия! – с этими словами Лален обернулась к матери, и её лицо озарила обеспокоенная улыбка.
– Надеюсь, у них ничего не случилось, – проворчала женщина, – зачем так поздно пришли? Накрой на стол пока, негоже гостей встречать пустыми тарелками.
Пока Лален суетилась в крошечной кухне, а пожилая хозяйка дома стояла на крыльце и ждала гостей, Сэхмин уселся на одну из полок у самого потолка. По соседству с духом стояли какие-то тарелки и незаконченная вышивка, на которой, судя по всему, изображён был свадебный обряд. Сам Сэхмин на свадьбы не летал и никогда не видел, что там делают смертные. А рассказы Муяня старался не слушать – только раздражался.
Муянь... вернее, жрец Маттео, разоделся для визита: на нём была расшитая цветными нитями накидка, лёгкая рубаха, украшенная изображениями молний, свободные штаны из светлой ткани и, конечно, обувь – то, чего у Сэхмина не было и не будет, когда он тоже получит тело. Неизменная серьга была длиннее, чем обычно, и почти доставала Муяню до плеча. На пороге мужчина приложил два пальца к сердцу, пропустил свою драгоценную жену вперёд и только после неё зашёл в дом. Он ещё сказал что-то вроде: «Мир этому дому», – но Сэхмин не разобрал. Был слишком занят разглядыванием Мии, о которой столько всего слышал, но которую видел впервые.
Мия не была красавицей. В общем-то, как и Лален, которую Сэхмину нужно было кому-то сосватать. У Мии, как и у многих девушек Даньмы, были длинные чёрные волосы, которые она завязывала в замысловатую причёску на затылке, узкие карие глаза и тонкие пальцы. В общем-то, ничего необычного, за что зацепился бы взгляд. Сэхмин недовольно посмотрел на Муяня.
– Не знал, что твоя жена такая... обычная, – прокомментировал дух со всей вежливостью, на которую был способен, но Муянь, разумеется, проигнорировал его слова. Он подошёл к Мие, прикоснулся губами к её волосам и тихо сказал:
– Люблю тебя.
Сэхмин всё равно услышал, а оттого разозлился ещё больше. Муянь мог выбрать любую девушку из Даньмы, а то и за её пределами, а то и не одну – и предпочёл жениться на самой простой смертной. Ещё и гордится этим так, словно его жена – по меньшей мере приближённая самих Богов. Какой идиот!..
– Может, прикроете ставни, Ранма-ли? – обратился вдруг Муянь-Маттео к пожилой женщине, – а то ветрище такой, словно бог Сэхмин лично пожаловал.
– Вы правы, Маттео-ли, что-то Сэхмин разгулялся сегодня.
Дух ветра покраснел и снова намотал плеть, которой от злости начал колотить воздух, на руку. Маттео бросил на него снисходительный взгляд и улыбнулся. В его глазах явно читалось что-то вроде: «Какое тебе тело, если ты духом не можешь себя контролировать». Сэхмин сжал зубы, но не сделал ни одного лишнего движения.
Пара спокойно уселись за стол, Лален аккуратно опустилась рядом с Мией. Девчонка так и пожирала гостей глазами, словно пыталась запечатлеть каждую деталь их взаимодействий. Сэхмин и сам невольно залюбовался, как Маттео ухаживает за женой и как бережно с ней обращается. Казалось, что перед ним не смертная женщина, а настоящее сокровище, которое он холит и лелеет, но стоит кому-то посягнуть на него – спалит одной молнией и не моргнёт.
К горлу Сэхмина подступил неприятный ком.
Довольно долго дух вполуха слушал бессмысленные разговоры за столом, периодически одёргивая себя, когда замечал, что начинает разматывать плеть от скуки. Маттео очень осторожно подходил к волнующей его теме, а Мия так и вовсе мешала: постоянно отвлекала Лален на какие-то мелочи, вроде красивой заколки для волос или удивительной вышивки, которой девушка хвасталась.
– Ого, а что это за белые цветы? У нас такие не растут, – ткнула Мия пальцем в очередное «творение». Сэхмин подпёр щёку кулаком и упёрся босой ногой в стену – всё равно его не видят, можно развалиться, как угодно.
– Не знаю, как они называются, но отец как-то привёз их матушке из Лаотая, – очень нежным голосом ответила Лален, – у них был такой запах... сладко-холодный, что ли? Отец говорил, что эти цветы росли прямо у храма Трирута.
– Она про илум, что ли? – зевнул Сэхмин, – драконий зуб. Или как там его ещё называют с-смертные...
– Думаю, речь о жасмине, – воспользовался его подсказкой Маттео, одарив жену и девушку белозубой улыбкой, – или, по-другому, илум.
– Подлиза, – буркнул дух ветра, на что друг смерил его насмешливым взглядом. Всё-таки отсутствие возможности участвовать в разговоре ужасно раздражало. Сэхмин помахал кончиком плети и случайно снёс какую-то утварь с полки.
Маттео отвёл глаза и усмехнулся в кулак.
Пока Мия и пожилая хозяйка дома возвращали посуду на место и подметали осколки тарелок, которые Сэхмин разбил, «жрец» наклонился поближе к оставшейся за столом девушке.
– Лален-ли, а вы на смотрины в этом году пойдёте?
Бедняжка так сильно покраснела, что её лицо стало похоже на восходное небо. Сэхмин с тоской подумал, что к ней, в её-то возрасте, вряд ли раньше обращались с уважительным окончанием «ли». Совсем как к нему самому.
– Придётся, матушка хочет, чтобы я пошла, – спрятав щёки под ладонями, ответила Лален, – вот только...
Она быстро повернулась проверить, не слышит ли её мать. Сэхмин соскочил со своего насеста и встал рядом, чтобы не пропустить ни слова – ведь любая информация могла быть полезной.
– Вот только, – шёпотом продолжила Лален, не замечая, конечно, что Сэхмин почти прижался к ней щекой, – сомневаюсь, что будет толк.
– Это почему? – изобразил удивление Маттео, явно стараясь смотреть на девушку, а не на невидимого друга.
– Потому что ни один парень в нашей деревне... не тот, понимаете? – Лален подняла огромные карие глаза на гостя, – хочется, чтобы было... как у вас с Мией.
– Может, в этом году вы такого и встретите, – продолжал улыбаться Маттео, а рукой стукнул Сэхмина по колену, чтобы тот отошёл.
– Только если приедет кто издалека... Но, понимаете, Маттео-ли, я не хочу, чтобы это было только ради обряда. Наверняка усмирить Сэхмина можно как-то иначе? Не обязательно свадьбы играть. Столько несчастных девушек у нас в деревне, да и по всей Даньме, наверное, кто вышел замуж ради того, чтобы порадовать Сэхмина. А мне бы хотелось, чтобы меня выбрали по любви.
Маттео нахмурился.
– Уверен, что одними свадьбами Сэхмина и не усмирить, – очень серьёзно сказал он, и дух ветра активно закивал, – но как же вас найдёт суженый, если вы избегаете с ним встречи даже на таких... специальных праздниках?
– Они почти закончили с-собирать ос-сколки, намекай жирнее, – поторопил друга Сэхмин, оборачиваясь на Мию и Ранму.
– Я имею в виду... – вздохнул Маттео, – вы рано отказываетесь от участия в смотринах, понимаете?
– Да плевать на с-смотрины, намекни ей, что мне не нужно с-сырое мяс-со на алтаре. Пус-сть перья нес-сут. И благовония какие-нибудь. Мяс-со – для Дайкона.
Маттео отмахнулся от Сэхмина, как от назойливого комара.
– Может, вы и правы, Маттео-ли, – смущённо кивнула Лален, – спасибо вам.
– Если захотите об этом поговорить – дорогу в храм знаете, – лучезарно улыбнулся тот. Сэхмин схватился за голову.
– Да какая, к змеям, дорога в храм! – прошипел он сквозь зубы, – ты почти донёс-с до неё с-самое важное!
– Уже так поздно, думаю, нам пора, – Маттео не обратил никакого внимания на стоящего посреди комнаты друга и даже наступил на размотавшуюся плеть, – милая, пойдём?
Сэхмин обессилено опустился на колени, всё ещё закрывая голову руками, и начал качаться из стороны в сторону. От него начали расходиться слабые дуновения ветра, и Маттео поспешил открыть дверь, чтобы списать всё на сквозняк.
– Вы уж помолитесь за нас Сэхмину, Маттео-ли, – попросила на прощание пожилая женщина. На что «жрец» лишь отмахнулся:
– Знаете, Сэхмин – как большой ребёнок. Сам не знает, чего хочет.
– Что вы, как можно так про бога! – Ранма испуганно прижала руки ко рту.
– Не переживайте, Сэхмин – хороший бог. Он всегда старается претворить в жизнь то, о чём мы просим. Просто иногда... он ведёт себя как полный дурак. Попробуйте ему принести курительные палочки и подожгите прямо в храме – лучше всяких молитв.
***
Дым от благовоний причудливо крутился вокруг пальцев, как маленькая серебристая змейка. Стоило сделать даже самое слабое движение, как полупрозрачная струя обвивала их, словно пыталась завязаться узлом. По всему помещению разносился едва уловимый запах каких-то трав – Сэхмин в них не разбирался, но аромат ему нравился.
– Развлекаешься? – строго поинтересовался Муянь, вспышкой появившись прямо перед другом. Дух ветра протянул к дыму вторую руку, и серебристая змейка переползла на неё.
– С-спас-сибо, – Сэхмин улыбнулся, не отрывая взгляда от своих пальцев, и от его дыхания дым немного сбился, но быстро вернулся к причудливому ползанию, – хорошо вс-сё-таки иметь тело, да? Они тебя пос-слушалис-сь, а ты ведь только один рас-с им с-сказал, чтобы мне принос-сили благовония.
– Ты помнишь, что у тебя осталось четыре дня до смотрин? – Муянь сел напротив курительной палочки, с которой играл дух ветра, – есть план?
– Опрокину её в объятия какого-нибудь парня, – равнодушно откликнулся Сэхмин, – а потом нашепчу ему, что ей там нравитс-ся. Илум, романтика по горло и вс-сякая девичья ерунда.
Муянь скептически хмыкнул.
– Она не станет выходить замуж за мальчишек из деревни. Ты что, не слушал? Я для кого спектакль разыгрывал? Да оторвись ты уже от этой штуки!
– Для кого с-спектакль, извес-стное дело. Для твоей жены, – дух ветра поднял глаза, – рас-с-слабьс-ся. Что-нибудь придумаю.
– И как ты с таким отношением к базовым обязанностям хочешь выпросить у Богов тело?
Сэхмин тут же выпрямил спину и нахмурился.
– Мои базовые обязаннос-сти – это пригонять тучи и не позволить с-смертным ис-спепелитьс-ся в жару.
– А ещё – отвечать на их молитвы. Особенно после таких подношений. Сэх, ну честное слово, какое тебе тело? Слово «ответственность» когда-нибудь слышал?
– Я что-нибудь придумаю, – с нажимом повторил Сэхмин, глядя на духа молний, – а твои нотации мне не помогают.
Муянь хотел что-то ответить, но передумал и замолк. Какое-то время они оба смотрели на танец дыма – переплетения серых струй вокруг длинных пальцев и тонких запястий. Очень завораживающее зрелище, особенно когда нужно о чём-то поразмышлять.
У Сэхмина плохо получалось собирать мысли в кучу, когда рядом находился кто-то из пантеона. У духов, которых считают богами, никогда не бывает пусто в голове: всё время слышится шёпот сотен, тысяч голосов, читающих молитвы. Причём и слов-то практически не разобрать: они сливаются в гул, от которого быстро устаёшь, но со временем к нему привыкаешь и просто начинаешь игнорировать. Самый тяжёлый период – общие ритуалы, когда целая деревня, а то и вся страна, начинает хором произносить общие фразы. В такие дни Сэхмин вообще ни с кем не разговаривает, в том числе со змеями, потому что боль в голове не даёт ему сосредоточиться даже на самых простых мыслях.
Когда рядом сидит другой дух или даже несколько, гул становится совсем невыносимым. Ужасно слышать молитвы, которые обращены не к тебе – особенно когда они ярче, искреннее и... интереснее, наверное. Сэхмин редко задумывался о том, какие просьбы смертных хотел бы исполнять по доброй воле. Муянь обожал устраивать грозы, чтобы порадовать детишек или испугать каких-нибудь сердобольных девиц, которые только и ждали, чтобы в ужасе прильнуть к надёжному мужскому плечу. Эвою нравилось «подсвечивать» невесту и жениха во время церемонии, или, во время каких-то местных ритуалов, светом указывать на «человека судьбы», создавая вокруг него ореол, видимый лишь тому, кто попросил о подобной услуге. Хучжэ с удовольствием насылал ливни и очищал питьевую воду, орошал посевы и на пару с духом света создавал радугу. Лонгвей боролся с жарой, когда приходило пекло, а Дайкон согревал дома во время холодов. Ичань помогал с урожаем и указывал на плодородную землю. Короче говоря, у каждого духа находилось занятие, которое было действительно важным для смертных.
У Сэхмина такого не было. По крайней мере, до этой дурацкой просьбы о свадьбе. Может, Муянь прав – и если у Сэхмина получится исполнить желание Ранмы, он сможет убедить Богов в том, что ему необходимо тело?
– Слышал от Хучжэ, – подал голос дух молний, – что в Даньму собирается делегация из Пакарата.
– И что? – не понял Сэхмин.
Про соседнюю страну на западе он знал совсем мало – только то, что она больше и постоянно растёт. Сэхмин и в устройстве Даньмы плохо разбирался, если уж на то пошло. Даже названия столицы не помнил. Всё, что он держал в голове, – у них есть император, который полностью поддерживает религию Богов-близнецов, потому что так повелось ещё со времён, когда Сэхмин не появился. А ещё этот император подчиняется соседней стране Лаотай, которая тоже превосходит Даньму размерами. Когда-то они были одной огромной империей со смешным названием, но из-за ошибок смертных вместо целой страны появилось несколько маленьких. Делегации из Лаотая прибывали в Даньму почти каждый месяц, а вот гостей из Пакарата не было уже давно. На памяти Сэхмина их вообще не было.
– Если к нам приплывёт этот их наследник... как его там... Латиф, вроде. Так вот, если в числе делегации будет он, то с ним, стало быть, и Мёнрушь.
– Почему ты так решил?
Муянь кинул на Сэхмина тот самый взгляд, которым обычно смотрят на маленьких детей после того, как они сказали забавную глупость.
– Сэх, ну ты как будто в другом мире живёшь. Он же из династии Хасса. Он фаворит Богини, она повсюду за ним следует.
– Вот ей нечем занятьс-ся, – пробурчал в ответ дух ветра. Муянь пожал плечами:
– Я слышал, что она его любит. В общем-то, наверное, именно поэтому она и дала мне тело, когда я сказал, что не представляю своей жизни без Мии. Мёнрушь не чуждо сострадание.
– А что с-с того, что она появитс-ся в Даньме? Думаешь, захочет прогулятьс-ся по храмам других богов?
– Думаю, ты можешь попросить её напрямую, чтобы тебе дали тело. А то вылавливать её фамильяра – то ещё удовольствие, она, к тому же, грубая такая, я с трудом договорился об аудиенции...
– С-скаш-ши ему, ш-што с-светлейш-шая С-Саш-шет о нём того ш-ше мнения, – прошелестел рядом голос Шау. Сэхмин усмехнулся и подставил змее руку.
– От тебя этот фамильяр тоже не в вос-сторге, – поделился он с другом, когда Шау приветливо ткнулась головой ему в ладонь. Муянь покраснел.
– Попроси свою подружку не передавать, что я только что сказал... Не хотел проявить неуважение...
– Вс-сё в порядке, – змея повернулась к духу молний и склонила крошечную голову набок, – с-светлейш-шая привыкла, ш-што с-с ней не щ-щитаютс-ся.
Муянь моргнул, глядя Шау в глаза.
– Что она сказала?
– Что тебя выпотрошат, как только Мёнрушь с-ступит на наши земли, – весело ответил дух ветра.
***
В общем-то, план у Сэхмина был. Не особо надёжный, но лучше он ничего не придумал. Нужно было только подгадать момент и отдаться случаю – или воле Богов, – чтобы всё получилось. Требовалось лишь дождаться делегацию из Пакарата, устроить им небольшой шторм, а какого-нибудь симпатичного выжившего парня пригнать к дому Лален. С одной стороны, план идеальный.
С другой – абсолютно идиотский.
Сэхмин даже не знал, когда прибудет эта делегация. Не знал, будут ли на корабле молодые мужчины, которым позарез нужна деревенская жена. Не знал, приплывёт ли вообще корабль – может, Мёнрушь переместит всех в Даньму в мгновение ока, не просто так же она Богиня и создательница всего сущего.
Но дух ветра всё равно сидел на песке у реки и смотрел вдаль. Будто от пристальности его взгляда зависело, как быстро на горизонте появится корабль. Хоть какой-нибудь, на самом деле.
Сэхмин устало закрыл глаза и вдохнул тёплый воздух. Будь он человеком, или, хотя бы, имей он тело, – мог бы лечь спать. Но духам не положен сон. Интересно, а Боги спят? Чем они вообще занимаются столько витков, если их могущества хватило на создание целого мира? Дух ветра слабо представлял себя на их месте. У смертных проще: их жизнь имеет конец, и, сколько бы ни пытались маги Даньмы разгадать секрет бессмертия, они всё равно умирают. Кто-то быстрее, кто-то медленнее – во многом зависит от расы. Эльфы, вроде, живут вдвое дольше людей, но Сэхмин никогда ни одного эльфа не видел – говорят, они переселились на какой-то остров после того, как весь их вид скосила неизвестная хворь. Духи же исчезают, когда в них перестают верить – по крайней мере, так учил Хучжэ. А уж ему-то, наверное, про это рассказала сама Мёнрушь.
Неужели всё, что делают Боги, спустившись на землю, – это потакают желаниям своих смертных фаворитов? Про этот тип людей Сэхмин слышал от всех братьев по пантеону, даже в Даньме где-то проскальзывали шепотки. Но духу ветра казалось, что фавориты просто наделены божественной силой – то есть Боги покровительствуют им так же, как другим своим «проявлениям». Мёнрушь заботится о змеях, Трирут – о драконах, а вместе они следят за всеми близнецами на свете. По крайней мере, именно так считают смертные в Даньме, так говорит Хучжэ, и нет никаких причин сомневаться в этих словах...
Когда Сэхмин открыл глаза, вдалеке моргнуло что-то светлое. Дух сощурился, пытаясь разглядеть размывающуюся точку.
Вдалеке действительно был корабль, который шёл в сторону моря. То есть противоположную от Даньмы.
Сэхмин вскочил на ноги, подняв вокруг себя тучу из песка и грязи. Корабль маленький, но сил должно хватить, чтобы наслать на него волны. До смотрин осталось три дня, это может быть последняя возможность.
Дух ветра оттолкнулся от земли и взмыл в небо, долетел до невидимого барьера, который не мог пересечь, и завис в воздухе. Его территория заканчивалась там, где в него не верили смертные. Примерно на трети реки к берегу. Судно было всё ещё далековато, но Сэхмин уже видел фонарь на одной из мачт и очертания парусов.
Втянув побольше воздуха, Сэхмин выдохнул его в сторону корабля со всей силы. По реке побежала рябь, но после второго дуновения появились волны.
«Слабо, нужно больше ветра».
Третий порыв превратил реку в монстра. Сэхмин летал из стороны в сторону, поднимая волны руками, поддувая их в сторону корабля и управляя ветром так, чтобы создать тягун. Судну придётся либо изменить курс, либо утонуть, а ближайший порт их ждёт только в Даньме.
Портом, конечно, это было сложно назвать – так, причал с несколькими лодками, которыми в основном пользовались рыбаки. Но когда идёт речь о жизни и смерти, люди не станут перебирать варианты. Всё-таки вечность для них – ещё непосильная задача. Сэхмин подул в четвёртый раз, и поднявшаяся волна почти достала ему до ступней. Корабль из виду он потерял.
Снизу доносился только плеск воды и завывание ветра. Ни криков, ни стонов, ничего, что могло бы выдать присутствие смертных. Сэхмин начал беспокоиться и спустился к месту, где, как он предполагал, волны могли налететь на судно. Когда дух подлетел к самой воде, среди тёмноты он разглядел только обломки досок. Душа Сэхмина похолодела, и он легко дотронулся ногами до поверхности реки.
Кажется, он попросту утопил целый корабль.
– Нет-нет-нет, – в ужасе прошептал дух ветра, медленно прохаживаясь по воде в надежде высмотреть хоть какой-то признак жизни. Волны потихоньку успокаивались, и маленький шторм, устроенный Сэхмином, неспешно исчезал. Но кроме досок и обрывка парусов на поверхности больше ничего – и никого – не было.
Сэхмин быстро пробежал вдоль барьера, домчался к берегу и обратно. Пустота. Если на судне и были люди, а они там однозначно были, то в лучшем случае их прибило к какому-нибудь отдалённому берегу. В худшем – Сэхмин их убил.
– Хучжэ будет в бешенс-стве, – сам себе сообщил дух ветра, запустив пальцы в волосы.
– Не сомневайся, буду.
Сэхмин вздрогнул и пожелал обрести тело прямо сейчас. Уйти на дно, утонуть самому и не оборачиваться, чтобы не столкнуться с яростным взглядом духа воды.
***
Слово «бешенство» – слишком неподходящее, чтобы в полной мере описать чувства, которые испытал Хучжэ. Если бы он мог задушить Сэхмина, он бы сделал это голыми руками. Причём, скорее всего, очень быстро. От ярости у него застилало глаза, они потускнели и стали цвета ночных волн, под которыми Сэхмин похоронил невинных людей. Хучжэ был ужасен в гневе, поэтому пантеон Даньмы старался делать всё, лишь бы не злить лидера.
Но Сэхмин отличался особенным талантом попадать в неприятности. И впервые в истории – в немилость самого доброго духа, который оберегал Даньму.
Сэхмин сидел на коленях в храме Хучжэ перед его статуэткой, опустив голову, и смотрел в пол. Ему ещё никогда не было так страшно. Хучжэ ничего особенного сделать не мог, не в его власти было лишать других духов сил или свободы. Но он мог наябедничать Богам – и тогда уже Сэхмин никакого тела не получит. Он совершил слишком серьёзный проступок, чтобы ему это спустили с рук.
Хучжэ вышагивал по залу, и эхо от его шагов отдавалось у Сэхмина в ушах. Дух воды не проронил ни слова с тех пор, как увидел Сэхмина над успокаивающимися волнами, и это пугало гораздо больше любых криков и проклятий.
Сделав сорок второй по счёту круг, Хучжэ наконец остановился – судя по звуку, прямо перед Сэхмином. Дух ветра вжал голову в плечи, будто ожидал удара. Но вместо этого услышал тяжёлый вздох и скрип, после которых на его плечо опустилась холодная рука.
– Есть причина, по которой ты утопил корабль?
Сэхмин боялся открыть глаза. Он знал, что увидит: очень спокойное, ледяное лицо Хучжэ, без тени улыбки, с грустным и мудрым взглядом. Не услышав ответа, дух воды стиснул его плечо.
– Сэх, я задал тебе вопрос.
Хорошо, что духи не плачут. Если бы они могли, на полу перед Сэхмином точно появились капли от слёз.
– Я... дело в том, что... я не хотел...
– Я верю, что не хотел, – от Хучжэ несло могильным спокойствием, а это означало, что бешенство и ярость перетекли в следующую, самую жуткую и опасную стадию его гнева, – повторяю: есть ли причина?
– Ес-сть, Хучжэ-ли, – сглотнув, наконец ответил Сэхмин. Дух воды сжал плечо сильнее.
– И какая?
Ласковый тон лидера заставлял Сэхмина дрожать, как лист в бурю.
– Я пыталс-ся ис-сполнить молитву одной женщины, – упавшим голосом признался дух ветра.
Несколько секунд Хучжэ очень громко молчал.
– И какую же тебе принесли молитву, раз ты утопил ни в чём не повинных людей?
– Я хотел... мне нужно было пригнать корабль к берегу, – Сэхмин зажмурился и наконец поднял голову. Хучжэ смотрел на него с жалостью, перемешанной с разочарованием.
– Чтобы?..
– Чтобы найти там молодого парня, за которого пошла бы замуж одна из деревенс-ских девушек.
Рука Хучжэ безвольно опустилась. У Сэхмина затряслись губы.
– Я правда не хотел, чтобы так вышло! Я не рас-с-считал с-силу... Они должны были прис-стать к берегу, а там уже дойти до деревни... Хучжэ, я клянус-сь, чес-стное с-слово...
Дух воды резко поднял руку, и Сэхмин упёрся взглядом в раскрытую бледную ладонь.
– Это уже не проступок, как обычно, Сэх, – от голоса Хучжэ веяло глубиной неизведанных вод, тёмных и опасных, – это преступление. Ты убил людей. Не даньмерцев, но это всё ещё смертные, которых мы должны защищать.
В голосе начали проскальзывать нотки стали.
– Будет просто озмеенное чудо, если эти люди спаслись. Сейчас твой месяц, а ты всеми силами показываешь смертным, что их бог ветра Сэхмин – сумасброд, который топит суда по одной ведомой ему причине. Они тебя и так боятся. Хочешь, чтобы тебе на управу придумали какого-то монстра?!
Голосом Хучжэ можно было резать.
– Ты, драконы тебя раздери, вообще понимаешь, как это отразится на всём пантеоне?! Никакая молитва, никакие жертвы не стоят того, что ты устроил! Люди решат, что ты опасен. А где страх перед одним богом – там страх перед остальными. Что, если даньмерцы начнут молиться Мёнрушь и Трируту, призывая их избавиться от нас?! – Хучжэ стиснул кулак, – пора научиться думать хоть немного наперёд, Сэхмин! Ты поставил под угрозу всех нас, а не только себя!
Пелена в глазах Хучжэ была похожа на мрачный, непроглядный туман. Сэхмин открыл рот, чтобы оправдаться, но тут же его захлопнул. Никакие слова не могут быть настоящим оправданием, потому что так облажаться – это надо ещё уметь.
Хучжэ закрыл лицо рукой и шумно выдохнул.
– Значит так. Делай, что хочешь, мне плевать, но мёртвых найти и вынеси на берег. Всех до единого. Отыщи живых – мне всё равно, каким образом. Когда сюда прибудет делегация из Пакарата вместе с Мёнрушь, мне придётся держать ответ за этот случай, и ты будешь стоять перед ней на коленях вместе со мной.
– Я?.. Перед Мёнрушь? – Сэхмин оторопел.
– Я что, на другом языке разговариваю? – рассвирепел Хучжэ, – ты объяснишь Богине, что случилось, и попытаешься вымолить у неё прощение. Всё ясно?
– Но... я думал, что с-смогу попрос-сить тело...
Хучжэ вскочил.
– Тело?! Какое тебе тело? Ты безответственный дух, который унёс человеческие жизни, Сэх! Мёнрушь ни за что не пожалует тебе тело после такого. Не представляю, сколько витков придётся ждать, чтобы она тебя простила! Возможно, этого и вовсе не случится – уж что-что, а жизнь своих детей Мёнрушь ценит превыше всего.
Сэхмин опустил голову. Ответить на это ему было нечего, потому что Хучжэ был кругом прав. Повезёт, если Мёнрушь не сотрёт его с лица земли – уж это наверняка в её власти.
– Я вс-сё с-сделаю, – прошептал Сэхмин, глядя на сандалии духа ветра.
– И быстро, – тон Хучжэ не предполагал поблажек, даже самых крошечных, – у тебя есть время до смотрин. Не успеешь – я лично прослежу, чтобы Богиня тебя наказала.
– Да, Хучжэ-ли.
Лидер пантеона шумно втянул носом воздух и с брызгом исчез. На щеку Сэхмина капнула вода, медленно скатилась до подбородка и упала на пол.
Хорошо,что духи не плачут. Они трясутся, стискивая себя за плечи и кусая губы, а ихбеззвучные, сухие рыдания без слёз эхом отскакивают от стен храмов.