С тех пор ветер дует на запад

Сайрун, второй месяц весны, в Даньме называли «месяцем Сэхмина», то есть ветряным. В это время года ураганы случались чаще и были свирепее, ветер уничтожал посевы, а иногда и целые дома. Поэтому люди, почитающие, помимо Богов-близнецов, кого-то ещё, усиленно молились, приносили больше жертв и устраивали празднества в честь Сэхмина, бога ветра.

В день Хвоста (1) было принято проводить смотрины, в день Первого Когтя (2) – пир с жертвами, а в день Клубка (3) те пары, что не распались за год, играли свадьбы. Многие в этот день приносили в храмы детей, чтобы получить благословение. Боги, которым молились в Даньме, правда, зачастую вели себя дерзко, но разве они могли иначе? Когда соперничаешь с Прародителями мира, приходится всеми способами напоминать о своём существовании.

Сэхмин не был единственным богом пантеона: помимо него Даньма поклонялась ещё шести духам разных стихий. Но во второй месяц весны, всё-таки, предпочтение отдавали ветру. Люди представляли этого бога рассерженным, если он не получал столько же внимания, как его братья. И даже несмотря на то, что никто в Даньме не знал, откуда берутся их боги и почему им так важны молитвы, они искренне боялись разгневать могущественного духа.

Конечно, в Даньме оставались и староверы. Они называли себя «правоверами», потому что чтили лишь Богов-близнецов: змею Мёнрушь и дракона Трирута. Но их вера держалась скорее на традициях, чем на страхе или доказательствах. Прародители, казалось, забыли о своих детях-людях и вверили их на попечение других богов, которые в каждой стране, а иногда и в городах носили разные имена и обладали разными способностями.

Сайрун был прохладным месяцем, но на полях уже активно работали фермеры вместе с детьми, а река Ошма, которая текла у нескольких городов и деревень, наконец сбросила ледяные оковы. Повелитель холодов Лонгвей оставил свои попытки побороться с огненным богом Дайконом и царём света Эвоем, но ему на смену всегда приходил Сэхмин, обдавая морозными порывами работающих людей.

И хотя общаться с богами было непросто, Даньма активно готовилась к смотринам. Этот ритуал неизменно протекал из года в год уже несколько поколений – староверы называли их «витками». Незамужние девушки устраивали себе ночной пикник у реки, а юноши, готовые к семейной жизни, должны были незаметно наблюдать и слушать, что нравится тем, на ком они готовы жениться. После Первого Клыка начинался короткий период ухаживаний, и обычно к Клубку множество счастливых пар отправлялись в храмы – смотреть, как проводят свадебные обряды другие, и планировать собственное будущее.

Обычно. Но не всегда.

Лален третий год участвовала в смотринах. Два предыдущих раза она отвергла всех женихов, которые просили её руки. Лален с радостью присоединялась к пикнику, обсуждала с подругами всякие глупости и помогала им понравиться юноше, который завладел их сердцем. Но сама она почти ничего про себя не рассказывала, а значит, женихи не представляли, чем её удивить.

За несколько дней до её третьих смотрин Лален сидела дома вместе с матерью и вышивала цветы на подушке. Таких украшений по дому было много, хотя семья девушки была довольно бедной. Старшие сёстры Лален уже вышли замуж и переехали, а отец умер несколько лет назад, так что в семье их осталось всего двое.

Когда Лален встала, чтобы зажечь свечи, сидевшая на скамье с другой вышивкой мать вдруг поймала дочь за руку, усадила рядом с собой и обняла за плечи.

– Почему ты так не хочешь замуж?

Лален не задумалась над ответом ни на минуту:

– Не хочу оставаться с тем, кто меня не знает. Лучше я буду с вами, мама.

Пожилая женщина погладила дочь по волосам и поджала губы. После того, как умер её муж, она всеми силам старалась устроить жизнь своим детям. Повезло, что у неё были только девочки. Не повезло, потому что, как только младшая покинет родное гнездо, мать не справится с хозяйством одна. И Лален прекрасно это понимала.

– Милая моя, – мать приподняла дочь за подбородок и посмотрела ей в глаза, – не рушь свою жизнь из-за меня. В твоём возрасте не стыдно отгонять от себя недостойных женихов, но ведь многие хорошие юноши хотели бы взять тебя в жёны...

– Это всё не то, мама, – улыбнулась девушка, – я хочу, чтобы у меня было, как у вас с отцом. Чтобы большая любовь с первого взгляда, чтобы кроме этого человека для меня никого не существовало. Пока я не чувствую такого ни к кому в деревне.

– Может, присмотришься к приезжим из городов? Они часто заглядывают к нам, чтобы выбрать невесту, – не отступала мать. На это Лален погладила её по морщинистой руке и отняла от своего лица.

– Но тогда я точно не смогу быть рядом с вами, мама. Нас будет разделять либо пустыня, либо море, либо лес. Я не хочу вас покидать.

Мать грустно покачала головой, пока её дочь зажигала свечи. Был бы в Даньме бог любви, она бы ночью же пошла молиться, чтобы Лален одумалась. Внять подобной просьбе могла лишь Богиня Мёнрушь, мать всего сущего, но до её ближайшего храма было несколько дней пути.

Поэтому утром, пока Лален ещё спала, а солнце только начинало подниматься и будить деревню, пожилая женщина направилась к храму единственного бога, который мог сейчас её услышать. И пусть Сэхмин – «ветреный» бог, только он мог унять ноющее материнское сердце.

***

Людские забавы чужды богам, если по итогу празднеств они не получают молитвы. Беготня смертных весь Сайрун с их смотринами, свадьбами и прочими мирскими делами угнетала божество, в честь которого они старались, хоть в его обитель и приходили счастливые молодожёны и плачущие от восторга родители.

Сэхмин лежал на крыше своего одноэтажного храма и стегал шёлковой плетью стоящее рядом дерево. Человеческому глазу не увидеть бога, который не обрёл тело, поэтому со стороны казалось, будто вокруг храма бушует ветер. Чтобы получить физическую оболочку, Сэхмин должен был прожить духом ещё несколько дней: в день Хвоста и смотрин, после того, как ему исполнится 260 лет, он наконец сможет пройтись по улицам, почувствовать прикосновение травы к голым щиколоткам и окунуться в реку. Но пока он – лишь бесплотное существо, придуманное людьми и обречённое ими же на муки.

Сэхмин старался подавить гнев и ненависть, которые вызывали в нём смертные. Более двухсот лет он учился быть хорошим духом: по возможности отвечал на молитвы, не устраивал бедствий и не ссорился с братьями по пантеону. Но за всё время, что он оберегал Даньму, никому и в голову не пришло, что богу ветра не нравится сырое баранье мясо в качестве жертвы. Если бы Сэхмин мог, он бы об этом рассказал, да только Хучжэ запретил.

Хучжэ был повелителем дождя и воды, и, хотя старшинство он уступал лишь Лонгвею (из-за морозных зим бога холода придумали раньше), именно ему чаще всего молились. Вода была основным источником жизни. Не будет дождя – не поспеет урожай. Не будет реки – неоткуда утолить жажду. А если река выйдет из берегов, всю Даньму, с её крошечными деревнями и городами, просто смоет. Хучжэ боялись и уважали как смертные, так и другие боги, поэтому он был их лидером и духовным учителем.

Для Сэхмина Хучжэ был всё равно, что старший брат и отец в одном лице. Сэхмин был самым младшим в пантеоне – смертным много лет и в голову не приходило, что у ветра тоже есть дух. Когда же люди до этого додумались (259 лет назад), остальные боги были уже достаточно могущественными, чтобы повелевать всей страной. Хучжэ и сам хотел власти, но однажды, как говорят старшие, к нему приползла змея – посланница Богини Мёнрушь, той, кого не придумали люди, а которая была изначально, – и после разговора с ней Хучжэ отбросил идею господства, сконцентрировавшись на Даньме и молитвах, которые люди приносили богам. Он обещал Сэхмину, что когда-нибудь объяснит свои мотивы. Но это «когда-нибудь» всё не наступало.

Деревушка без названия, в которой стоял выбранный Сэхмином для лежания храм, ему нравилась. В ней жили простые люди, красивые девушки, сильные юноши. Именно здесь богу ветра хотелось впервые опробовать тело, которым, он был уверен, Боги-прародители его одарят. С физической оболочкой будет проще проповедовать свою же волю, прикрываясь личиной смертного – именно так поступает бог грома Муянь. Правда, он ещё и выпросил у Богов разрешения жениться на обычной женщине... Несказанная глупость. Сэхмин такого никогда бы не сделал.

– Эй, Сэх, ты готов?

Лёгок на помине. Сэхмин ещё раз ударил плетью по дереву, поэтому на голову Муяня, появившемуся перед ним на крыше, упало несколько жухлых листьев. Но дух грома не обратил на это внимания, взъерошил себе волосы и сел на корточки.

– Ещё рано. Хучжэ прос-сил нагнать облака, когда поползут первые змеи, – ответил Сэхмин, посвистывая.

– Они в это время обычно и ползут.

– С-сегодня задержатся.

– А есть причина? – Муянь подсел ближе и навис над Сэхмином, – они тебе что-то рассказали?

– Не больше, чем обычно, – пожал плечами дух ветра и снова стегнул дерево. Муянь приподнял брови и дёрнул себя за длинную серьгу, которую стал носить с тех пор, как получил тело. Сэхмин бросил короткий завистливый взгляд – это неприметное украшение было для него более желанным, чем любые силы и способности, но просто так серьгу у Богов не выпросишь, и одна эта мысль заставляла духа скрежетать зубами от злости.

– Всегда удивлялся, почему ты их понимаешь, а мы – нет. Воздух же – стихия Трирута, а не Мёнрушь. Интересно, а драконы бы тоже с тобой болтали? – рассуждал Муянь, не обращая внимания на искры, которые метал Сэхмин.

– Не знаю, драконов я никогда не видел, – раздражённо ответил дух ветра и сел, исподлобья глядя на друга, – может, змеи меня жалеют, как с-самого младшего. И единс-ственного, кто пока не обрёл тело.

– Ну уж вряд ли, – легко рассмеялся Муянь, игнорируя его настроение, – сколько тебя помню, ты всегда с ними общался. Ещё до того, как мы получили тела.

Сэхмин ещё раз ударил дерево. Муянь осторожно положил руку ему на плечо, и Сэхмин вздрогнул, но ничего не сказал.

– Ты чего такой бешеный?

– Я в это время года вс-сегда такой.

– Да брось, столько молитв получишь!

– А ты вс-сегда с-стараешься найти что-то хорошее, что бы ни проис-сходило.

Муянь по-кошачьи улыбнулся.

– Не только же молниями раскидываться, должна быть ещё какая-то способность. Вот как у тебя – общаться со змеями.

Сэхмин не выдержал и улыбнулся в ответ. С Муянем было невозможно иначе: хоть он не так ярко мерцал, как Эвой, которому было положено излучать свет, у духа грома действительно была уникальная черта видеть позитив даже в самые плохие времена. Сэхмину тоже хотелось так уметь.

– С-светло уже, – заметил он вдруг, оглядевшись, – Эвой рановато прос-снулс-ся.

Муянь развёл руками:

– Хучжэ тоже удивился. Может, вечером Эвоя ждёт очередной нагоняй.

Сэхмин поёжился, но промолчал и дунул в сторону деревни. Поднялся лёгкий ветерок, перебудивший последних птиц, которые ещё не начали готовиться к новому дню. Снизу послышался женский голос, и дух уловил лишь одну фразу:

– Не гневайся, бог Сэхмин...

Муянь свесился с крыши.

– О, к тебе посетители. Гроза откладывается?

– Хучжэ с-с меня шкуру с-спус-стит, – невесело усмехнулся Сэхмин, – пойду с-спущус-сь, узнаю, что ей надо. Змеи вс-сё равно пока не ползут.

– Не опаздывай только, – подмигнул ему Муянь и исчез в крошечной вспышке молнии. Снизу этого было не увидеть, но Сэхмин закатил глаза: неужели нельзя перемещаться более скрытно?

Дух ветра бесшумно влетел в свой храм и сел рядом с маленькой статуей, которую воздвигли в его честь. Сходства между ним и изваянием было мало: люди представляли себе Сэхмина как мускулистого мужчину в годах, с бородой из облаков, одетого в какое-то унылое подобие туники. Настоящий Сэхмин выглядел скорее как юноша, не носил бороды и одевался (если так можно вообще сказать, когда у тебя нет тела) в лёгкие штаны и рубашку. А ещё у статуи были сандалии. Настоящий Сэхмин не носил никакой обуви, ведь он никогда не ходил по земле.

Женщина, укутанная в длинную грязную накидку, села перед статуей на колени. Если бы она могла видеть Сэхмина, сидевшего перед ней, она бы, наверное, смотрела ему в лицо. Но дух опустился левее своего «идола», и вся молитва была обращена к фигурке.

– О, могущественный бог ветра Сэхмин, – прошептала женщина, приложив два пальца к груди, – прости меня, недостойную, что вторглась в твою обитель в столь ранний час.

Сэхмин закатил глаза и вздохнул, обдав женщину лёгким ветерком. Все молитвы, которые так начинались, обычно затягивались надолго. Как бы намекнуть этой смертной, что он, мягко говоря, торопится?

Женщина, разумеется, решила, что ветер в лицо – это показатель того, что бог внемлет ей и готов слушать её хоть до заката. Поэтому, приспустив капюшон и показав Сэхмину седеющую голову, она продолжила:

– Твоими силами я выдала замуж двух дочерей, но моя младшая – Лален – третий год упрямится. Сделай так, чтобы в этот раз она встретила человека, который сможет покорить её сердце...

Сэхмин удивлённо поднял брови и с трудом подавил тяжёлый вздох, который снёс бы женщину к порогу храма. Последнее, в чём он мог помочь, – это любовные дела. Самый близкий к такому был, наверное, Эвой, дух света, или, на крайний случай, Муянь, раз уж он женился на смертной.

– Я знаю, – будто услышав его мысли, продолжила женщина, – что богу ветров нет дела до наших свадеб. Но я боюсь, что это последний шанс для моей Лален. Она ждёт чудо, а кто, как не ты, великий Сэхмин, можешь его подарить...

Дух усмехнулся. Подарить – отличное слово, когда хочешь получить что-то очень большое просто так. Даже если эта женщина до конца своих дней будет ежедневно снабжать Сэхмина молитвами, её просьба звучит глупо и безрассудно. Будто помощь бога – единственная её надежда.

Сэхмин поёжился.

– С-сэх-х, – послышалось шипение спереди, и дух посмотрел женщине за спину. У подошв её сандалий вилась крошечная змея цвета мокрой земли.

– Привет, Шау, – кивнул Сэхмин змее, пока женщина ставила перед изваянием миски с подношениями, – я уже заканчиваю. Вы поползли?

– С-скоро выдвигаемс-ся, – змейка наклонила голову, – ты прос-сил предупредить.

– Помню, с-спас-сибо, – улыбнулся Сэхмин, – с-спрячьс-ся лучше, пока с-смертная тебя не заметила. А то нас-ступит с-случайно, потом ус-станем молитвы с-слушать.

– Не переш-шивай, – змейка издала странный звук, похожий на смешок, – эта ш-шенщ-щина добрая, не обидит дитя Мёнруш-шь.

– Как знаешь, – Сэхмин пожал плечами и встал, потянувшись, – Хучжэ ус-строит ливень, так что вам лучше поторопитьс-ся.

– С-спас-сибо, – если бы змеи умели улыбаться, Шау бы одарила Сэхмина снисходительной ухмылкой, – я с-слыш-шала ваш-ш с-с Муянем рас-сговор.

Женщина тоже встала перед статуей, снова приложила пальцы к груди и, поклонившись, попятилась. Шау отползла, чтобы ей не придавили хвост. Даже не обратив на змейку внимания, смертная вышла из храма, бормоча себе что-то под нос. Сэхмин задумчиво почесал подбородок.

– Ш-што она у тебя прос-сила? – поинтересовалась Шау, снова наклонив голову.

– С-сложно с-сказать, – вздохнул дух, и по храму разлетелся лёгкий ветер, ударив женщину в спину, – кажетс-ся, она перепутала богов.

***

Ливень стоял стеной, а гром то и дело пугал несчастных овец, жавшихся друг к дружке в крошечном хлеву. Сэхмин нагнал столько туч, что ими можно было поливать всю Даньму целый коготь, и Хучжэ даже немного пожурил его за это.

– Не нужно им столько дождя, мы же не хотим затопить посевы, – объяснял он Сэхмину, – да что ты всё в облаках витаешь?! У нас тут работа!

– Ага, – безучастно отвечал дух ветра, и его вздох разносил тучи над деревней, где жила чокнутая пожилая женщина и её дочь, которую Сэхмин каким-то образом должен выдать замуж.

Зато Муянь развлекался от души. Он уже сжёг одно дерево, попав в него молнией, и бросался искрами во все стороны. Сэхмин с усмешкой подумал, что даже хорошо, раз у них получилось устроить такой сильный дождь: по крайней мере, загоревшееся дерево быстро потухло, и никакой Дайкон не посмел бы возмутиться.

Змеи ползли по мокрой земле небольшими группками. Они то и дело прятались под кусты, коряги и камни, а потом продолжали свой замысловатый путь. Сэхмин летал над деревней и искал глазами Шау, но та сливалась с влажной грязью, и найти её так и не вышло.

– Всё, Сэх, отгоняй их к Ошме, – раздался над ухом голос Хучжэ, когда Сэхмин сел на ветку огромного дерева, – хватит на сегодня.

Дух ветра выпрямил спину и, забавно надув щёки, задал тучам направление. Грязно-серые, почти чёрные облака медленно, будто не хотели покидать деревню, поползли в сторону реки. Краем глаза Сэхмин заметил на земле знакомое движение и улыбнулся. Шау никогда не говорила, куда змеи ползут, но Сэхмину отчего-то казалось, что уж они-то, маленькие помощники Мёнрушь, гораздо свободнее, чем он сам.

Возможно, они видели весь мир и саму Богиню. Такой чести удостаивается не каждый дух, но каждая змея – Сэхмин был уверен – хоть раз видела свою госпожу воочию. Даже интересно: если он попросит тело у Мёнрушь, она будет к нему более благосклонна, узнав, что он умеет говорить с её «детьми»?

Дождь медленно успокаивался, и Муянь уже перестал швырять свои молнии направо и налево. Поэтому он, свободный от дел, уселся на ветку рядом с Сэхмином и по-кошачьи склонил голову на плечо.

– Ты так и не сказал, что у тебя попросила та женщина, – лукаво напомнил он, и, если бы у Сэхмина было тело, оно покрылось бы неприятными мурашками.

– Дурос-сть, – ответил дух, вздрогнув от одного воспоминания о взгляде той смертной, – она отчего-то решила, что я помогу её дочери с замужес-ством.

– Ого! Интересный поворот, – тут же обрадовался Муянь, – а каким образом?

– Она не ос-ставила инс-струкций, – скривился Сэхмин, глядя, как Хучжэ носится за тучами, – прос-сила прис-слать её дочери жениха. Я что, похож на с-сваху? Мне занятьс-ся больше нечем, кроме как парней для этой девицы ис-скать?

– А что за девица-то хоть? Я могу спросить у Мии.

– Ну давай ещё жену твою втянем в наши дела.

– Она общается со всеми в деревне, всех девушек знает, вдруг подскажет чего, – не сдавался Муянь, – это я – якобы жрец, которому нужно весь день, и иногда и ночь пропадать в храмах. А Мия всё время крутится с другими смертными.

– Ты ей не с-сказал, кто ты? – удивился Сэхмин. Муянь спокойно пожал плечами:

– Когда Мёнрушь дала мне тело, это было одним из условий. Пришлось соврать Мие, что я простой маг по имени Маттео. Мне, конечно, противно её обманывать – я-то хотел, чтобы наша семейная жизнь строилась на полном доверии... Но если мне придётся лгать о своём происхождении, чтобы быть рядом с ней, это малая цена за счастье.

– И она тебе молитс-ся? В с-смыс-сле, тому тебе, который их бог Муянь?

– Ну да, мы вместе ходим ко мне в храм, – улыбнулся тот, – очень мило, знаешь, когда она шепчет молитву, а я её всё равно слышу. Она часто просит огородить наш дом от ударов молний. И бог Муянь, – он указал на себя пальцем, – смиренно выполняет эту просьбу.

– Ты удивительный, – с ноткой зависти признался Сэхмин, – я бы так не с-смог.

– Как только влюбишься – и не такое сможешь.

– В с-смертную? Да ни за что.

Муянь поболтал ногами, наслаждаясь воздухом после дождя. Хучжэ уже далеко – погнал свой ливень к реке, а значит, им можно заняться своими собственными делами.

– Так ты скажешь мне имя той девушки или так и будешь дуться и пытаться играть в сваху?

Сэхмин заскрипел зубами.

– У неё и имя дурацкое. Лален.

Муянь улыбнулся, ещё раз посмотрел на небо, которое становилось чище с каждым мгновением, и исчез вспышкой молнии.

1. 12-й день месяца

2. 13-й день месяца, полнолуние

3. 24-й день месяца

4. 6 дней