Behind The Line

        После тяжёлого трудоёмкого дня по возвращении из школы Чонсок надеялся застать Юнги в общежитии, но его там не оказалось. Он зашёл в пустынную комнатёнку, сбросил с плеч сумку и открыл форточку, чтобы впустить немного свежего воздуха. Все те же разбросанные и неубранные ранее распечатки от Хьюна хаотично валялись по столу, заставив Ли снова прийти к мысли о самом страшном и неизбежном. Он мягко опустился на стул и взял одну из фотографий, лежавших прямо посередине. Он задумчиво провёл пальцем по тёмной фигуре, освещённой фонарным столбом и тихо прошептал:

— Тэхен.

Вне сомнений это был он и подговоренная им шайка безмозглых дураков. Все стало теперь так ясно и очевидно, но это почему-то меньше всего коробило Чонсока. Он был спокоен, потому что знал, что теперь власть сконцентрирована в руках Сохен, и только от неё зависит дальнейший исход событий. Естественно, он задавался вопросом, рассказала ли она теперь все Юнги, вспомнил ли он, может сам прийдет к мысли, которая гложет Ли последние несколько дней. Он хотел, чтобы кто-то разделил с ним его беспокойство, но подходящего человека на тот момент не находилось. Он был на грани от того, чтобы объясниться с Чхве, но когда увидел её испуганный, отчуждённый, далекий, леденящий в своих объятиях взгляд, то сразу все понял. Заключив клятву с сердцем и душой, с самого утра он лелеял надежду о взаимности её чувств, когда признается, насколько она важна ему. И эта встреча на лестнице должна была изменить его и её жизнь, но в итоге стала холодным приёмом. Как же изменилось его мироощущение после этого спустя несколько жалких часов!

"Для нее эти объятия ничего не значили. Она хотела побыстрее отстраниться и убежать к нему. Но она ведь совершенно его не знает. И зачем она бежала, сломя голову к нему, когда перед ней был я, — тот, кто нуждается в ней больше всего на свете? Но разве я имею право винить ее в чем-то и злиться? Конечно, нет. Она была взбудоражена известием, поэтому спешила поскорее передать его. И как я могу ревновать ее к нему, когда известие касалось такого важного для него и его семьи периода жизни? Я не должен развивать в себе этот собственнический эгоизм. Я должен быть понимающим. На её месте я поступил бы точно также, поэтому не имею права раздражаться и злиться на него и на нее. Тем более, что она не моя, и я мало что для неё значу", — думал Ли, с унылым видом перебирая фотографии. 

Опустошённость разъедала ядро сердца, и он не мог оставаться смиренным, добрым и понимающим, как хотелось бы. Впервые за все время он почувствовал неприязнь к Юнги, которая стала подпитывать его духовные силы.

"И почему она ставит в приоритет его, а не меня?" — противоречил он. 

Чонсок до боли закусил губу и яростно смахнул со стола все фотографии так, что они мгновенно разлетелись во всей площади пола. Он неожиданно зацепился взглядом за пластмассовую карандашницу, из которой выпирал какой-то белый, свернутый в несколько раз лист. На автоматизме он зацепился за него своими нежными, тонкими пальцами и развернул. Какому смешению чувств он подвергся, когда увидел перед собой фото, которое ранее стало причиной их с Юнги ссоры! Это было то самое фото на фоне массивного, раскидистого дерева, с которого на Ли смотрели три счастливых, улыбающихся лица. Парень неожиданно подскочил с насиженного места и раскрыл скрипучий шкаф. На самой верхней полке лежала истёртая картонная коробка, которая, пожалуй, не открывалась с того самого момента, как Чонсок заселился в эту комнату. Он отчётливо помнил, как бережно складывал туда всякий мусор, надеясь, что он обязательно в будущем пригодится, но так им, естественно, и не воспользовался. В этой коробке на дне лежало одно "но", которое перед отъездом в школу было украдено Чонсоком из семейного альбома матери, который она редко старалась показывать сыну. Его словно пронзил электрический разряд, когда он поспешно вывалил из коробки все, что только можно, и ему на глаза попались несколько фотокарточек.

— Вот оно! Это точно оно! — восторженно шептал Ли, хватаясь за одну из них и вплотную прислоняя к семейной фотографии Юнги для сравнения. На черно-белой фотографии Чонсока была изображена река, дуб, толстые ветви которого склонялись прямо над водой, и берег, на котором сидела женщина, приобняв себя за колени, очевидно, его мать. Чонсок перевернул другой стороной фотографию и увидел подпись: "Ты знаешь, что мне всегда тебя было мало. Твой М. Х."

"М. Х.? Кто такой М. Х.?" — задумался он, но через секунду у него в глазах уже стояли слезы. Он быстро собрал весь хлам вместе с фотокарточками и вернул на место фотографию Юнги, как ни в чем не бывало. Когда он прошёл мимо зеркала, то его сердце самопроизвольно сжалось, и он застыл напротив своего отражения. Все в нем казалось теперь низменным и ничтожным. Он осмотрел очертания своего красивого лица и с отвращением отвернулся. 

"Несомненно, что Мин Хьюн мой отец, а я его сын. Это его жена была убита из-за моей матери, с которой он имел сношения. Вот почему при нашей встрече она переспросила имя Юнги и с таким любопытством выпытывала положение его родителей. Она подозревала, а я, дурак, тогда так ничего и не понял. Что же это тогда получается? Юнги мой брат?" 

Он вздрогнул и снова посмотрел на своё отражение. Он знал, что все решилось для него окончательно и бесповоротно, но был слишком напуган и совершенно ушёл в себя.

***

Всю ночь Юнги провёл за пределами школьного здания, сначала посидев несколько часов в каком-то неизвестном, полупустом и прокуренном до мозга костей баре, потом на автобусе он добрался до очередного пункта, где проходил заезд, но пронаблюдал, наверно, впервые за всю свою жизнь за этой процессией без всякого интереса. Единственное, что вскипятило в нем кровь, — произошедшая на трассе авария как раз неподалёку, где он стоял. Окровавленного гонщика с неестественно выгнутой рукой вытащили из помятой машины прямо у него на глазах, что вызвало просто тонну отвращения, и он поспешил удалиться. Под утро его принесло к мосту, на котором он последний раз встречался с Чонгуком, и под действием приятного осадка после его появления, живо вспомнившегося и принесшего какое-то умиротворение, он неожиданно уснул, оперевшись головой на холодную металлическую балку. Спустя несколько часов его разбудила проходящая мимо и чрезвычайно испугавшаяся видом юного мальчишки, лежавшего без сознания, старушка, которая принялась тормошить его за ворот пыльника. Лишь через несколько томительных минут прений он убедил ее, что с ним все в порядке и ему не нужно в больницу, и отправился обратно в школу. Он пришёл за пятнадцать минут до начала первого урока в достаточно бодром расположении духа и заскочил в общежитие, чтобы взять сумку. Юнги с грустью отметил про себя, что Чонсока не было на месте, хотя, откровенно говоря, он нуждался в его присутствии и общении, так как из-за подготовки к межшкольным соревнованиям целыми днями мог его не видеть. Он чувствовал, что что-то изменилось в их отношениях и больше всего боялся, что это скажется в негативную сторону. Если бы ему задали вопрос, кто является для него самым дорогим человеком, то он бы без колебаний ответил, что это не отец, как можно было бы подумать, а именно Чонсок, к которому он питал очень глубокие чувства привязанности. И тем не менее, он задался целью немедленно найти его, поэтому направился в главный корпус, чтобы заодно забрать учебники из шкафчика. Его также неосознанно радовала мысль, что у него есть все шансы, чтобы заговорить с Сохен сегодня, поэтому он чувствовал себя необычайно довольным и удовлетворённым в тот день.

В коридорах было очень шумно, и все казались жутко возбужденными. Мин с отвращением смерил взглядом кучку девиц, жавшихся в углу, которые по его памяти любили поиздеваться над Сохен. Он прошёл мимо под их настороженно-вопросительные взгляды и распахнул скрипучую дверцу. Как только он сделал это, то с одной из полок слетела белая бумажка, которая, как позже оказалось, была письмом. Юнги нахмурился, поднял её с пола, распечатал и начал читать, удивляясь мелкому, но очень аккуратному и понятному почерку.

"Прежде чем я раскрою тебе то, ради чего все-таки решился взять в руки лист бумаги и ручку, ты должен сделать несколько глубоких вздохов и не горячиться. Наша первая встреча спустя столько времени возле ограждения школы стала для меня отправной точкой к раскаянию. Я был так слёзно счастлив видеть тебя целым и невредимым, что, пожалуй, смог тщательно замаскировать бушевавшие внутри эмоции, которые так и норовили вырваться наружу. Видимо, я стал хорошим актером, раз мне удалось скрыть от такого человека, как ты, то что истязает мои нервные клетки каждый божий день. Знаю, даже эта встреча принесла тебе сильную боль, ведь раскрытие поступка Чимина далось мне крайне тяжело. Раз мне оно далось тяжело, значит, тебе оно далось в миллион раз тяжелее. Вы были раньше в тёплых отношениях, но я представляю, как его предательство сломило тебя. Оно сломило всех нас. Сейчас тебе ещё тяжелее, потому что ты каждый день ходишь среди стен, среди которых ходит и Тэхен. Да, это невыносимо. Зная твой внутренний мир и склонность к милосердию, тебя не раз посещала мысль заговорить с ним и простить ему все его ошибки, не так ли? Я не судья, Юнги, и не буду отдавать тебе приказ, что должно, а что нет, так как ты выше, чем я, чем Намджун, чем Тэхен и тем более Чимин. Я вообще не имею в своём положении права даже упоминать, о каком-либо суде, так как после этого письма, уверен, ты просто возненавидишь меня. И я этого вполне заслуживаю. 

Не хочу более распинаться, так как смысла оттягивать неминуемое нет. Прежде чем я ещё тысячу раз повторю себе, что я трус, так как пишу письмо вместо того, чтобы высказать все в глаза, я просто хочу, чтобы ты знал: тем приступником, который выкрал твоё пьяное тело с вечеринки, а потом бросил на железнодорожной переправе, был Ким Тэхен. И я был его сообщником. Сначала он привёз тебя, если помнишь, на нашу старую трассу, которую потом перекрыли копы, и хотел, чтобы ты признался, что подрезал его, чего ты не совершал, и что из-за тебя он впал в кому. Когда ты в итоге потерял сознание от яркого света фар, и я не смог привести тебя в чувства, было решено вывезти твоё тело куда-нибудь. Все так боялись, что нас кто-нибудь увидит и начнёт преследовать, что решили оставить тебя возле железной дороги в километре оттуда, хотя я умолял не делать этого. Я изначально противился идее Тэхена, но он насильно убедил меня в твоей виновности. Только перед тем, как ты потерял сознание и прошептал моё имя, я сразу понял, что все это было несусветной глупостью и страшной ошибкой. Я нутром ощущал твою невиновность, но под тем давлением, которое оказывал Тэхен на меня и на всех парней в тот вечер, я не мог противостоять. Все это время я нёс у себя в груди эту непосильную ношу, но, несмотря на то, что раскрыл тебе все, знаю, что никогда не избавлюсь от неё. Сейчас мне так плохо, что у меня трясётся все тело, и я еле-еле пытаюсь сформулировать мысль. Мне не хочется просить у тебя извинений, так как я позволил себе чудовищный и непростительный поступок. Я каюсь перед тобой, Юнги, но если сможешь понять и простить, — прости. Всю свою жизнь я буду корить себя за то, что позволил так легко обмануть себя. Судьей здесь можешь быть только ты. Я готов быть осуждённым.

Чонгук"

Когда Мин перевёл взгляд на полный студентами коридор, у него все резко поплыло перед глазами. Он пошатнулся, задев головой дверцу шкафчика и случайно оперевшись на чью-то чужую спину. Он все вспомнил. В его памяти мигом воскресли абсолютно все так глубоко позабытые сцены, которые порой являлись ему по ночам в качестве ночных кошмаров. На секунду весь мир для него перестал существовать, и под косые взгляды он двинулся на улицу той же походкой, которой он стремительно пытался выбраться из удушливого помещения перед тем, как его увёз Тэхен в ту страшную ночь. 

"А я то лелеял мысль, что все-таки смогу простить его глупость, но он совершенно потерял собственное самообладание", — думал Юнги, и ему продолжало казаться, что его нахально изучает леденящий душу взгляд. 

Еле-еле шевеля ногами, он как одурманенный спустился по лестнице и был ослеплён ярким солнечным светом. До ушей очень приглушённо донёсся звонок, но он и не думал возвращаться назад. Раздававшиеся вокруг крики, смех были ему не слышны. Он неосознанно врезался в студентов, задевал их плечами, толкался, его толкал целый поток, стремящийся поскорее войти через широкие двери главного корпуса, но он как-будто ничего не замечал перед собой. Все было окутано белой пеленой. Она спала, только когда Мин с дрожащими губами врезался прямо в Тэхена, который в спешке бежал на занятия, озабоченно доказывая что-то кому-то по телефону. Он хотел было пустить нелестное словечко, но когда увидел перед собой страшного в своём состоянии Юнги, сомкнул губы и пробормотал: "Я потом тебе перезвоню". После этих слов он хотел его обойти, но тот неожиданно ухватился за его ворот, заставив плотнее прижать к себе сумку с учебниками. Ким опешил, широко распахнув глаза и вглядываясь в холодное, невозмутимое лицо с влажными веками.

— Ты что вытворяешь?! Совсем умом тронулся? Я тебе разве позволил касаться себя?

Юнги пропустил мимо ушей эти недовольные реплики и ещё более мертвой хваткой вцепился в воротник парня, когда тот стал сопротивляться. Он пытался установить зрительный контакт, но Тэхен дико метал свой взгляд из стороны в сторону, брыкаясь, как загнанный в клетку зверь.

— Если не отпустишь, то обещаю, что обеспечу тебе автоматический вылет из стен этой школы! — прошипел он.

Юнги слабо ухмыльнулся и сладко прошептал:

— А ты не думаешь, что тогда явно перевыполнишь свой план? Не хочешь обеспечить мне прогулку возле железной дороги?

Ким замер, а затем с ещё более свирепым видом стал цепляться за пальцы Юнги, пытаясь их разжать.

— Что ты несёшь, черт тебя подери?! Тебе нужно сходить к психологу, Мин! Ты не в себе!..

Он хотел сказать ещё что-то, но Юнги с силой толкнул его в грудь, тем самым повалив на землю. Тэхен ощутил сильный удар головы об жесткую поверхность и в шоковом состоянии приоткрыл глаза, когда тот, оказавшись сверху, приподнял его корпус, снова вцепившись в воротник, треснувший в некоторых местах с характерным звуком по швам. Все произошло настолько быстро, что он не успел дать отпор и вообще оценить ситуацию, но ему хватило сил разобрать гневный шёпот на фоне.

— У тебя нет этого прекрасного чувства дежавю, а?! — Юнги сдавленно захохотал, привлекая внимание испуганных окружающих. — Помнишь меня? Помнишь? Нет? Смотрю, ты совершенно забылся, Ким Тэхен! Скажи, как ты вообще посмел касаться меня?.. Может напомнить тебе? Ты хотел, чтобы я вспомнил все: про трассу, про твои щегольские, никому ненужные похороны, про тебя в конце концов... Но заслуживаешь ли ты этого? Заслуживаешь ли, чтобы о тебе вообще кто-нибудь вспоминал?.. Ответь!

Тэхен нервно сглотнул, чувствуя, как у него выступил на висках пот, и теперь без всякого сопротивления робко ответил:

— Неужели все вспомнил? — Он ухмыльнулся, и это заставило Юнги резко нанести удар в левую скулу. — Чудесно! Прекрасно! Давай наконец выясним все отношения! — заревел Ким. — Ты наплевал на меня после аварии, Мин Юнги, признай уже это! Ты поставил в приоритет не меня, не Хосока, не Намджуна... Хотя, нет, ты поставил в приоритет грохнуть Намджуна и с полным успехом сделал это... Меня не убил, но его удалось...

— Ах, ты сволочь! Я не виноват, что он сел пьяным за руль, ясно тебе?! Я не виноват! 

Юнги нанёс ещё несколько ударов по лицу Тэхена, не обращая внимания на столпившихся вокруг людей, которые с интересном наблюдали за всей этой потасовкой и даже не стремились разнять двух дерущихся. Многие достали свои телефоны и стали снимать происходящее на камеру.

— Не переводи стрелки! Зачем ты искал меня со своей шайкой отбросов? Зачем привлёк ко всему этому Чонгука? Зачем?! Зачем?!

Мин раскраснелся от злобы, смотря на побитого Тэхена, который время от времени вздрагивал, но ничего не предпринимал. Он стал обречённо смотреть куда-то вверх, но Юнги насильно стал трясти его.

— Смотри мне в глаза! Смотри в глаза, ублюдок!

— Я скучал по тебе, Юн, — совсем тихо прошептал Тэхен, продолжая смотреть на небо, откинув голову назад. Он произнёс так, чтобы его реплику мог услышать только Юнги, у которого полопались капилляры на лбу и стали отдавать синевой, как от гематомы, — особенно, когда оправился после комы. Я ничего не знал, понимаешь?.. То есть я думал, что меня подрезал ты, но все равно ждал...ждал, что мы объяснимся друг с другом, и все встанет на свои места, но тебя все не было и не было... Я потерял надежду. Я был полон досады. Я...я так хотел видеть тебя. Ты являлся мне во снах каждую ночь, и я чувствовал жалость, но потом она сменилась на злобу. Я желал только одного, чтобы ты...

Он не договорил, и сердце Юнги ушло в пятки, когда его голос был заглушён гулом студентов и недоумевающим криком завуча. Он был резко поднят с земли, так и не поняв, что Ким хотел всем этим сказать. Пока его кто-то держал за рубашку, весь туманный взор был вдруг перекрыт взволнованным выражением лица Сохен, которая положила ему свои тёплые ладони на щёки и стала нашёптывать что-то чрезвычайно приятное и успокаивающее. Юнги прикрыл глаза с жадностью вслушиваясь в тембр её голоса. Когда он утих, Мин почувствовал, как она сжала его руку и переплела их пальцы. Миллион фейерверков взорвались у него внутри, и он восторженно пронаблюдал за её силуэтом и как она выводит их из плотной толпы, позволяя наконец вдохнуть воздух полной грудью. Чонсок, стоящий неподалёку на тот момент, плотно сжал губы, выслушивая недовольство завуча и хрипение окровавленного Тэхена. "Все кончено. Определённо все кончено", — думал он, снова представляя себе, как Сохен берет Юнги за руку.

***

— Если ты хочешь помолчать, то давай помолчим, — спокойно сказала Чхве своим певучим голоском, сидя на траве стадиона и разглядывая бледное лицо Юнги, который упорно продолжал молчать, согнув ноги в коленях и положив на них подбородок. Безмолвие не заставляло его чувствовать себя неловко. Наоборот, сидя рядом с Сохен, он ощущал себя совершенно комфортно, считая, что так и должно быть.

— За что ты его так? — тихо поинтересовалась она, покачиваясь из стороны в сторону.

Юнги глухо выдохнул и полностью лёг на землю, раскинув руки и ноги по бокам. Девушку накрыла волна умиления, и она прослезилась, думая о том, какой же он ещё все-таки ребёнок.

— Знаешь, у меня создаётся такое впечатление, будто мне и говорить ничего не надо. Ты все узнаешь, прочитав мои мысли.

Сохен грустно улыбнулась. Она ведь действительно все знала, но не нашла в себе силы воли, чтобы рассказать. Она была лишь только в неведении о пути, благодаря которому Мин все узнал. Она корила себя за свою слабость перед ним, но ничего не могла с этим поделать.

— Все детство я считал, что моя мама умеет читать мои мысли. Она была лучше, чем всякая фея крестная. Мы понимали друг друга с полуслова. Я мог только заикнуться о каком-нибудь игрушечном роботе, как она сразу мне его покупала, — Уголки губ Мина неосознанно дёрнулись вверх. — Честно говоря, ты очень похожа на неё.

Он подложил руки за голову, продолжая мечтательно смотреть на бирюзовое небо, пока Сохен смущённо любовалась им. Ей не хотелось задавать какие-либо вопросы о его матери, так как она знала, что это самая страшная для него рана, которую ни в коем случае нельзя бередить. Она не представляла, как он вообще её, маленькую и ничтожную девчонку, может сравнивать со своей матерью, но этот факт заставил её сладостно улыбнуться.

— Даже если бы я умела читать мысли, то ни за что бы не прочла твои.

— Почему же?

Юнги нахмурился и приподнялся, вопросительно смотря на неё.

— Хочу, чтобы для меня ты всегда остался загадкой.

— Я не могу оставаться для тебя загадкой, потому что ты уже слишком много всего знаешь обо мне. То, о чем не должна знать.

На лице Юнги застыла какая-то тёплая эмоция, которая грела Сохен, заставляя её трепетать изнутри. Она не знала, что Мин в тот миг ощущал то же самое и не мог дать этому объяснения.

— Я знаю о тебе слишком много. Это так, — кивнула она. — И даже больше.

— Вот как? — Юнги лучезарно улыбнулся, с любопытством склонившись ближе к лицу Чхве. Она не отстранилась, не шевельнулась, хотя внутри у неё все перевернулось. Она перебывала в неописуемой эйфории. — Удиви меня.

Её лицо казалось очень спокойным, но порой на нем проскальзывала нотка сильного смущения и испуга. Юнги не видел этого, но ощущал внутренне, что дарило ему небывалое чувство превосходства. Оно смешивалось с другим чувством, более насыщенным, доселе неизвестным и ярким, затмевавшим рассудок и пробуждая приятную тянущую боль в районе сердца. Он продолжал улыбаться, сам не зная чему и уже не ощущая той злостной агонии, которую испытывал буквально несколько минут назад. Сохен так умело возбудила в нем предрасположенность к более высокому и прекрасному, что он сам удивился этому, замечая за собой странную контрастность поведения.

— Я слышала вчера разговор Чимина и Тэхена. Первый грозился, чтобы Тэ перестал препятствовать брачным отношениям его брата и Минджи. Как раз от него я узнала, что именно Ким виноват в инциденте.

— Пак, оказывается, до сих пор никак успокоится не может, — ухмыльнулся Юнги, проводя языком по нижней губе. — Я так понимаю, что это была одна из причин твоего визита ко мне?

Сохен кивнула, виновато опустив голову. Мин с нежной улыбкой взял её под руку и прошептал:

— Я узнал из письма своего старого...знакомого Чонгука о виновности Тэхена. Он был его сообщником. Теперь у меня язык не поднимается назвать его другом.

— Я думаю, ты должен простить их обоих и оставить мысли обо всем произошедшем позади. Нужно признать, что Тэхен просто запутался в себе. Он действительно не понимал, что делал. Его можно понять.

— Сейчас я не в состоянии кого-либо понять и простить, — Юнги повесил голову и в исступлении отрицательно замотал головой. — Я просто не могу. У меня нет сил на это. Смогу ли я вообще найти силы для прощения когда-нибудь?

— А может лучше стоит задаться вопросом, сможешь ли ты тогда нести весь этот груз, так никого и не простив? Порой таить на кого-то обиду всю свою жизнь, это хуже любой кары. Таким образом, ты просто будешь ментально убивать себя, Юнги. Лучший выход — милосердие. Но его нужно прочувствовать, познать и принять, что может сделать не каждый. Но я уверена, что ты сможешь. 

— Это вряд ли. Чем больше я думаю о совершенном, тем больше хочу убить Тэхена. Серьёзно, просто взять и убить.

— Но разве от этого тебе станет легче? — Кристально ясные глаза Сохен блеснули, и Юнги накрыла волна мурашек. — Твоя злость и желание мести никогда не искупят душевную боль, наоборот, станут отягощением. Только всепрощение и милосердие могут даровать покой и внутренний баланс. Кто все поймёт, тот все простит, Юнги. Ты понимаешь, но находишься на стадии злостной агонии. Если переступишь её, то придешь к тому, о чем я говорю. Всепрощение делает человека человеком, понимаешь?

— Ты верующая?

Мин ухмыльнулся, с искренним любопытством рассматривая, как в процессе своей пылкой речи менялось лицо Чхве. Оно буквально светилось, горело ярким огнём убежденности, но Юнги не мог этого понять. Он был настолько далёк от её глубоких христианских убеждений, что воспринимал все происходящее больше как шутку, комическую сценку, главной актрисой которой была Сохен. Он чувствовал, что она говорила правильные высокопарные слова, и как бы они не трогали его, он ощущал насколько холоден и не готов к самоотдаче.

— Да, а что?

— Нет, ничего. Просто я атеист, и все твои слова для меня просто... — Мин продолжал глупо улыбаться, — просто ничего не значат.

Эта реплика никак не задела Сохен к изумлению Юнги. Он думал, что этот факт шокирует её, но она продолжала сидеть со спокойным, нежным лицом и смотреть на него своими ясными глазами.

— А во что ты веришь? Веришь ли ты, что все, что с тобой случалось за последнее время — не с проста? Веришь в предопределение?

— Да, — задумчиво протянул Юнги, только теперь его губ коснулась какая-то хитрая, потаённая улыбка. — В последнее время я начал в него верить. Я верю только в наше с тобой предопределение.

В ту секунду Чхве сбивчиво выдохнула, поняв, о чем идёт речь.

— Это я спасла тебя возле реки, — сорвалось внезапно у неё с языка.

— Что? 

Мин вздрогнул, ощутив, как по его спине распространился приятный холодок. Он ещё более упорно стал вглядываться в её лицо, когда она сказала:

— Ты лежал возле реки без сознания, и мне удалось привести тебя в чувства до того, как пришли люди твоего отца. Так что да, я верю в наше предопределение.

Ладони Юнги вспотели, и, словно громом поверженный, он подвергся удивительному смешению чувств. Он утратил всякую цепочку мыслей и с помутневшим рассудком резко прижал девушку к себе. Теперь он не видел её лица, но чувствовал, как быстро бьется её сердце. И что ещё более удивительно, — оно ускорялось и билось с тем же темпом, как и его. Он стал ловить губами воздух и бессознательно улыбнулся, сам не зная чему. В большей степени он улыбался тому, что был счастлив остаться в живых именно от руки Сохен. Что-то массивное и прочное укрепилось с того момента в его душе. Он не знал, что это были забытые чувства любви, страха перед потерей чего-то дорогого и близкого к сердцу. Никогда ему не дышалось так свободно, как в тот момент. Даже воздух приобрёл какой-то удивительный запах, когда он находился рядом с Сохен. Он сбивчиво задышал и плотнее сомкнул руки на её спине.

***

— Отпустите меня! Отпустите, черт возьми! Мне не нужна помощь! Я никуда не пойду! — кричал Тэхен, когда завуч послала кого-то за медсестрой. Он, покачиваясь, встал с земли и, встретясь с пронзительным взглядом Чонсока, которого знал благодаря отношениям с Сохен, стал остервенело всех расталкивать и отдаляться, не взирая на просьбы и негодование учителей и с омерзением наблюдая, как капли крови, попадавшие на белую рубашку, растворялись в ней, оставляя красные круги.

Он добрел до баков с мусором в задней части школьного здания и обессиленно рухнул прямо рядом с ними.

— Сукин сын, — лишь одними губами не переставал шептать он, пытаясь выудить дрожащими окровавленными пальцами телефон, — вздумал играть со мной... Я превращу всю твою жизнь в ад... Я обещаю. Я превращу всю твою жизнь в ад, Пак Чимин. Ты поплатишься за свой гнусный, распущенный язык...

Приложив усилия, он наконец набрал нужный номер телефона и терпеливо стал ждать, вслушиваясь в отвратительные гудки, которые длились всего лишь минуту. Но в тот момент эта несчастная минута казалась Тэхену вечностью. Если бы на звонок ответили чуть позже, то Ким разбил бы телефон об стену без всякого сожаления и колебаний.

— Да? Тэхен, милый, это ты? — донёсся чей-то тонкий голосок по ту сторону.

— Мам, — простонал Ким, внезапно ощутив сильную боль в спине и давление, которое кипятило его тело, как в раскалённом котле.

— Тэхен?.. Алло?

— Слушай меня внимательно и пообещай, что как только я сброшу вызов, ты сделаешь все чётко так, как я сказал.

Госпожа Ким вздрогнула и с напряжённо стала выслушиваться в шипение, которое доносилось через динамики.

— Я не понимаю, ты плохо себя чувствуешь? Что произошло? — обеспокоенно стала лепетать она.

— Выслушай меня в конце концов и не задавай никаких вопросов, ясно?! — закричал парень, и госпожа от неожиданности зажмурилась.

— Да-да.

— Обещай, что сделаешь все так, как я скажу.

— Обещаю.

— Прямо сейчас, — Тэхен оскалился от сильной боли и часто задышал, пропуская воздух через зубы, — ты находишь номер отца и звонишь ему. Скажи, что это Пак Чимин подрезал меня на трассе. Так и скажи, слышишь? И еще, — Ким стёр с губы алую кровь, которая мешала говорить, и поднёс указательный палец ко лбу, чтобы адекватно сформулировать мысль, — скажи ему, что брак Минджи и Хенджуна нужно... нужно разорвать... Пусть позвонит ей, сообщит. Она должна прилететь в Корею. Я ужа звонил ей, но... Черт! Так и скажи, ясно? Так и скажи... Слово в слово...

Он нажал на кнопку и сбросил вызов, отбросив от себя телефон, который с характерным звуком ударился об асфальт. Ким на секунду подумал о Чимине и о том, как притворит свой план в жизнь, но кровь, неумолимо тёкшая из носа и виска, прерывала всякую цепь мыслей. Тэхен смирился с кашей в голове и решил подняться, но сил решительно не хватило. Он приподнялся на дрожащих коленях, но на них же и упал, увидев вместо школьной стены темноту, застлавшую его глаза.

***

Спустя несколько дней

— Минджи, постой! Куда ты идёшь? Зачем тебе чемодан?

Хенджун быстрым шагом настиг девушку и схватил её за тонкое запястье как раз в тот момент, когда она уже стояла у порога двери.

— Да остановись же ты в конце концов!

Ким отдёрнула свою сухую руку, а другой ещё теснее прижала к себе побитый из-за неаккуратного обращения на лестнице чемодан. Она резко обернулась, задев разлетевшимися волосами испуганное лицо мужа, и гневно уставилась на него. Он стоял и в немощном ожидании требовал от неё объяснений, пока та, ощутив, что гнев отступил, расчувствовалась и беспомощно опёрлась на дверной косяк.

— Давай сядем и все спокойно обсудим? К чему эти ссоры? — с широко распахнутыми глазами молил Хенджун, боясь, что девушка от бессилия рухнет на лестничный пролёт, находящийся позади. Но это была лишь секундная слабость. Она выпрямилась в тот момент, когда он хотел поддержать её, но она успела отстраниться вбок.

— Нам нечего обсуждать и говорить. Это все пустая трата времени, — дрожащими губами выдала она.

— Ты можешь нормально объяснить, что вообще происходит?

Минджи остро усмехнулась, смотря себе под ноги, и через несколько секунд заговорила:

— Скажи мне, милый, какова настоящая причина заключения нашего брака, а?

Хенджун недоуменно покосился на девушку, а затем, расправив свои широкие плечи, с горькой улыбкой на лице сказал:

— До этого тебя почему-то не тревожил этот вопрос, Минджи. Мы оба знали на что шли. Не заставляй меня говорить этого вслух.

— Моя семья, — Минджи оскалилась, подобно Тэхену, отчего Пак отшатнулся, не ожидая увидеть её в таком серьезном настрое, — одна из самых богатейших и влиятельнейших семей Кореи. Я прекрасно понимала, когда давала согласие на наш брак, что все это просто спектакль, цирковое шоу. Мой отец глупо позарился на акции твоего отца, а твой отец на деньги моего отца, чтобы обеспечить достойную жизнь тебе и Чимину. Я все это прекрасно понимала и понимаю! Если я сидела одна-одинешенька в течение всего этого времени меж стен этого отвратительного особняка и пыталась тебе угодить, это не значит, что я полная идиотка, Хенджун! Но знаешь, что ещё доказывает то, что я не идиотка, а? А именно то, что эта причина стоит на второстепенном плане в отличие от первой! Будь мужиком, назови мне её!

Пак нервно сжал челюсти и пронзительно взглянул на девушку.

— Та причина, о которой ты говоришь — не главная.

— Вот значит как? — театрально воскликнула Минджи. — Ты трус, Пак Хенджун, раз у тебя даже язык не ворочается в отношении своего сумасшедшего братца, который упёк Тэ на месяц под многочисленные капельницы! А я ведь догадывалась! После последнего звонка Тэхена я не верила в происходящее, сомневалась, не хотела поднимать панику, упорно молчала, но...боже, как же я была слепа! Как я вообще могла решиться жить с таким, как ты? Что у вас за порода дурная такая, а? Все чертовы трусы и эгоисты!

Хенджун резко схватил девушку за предплечья и притянул к себе. Она с волнением взглянула на его рассвирепевшее лицо, но своего страха перед ним решительно не стала оказывать, умело его скрыв за маской равнодушия.

— Следи за своими словами, Ким Минджи, — язвительно прошипел он, с силой впиваясь своими сухими пальцами в посиневшую кожу. — Не переходи границы, когда говоришь о моей семье! Кем бы ты не являлась, я никому не дарую пощады, в особенности людям, которые позволяют себе подобные грязные слова в отношении моих близких!

— А знаешь что, дорогой? — засмеялась Минджи, вплотную приблизившись к его лицу. — Иди ты к черту.

Она прошептала ему это в губы и схватилась пальцами за ручку чемодана.

— Будь добр сразу подписать бумаги о нашем разводе, как только я их подам.

Она выбралась из его цепкой хватки и направилась к машине, стоявшей возле чёрных чугунных ворот. Пак стоял как вкопанный в течение нескольких секунд, но отрезвился, как только девушка села в салон. Он стремительно сбежал вниз по лестнице и дёрнул за ручку двери машины, как только она собиралась отъезжать. Но замок не поддался, и Минджи спустя секунду опустила окно.

— Куда ты едешь? — с отдышкой взволнованно спросил он.

Ничего не ответив, Минджи одним лишь жестом приказала водителю ехать, оставив Хенджуна одного посередине пыльной дороги.