Chapter 23
— Посадка на рейс тысяча шестьсот пятьдесят заканчивается. Просим оставшихся пассажиров подойти к входу под номером пять. Повторяем: посадка на рейс...
Совершенно не смотря себе под ноги, Минджи бежала напролом через людей, отчаянно пытаясь найти нужное место посадки. Перед её глазами мелькали многочисленные номерные знаки, явно отличавшиеся от номера пять. Где-то зашумела турбина самолёта, и девушка, сама того не ожидая, с досадой захныкала, продолжая волочить за собой тяжёлую сумку. В тот момент помимо того, что ужасно затекла рука, из последних сил цеплявшаяся за ручку багажа, она думала, что просто замертво упадёт на холодный пол и не встанет, так как ощущала, что от бега стёрла себе все ноги в кровь. И кто её надоумил одеть туфли на высоком каблуке? Но Минджи винила в своей горести не шикарные туфли, а Хенджуна, который своими разборками отнял у неё кучу времени. Только сидя в салоне машины, она поняла, насколько сложившиеся обстоятельства её сильно поджимают. О Хенджуне она перестала думать и проклинать как раз в тот момент, когда отдала свой чемодан и прошла паспортный контроль, потому что потом через динамики раздалось окончание посадки, и вот сейчас оно раздалось повторно.
В панике и с дрожащими коленями она остановилась возле одного из входов, возле которого толпилось много людей. «Неужели нашла?» — промелькнуло у неё в голове, но, приглядевшись к номеру над головой стюардессы, она издала мысленный вопль и снова двинулась вперёд, так как цифра три ей явно не подходила. У неё резко потемнело в глазах, и она упала бы, если бы с силой не врезалась в кого-то. Через секунду она приоткрыла веки и увидела перед собой человека, держащего помятый стаканчик с кофе, все содержимое которого находилось на его белой рубашке. Минджи ужаснулась увиденному огромному пятну и свободной рукой прикрыла приоткрывшийся в сожалении рот.
— Господи, вы простите, простите меня, пожалуйста! Я правда, правда...не хотела!..
Она растерянно полезла в свою сумку и всучила опешившему парню целую пачку с влажными салфетками.
— Вы простите! Но мне правда нужно бежать!.. Извините ещё раз!
И она бегом направилась вперёд, так и не разглядев под черной кепкой пострадавшего его шоковый вид. Он стоял прямо по середине прохода с опустевшим стаканчиком, не зная даже, что предпринять, пока его не обступили пара людей, предложивших свою помощь.
Пробежав несколько метров, Минджи с несказанной радостью выкрикнула несколько труднообъяснимых счастливых реплик и с тихой улыбкой и томной отдышкой опёрлась всем телом на высокой столик, пока осматривали её посадочный талон.
— Приятного полёта! — произнесла разулыбавшаяся миловидная женщина, возвращая талон. Минджи дружелюбно кивнула и со счастливой улыбкой, покачиваясь, ступила на трап самолёта. Когда одна из стюардесс любезно провела её к одному из своих мест, девушка обессиленно упала на сиденье, чем вызвала у сотрудницы беспокойство.
— Нет-нет, все хорошо, — стала уверять она. — Просто денёк трудный выдался...
Стюардесса понимающе кивнула и решила поскорее удалиться. Минджи скинула с себя жаркую кожаную куртку и небрежно положила на соседнее пустующее сиденье. Она чувствовала себя такой уставшей, что дикая усталость даже заглушала сильный голод, ведь она ничего не ела с самого утра. Ноги ныли просто невозможным образом, но у неё не хватало сил дотянуться до застежки и снять их. Веки стали приятно тяжелеть, внимание рассеялось, и Ким даже не заметила, что сидит в эконом-классе, хотя должна была находится в бизнес. Но в тот миг ей было совершенно все равно. Она свободно раскинула руки по бокам и готова была забыться глубоким сном, пока кто-то не дотронулся до её плеча.
— Девушка... Девушка, простите, но не могли бы вы...
Минджи промычала что-то нечленораздельное и сначала в забывчивости отвернулась, подобно малому капризному ребёнку, которому не дают наконец уснуть, но здравость адекватно мыслящего взрослого человека заставила её разлепить глаза и проявить немного понимания и порядочности к окружающим.
— Да, конечно.
Она быстро убрала с соседнего сиденья куртку, накрылась ею и прилепила руки по швам, давая другому пассажиру пространства. Потерев глаза, она с любопытством осмотрела своего нового соседа, который убирал свою и сумку Минджи в ручную кладь. Но благодаря своему помутневшему рассудку Ким не заметила этого доброго жеста и просто зачарованно смотрела на незнакомца, пока он не сел рядом и в упор не посмотрел на неё.
— Вы...что-то хотите сказать? — неловко спросил у неё он, когда она продолжала без зазрения совести разглядывать его. Он снял свою чёрную кепку и положил её рядом, зачесав влажные от пота тёмные густые волосы со лба.
— Вот так поворот, — тихо прошептала Минджи в надежде, что её сосед ничего не услышит, и по сему уставилась в иллюминатор. Никогда она не чувствовала себя ещё более счастливой, смотря в окно иллюминатора.
— Кхм, — Он с доброй насмешкой хмыкнул в кулак и продолжил: — Смотрю, ваша пробежка не удалась.
Ким с широко распахнутыми глазами развернулась, наблюдая эту ухмылку. Её взгляд упал на клетчатую темно-зеленую рубашку, которая ранее свободно весела на широких плечах, обтянутых белой чистой футболкой. Теперь же белой рубашки не было совсем, а темно-зелёная была плотно застегнута на все пуговицы.
— Вам дать бинт или пластырь? — снова отозвался незнакомец в ответ на забавляющее его молчание. — Ваши ноги будут страдать, если вы им не поможете.
Минджи медленно покосилась на свои опухшие, в некоторых местах слегка окровавленные пальцы, и тихо, с сожалением произнесла:
— Если можно.
Парень спустя минуту достал и бинт и несколько пластырей, с задумчивостью наблюдая, как она снимает туфли и пытается спасти свои истертые ноги. Затем командир самолёта оповестил всех пассажиров о взлёте и просьбе пристегнуть ремни безопасности, и тогда незнакомец позволил себе немного расслабиться, свободно откинувшись на мягкую спинку сиденья.
— Как ваша футболка? — неожиданно донёсся тихий, робкий голос Ким, которая виновато сидела, поджав губы. Парень открыл глаза и с тихой улыбкой ответил:
— Будет жить или нет — не знаю, но вы можете не беспокоиться. Кстати, спасибо за салфетки. Они помогли...немного.
Уголки губ Минджи дёрнулись вверх, и она повесила голову.
— Вы простите ещё раз. Не знаю, как так вышло, но...
— Говорю же: вам не стоит беспокоится.
Минджи кивнула и через неловкую минуту молчания снова заговорила:
— Вы кореец или китаец? По корейски говорите отлично, но чувствуется акцент.
— Что-то даже грустно немного стало, — засмеялся сосед. — Я кореец, но учусь в Китае уже несколько лет. Ни за что бы не подумал, что в будущем у меня появится акцент, и мне будут задавать подобные вопросы.
— Среда нас всех в корни меняет, вот уж поверьте. Вы закончили университет или...?
— Нет, заканчиваю в следующем году. Сейчас лечу повидаться с родными, — Улыбка продолжала держаться на его лице, и Минджи с наслаждением смотрела на этого доброго и живого человека. — А вы почему возвращаетесь?
— Я? — На лице Ким отразился тусклый оттенок горечи, и парень сразу почувствовал это. — Я тоже еду...повидаться с родными. А точнее с братом. У него тяжёлый период в жизни сейчас. Нужно оказать поддержку. Да и к тому же бегу из Китая, чтобы не видеть одного человека, который оказался с ног до головы пропитан ложью, как и вся его гнилая семейка.
Незнакомец перестал улыбаться и с удивительно ярким, блестящим взглядом ответил, заставив душу девушки внутренне сжаться:
— Все мы всегда бежим от чего-то. Это нормально куда-то бежать, делать что-то спонтанно, срываться с места на место. Это делает нас живыми, помогает среди миллиарда путей найти тот, по которому мы захотим ступить и обрести себя. Это так же нормально, как постоянно переживать о чем-то, страдать, плакать, радоваться, любить, ведь это все проявления жизни, то, что делает нас живыми. Все это составные элементы, без которых наша жизнь невозможна. Если ты не страдаешь, не плачешь, не любишь, не радуешься — ты не живёшь. Это не жизнь, а просто...просто бестолковое существование. Без проявления самых разнообразных чувств, без поиска мы все — ничто. Я уверен, что если вы бежите от кого-то и вы решились, то это уже некий вывод о том, что в вашей жизни был человек, который просто не должен был находится рядом. Но все чувства, которые вы пережили рядом с ним, стали опытом, духовным базисом, который развивает вас. Это одна из причин, кстати, чтобы сказать этому человеку спасибо, так как он отдавал свои силы, чтобы сделать вас сильнее. И вы уже сейчас сильнее, чем можете себе представить.
Минджи тихо сглотнула и с дрожью в голосе произнесла:
— Скажите, вам приходилось когда-нибудь жертвовать собой ради блага других?
— Нет, всю свою жизнь ради моего благосостояния мои родители приносили себя в жертву. Если бы не они, не их чудовищные усилия, я не смог бы учиться в Китае. Но мне, — Незнакомец нахмурился и как-то рвано выдохнул, — однажды пришлось рискнуть ради человека, чтобы спасти его. Если бы я не собрал всю свою волю в кулак в тот день, то он был бы давно уже мертв и истлел в земле.
По всему салону разнесся шум от заработавших турбин самолёта. Он стал набирать скорость для взлёта, поэтому выехал на полосу. Минджи потуже затянула ремень.
— Как вас зовут? — с прежней, но более нежной улыбкой спросил незнакомец.
— Ким Минджи, — отозвалась девушка, смотря на чётко очерченный овал лица собеседника. У него было аккуратное лицо, на котором постоянно царила какая-то тихая бодрость. Когда он улыбался, его розовые губы идеально смыкались в ровную дугу. Под глазами были видны несколько милых веснушек, но все лицо в целом было очень чистым и поражало четкостью своих черт. Минджи чувствовала, какая бешеная волна чего-то тёплого накрыла каждую клетку её тела.
— А в-вас? — её голос снова стал тихим и робким под действием этого феноменального чувства теплоты.
— Чхве Суен. Надеюсь вы не боитесь летать, Ким Минджи? — с насмешкой произнес он, и Ким, естественно, ответила отрицательно. Не то, чтобы она сильно боялась летать, нет, её немного пугала тряска перед взлетом и посадкой.
В течение нескольких томительных минут, когда она, сомкнув глаза и пытаясь привести своё дыхание в норму, ждала, пока самолёт в конце концов оторвётся от земли, у неё сильно начало закладывать уши от давления, как это обычно бывает. Она настолько сконцентрировалась на своих неприятных ощущениях, что на миг позабыла, что сидит в самолёте, поэтому когда он резко поднялся ввысь, её сильно тряхнуло, и она на автоматизме вцепилась в тёплую руку Суена.
— Простите, — прошептала она, тут же оторвавшись от неё и встретившись со спокойным взглядом своего нового знакомого. Когда самолёт достиг нужной высоты, и пилот отдал приказ о разрешении перемещаться внутри салона, Минджи погрузилась внезапно в глубокий сон, стараясь тем самым избавиться от ноющей боли в ступнях. Сначала ей снился Хенджун, который снова требовал от неё каких-то объяснений и не выпускал из особняка, но когда её отяжелевшая голова случайно легла на плечо Суена, сон поменял своё русло, и ей приснился счастливый Тэхен, который бежал к ней навстречу, чтобы обнять, но почему-так и не добежал и просто растворился.
***
Сохен медленно сходила по ступенькам главного корпуса, мысленно мечтая поскорее оказаться в кровати. Её так непреодолимо тянуло к ней, потому что во всем теле ощущалась гнетущая слабость, от которой хотелось поскорее избавиться. Девушка зажала под мышкой полотно с незаконченным карандашным наброском. Все очертания виднелись очень слабо, но спустя несколько минут внимательного рассматривания можно понять, что на бумаге изображён мужской силуэт, вышагивающий по тротуару навстречу какому-то черному пятну, — мгле, которая вот-вот должна захватить его, но голова незнакомца направлена не строго прямо, а повёрнута в сторону, будто он хочет обернуться.
В процессе ходьбы девушка встряхивала онемевшей рукой, по-прежнему чувствуя в ней дискомфорт. Солнце уже садилось к тому времени, ведь Чхве любила долго засиживаться в арт-классе. Совершенно чувствуя, что силы стали покидать её, она засеменила ногами, чтобы поскорее оказаться возле стен за столько времени полюбившегося ей общежития.
— Эй, птичка, куда ты решила так быстро упорхнуть?
Ступни Сохен вросли в асфальтную дорожку, и она остановилась. Мелкая дрожь стала покалывать её спину. Она аккуратно повела предплечьем, а затем обернулась, боязненно реагируя, словно донесшийся голос является всего лишь плодом её воображения.
— Су?.. — тихо прошептала она с интонацией, как будто задавала сама себе вопрос, чтобы убедиться, что в паре метрах от неё стоит не кто иной, как её родной брат. Спустя несколько секунд мертвенной тишины она как обезумевшая сорвалась с места и кинулась к нему на шею, почувствовав мгновенную невесомость под ногами и приятную прохладу от подувшего ветерка. Несчастное плотно, естественно, помялось, когда Суен, не отдавая себе отчёта в употребимый силе, обхватил и сжал своими руками хрупкое тело засопевшей сестренки.
— Эй, ты чего? Реветь надумала? Совсем твоя голова с ума сошла?
Сохен опёрлась подбородком на его твёрдую грудь. На глазах действительно выступили крохотные слезинки.
— Что ты вообще тут делаешь? — неожиданно недовольным тоном воскликнула она. — Почему не позвонил, не предупредил? Твоими фееричными появлениями можно инфаркт заработать!
— Вот только не надо мне тут, — насмешливо отозвался Суен. — Родителям я, между прочим, позвонил, просто тебе попросил ничего не сообщать. Сюрприз, сестричка!
Он подпрыгнул на месте и расставил руки в стороны подобно малому ребёнку, обнажив все свои белоснежных тридцать два зуба. Сохен не удержалась и со слезами на глазах сдавленно засмеялась.
— Значит, родители считаются, а я нет? Вот так сюрприз! Мы вообще договаривались, что это я к тебе приеду, а не ты ко мне. Ты сорвался после перелёта прямо сюда?
— Да ладно тебе! Ты же знаешь, что мне не трудно, — Он деловито закинул руку на плечо Чхве и просто пошагал с ней куда-то вперёд. — Лучше расскажи, как ты? Как учеба?
— У меня к тебе тот же встречный вопрос! Я-то думала: вот приедешь из своего Китая, позабыв родной язык, и не о чем нам будет с тобой поговорить. Слава богу, что не разучился по корейски языком ворочать...
Старший Чхве засмеялся и сильнее прижал к себе Сохен, начав теребить её волосы на затылке. Та хотела как-нибудь вывернуться из его хватки, но он плотно держал её шею в кольце из руки, совсем не позволяя выбраться. Чем больше она вертелась, тем больше ей не хватало кислорода.
— Эй, выпусти меня! — хохотала она. — Задушишь! Задушишь! Задушишь, говорю!
После её громких визгов он все-таки освободил её взлохмаченную голову из своей мертвой хватки и уселся на первую попавшуюся лавочку неподалёку от общежития.
— Мне нравится твоя школа, однако. Выглядит очень даже неплохо. Как образовательная программа? Все также сидишь над учебниками круглые сутки?
— Ты же меня знаешь, — радостно произнесла девушка, усевшись рядом и не обращая внимания на проходивших мимо студентов, которые без конца продолжали косится на счастливую парочку. — Хоть мне и приходится учить материал по ночам, но это не значит, что я больше ничем не занимаюсь. После уроков стараюсь коротать время с помощью рисования.
— Вот как? — Брови Суена удивлённо взлетели вверх, и он с любопытством уставился на свернутую в рулон бумагу. — В тебе проснулся художник? Можно взглянуть?
Он развернул рулон, и перед его глазами предстало многочисленное количество карандашных линий, которые, на удивление, очень органично сочетались между собой. Он сразу смекнул, что пока это ещё всего лишь начальный этап рисунка, но ему, человеку, совершенно не предрасположенному к творчеству, эти блеклые линии уже казались каким-то неописуемым шедевром.
— Кто это? — спросил он, указывая на силуэт, вышагивающий по тротуару. — Ты срисовывала с кого-то?
— Нет, я не... — Только сейчас Сохен поняла, что этот нарисованный человек чрезвычайно напоминает ей Юнги.
— Выглядит, в любом случае, очень даже недурственно.
— Когда ты планируешь уехать?
— Не успели толком поговорить, а уже прогнать меня хочешь? — усмехнулся Суен, бережно сворачивая рисунок.
— Нет, ну что ты! Я, наоборот, мечтаю, чтобы ты остался с нами подольше! После занятий я сразу буду ездить к тебе, — с нежным выражением лица лепетала девушка, вжавшись своим плечом в плечо брата.
— Рыцарем на белом коне ты тут случайно никаким без меня не обзавелась?
— Ещё чего придумаешь? — фыркнула Сохен. — Нет у меня никого.
— Не знаю, что за сказки ты мне тут рассказываешь, но тот парень возле колонны уже несколько минут с нас глаз не сводит.
Чхве проследила за взглядом брата и действительно приметила среди темных колонн, утопающих в свете заката стройную и необычайно печальную фигуру Ким Тэхена. Он безотрывно смотрел на её недоумевающее лицо, явно не чувствуя скованности из-за того, что просто пилит её на расстоянии взглядом. Даже вдалеке можно было прекрасно рассмотреть несколько кровоподтеков и мелких синяков на лице. Она ужаснулась тому, как Юнги умудрился так искусно постараться над его красивым личиком.
— Это...это мой друг Ким Тэхен, — очень застенчиво произнесла девушка. — Ты должен его помнить благодаря...
— Это сын Ким Ендона? — моментально встрепенулся Суен. Его глаза нервно забегали. — Он из семьи, где работала наша мама?
Сохен приоткрыла рот, чтобы утвердительно ответить, но Ким в мгновение ока оказался прямо возле её плеча, поэтому она, вся сжавшись, просто застенчиво кивнула, а затем потихоньку встала.
— Ты в порядке? Как чувствуешь себя? Был в медпункте? — без приветствия тут же спросила она. Тэхен, словно не замечая её присутствия и произнесённых ею слов, как-то рвано ответил:
— Да... Нормально. Нет...
Он приблизился к Суену и к большой для Сохен неожиданности обратился к нему с каким-то странным, потаённым блеском в глазах:
— Мы ведь знаем друг друга, не правда ли? Ты помнишь меня?
Суен привстал с насиженного места под удивлённый взгляд сестры и неуверенно ответил:
— Пожалуй, это я должен спросить, как ты умудрился запомнить меня.
Лицо Тэхена искривилось. Он хотел однобоко ухмыльнуться, но далось это ему очень болезненно, так как неподалёку находилась ранка, которая была покрыта запекшейся кровью.
— Как я не могу знать в лицо своего спасителя?
— Суен, о чем он говорит? — уже испуганно, на повышенных тонах спросила Сохен, приблизившись к брату. Тот очень медлил с ответом, поэтому Тэхен, не желая выносить этого так раздражающего его молчания, с равнодушным лицом посмотрел на девушку и ответил:
— Твой брат вытащил меня из горящего авто, когда произошла авария во время заезда.
— Ч-что?.. Суен, как ты там оказался? Что ты вообще?...
Чхве резко отступила назад, шокированно уставившись на брата, который, в свою очередь, смотрел, не моргая, на Тэхена.
— Сохен твоя сестра? — спросил Ким, но Суен ничего не смог ответить, пока не взглянул на ослабевшую Чхве. Он пристально посмотрел в её глаза и, будто прочитав все её мысли, незамедлительно ответил:
— Да, все, о чем ты думаешь, — правда.
— Как?.. То есть, ради чего? — Её глаза наполнились слезами, а губы искривились от недопонимания. Но она не дала Суену ответить, когда он решился сделать это. Она резко выставила руку вперёд и прошипела:
— Плевать я хотела на мотив, который подбил тебя на участие в этом дурдоме. Молись, чтобы родители ничего не узнали. Хотя нет... Ты мне только на один вопрос ответь: все то время, пока жил с нами, ты действительно пытался самостоятельно поднять свой уровень успеваемости или заведомо знал, что в будущем сможешь проплатить своё образование в Китае этими грязными деньгами и сбежать от нас?
— Я никуда намеренно не хотел сбегать, Сохен. Все деньги, которые я получал, вкладывал в семейное дело, в наш ресторан и...родители знают об этом.
Девушка смерила его и почему-то улыбавшегося от всей этой ситуации Ким Тэхена уничижительным взглядом. Ей стало так мерзко находиться в компании лгуна и малолетнего психа, собственноручно исковеркавшего себе жизнь, что она моментально сорвалась с места, успев захватить с собой полотно. Суен было дёрнулся ей на встречу, но услышал сдавленный смешок Тэхена рядом и остановился.
— Черт возьми, а она, оказывается, ничего и не знает.
— Рано или поздно должна была узнать. Конечно, я не так себе это представлял, — озабоченно выдохнул Чхве. — Думаю, нам нужно многое с тобой обсудить.
— Солидарен.
И они двинулись за пределы территории школы.
***
— Я на месте, — с сухой интонацией телефонировал Юнги, пробираясь через длинную сухую осоку, уже успевшую невольно порезать ему подушечки пальцев.
— Дождись меня. Я скоро буду, — отозвался по ту сторону линии мягкий голос Чонгука, в котором чувствовался приподнятый настрой духа, как следствие подаренной Юнги надежды на примирение. Но Мин не собирался мириться, просто он по-прежнему стойко чувствовал этот запах надвигавшейся опасности, который постоянно преследовал его, заставляя нервно соединять между собой лопатки на спине. Он не знал, когда наступит этот переломный момент или он уже идёт за ним, но постоянное тягостное чувство, что кульминация вот-вот настигнет его, не отпускала. Сам для себя он решил, что не будет ждать, когда судьба расправится и с ним, и с Чимином, и с Тэхеном, а сам станет карательным мечом, так как устал ждать внезапного удара в спину со стороны. Из-за случившихся событий за последнее время он и так чувствовал себя невыносимо израненным, а теперь весь окровавленный и опустошенный решил предстать перед глазами Чонгука, показать себя таким, какой он есть, — измученный и уставший, но духовно не сломленный, не проигравший в этой битве, а только её начинавший.
Влажный воздух обдавал значительной прохладой, и это позволяло парню немного остыть. Чрезвычайно уставший от всей этой лжи, недомолвок, он с грустью отметил про себя, насколько быстро разочаровался в своём ярком прошлом, которое подобно ребёнку всегда заботливо лелеял в своих мыслях. Но оно скоро исчезло, растаяло, истлело под давлением настоящего, ведь увлечение гонками оказалось всего лишь гнусным самообманом, прекрасной иллюзией, которую бесконечно наполняла счастливая компания друзей и спорткары, но в которую уже не хотелось верить, а только подвергаться глубокому разочарованию. И Юнги понял, что несколько лет просадил на эту самую бестолковую иллюзию счастья, которую хотел воссоздать на таком месте как трасса, где не существует понятия о счастье, а только об убийстве и искалеченных жизнях. На трассе, на этой прогнившей трупами земле нельзя произрасти семени счастья, оно там просто-напросто не приживется и погибнет.
Мин обессиленно упал на холодную землю и согнул колени, скрестив руки в замок.
— Мертвая земля, которой живут такие мелочные люди как я, — одними губами произнес он, смотря на несколько покорёженных балок возле поросшей травой трассы. Внезапно он ощутил тёплое прикосновение руки, и на автоматизме поднял взгляд вверх. Тёмная фигура Чонгука возвышалась над ним, но в мгле он даже на близком расстоянии не мог рассмотреть жалостливую улыбку своего друга.
— Я могу сесть? — как-то невпопад спросил Чон, и это подогрело в Юнги ещё более тягостную почву для размышлений. В его душе резко что-то воспламенилось, словно кто-то бросил зажженную спичку на политую бензином поверхность. Без ответа на вопрос Юнги резко заговорил в совершенно другом русле:
— Слишком много в нашей жизни обмана, не думаешь?
Эта реплика послужила Чонгуку приглашением, чтобы сесть, и он не упустил её, робко опустившись рядом. Он нервно содрогнулся и произнес:
— Все, что я хотел, написал в письме. Единственное, что могу ещё раз сказать, смотря тебе в глаза, это мольба о прощении. Да, прости меня, я не...
— Дело не в письме, Чонгук! — неожиданно вскрикнул Мин, отчего его собеседник испуганно взглянул на него. В голове Юнги творилась какая-то нелепица, буря страшных и противоречивых мыслей, загнавших его в тупик и вызвавших паническую атаку. Чон снова положил свою тёплую ладонь Юнги на плечо, чтобы как-то успокоить парня, но он продолжал нервно дрожать в собственной агонии.
— Я не готов больше этого терпеть, понимаешь? Я понял, что был один с самого моего рождения, а когда вырос, хотел, наконец, избавиться от одиночества, но оно стало моим выжженным на коже клеймом, от которого никуда не деться. Я заплатил высокую цену. И только сейчас я понял, что все те годы, которые провёл здесь, на этом самом месте, это просто туман, которым я задыхался и считал своей жизнью, но на самом деле он не стоит ровным счетом ничего. Алкоголь, пьянство, эта идиотская игра в кошки-мышки за рулём спорткара, за который было отвалена нереальная куча бабла, — все это пустое, понимаешь? Этот материализм, которым упиваешься каждый день, совершенно покрывает духовную составляющую человека. Посмотри, Чонгук, в кого превратился Чимин, поставивший свою жизнь на кон ради наживы под предлогом помощи своему отцу-банкроту, взгляни на Тэхена, который погубил самого себя из-за гордости и самолюбия, взгляни в конце концов на себя, и что сделали с тобой эти бесконечные гонки? Мы все очерствели, огрубели, умерли, как эта земля, наглухо поросшая травой.
— Я понимаю тебя, Юнги.
— Нет, Чон, — усмехнулся Мин, — только я в полной мере способен себя понять. Но знаешь, в чем ты лучше всего можешь меня понять?
— В чем же?
Чонгук продолжал так же испуганно глядеть на обезумевшее лицо друга, мятная челка которого даже не могла скрыть разгоревшегося огня в его глазах.
— В моем желании совершить возмездие. Отомстить.
— Что ты такое говоришь? Я думал, что ты, наоборот, станешь тем, кто поступит благоразумнее всех и просто отступит.
— Я? Отступлю? Ты, должно быть, шутишь? Ты меня ни с кем не перепутал? Я никогда не отступаю, Чонгук, никогда не остаюсь в стороне и никогда не бываю смиренным. Я хочу отомстить за себя и за Намджуна. Мне нужно возмещение всего причинённого ущерба в полном объеме.
— Ты совсем с ума сошёл! И что ты планируешь сделать?! Отдельно четвертовать Чимина, отдельно Тэхена? Так? — яро воспротивился Чонгук, убрав ладонь с плеча Юнги.
— Если бы мы жили в допотопные времена, то, может быть, я бы так и поступил, хотя какая теперь разница, что тогда, что сейчас, — все равно я творю беззаконие, и мне плевать на последствия. Тэхену я уже начистил рожу, с него достаточно. Не он является источником всей этой ахинеи. Насколько я знаю, Чимин сейчас как раз в Корее. Пора послать ему весточку о заезде.
— О заезде? Какой ещё заезд?
— Который все решит, Чон, — улыбнулся Юнги, но Чонгук охнул и вцепился пальцами в свои тёмные и без того торчавшие в разные стороны волосы.
— Клянусь, Юнги, ты спятил! Ты хочешь ехать с ним один на один? Но вы ведь можете оба умереть!
— Я не боюсь смерти. В любом случае все уже решено, — Юнги поднялся и зашагал в сторону близлежащей остановки. Чонгук подорвался с места и побежал следом за ним. — Если хочешь, то можешь поехать со мной.
Чон неожиданно для самого себя грубо схватил Юнги за предплечье и резко развернул к себе.
— Ты ведь понимаешь, что это просто самоубийство в самой открытой форме! Ты целый год не садился за руль. Чего ты ждёшь от этой гонки? Что тебя потом посадят в колонию для малолетних преступников?! — зашипел он. — Не себя, но отца хотя бы пожалей!
— Смотрите, как мы заговорили! Не нужно делать из себя мать Терезу, Чон Чонгук. Мой отец пережил кучу заездов и этот переживёт. Я не собираюсь умирать, ясно тебе?
— Ты не знаешь, как может все обернуться, — голос Чонгука дрогнул и оборвался. Юнги немного смягчил взгляд, смотря на его трогательное лицо, но упорно отвернулся и снова зашагал к остановке.
— В последний раз предлагаю: можешь ехать со мной. Я кину тебе сообщением место и время начала заезда.
Чонгук содрогнулся, когда на его щеку упало несколько скупых слезинок. Это произошло уже к тому моменту, когда Юнги совершенно исчез из его поля зрения. Его губы задрожали, и он рухнул на землю. Ему хотелось биться в истерике и плакать от страшного предчувствия, которое глодало его сердце, как голодная собака обгладывает кость. Не давая себе отчёта в совершаемом, он набрал телефон Тэхена и после противных гудков заговорил:
— Я не знаю, что ты должен сделать с Юнги, но твоя цель сейчас отговорить его от самоубийства. Он хочет отмстить Чимину, сев за руль спорткара. Я умоляю тебя, сделай что-нибудь. Он не хочет даже слушать меня. Не дай ему повторить судьбу Намджуна, прошу, — не помня себя, плакал он в трубку.
***
В это же время в офисе Мин Хьюна
Господин Мин сидел среди кучи разнообразных бумаг, иногда выслушивая от входившей в его кабинет секретарши заботливые просьбы поберечь своё здоровье, бросить это гиблое дело с подписанием документов и отправиться, наконец, домой. Но он слышал её слова, как сквозь какой-то вакуум, в котором все казалось чрезвычайно простым и несбыточным. Он опомнился от этого состояния забытья, только когда к нему без стука ворвался измученный Джиху с тоненькой папкой в руке и перекошенные лицом, которое определённо не предвещало чего-то хорошего. Мин рад был присутствию своей правой руки и доброжелательно взглянул на секретаршу, тем самым попрося её удалиться, что она, собственно, и сделала.
— Как прошло подписание контракта? — поинтересовался мужчина, складывая свои уже морщинистые руки у себя на животе.
— Все прошло, как нельзя лучше, господин. Я договорился с нашими японскими партнёрами о сотрудничестве.
— Хорошо, хорошо, — как-то ещё более глухо и задумчиво отозвался Хьюн. — Сделай несколько копий контракта и тогда поедем домой.
— Да, господин, — Джиху поклонился и хотел пойти к двери, но его осенила какая-то мысль, проскользнувшая на лице и не скрывшаяся от глаз директора.
— Что-то произошло?
— Чуть не забыл передать вам вот это.
Джиху открыл папку и вытащил из неё прозрачный файл, куда были вложены несколько распечаток.
— Что это?
— Мне удалось нарыть информацию о Ли Чонсоке, как вы и просили. Я взломал систему одной из служб и нашёл, как мне показалось, кое-что очень любопытное, но вряд ли приятное.
Мин спокойно вынул распечатки, приняв их как данное, или, скорее, как нечто неотвратимое, что должно было рано или поздно произойти. Он быстро пробежал глазами по уже знакомой фотографии, дате рождения, но к прежней ложной информации о том, что парень учится за границей, была прикреплена ещё листовка, где было указано имя матери и текущее место проживания.
— Имя отца не указано? — прохрипел Хьюн.
— Нет, господин, но я так понимаю...
— Ты все правильно понимаешь, — громко и обнадеживающе выдохнул директор, перебив сотрудника. — Этот мальчишка мой сын и, соответственно, брат Юнги, вот только как донести эту мысль до обоих — неизвестно.
— Может стоит попробовать съездить на указанный адрес и поговорить с матерью этого мальчика?
— Честно говоря, даже не знаю, что и думать, — Хьюн озабоченно потёр лоб и устало прикрыл глаза. — У меня к тебе только одна просьба, постарайся сделать так, чтобы вся эта информация ни в коем случае не поддалась огласке, хорошо?
— Да, господин, конечно.
— Господин, вам тут звонят из школьной администрации. Извиняются за столь поздний звонок, но говорят, что ситуация очень непростая. Связана с вашим сыном, — Из-за двери неожиданно показалась голова секретарши
— Переведи их на мою линию. Я отвечу.
Одним лёгким движением руки он приказал обоим сотрудникам удалиться и нажал на зеленую кнопку ответа, когда экран телефона загорелся.
— Да, на связи Мин Хьюн, отец Мин Юнги. Чем могу быть полезен?
— Добрый вечер. Вам звонит Им Наен — глава школьной администрации. Прошу простить за звонок в столь поздний час, но дело касается вашего сына, и дело носит весьма неотложный характер. Хочу довести до вашего сведения, что ваш сын, по словам большинства очевидцев, именно по своей инициативе учинил драку прямо перед главным входом в учебный корпус. Он сцепился с одним из наших студентов Ким Тэхеном. Я бы не стала вас тревожить, если бы он спокойно отреагировал, когда его буквально силком оттащили от пострадавшего, но он стал оказывать решительное сопротивление, а потом и вовсе исчез с территории учреждения на несколько часов. Даже на такой проступок я готова закрыть глаза, но очень прошу вас принять надлежащие меры.
— Хорошо, — с трудом вымолвил господин, стиснув свои белые зубы, — я прекрасно вас понял. Спасибо, что позвонили.
— Спасибо вам, что выслушали. До свидания.
Господин произнес ответное нечленораздельное «до свидания» и откинулся своей грузной спиной на кожаный стул, закрыв лицо руками. Теперь ему казалось, что в совокупности ситуация приобрела ещё более неприятные обороты.