Chapter 11
Тэхен расслаблено держал одну руку на руле, хотя на лице было видно его глубочайшее расстройство. Душой он по-прежнему остался там, рядом с отцом возле главного входа в школу, но его тело спешило куда-то вперёд, словно боялось остановиться. Ему теперь непреодолимо сильно хотелось прижаться к родному телу, ощутить тепло и защищённость, но при этом он понимал, что если бы выдалась возможность обнять отца и утешить его, он бы не сделал этого. Он осознавал, что это звучит отвратительно, но, по крайней мере, был честен сам с собой. Вряд ли его останавливала просто уязвлённая гордость. Причина отстраненности и хладности заключается совершенно в другом.
В голове никак не укладывались слова Чимина, который с напускной злостью торжественно объявил, что был бы рад видеть Тэхена, прикованным к больничной койке. Теперь сам Ким больше всего жалел, что связался с ним не только сейчас, но и раньше. "Сумасшедший, падший человек", — думал он, упиваясь своей горечью с примесью злорадства. Ему было отвратительно осознавать, что этот мелочный глупый человечек фактически желал ему смерти. Он старался не вдаваться в крайности, но продолжал мучиться от его безрассудного поведения. Возможно, он пытался сыскать внутри себя для него какое-то оправдание, потому-то и мучился, что не находил. "Неужели Чимин действительно такой конченый? Неужели по-прежнему так ненавидит меня из-за того разговора с господином Пак?"
Ким измученно перевёл взгляд на стекло заднего вида и увидел своё отражение. Губы искривились в полуулыбке от увиденных капель крови, так ярко выделявшихся на бледном лице. Ему было противно смотреть на себя, поэтому он снова стал внимательно следить за дорогой. Возникло сильное желание найти какие-нибудь салфетки в бардачке, чтобы избавиться от всей этой "грязи". Парню казалось, что он действительно покрыт толстым слоем какого-то дерьма, неумолимо давящего на него. Он видел себя осквернённым и слабым, так как вторая рука вообще не функционировала, а первой был не в состоянии дотянуться до бумажных полотенец. Врачи обнаружили перелом лучевой кости, на восстановление которой приходится большой срок. Похоже, при падении он приземлился прямо на руку, что привело к такому неблагоприятному исходу. Тэхен нахмурился и неожиданно осознал, что Чимин ещё не настолько болен духом, ведь это он принёс его в бессознательном состоянии в больницу. Вот и нашлось оправдание его безрассудству.
Он резко крутанул руль и въехал на пригорок. Нажав на педаль тормоза, Ким покинул душный салон, попутно захватив с собой салфетки, и вдохнул холодный воздух полной грудью. Избавившись от крови, он зажал меж тонких пальцев некогда белоснежную салфетку и затаил дыхание. Перед ним распростерлась та местность, которая нередко посещала его во снах по ночам. Все те же одноэтажные и двухэтажные скромные домики, все тот же один единственный ветхий магазинчик, который, при всем удивлении, до сих пор сохранился, и все та же детская площадка, с которой уже почти слезла вся краска. Тэхен неловко прошагал к одному из домиков, совершенно не отличавшегося ничем от остальных, и остановился возле запертой калитки. Он вдруг широко улыбнулся, а затем услышал:
— Молодой человек, я могу вам чем-то помочь?
К нему подошла немолодая женщина лет пятидесяти в скромном льняном платье и платке, накинутом на худенькие плечи, из под которого выразительно виднелись ключицы. Волосы, немного поседевшие у корней, были собраны простенькой заколкой, а на лице, казавшемся Тэхену раньше неописуемо свежим и молодым, появились заметные старческие складки и морщинки. Про себя он отметил, что они безумно шли этой хрупкой женщине. Она с недоумением и настороженностью оглядывала незваного постояльца. Ким заметил, как она трепетно сжимала в руке чью-то школьную форму, на которой красовалась значительная по размеру эмблема.
— Сохен... — едва шевеля губами, прошептал Тэхен.
— Что простите?
Она склонилась ближе к парню и заглянула в стеклянные глаза. В течение нескольких секунд он стоял смирно, не смея пошевелится, а потом, встретившись с испуганным взглядом женщины, содрогнулся и робко произнес:
— Прошу меня извинить.
Он развернулся на пятках и быстро направился к машине. Хлопнув дверью, Тэхен снова увидел этот напуганный силуэт и дал по газам, выезжая на дорогу.
— Сохен... Сохен, — как умственно помешанный шептал он, — ты тут. Ты совсем близко. Я нашёл тебя. Не беспокойся, теперь я буду рядом.
***
Нельзя сказать, что занятия в новой школе стали приносить Юнги какие-то плоды. В этом он, конечно же, был виноват сам. За все время обучения он ни разу не смог полноценно посетить все уроки, так как начинал умирать со скуки. Учителя, осведомлённые об успеваемости в предыдущих школах, постоянно подгоняли его, оказывали косвенное давление, стимулировали на выполнение домашнего задания, но парень умудрялся пропускать все мимо ушей. В основном он уходил после третьего урока и просто возвращался в общежитие, где занимался безделием, но дежурный весьма скоро смекнул, что он наглым образом прогуливает, поэтому при каждой попытке вернуться в свою комнату, он давал ему отворот-поворот. Юнги это, на самом деле, никак не остановило. Он продолжал уходить с занятий, только теперь облюбовал менее приятное место — туалет. Он поднимался на четвертый этаж и просто запирался в кабинке, садясь на унитазную крышку и опираясь на одну из стенок спиной, при этом закидывая ноги наверх, упираясь пятками в дверную ручку. Именно в таком полулежащем положении он мог просидеть и три и четыре урока, копаясь в своём доисторическом мобильном телефоне, который ему торжественно вручил Джиху. Юнги смирился со своим бедственным состоянием, используя одну и ту же туалетную кабинку не только для того, чтобы прятаться от охранников, дежурных и учителей, но и от жутко надоедливого, по его мнению, Ли Чонсока, который везде ходил за ним, нёс какую-то чушь, смеялся и постоянно кормил обедом. На его фоне Мин выглядел серым грозовым облаком. Чонсок был старостой в классе, везде все успевал и умудрился окружить Юнги своей чрезмерной заботой, так как был уверен, что даже такого, как он можно излечить от этой хронической меланхолии. Конечно же, Юнги не остался без внимания студентов, которые успели навести кучу шума вокруг, но самого парня это никак не беспокоило. Кто-то смотрел на него с завистью, кто-то с восторгом (в основном это была женская половина школы, которая сходила с ума по его мятным волосам и мраморному цвету кожи), а кто-то смотрел на него с абсолютнейшим безразличием, но таких можно было по пальцам пересчитать. Всех привлекала его скрытность, неприступность и равнодушие. Парни стали равняться на эти качества, ну а девушки просто боготворить. Никто не знал, что поистине из себя представляет Мин и его отец. Это было лишь известно "верхушке" учреждения и директору. Единственное, чему все поражались, — гремучей смеси, которую из себя представляли Чонсок и Юнги. Последний никого к себе не подпускал, и Чонсок был единичным экземпляром, с которым он мог бы через силу завести скудный разговор.
Мин лежал ничком, накрывшись толстым одеялом, и постоянно поглядывал на будильник, принадлежавший Чонсоку. Тот специально поставил его на прикроватную тумбу прямо возле уха, чтобы каждый раз неприятный звук от механизма помог нерадивому ученику подняться и заставить себя сходить хотя бы на первые несколько уроков. Наученный горьким опытом Ли что только не выдумывал, чтобы разбудить своего соседа. После того как он положил ему на лицо мягкую и склизкую субстанцию, так называемого "лизуна", Мин избегал его какое-то время, но потом Чонсок просто смиренно выдохнул и отдал ему свой будильник, который каждое утро отчаянно дребезжал на всю комнату, терроризируя в первую очередь барабанные перепонки Юнги.
Пробил час ночи, и он стал в спешке засовывать в сумку какие-то совершенно незначительные вещи, стараясь делать это максимально тихо, чтобы не разбудить товарища. Помимо верхней одежды он одел плотно прилегающую к затылку кепку и накинул чёрную свободную спортивную кофту, капюшон которой свободно висел у него на голове. Поправив лямку рюкзака, он потянулся к ручке окна и со скрипом повернул её, зажмурившись.
— Ты чего из меня дурака делаешь? — резко прогремел голос Чонсока, рассекая тишину, когда Мин уже взобрался на подоконник. Парень нервно сглотнул, удивившись, что тот ещё не спит и с хрипом произнес:
— Спокойной ночи.
Он хотел было свесить ноги, чтобы перебраться на пожарную лестницу, но Чонсок молниеносно откинул от себя одеяло и встал рядом с соседом, хватая его под руку.
— Я и так достаточно долго игнорировал твои ночные похождения, но теперь покрывать тебя перед дежурным больше не смогу. Просто скажи, куда уходишь каждую ночь?
— То есть ты не спал всякий раз, когда я уходил?! — изумлённо произнес Мин. — Дежурный спалил меня?
— Да, я абсолютно все слышал, потому что ты топаешь, как слон! Твои шаги, знаешь ли, очень трудно не услышать! Один раз дежурный делал обход и зашёл в нашу комнату как раз спустя несколько минут после твоего ухода, — злостно шипел Ли, продолжая сжимать руку.
— И что ты сказал ему?
Зрачки Юнги расширились в ожидании судьбоносного ответа.
— Я просто сказал, что ты отошёл в туалет. Слушай, я не знаю, где ты шляешься всю ночь, но больше скрывать от администрации ничего не собираюсь!
— Издеваешься?! Ты все им расскажешь?
— Нет, — Черты лица Чонсока приобрели более спокойный и смирённый вид. Он отпустил руку Юнги и отчужденно сделал шаг назад, продолжив: — если скажешь, куда ходишь каждую ночь.
Мин оскалился, спрыгнул с подоконника и стал медленно надвигаться на парня:
— А не пойти ли тебе, куда подальше, а? Думаешь, что сможешь шантажировать меня? А знаешь что? Вперёд, — Парень махнул рукой в сторону двери, — можешь прямо сейчас спуститься вниз к охране и настучать на меня. Скатертью дорога. Заодно и от этой школы и от тебя избавлюсь.
Юнги снова ловко запрыгнул на подоконник и открыл пошире оконную раму. Он чувствовал сомнения Чонсока, как он колеблется, и прекрасно знал, что тот не донесёт на него, так как считал его мягкотелым человеком без стержня. Он спиной ощущал, как Ли силился ещё что-то сказать, но при этом продолжал упорно молчать. Парень на секунду приостановился, а потом подумал: "К черту все! Ещё время на него тратить буду!"
— Постой! — на одном дыхании выпалил Чонсок. Его голос стал более высоким и хриплым. Он говорил с такой интонацией, будто задыхается.
— Возьми меня с собой!
Мин, злорадствуя, прерывисто засмеялся.
— Твой путь, Чон, администрация. Удачи в доносе!
Юнги заскользил по пожарной лестнице, оставляя терзающегося Чонсока в полном одиночестве в окутанной мраком пыльной комнатке.
***
POV Чонсок
С каждым пройденным шагом меня все больше и больше одолевали сомнения о правильности совершаемых действий. Семеня ногами, я изо всех старался не упустить из виду силуэт Юнги, который так и норовил скрыться в тёмном густом тумане, опустившемся, как на зло на город в ту ночь. По позвоночнику скатились несколько холодных капель пота, когда пришлось вжаться в самое дальнее сиденье автобуса, чтобы заведомо предостеречься от обнаружения. Не знаю, на кой черт я дёрнулся, чтобы угнаться за ним, но теперь что-либо менять было уже слишком поздно. Мною двигало не сколько любопытство, а именно страх, что с Юнги может что-то случиться. Пожалуй, это беспокойство может показаться чрезвычайно странным, но мне крайне не хотелось оставаться в неведении о его тайных ночных походах. Страшно лишь одно — я подставляю и себя и соседа одновременно на данный момент, так как если в общежитии обнаружат наше отсутствие, то мы оба незамедлительно вылетим из учреждения, не разбираясь, кто, куда и по каким делам отлучался. Юнги стал загадочным, но, на удивление, до жути привычным для меня явлением. Я не знал о нем ничего, когда он умудрился выведать обо мне уже все. Он появился в школе так же внезапно, как и пытается теперь свалить из неё. Не то, чтобы я хотел быть как-то тесно связан с ним и его проделками, но мне просто не давали покоя его ночные похождения, которые теперь для нас обоих могут обернуться полным крахом. Самое отвратительное, что я, один из самых почетных учеников в школе, по совместительству ещё и староста класса, осознанно втягиваю себя в невесть что. Не стоит искать тут логики, не нужно.
Через тридцать минут, когда пальцы онемели от холода, я стремглав вылетел из автобуса вслед за соседом. Сказать, что стало жутко, не сказать ничего. Мне хватило одной минуты, чтобы понять, что мы приехали к одному не из самых лицеприятных районов. Пройдя через какой-то длинный, разрисованный разными граффити переулок, меня замкнуло. Мин резко остановился напротив полузапечатанной ветхой двери и стал в неё стучаться. Я забежал за угол и прижался к холодной кирпичной стене.
— Кто? — прогремел чей-то хриплый голос, очевидно, по ту сторону.
В ответ прозвучал какой-то неизвестный набор цифр, и на моих глазах дверь за ним со скрипом захлопнулась. Я осознал, что остался совершенно один в мрачном переулке, в котором от множества баков и кучи неубранного мусора стоял просто омерзительный запах. Честно говоря, если не адреналин, ударивший в голову, я бы продолжил вертеться на одном месте, как дикое животное в панике, попавшее в западню. Неподалёку от двери я увидел поломанный и погнутый забор, через который было видно полуоткрытое окно с давно уже прогнившими деревянными рамами. Конечно же, откуда мне было знать, куда оно вело, но ноги сами понесли меня туда. Как только я пролез внутрь, то услышал приглушённый звук игравшей непонятно где музыки, а затем, ступив несколько неловких шагов, упёрся всем телом в кучу коробок, которые были наполнены, как позже стало понятно, целой кучей дешевых спиртных напитков. Вонь стояла жуткая, поэтому сквозь мрак я дёрнулся вперёд, напоровшись сначала плечом на что-то острое и твёрдое, и только потом схватился за почти выбитую дверную ручку, которая еле-еле держалась.
У меня захватило дух, когда я оказался снова на улице, увидев внизу перед собой достаточно крупную по размеру низменность, где располагалась каким-то чудом свежеасфальтированная дорога, возле которой крутилось бесчисленное количество людей. Судя по крикам, реву машин и громкой музыке, здесь проходило что-то вроде вечеринки. Мне никогда не доводилось бывать в таких местах, поэтому кроме страха и испуга я больше ничего не ощущал. Ноги продолжали нести куда-то ближе к толпе, а мозг лихорадочно вторить: "Ты должен найти Юнги и срочно объясниться с ним!" Пока я шёл, втиснувшись в толпу, зачарованно ступая вперёд, кто-то положил мне руку на плечо. Я отстранённо дёрнулся назад.
— Эй, красавчик, тебе помочь?
Передо мной стояла худенькая, высокая девушка с огненно-рыжими волосами и зелёными глазами. Она протягивала стаканчик с неизвестной жидкостью. Скорее всего в нем было именно то пойло, которое коробками лежало в той сырой комнатушке. Взгляд незнакомки был туманным. Она явно была пьяна. Меня передернуло, как только она снова двинулась на меня, поэтому я резво переместился ближе к дороге, оставляя её в кампании с самой собой. Едва захватив губами воздух, меня невольно повело в сторону, и краем глаза я зацепился за большую красивую спортивную машину. Должен признаться, мне такие доводилось видеть только в детстве, когда я выпрашивал у мамы в киосках журналы, на обложках которых красовались подобные "львы". Вот именно один из таких стоял в метре от меня, и я стал заворожённо смотреть на него. И как такая тачка могла оказаться в таком отвратительном месте?
— Слышь ты, чего уставился?
Я испуганно обернулся и увидел перед собой парня, который был, возможно, чуть старше меня. На его щеке красовался огромный глубокий шрам, заставивший сердце камнем рухнуть в пятки. От тёмной властной фигуры я поёжился и напрочь забыл о таком органе, как язык, с помощью которого можно как бы говорить.
— Ты глухой, я не понимаю?! У тебя какие-то проблемы?
— Что тут происходит?
За широкой спиной пугающего парня появился ещё один, который тоже не особо внушал доверия, но выглядел более приятным.
— Опять на ссоры и драки с незнакомыми людьми нарываешься, а? — беззлобно засмеялся он, оттягивая своего знакомого за плечо. — Я бы советовал поберечь силы.
Парень со шрамом грубо смахнул его руку, направился вперёд и, проходя мимо, язвительно зашипел:
— Будешь так пялиться, в следующий раз без глаз останешься.
Я нервно сглотнул, смотря на темноволосого незнакомца, лицо которого казалось очень молодым. Оно было скрыто под черным капюшоном. Черты лица так и пылали юношеской молодостью. Если бы не чёрная кожаная куртка и плотного кроя рваные джинсы, которые очень взрослили, я мог бы спокойно назвать его своим ровесником.
— Ты в порядке? — спросил он, и уголки его губ дрогнули, заставив немного отпустить напряжение, хотя я продолжал стоять как вкопанный.
— А?
Мне не удалось уловить его слов, так как подсознание продолжало снова и снова возвращаться к разговору с тем мрачным парнем. Мой собеседник тепло улыбнулся, но потом как-то расторопно произнес:
— Твоя рука... она вся в крови.
— Что?
Я недоуменно заморгал, а потом перевёл затуманенный взгляд на окровавленную руку, по пальцам которой действительно стекала алая кровь.
— Нужно обработать рану.
— Нет, ему уже ничего не нужно, — раздался знакомый прерывистый голос. Я обернулся и увидел перед собой Юнги. Тот как-то подозрительно и достаточно долго задержал свой взгляд на незнакомце. Ощутив несказанное облегчение, я был готов бросится ему на шею от счастья ровно до тех пор, пока он грубо не схватил меня за руку и не увёл в сторону, с силой толкнув к стене.
— Какого черта ты приперся за мной, придурок?! Совсем умом тронулся! — кричал он в порыве злости. Мои пальцы невольно обхватили теперь ещё и болящий затылок, на который пришёлся удар. Я по-прежнему не чувствовал, как по руке текла кровь, но понял совершенно чётко, что, скорее всего, поранился, когда наткнулся на что-то острое в комнате, где хранились коробки с алкоголем.
— Я не хотел мешать тебе! — раздосадовано и тоже на повышенных тонах выпалил я. — Просто должен был знать, где ты шляешься, чтобы на случай, если что-нибудь случится, знать, где тебя искать. В меня ведь администрация первая вцепится, как в самого близкого для тебя человека в школе!
— Постой-постой, — Юнги поднял обе руки, и на его лице появилась язвительная ухмылка, —, кажется, ты должен кое-что уяснить, — Он максимально приблизился, тем самым заставив меня плотно вжаться в бетонную стену, — ты мне не близкий человек, так что не нужно строить из себя папочку и ходить за мной по пятам, усёк?
В тот момент меня охватила необъяснимая волна ненависти. Я никогда не чувствовал подобного прилива сил. Окровавленная рука самопроизвольно сжала воротник Юнги. Я прошипел:
— Да будет тебе известно: мы делим одну комнату, и мне не нужны проблемы. Если меня вышвырнут по твоей вине из этого учебного заведения, то ты жестоко об этом пожалеешь!
Мин сконфузился, злостно прищурился, явно сдерживаясь, чтобы не бросить что-то колкое в ответ, но, переведя взгляд на руку, вкрадчиво сказал:
— Вместо того, чтобы торчать здесь, ты должен быть в общежитии и видеть седьмой сон, лёжа в кровати. Сейчас ты сам создаёшь себе проблемы. Пошли, нужно перебинтовать руку.
Губы сжались, поэтому я смиренно замолк, не желая вступать в словесную перепалку, которая все равно ни к чему толковому не приведёт. К тому же, у меня просто не было сил спорить с этим засранцем.
— Куда мы идём?
— Туда, где хорошо будет виден заезд и где можно отыскать бинт.
Мы взобрались на возвышенность, с которой я некоторое время назад так отчаянно впопыхах спускался, и вошли в фактически разрушенное здание, у которого не было ни крыши, ни двери при входе. Ступая по скрипучей деревянной лестнице, я ощутил, как раненая рука отяжелела, словно к ней привязали чугунный слиток. Сморщившись от боли, я безмолвно продолжал следовать за Юнги. Мы поднялись на последний четвертый этаж, который теперь напоминал больше террасу, хотя по останкам разрушенных стен было видно, что раньше это была комната. На удивление, тут стояли несколько пластмассовых стульев, возле ножек которых валялись окурки от сигарет. До нас тут явно ещё кто-то побывал. Мин снова спустился вниз, предоставив меня самому себе. Сев на стул, я прижал ладонь к плечу, чтобы приостановить кровотечение, хотя прекрасно понимал, что это ничего не даст, потому что распоротая ткань кофты полностью пропиталась кровью. Юнги вернулся спустя пару минут и неутешительно прохрипел:
— Бинта нет, но есть платок. Я могу либо перевязать рану платком, либо отправить тебя обратно в общежитие, чтобы там ты нормально себе все обработал. Выбирай.
— Хочешь кинуть меня? — Ухмылка распростерлась на моем лице. — Не поеду я никуда один.
В ответ он лишь пожал плечами и состроил лицо, как будто мой ответ был самим собой разумеющимся. Пока я корчился и нервно подергивал коленкой, он перевязал мне плечо и сказал:
— Больше не смей меня преследовать, ясно?
— Что тебя связывает с этим местом? — произнес я, разглядывая спортивные машины, ровно стоявшие друг за другом, пропуская его идиотскую угрозу мимо ушей.
— В том то и дело, что ничего.
Он расслаблено уселся на свободный стул рядом и прикрыл глаза.
— Тогда зачем приходишь сюда каждый раз? Участвуешь в заездах?
— А ты смышлёный парень, Чонсок, — улыбнулся Мин, все также продолжая сидеть с закрытыми глазами. — Нет, я не участвую в заездах.
— Ради чего тогда все это?
— Хочу найти людей, которые бросили меня возле железнодорожной переправы.
— Бросили где?!
Я буквально подпрыгнул на месте, мгновенно позабыв о ноющей боли.
— Были времена, когда я участвовал в заездах, Чон, — спокойно продолжал Юнги, никак не реагируя на мою чрезмерную экспрессию, — и нажил себе кучу недоброжелателей, которые теперь хотят поквитаться со мной. Думаешь, мой папаша просто так отправил меня в эту школу? Я тут вроде как должен встать на путь нравственного восстановления, но пока это что-то не очень получается.
— Но... зачем ты участвовал? Нужны были деньги?
— Нет, какие деньги? О чем вообще речь? Я родился с серебряной ложкой в заднице, так что об этом даже говорить не стоит. Мой отец директор всемирноизвестной компании "Мин Группс", и ты даже представить себе не можешь, насколько это отвратительно. Гонки были не просто моим развлечением, Чон, они стали моей зависимостью, страстью, болезнью. Я гонял инкогнито на пару со своим лучшим другом и ещё несколькими парнями. Мы срубали кучу бабла и жили на полную катушку, пока копы не прекрыли нашу лавочку. Конечно, некоторые гоняли ради денег, но мы были не из того числа. В основном все прославленные гонщики, чьи настоящие имена и по сей день неизвестны, были детьми очень обеспеченных родителей. Лишь в узком кругу людей мы знали имена друг друга.
— И где этот твой друг сейчас?
— Умер как раз во время одного из заездов. Я до сих пор не знаю имени того психопата, который подбил его. Его смерть сочли за случайность, но я знаю, что в ней есть виновник.
Я неловко прикрыл рот и затих. Порой мне действительно стоит меньше распускать свой язык. Я вжался в стул и тихо просипел:
— Прости. Мне очень жаль.
— Ты чего? — засмеялся Юнги, только теперь открыв глаза и беззаботно взглянув на меня. — Какая жалость? Зачем она мне? Знаешь, я настолько привык в своей жизни терять самых близких, что чья-то смерть уже совершенно не трогает меня. Сначала ушла мать, потом друг. Это нормальное явление. Наверное...
— Я знаю каково это.
— Тебе-то? Откуда?
— Меня всю жизнь воспитывала только мама. Отец, правда, не умер, но рано ушёл из нашей семьи. Она никогда не рассказывала о нем, но упоминала, что он занимает на своём поприще очень высокий пост. Я никогда его не видел, даже не знаю, как выглядит, так что тоже всю жизнь фактически рос без отца.
— А мою мать грохнули кем-то заказанные наемники, хотя в новостных лентах писали, что она погибла в автокатастрофе. Здорово, правда? Честно говоря не верю, что она могла разбиться. Это просто невозможно, потому что рядом с ней был опытный водитель и куча охраны. Её смерть подстроили, я чувствую это. Отец просто не смог ее уберечь... не смог. Именно после того, как она ушла, я стал таким ублюдком, так что даже не отрицаю этого. Единственное, что осталось от неё, — кулон, подаренный мне на день рождения, который я и то умудрился где-то потерять. По забавному стечению обстоятельств она умерла в тот же день, когда произошла авария во время заезда. Меня даже не подпустили к машине, — Мин как-то озабоченно подпер голову рукой, и уставился в одну точку, — не дали взглянуть... взглянуть на него...
В этот момент раздался выстрел, музыка зазвучала громче, воссоединяясь в один общий гам с ревами моторов и криками людей. Машины незаметно выстроились перед стартовой линией. Из неоткуда возникла высокая белокурая девушка, державшая в руках огромный красный флаг. С широкой улыбкой она встала напротив машин и спросила в микрофон о готовности к заезду, тем самым подогревая интерес не только у гонщиков, но и у разгоряченной алкоголем толпы.
— Так вот ради чего ты приходишь сюда... Ещё и поностальгировать?
— Называй, как хочешь, — безразлично отмахнулся Юнги. — Знаешь, о чем я сейчас больше всего жалею?
— О чем?
— О том, что рассказал тебе все это.
— Не переживай, — улыбнулся я, похлопав его по плечу, — я могила. Ты можешь всегда положиться на меня.
— Они, — Вытянув бледную шею, Мин указал в сторону гудящих машин, явно делая вид, что не услышал моих слов и изображая полное равнодушие, — должны проехать двенадцать кругов... двенадцать кругов ада, во время которых изо всех сил будут стараться превратить друг друга в мясной фарш.
Я затаил дыхание, переведя все своё внимание на трассу, где девушка медленно подняла флаг, а затем резко его опустила под крики обезумевшей толпы. Машины на всех парах ринулись вперёд, рассекая ночную мглу. Восторг бесчисленного количества людей передался и мне, поэтому я ощутил, как что-то необыкновенное стало теплится где-то в районе груди. Это тепло стало питать каждую клетку тела. Пожалуй, его бы не было, если рядом не было Юнги. Он тоже дарил своё тепло в первый раз за все наше знакомство, и я продолжал наслаждаться этим.