Призрачный доктор.

***

С

тарый Морис Хатчер был, по общему признанию, сущим ворчливым старикашкой, не лишённым мрачного обаяния и скверного юмора. Его костлявое лицо, испещрённое глубокими морщинами, было словно высечено из камня, а мутно-серые глаза смотрели на мир с бесконечным презрением. Морис в свои восемьдесят два года всё ещё имел ту пронзительную силу взгляда, которая могла напугать не только детей, но и молодёжь с хорошими физическими данными. Он был стариком с отвратительным характером и неизменной сигарой во рту, дым которой висел в воздухе так же устойчиво, как и его стойкое раздражение к человечеству.

Он жил один — его дети сбежали из дома сразу, как получили свои дипломы, а жена сбежала ещё раньше. Оставшись наедине с самим собой, Морис привык к уединению и даже находил в этом некое извращённое удовольствие. Его дом, словно олицетворяя самого старика, был темным, неуютным и чуть-чуть вонял плесенью, табаком и забытой под диваном мышеловкой с давно почившей добычей.

Но Морис не унывал. В глубине души у него было дело, которое поддерживало в нём пламя, пусть и едва тлеющее. Это дело заключалось в чёрном списке, который Морис вёл долгие годы. Он бережно записывал туда имена людей, которым пообещал отомстить. Конечно, он бывал во многих местах и многих людей ненавидел, но список включал самых главных обидчиков — тех, кто заслужил его великую месть.

Каждое утро мужчина начинал с того, что распечатывал свой список на старом принтере, которому сто лет в обед, и, вооружившись лупой, изучал имена, проверяя, кто ещё остался живым. Он допивал чёрный, как его душа, кофе, и, сверяясь со списком, кивал, удовлетворённо хмыкая, если в очередной раз узнавал, что кто-то из его "клиентов" почил в бозе. Но сам он всё никак не собирался отправляться на тот свет — напротив, казалось, его злобное намерение только продлевало ему жизнь.

Однажды утром Морис, едва протёр глаза, как заметил, что очередной "клиент" по имени Джо Прайс всё ещё числился в списке. Это был старый долговязый сосед, который осмелился десять лет назад порубить морисовскую яблоню, а потом ещё и плюнуть на корень, как бы утверждая свою территорию. Морис тогда даже руки не пожалел, чтобы написать на заборе Прайса язвительное сообщение краской, но яблоню это не вернуло, и Прайс остался в списке.

— Эх, Джо, — прошипел старик, водя костлявым пальцем по распечатке, — я ведь обещал тебе, что буду ждать твоего часа… и вот, дружок, твоё время пришло.

Старый Морис облачился в свой видавший виды плащ, натянул поблёкший берет и вышел на улицу, сжимая в руках пачку сигарет и зажигалку, как бы планируя что-то более амбициозное, чем обычное соседское покуривание.

Подойдя к дому Прайса, Морис замер, глядя на пожилого соседа, который уныло возился в саду, пытаясь подстричь кусты. С первого взгляда могло показаться, что Джо сильно постарел, но Морис знал, что это обманчиво — в душе Прайс всё так же был врагом номер один.

— Эй, Прайс! — Морис подбоченился и нагло уставился на соседа.

Тот поднял голову, недовольно сдвинув брови.

— Морис? Ты что, ещё жив?

— Ха! Жив и здоров! — гордо ответил Морис. — Я пришёл исполнить обещание. Ты помнишь, как порубил мою яблоню?

Прайс фыркнул, махнул рукой и продолжил свои садоводческие дела.

— Ты всё ещё на это злишься? Слушай, яблоня была старая и больная, она не приносила ничего, кроме гнилых яблок. Я избавил тебя от этого барахла!

— Яблоня была крепкой, как моя ненависть к тебе! — прошипел Морис, подходя ближе. — И я пришёл тебе напомнить, что обещания — это святое.

Не дожидаясь ответа, Морис вытащил из-за пазухи банку со старым вареньем, которым уже давно собирался кого-то "угостить". Он развинтил крышку и, ухмыльнувшись, вылил содержимое прямо на тропинку к дому Прайса, приговаривая:

— Хочешь здоровый сад? Держи! В этом варенье — плесень, которая уничтожит твои любимые кусты. А я буду смотреть, как твой "райский сад" превращается в пустошь!

Прайс не поверил своим глазам, увидев, как Морис сжимает банку, как будто это величайший трофей.

— Ты сошёл с ума, старый идиот! — воскликнул он.

Но Морис только зловеще засмеялся и потянулся за новой порцией мести. Он достал старый дырявый шланг и принялся поливать тропинку водой, превратив её в скользкое болото. Прайс, как ни старался, не мог дойти до калитки, чтобы прекратить это безумие, и, в конце концов, поскользнулся на мокрой земле.

Морис, удовлетворённо кивнув, наконец скрылся, хохоча про себя, и шептал: "Вот так-то, Джо. Не трогай яблони — и не окажешься в списке старика Мориса!"

Вернувшись домой, он долго смеялся над происшествием, обдумывая свою маленькую победу. На следующий день он вышел на крыльцо и увидел записку, прикреплённую к его почтовому ящику. Записка была написана на клочке бумаги, пахнущем табаком.

"Ты, конечно, ещё больнее, чем я думал, Морис. Но у меня есть сюрприз для тебя", — прочитал он, не сразу понимая, что это значит.

Однако когда он заметил, что его любимые цветы на заднем дворе увяли, он понял: война только началась. Внезапно Морис ощутил лёгкий укол в груди, но отмахнулся, считая это лишь раздражением на запоздалый розыгрыш. Стукнул тростью о пол, чтобы разогнать настигшую вдруг тяжесть. Но туманная боль не исчезала, будто что-то сдавливало сердце железной хваткой. Он поднял руку к груди, пытаясь унять боль, но пальцы предательски задрожали.

— Ну нет, Джо, так просто ты меня не возьмёшь, — пробормотал он, силясь сделать глубокий вдох.

В голове мелькали образы старого врага, его зловещей записки и увядших цветов, но перед глазами всё поплыло, а воздух в лёгких словно сжался, не желая выходить. Морис понял, что это не просто миг, и силы стали покидать его тело.

Ещё секунда — и он рухнул на пол крыльца, где в пронзительной тишине едва слышался слабый шёпот:

—Ничего, даже смерть не помешает мне отомстить..

***

После своего ухода из жизни Морис Хатчер не ощутил ни покоя, ни облегчения. Напротив, он внезапно осознал, что его всё ещё держат в этом мире — точно невидимые цепи. Тот самый список обидчиков, с которым он расстался лишь из-за обстоятельств, был теперь единственной целью его существования. Морис был привязан к миру живых злобным намерением, и это ему даже нравилось. Ведь теперь у него были все возможности продолжить свою "работу"… но с новым призрачным "статусом".

Однако, с его появлением в мире духов всё стало как-то… запутаннее. Морис обнаружил, что быть призраком — дело вовсе не простое: нужно постоянно балансировать между туманом бытия и навязчивыми желаниями. Оказавшись в этом новом существовании, он понял, что управлять собой тут не легче, чем в жизни.

В первые дни после смерти Морис вдоволь развлекался, "посещая" старых обидчиков и раздражая их мелкими проказами. Он оставлял едкие следы на зеркалах, шептал в темноте, пугал детей, не давая им спать ночами, и пытался наводить хаос на газонах старых соседей. Но спустя некоторое время, когда он понял, что реального удовлетворения его проделки не приносят, Морису стало откровенно скучно. Страшнее всего было то, что он, кажется, начал забывать, почему был так зол на всех.

И вот, в один из таких унылых дней, когда Морис блуждал среди своих прежних "владений" в поисках хоть какого-то раздражающего вдохновения, он увидел странную вывеску. Прямо на углу улицы, где прежде была его любимая лавка для курильщиков, теперь висела табличка: "Доктор Эллис — Психолог для Беспокойных Душ. Доступен для умерших и неспокойных". Морис почувствовал странное любопытство и, обогнув пару призрачных витков, направился внутрь.

***

Внутри кабинета было необычно. На стенах висели спокойные пейзажи, мягкий свет едва освещал тёмные углы, а воздух пах ромашковым чаем и ладаном, что в какой-то мере действовало умиротворяюще даже на таких вечных ворчунов, как Морис. За столом сидел мужчина средних лет в сером свитере, излучающий ту тихую уверенность, которая сразу даёт понять, что перед тобой профессионал.

— Здравствуйте, мистер Хатчер, — произнёс Эллис, как будто Морис был его старым знакомым.

— Ты кто такой, и откуда знаешь, как меня зовут? — пробурчал Морис, ощупывая свои невидимые, но ощутимые призрачные формы.

Доктор Эллис усмехнулся.

— Я доктор Эллис. И, скажем так, у меня есть особые способы узнать имя моего гостя. Вы ведь пришли не случайно. Кажется, вас что-то беспокоит?

Морис хотел бы расхохотаться, но вместо этого стиснул призрачные зубы. Он уже давно не слышал, чтобы его действительно понимали, и это немного насторожило.

— Беспокоит? Беспокоит, что я в этом чёртовом положении! Я пришёл разобраться… Ну, с некоторыми… личными делами. — Морис осмотрел кабинет, как бы намереваясь найти что-то подозрительное.

Эллис кивнул, приглашая его присесть.

— Присаживайтесь, мистер Хатчер. Мы здесь как раз для этого. Расскажите мне, что именно вас удерживает в этом мире.

Старик злобно оглянулся, хотя был только рад удобному креслу, от которого веяло уютом.

— Да, чёрт возьми, удерживает! Я ведь всё время помню эти проклятые имена… Эти люди, они все... — он махнул рукой, будто сбрасывая мысли. — Они все что-то у меня забрали!

Эллис спокойно наклонился вперёд.

— Так, значит, месть. Вы уверены, что она принесёт вам покой?

— Чёрт возьми, конечно, уверен! — воскликнул Морис. — Я всю жизнь хотел отомстить. Вот мой смысл. Что тут ещё делать?

Эллис задумчиво кивнул, будто тщательно взвешивая ответ.

— И всё же… месть — это не всегда решение. Она может оказаться ядом для души, знаете ли. Бывает, что привязанность к ненависти только тянет нас вниз, вместо того чтобы позволить уйти.

— Так ты хочешь, чтобы я просто всё бросил? — фыркнул Морис. — Да кому это нужно? Я обещал себе отомстить — и мне всё равно, что ты там скажешь.

Доктор задумался, пытаясь подобрать нужные слова.

— Возможно, вам нужно попробовать другой способ. Что если мы найдём способ не отомстить, а… примириться с собой? Позволить себе отпустить эти тяжёлые чувства, ведь держаться за них — это как быть привязанным к якорю.

Морис немного успокоился, раздумывая над словами доктора, хотя часть его всё ещё злилась.

— Примириться? Ты, наверное, шутишь. Моё "примирение" — это чертовски неудобный гроб и куча долгов у детей, которые, если честно, не заслужили от меня даже грошика.

Доктор хмыкнул, явно развеселившись вежливой грубостью своего клиента.

— Ну, мистер Хатчер, — ответил он, — это ведь тоже можно исправить. В конце концов, те, кто остался здесь, часто привязаны не к делам мести, а к собственному ощущению, что их жизнь могла быть лучше, что они не до конца её поняли. Как насчёт того, чтобы просто поговорить, распутать все узлы?

Морис на мгновение умолк, словно задумался. Ему не хотелось отпускать своё намерение, но и что-то внутри начинало ослабевать, возможно, усталость, скрытая за злобой.

— Ладно, доктор, — выдохнул он, — давай попробуем. Но только не вздумай мне втирать эту "духовную чушь". Если я уйду, то только победителем!

Эллис улыбнулся, явно довольный прогрессом.

— Отлично, мистер Хатчер. Тогда начнём с простого вопроса: какой момент в жизни вы считаете самым счастливым?

Морис застыл, словно от неожиданности. Перед ним словно встала вся его жизнь — работа, семья, старые друзья, к которым он был привязан так же, как к своему упрямому характеру. И лишь спустя долгое время он хрипло ответил:

— Наверное, тот момент, когда… когда я понял, что, несмотря на всё, люди вокруг меня не оставляли.

Эллис кивнул, делая какие-то заметки.

— Возможно, мистер Хатчер, ваши враги — это просто ваше отражение, отражение тех старых обид, которые вам стоит отпустить. Ведь быть вечным мстителем, даже после смерти, — тяжкий труд, не так ли?

Морис скривился, будто его укололи в самое сердце.

— Чёрт возьми, доктор, ты меня убедил. Может, стоит дать этому "духовному очищению" шанс, пока у меня ещё есть немного здравого смысла.

Доктор Эллис, улыбаясь, отложил ручку и вздохнул с облегчением.