Сожрите Наши Души

ivy - Taylor Swift (данная песня лирически очень подходит к первой половине главы)

Временами на душе становилось спокойно, и Ленор могла окунуться в ощущение приятной опустошенности или укрыться в недрах памяти, вспоминая ранние годы, столь дорогие и столь далёкие.

Дворец дремал, дыша бесшумно и ровно, точно как и старый гувернер, приставленный к Августу и Ленор, пока они только овладевали азами письма и чтения. Дети ускользали всякий раз, когда старик устало прикрывал глаза (а то случалось довольно часто); на его лице разливалось выражение безграничного удовольствия, тело застывало в неестественном положении, какое принимает спящий, стараясь быть незамеченным, губы при этом чуть приоткрывались, отчего извечно казалось, что он стоит на пороге открытия и вот-вот выскажет глубокую мысль. Но эта картина мало занимала их, и они бежали прочь из кабинета, подальше от тоскливых книг и несуразных слов...

Когда Ленор думала о детстве, в голову приходило единственное подходящее для его описания слово - одиночество. Даже будучи вместе с Августом, они всё равно оставались порознь, непохожие ни по складу характера, ни по образу мысли, ни по привычке действовать. Ленор росла натурой чувственной, болезненно воспринимающей несправедливость мира и склонной оттого скрываться в глубине мечтаний, не желая прогибаться под тяжестью суровой науки жизни. Она могла подолгу думать ни о чём, часами путаться в бессвязных представлениях и фантазиях, которые большею частью мешали ей, нежели сопутствовали в становлении. Она не была одарена талантами, не отличалась усидчивостью и послушанием; красота её виделась относительной (если не вовсе отсутствующей), а душа не светилась теплотой в каждом порыве. Августу же Всевышний даровал живой ум, однако не обделил и гордыней. Брат мог черпать знания, кажись, из воздуха, ими же живя, ими же довольствуясь. Он рано повзрослел, осознав ценность времени и опасность эмоций, принял одиночество как вынужденную жертву на пути к достижениям.

Они оба оказались не приняты, оба не отыскали понимания, но это ничуть не сблизило их, скорее наоборот, оттолкнуло. Они словно кривые зеркала отражали несуществующие черты друг друга, искажая действительность, но не могли не верить своим глазам. Порой они вовсе переставали различать реальные черты: Август видел себя слабым и загнанным в угол обстоятельствами; Ленор считала себя жестокой и желчной, неспособной к малейшему проявлению человечности...

Теряясь в размышлениях, она очутилась у порога Залы Памяти - просторного помещения, стены которого украшали портреты правителей династии Д'артагнанов. Ленор замерла, вслушиваясь в мирное звучание тишины, ласкающее слух, устало сползла вдоль стены, подворачивая под себя босые ноги.

Фабиан не преследовал её. Разве что мысленно. Хотя временами ей мерещились его шаги, она в страхе оборачивалась, готовясь увидеть его за спиной, но каждый раз заставала лишь неизменную пустоту. Постепенно страх отступил, и она сумела вздохнуть с облегчением.

Зала Памяти стала временным её пристанищем, где она ненадолго остановилась, переводя дух. Мысли роились в голове, но она все же смогла вычленить средь них одну единственную: «Куда я иду?». Она никогда не отвечала на этот вопрос ни узко, ни глобально; размышления о будущем нечасто жгли её душу, а если и накатывали на брега сознания, то приобретали вид поверхностный, разбивались на сотни противоречий. Но в тот момент она внезапно точно сумела ответить себе.

Она шла в утро. К свету, желая наконец прозреть, развеяв тьму кругом. Вот только утро не стремилось к ней... Она желала уловить хотя бы его частичку, тщетно пытаясь сблизиться с Августом, который точно собирал свет в своих руках, но всё было тщетно. Брат столь глубоко и мастерски скрывался в себе, оставаясь видимым и невидимым одновременно, что его истинную сущность невозможно было отыскать.

Ленор остановилась напротив портрета Августа, который грозно взирал на неё со стены, старалась отыскать решительность и силы, чтобы наконец взять судьбу в свои неуклюжие руки, как вдруг небывало отчётливо раздался звук шагов. Она нехотя обернулась, застыла в испуге, узрев в противоположном конце залы силуэт Регона. Тот тоже явно не ожидал застать её, вздрогнул, не смея сдвинуться с места.

- Что ж Вы не бежите?! - Ленор отмерла первой, заговорила громко и с вызовом, чего от себя никак не ожидала. - Давайте! Быстрее! Что ж Вы не торопитесь спасать мою честь?! Ах да... Вас ведь никто об этом не просил!

- Вы ведь не столь глупы, какой хотите показаться, Ваше Высочество?! Так с чего же притворяться?! - Он не стал мучить её молчанием. - Вы ведь всё прекрасно понимаете...

- Нет! Я не понимаю! - Воскликнула она. - Решительно не понимаю! Я устала быть всё понимающей и всё принимающей! Когда же настанет время моей правды?!

- Нет её. Ни моей, ни Вашей. Зато есть долг. Наша с Вами святая обязанность.

- Ложь! Вы сами его выдумали! Долг о высоком: любви и человечности. А Вы предлагаете мне лгать во имя добра. И для кого же оно будет таковым? Для нас Вами? Для Всевышнего, пред которым мы отвечаем за каждый поступок? Или для тех, кто нашими судьбами повелевает?

- Для всех, - произнес он на выдохе, точно сам не желал принимать сказанное.

- Нет, Вы не подумайте: я больше не буду препятствовать Вашему решению. Я не буду губить Вас, и Ваши убеждения мною всегда принимаются как самые верные, но... - Она старалась подавить ту волну горечи, что внезапно накрыла её изнутри. - Я... Боже мой, какая же я глупая, господин Триаль, раз посмела полагаться на Вас! Да и на кого бы то ни было вообще! Я ведь Вам душу открыла, а Вы так просто меня отпускаете. А душа ведь глубже... Глубже, чем честь и достоинство. И всё же я понимаю Вас. Не могу не понимать. Однако когда кто-то наконец поймёт меня?! Когда я смогу достучаться до чьей-то души со своей истиной на устах?! Сколько языков мне ещё потребуется выучить, чтобы быть понятой, чтобы заслужить это оскорбительное, но столь желанное снисхождение.

Регон выслушал её с маской холодности на лице, затем, выдержав длительную паузу, ответил:

- Вы правы, Ваше Высочество. Но дело ведь не в правоте. Если бы справедливость была за правыми, Вы бы не обвенчались сегодня с господином Тайфером, а я бы жил вольно, не отягощенный долгом, обстоятельств которого, увы, раскрыть не в силах. Не всегда всё так, как мы того желаем, но разве не в смирении наша сила?! Не в умении принять реальность такой, какая она есть, и научиться сосуществовать с ней, как бы ни щемило порой в груди?!

-... И быть несчастливыми? - Спросила она обречённо.

- А что по-Вашему счастье? - Он подался вперёд, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

- Вы, - тьма поглотила её слезы, как нечто, что не должен был узреть мир, её тайную позорную слабость, недостойную чужих глаз.

Он долго смотрел на неё в нерешительности, еле слышно проговорил:

- Тогда... Мы обречены...

Он чуть дрогнул, когда она бросилась ему в объятия; стараясь скрыть слезы, уткнулась носом в его душистое жабо, не помня себя от счастья и страха. Она точно знала: утро наступит совсем скоро, но не для них двоих.

_______________

Время было на исходе. Льюису хотелось поскорее поставить точку в этом деле, позабыть обо всём, и отпустить душу на волю, подальше от клетки обязательств хотя бы на пару месяцев. Он слишком тяготился предстоящим "свершением", которое должно было пополнить копилку не красящих его дел, так и не приблизив юношу к заветному чувству окрыленности. Однако же откладывать дело в дальний ящик явно не стоило.

Конная прогулка - замечательный случай. Так или иначе, падения с лошади более чем часты и опасны, особенно если всадник неумело держится в седле. Большое количество свидетелей здесь сыграют на руку: можно с лёгкостью затеряться в толпе, точно его здесь и не было вовсе. На ничем не примечательного обер-офицера мало кто обратит внимание; о существовании таких, как он, на подобного рода мероприятиях принято забывать. Он здесь прислуга - призван исполнять свои скудные обязанности, не доставляя лишних хлопот ни гостям, ни самому императору.

- Льюис! - Август окликнул его.

Льюис вздрогнул, будто его потаенные мысли в секунду обнажились.

- Вы уже закончили седлать мою лошадь? - Император плыл ему навстречу непривычно бодрый и свежий, с лёгким блеском волнения в обычно тоскливых глазах.

Льюис потуже затянул подпруги, проверяя хорошо ли закреплено седло, судорожно вздохнул.

...Нет.

Не время.

Не сейчас.

Слишком много людей, да и слишком рано для этого. У него ещё много времени в запасе. Один день ничего не решит...

- А где Ваша лошадь? Вы разве не едете со мной? - Август остановился напротив, рассеянно оглядываясь.

Льюис малость опешил, с трудом нашелся, что ответить:

- Не думаю, что это хорошая идея, Ваше Величество. К тому же господин Ревиаль изъявил желание сопроводить Вас на сегодняшней прогулке.

- Господин Ревиаль? - Он нахмурился, словно предчувствуя что-то дурное и унылое. - Уверен, он не будет против, если Вы поедете со мной. Седлайте лошадь. Без нас не начнут.

Льюис торопливым шагом направился в конюшню, где средь холёных чистокровных лошадей невесть что забыл его облезлый конь со сбитыми ногами и спутанной чёрной гривой. Крофорда впервые захлестнуло чувство стыда, которое он так старательно гнал от себя, пытаясь не думать ни о бедственности своего состояния, ни о низости своего положения. Он с минуту сидел, закрыв лицо обеими руками, затем спешно поднялся на ноги и, как ни в чём не бывало, принялся седлать коня; на ходу отряхнул себя, пригладил непослушные волосы, глядя в ушат, доверху наполненный водой, и, убедившись, что выглядит более чем сносно, направился к Августу.

На пологом склоне, откуда открывался вид на просторную долину и раскидистый еловый лес, к ним присоединился господин Элиас Ревиаль, белый, как застилавший всё кругом снег, и потерянный где-то в глубине мыслей. Ему явно ранее не приходилось ездить верхом, и он очень неуверенно держался в седле, нервно впиваясь пальцами в переднюю луку. Август крайне сухо отреагировал на его появление, старался ехать впереди, избегая саму вероятность разговора с Ревиалем.

В низине располагалась беседка, где их дожидались гости - преимущественно молодые люди, которые обязались составить Августу достойную компанию, однако он и имён всех не запомнил, держал себя отстранённо и холодно. Были здесь и дамы. Одна из них - Николь, дочь Ла'Круэлей, завела с Льюисом беседу. Она краснела то ли от мороза, то ли от смущения, дышала прерывисто, зачастую не находя подходящих слов, чтобы выразить свои мысли, захлебывалась эмоциями даже тогда, когда речь заходила о совсем уж простых вещах. Льюис пребывал в неменьшей растерянности, думая о том, как бы поскорее ускользнуть, не оскорбив чувства юной госпожи. Возможность нашла его сама.

Заскучавший Август, который рассчитывал провести день верхом, но никак не с бокалом в руках, предложил размять кости и отправиться на прогулку.

- Я, быть может, и не переношу верховую езду, - сказал он меж делом Крофорду, - но если уж я решился ехать, то не стоит избавлять меня от этой муки. Кто ж знал, что молодёжь нынче столь ленива!

Будучи верхом Льюис чувствовал превосходство над собравшимися гостями, что с постными лицами шагом объезжали поляну по кругу, сгорая от нетерпения вновь ощутить землю под ногами. Он единственный получал от прогулки истинное удовольствие, мечтая вырваться из тесного пространства на бескрайние просторы.

- У меня есть предложение! - Не сдержался он.

Господин Ревиаль, всё это время сопровождавший их с Августом, сверкнул в его сторону бездонными серыми глазами, точно воронками зияющими на белоснежной поверхности маловыразительного лица. Д'артагнан же одобрительно кивнул, заведомо соглашаясь.

- Любое предложение будет к месту. Здесь довольно тоскливо.

- Предлагаю продолжить прогулку в немного ином месте. Если чуть проехаться по лесу, можно очутиться на одной замечательной тропе, ведущей к сельским окрестностям Даспира. Там-то можно "разгуляться". Пустить лошадей галопом. Снег столбом из-под копыт. Прелесть!

Ревиаль хотел возразить, но почему-то продолжал хранить молчание. Льюису натерпелось отделаться от него, но тот, видимо, угадал сей умысел, назло гвардейцу решил продолжить докучать ему своим присутствием.

- Поедемте, в таком случае, пока нас не хватились! - Воскликнул Август, и они тотчас свернули в сторону леса.

Льюис держался впереди, избирая лучшую дорогу, изредка оглядывался, убеждаясь в том, что его спутники в целости и сохранности. Снег приятно хрустел под копытами, искрился в редких лучах зимнего солнца; мороз щекотал щеки, холодный воздух проникал глубоко, в самую грудную клетку, оседал каменной тяжестью в лёгких, мешая свободно дышать. Предвкушение чего-то хорошего теплом обжигало изнутри, и Льюис невольно вздрагивал от удовольствия, еле сдерживаясь, чтобы не вонзить шпоры в бока коня.

К середине пути Льюис заметил, что Ревиаль сильно отстал. Не упуская возможность, Крофорд поравнялся с Августом, в полголоса спросил:

- Не желаете ли, Ваше Величество, сбросить наш тяжкий "груз" и отправиться дальше одним?

- Какая наглость, господин Крофорд! - Наигранно усмехнулся он в ответ. - Думаете, я соблазнюсь на Вашу авантюру! Какого же низкого Вы обо мне мнения! - Он обернулся, ища глазами силуэт Элиаса, который растворился в тени деревьев. - А впрочем... Вы верно обо мне думаете. Поедемте быстрее, пока он не догнал нас!

Они свернули с тропы, в самую глушь, и уже спустя пару минут, к немалому удивлению Августа, очутились на широкой пустынной дороге, раскинувшейся под тугим серым небом. Вокруг ни единой души, и рука Льюиса невольно нащупала револьвер, всё это время покоившийся во внутреннем кармане кожаной куртки, мысленно прикинул, не слишком ли велико расстояние меж ним и мишенью, как в ту же секунду Август, громко смеясь, бросил на него косой взгляд через плечо. И под этим самым взглядом Льюис тотчас отдернул руку от револьвера, крепче сжал узду.

... Не сейчас.

Ещё не время.

Мысли в панике сновали в голове, дрожью отзываясь в теле.

Даже если Льюис сумел бы скрыться с места преступления, господин Ревиаль непременно свидетельствовал бы против него. Тогда уж не избежать петли...

- Экая забава! - Воскликнул Август, сверкая широкой улыбкой. Он поравнялся с юношей, натягивая узду так, что лошадь заметно замедлила шаг. - Вы и представить себе не можете, как я устал от Ревиаля! Он столь душная натура, что в его присутствии невозможно покойно вздохнуть! Конечно, теперь меня будет мучить совесть, но... Я рад, что Вы избавили меня от него. Действительно рад.

Льюис лишь коротко улыбнулся. Он никак не мог собраться с мыслями, чувствуя, как револьвер жжёт грудь сквозь тонкую ткань белья, напоминая о незавершенном деле. Впервые юноша не нашёл в себе силы посмотреть Августу в глаза. Вместо этого старательно ускользал, мечтая поскорее окончить прогулку, чтобы остаться наедине с собой, решить, как действовать дальше, безвозвратно отбросив сомнения за границы сознания.

- Расскажите что-нибудь о себе. - Обратился к нему император, спустя пару минут молчания. - Я толком не знаю ничего о Вас...

- А мне и рассказывать нечего, - отрезал Крофорд, понуро глядя поперед себя.

Если подумать, им вообще редко кто интересовался. Хилер жил убеждением, что и без того знает друга не хуже, чем себя самого. Фабиан был полностью поглощен собственной жизнью и проблемами, не мог заглянуть дальше своего носа. Остальные же люди исчезали из жизни Льюиса так же быстро, как и возникали на её пороге.

- Разве? - Август хмыкнул, не скрывая недоумение. - Вы ведь много путешествуете. Наверняка, бывали за границей.

- Бывал. И что с того? Вспомнить-то нечего.

- Хм... Что же тогда по-Вашему стоит вспоминать?

Льюис молчал.

- Неужто Вы настолько не хотите говорить о себе?! - Его бровь вопросительно изогнулась; тёмные глаза с ещё большим интересом глядели на собеседника.

- Я бегу от жизни, Ваше Величество. - Тихо отозвался Льюис. - Моя жизнь - одна нескончаемая суета, за которой не стоит ни цели, ни желаний. Они теряются за спешкой, размываются, словно их и не было вовсе. Уныние - вот ведущее моё чувство. Я верчусь так и эдак, хватаюсь за всё, что ложится под руку, не упуская ни единой возможности, лишь бы не чувствовать скуку. Такая жизнь пуста, Ваше Величество... Пуста и бессмысленна, оттого и несчастлива.

- Что же получается... - С недоверием начал Д'артагнан. - Человек, живущий активно и ярко, не может быть счастлив?!

- А разве счастливый человек станет распыляться на мелочи?!

- Одно другое не отрицает. Хотя... Вы заставили меня усомниться... Что Вы подразумеваете под "мелочами"?

- Всё вещественное - всё мелочи.

- Экие странные у Вас рассуждения, господин Крофорд. - Не сдержал насмешку Август. - И чем же по-Вашему надо жить? Что имеет значимость?

- Чувства, - коротко отозвался Льюис, ударил шпорами коня и полетел во весь дух так, что снег поднялся столбом за его спиной.

Август фыркнул ему вслед. Белые хлопья медленно опадали на землю, вновь обнажая серость кругом.

- Теперь я Вас понимаю, - проговорил Август с легкой улыбкой. - Всё это время никак не мог ответить на вопрос, чем же Вы живете, а вот теперь картина прояснилась. Вы поэтому так легко отказались от наследства; поэтому так вольно обходитесь со мной; поэтому так легко и бездумно поступаете... И поэтому несчастливы. Вы живете тем, чем просто невозможно обладать, тем, чего просто нельзя достигнуть. Не мне судить, дар ли это Ваш или наказание, но порой мне начинает казаться, что Вы обманываетесь, и Вы, на самом деле, в разы счастливее меня и всех собравшихся сегодня вместе взятых. Вам как будто доступно то, о чем мы даже не помышляем. Быть может, имя этого чего-то свобода? А впрочем, она не существует...