И не ведай.

Тёмная ночь медленно окутывала монастырь. Лунный свет едва проникал сквозь небольшое окно кельи, обрывая темные тени на стенах. В келье царил мягкий, почти зыбкий мир, наполненный тишиной и спокойствием, но в душе Авеля было другое - невообразимое напряжение, которое заставляло его вновь и вновь искать этого близкого, дорогого человека.
Рафаэль спал на спине, совершенно спокойно, руки вытянуты вдоль тела. Его лицо было расслаблено, губы чуть приоткрыты, дыхание ровное. Он был поглощён сном.
Авель, тихо и осторожно, вошёл в комнату, остановился на мгновение, вслушиваясь в тишину. Потом, не в силах больше сдерживать себя, он подошёл к кровати. Сняв тонкую ночную рубашку, он медленно залез на кровать и лёг поверх Рафаэля, аккуратно касаясь его груди.
Рафаэль вздрогнул, его глаза распахнулись, и он сразу же поднял руку, инстинктивно пытаясь понять, что происходит.
- Авель? - его голос был затуманен сном, но в нём уже слышалась настороженность.
Авель приподнялся, опираясь на локти, и посмотрел на Рафаэля. В его глазах горела неуёмная потребность, но он сдерживал себя.
- Я не могу так, Рафаэль. Это... неправильно. - его слова были тихими, но срывающимися, как если бы он наконец-то признался в том, что давно тянул на себе.
Рафаэль, не говоря ни слова, мягко перевернул его на спину. Он придвинулся ближе и наклонился, чтобы чмокнуть Авеля в лоб, почти ласково, с тем нежным, но уверенным жестом, что всегда был с ним.
- Всё будет спокойно. В нашем монастыре будет немного легче, - сказал Рафаэль, слегка сжимая руку Авеля. Он не знал, как им двигаться дальше, но был уверен в одном: они не смогут оставить всё, как было раньше.
Авель, с трудом переведя взгляд, почувствовал внутреннюю тяжесть, но в его глазах был огонь, который не угасал, несмотря на все сомнения.
Ночь продолжалась, и с каждым её моментом оба понимали, что эта игра в тайну не будет длиться вечно.

Последние два дня в монастыре стали настоящим испытанием.
Они длились невыносимо медленно, будто время растягивалось нарочно, испытывая их на прочность. Обязанности, что прежде казались привычной рутиной, теперь стали фоном для изматывающей игры - игры, в которой нельзя было позволить себе ни взгляда лишнего, ни прикосновения, ни даже случайного слова.
Рафаэль стал холоден внешне.
Безупречно сдержанный, собранный, он словно вновь облачился в доспехи благочестия, как в броню. Его голос звучал спокойно, он избегал прямого контакта, но Авель, который уже знал вкус его дыхания и вес прикосновений, различал едва уловимые трещины. Чуть сжатые губы, напряжённые пальцы на страницах Писания, как будто он цеплялся за них, чтобы не сорваться.
Авель страдал молча.
Он чувствовал, как в нём всё сильнее копится жар нетерпения и желания, которое теперь было окрашено не только страстью, но и тоской. Ему не хватало простого - сидеть рядом, чувствовать тепло, говорить шёпотом, касаться локтя, как случайно. Он ловил редкие взгляды - иногда в трапезной, иногда на службе, - и каждый такой миг разжигал его изнутри, словно короткая вспышка на сухом дереве.
Всё тело жаждало повторения.
Он вспоминал, как они были одни в комнате, как Рафаэль целовал его губы с тем жадным отчаянием, словно это был последний глоток воздуха. Эти воспоминания приходили к нему, когда он нес в кувшине воду или мыл каменные полы - и тогда он останавливался на миг, чтобы отдышаться, чтобы не выдать себя.
Ночи стали пыткой.
В своей келье он ворочался, прижимаясь к холодной подушке, вжимая лицо в ткань, чтобы заглушить дыхание. Внутри него бушевал огонь - не только вожделение, но и желание быть рядом, говорить, касаться, принадлежать. Он знал: Рафаэль где-то за этой стеной, совсем близко, и всё же - как будто бесконечно далеко.
Однажды вечером, за общей трапезой, он не удержался и поднял глаза. Рафаэль смотрел прямо на него. Без слова, без выражения - но в этом взгляде было всё: утомление, скрытая нежность, голод. Их взгляды пересеклись, и время застыло. Потом Рафаэль отвернулся. Но Авель понял - он так же страдает.
На следующий день стало ещё хуже.
Они оба знали, что скоро вернутся в родной монастырь, и это напоминание вызывало странное двойственное чувство: облегчение от предвкушения большей свободы - и боль от того, что пока они ещё здесь. Всё казалось будто тоньше, болезненнее. Малейшее прикосновение одежды, дыхание в проходе, слова, произнесённые вслух на службе.
Авель чувствовал, как сходит с ума от желания.
Он застывал в дверных проёмах, ловя остатки тепла, где недавно прошёл Рафаэль. Он зажимал ладони, чтобы не дрожали, когда их руки почти касались на передаче книг. В его теле вибрировала напряжённая пружина, и каждую ночь он засыпал с мыслями: "ещё чуть-чуть... ещё один день".
Но эти "чуть-чуть" давались тяжелее, чем вся жизнь до этого.

Ночь уже опустилась на монастырь, облачив своды в тишину и редкие шорохи. За окнами плыло бледное лунное сияние, размывая границы каменных стен. В келье Авеля царила полутьма. Он сидел на постели, босыми ногами касаясь холодного пола, когда дверь мягко отворилась.
Рафаэль вошёл без стука, тихо, почти незаметно, как тень. Лицо его было спокойно, но в глазах затаилось волнение - не тревожное, а странно тёплое, будто он нёс в себе долгожданное известие.
- Завтра... последний день, - негромко сказал он, закрывая за собой дверь. - Я подумал... прежде чем мы вернёмся в наш монастырь, может, мы позволим себе немного свободы.
Авель вскинул голову, и в его взгляде вспыхнуло ожидание.
- Что ты имеешь в виду?
Рафаэль подошёл ближе, сел рядом. Голос его был чуть ниже обычного, почти интимным.
- Я хочу провести этот день с тобой. Выйти за стены. Просто гулять по городу - без рясы, без взглядов, без сдержанности. Побродить, поговорить, взять что-то на ужин... - он слегка усмехнулся. - Снять комнату. Одну ночь быть не священником и послушником, а... просто собой. И утром уехать.
Молчание на мгновение повисло между ними, наполненное теплом. Потом Авель улыбнулся - по-настоящему, с радостью и с тем юношеским огоньком, который редко позволял себе здесь, в холодных стенах.
- Я думал, ты никогда не предложишь.
Рафаэль тоже улыбнулся, коснулся его руки.
- Я не мог бы уехать, не проведя этот день с тобой. Хоть немного. Без страха.
Авель прижался щекой к его плечу, ощущая спокойствие и то щемящее предвкушение - как перед чем-то важным, настоящим, долгожданным.
- Тогда давай не терять ни минуты, - прошептал он. - Хочу, чтобы этот день был только нашим.

Солнечное утро выдалось особенно жарким. Воздух дрожал над пыльной тропой, ведущей от монастыря к дороге, и птицы, будто зная, что день обещает быть томным, лениво выводили свои песни, не спеша.
В келье Авеля царила тихая суета. Он стоял у окна, позволяя первым лучам солнца ласкать лицо. На нём была светлая футболка - чуть великовата, она мягко спадала с плеч, выдавая, что принадлежала другому. Рафаэль дал её, молча, утром, просто положив на постель, как будто тем самым хотел сказать больше, чем словами. К футболке прилагались светлые хлопковые штаны - их когда-то пожертвовали монастырю прихожане. Всё это казалось почти мирской одеждой, лишённой печати послушания. И потому - странно волнующей.
Авель провёл ладонью по ткани на груди, будто ощущая через неё прикосновение Рафаэля. Он не спешил - впервые за долгое время ему хотелось просто быть в этом моменте, в предвкушении дороги и нового, короткого, но своего времени рядом с ним.
За дверью тихо раздался шаг. Рафаэль вошёл уже одетым - лёгкая рубашка, строгие брюки, волосы аккуратно приглажены. Его взгляд скользнул по Авелю - от босых ступней до неловкой линии плеч в чужой футболке. Он ничего не сказал, но в его глазах отразилось тихое тепло.
- Готов? - наконец спросил он.
- Почти, - отозвался Авель, перекидывая через плечо простую тканевую сумку.
Они вышли вместе. На прощание с братьями Рафаэль оставил короткую записку на столе - мол, дела зовут, они возвращаются домой. Никто их не встретил у ворот. Всё было странно просто. Как будто монастырь сам, чувствуя, отпускает их на миг.
По дороге к остановке они почти не разговаривали. Только шли рядом, иногда касаясь локтями или плечами. Это молчание было мягким, как прикосновение ладони к груди, где всё ещё стучало сердце - не монашеское, не смиренное, а живое и пылкое.
Автобус пришёл чуть раньше. Пыльный, с дребезжащими дверями. Авель первым поднялся по ступенькам, бросил взгляд назад. Рафаэль уже смотрел на него. И в этот короткий миг между шагом и взглядом была вся их история - запретная, пронзительная, настоящая.
Они устроились рядом у окна. Авель положил подбородок на руку, глядя на то, как в зеркале заднего вида монастырь исчезает за поворотом. Рафаэль молчал, но его рука лежала рядом, почти касаясь. Почти - потому что впереди был день, который они заберут себе полностью.
Их день.

Два часа дороги промчались незаметно. Авель почти не сводил взгляда с окна автобуса - за стеклом мелькали поля, небольшие деревушки, церковные колокольни, уходящие в небо, и наконец, синие очертания горизонта, где прятался город. Когда они сошли на станции в Римини, Авеля будто накрыло - от солнца, шума, воздуха и движения.
Он остановился прямо на тротуаре, глядя вверх на светлые фасады домов, переплетения балконов, резные наличники окон. Пахло морем, пылью, кофе и чем-то сладким. Люди сновали мимо, кто-то смеялся, дети толкали друг друга у фонтана.
- Здесь так... - Он выдохнул, не закончив фразу.
Рафаэль, стоявший рядом, смотрел на него с мягкой улыбкой.
- Ты ещё не видел город вечером.
- А ты будто и не удивлён вовсе.
- Я жил здесь. До монастыря. Учился. Гулял по этим же улицам. Тогда мне казалось, что я никогда не уеду.
Авель перевёл взгляд на него. Он увидел в лице Рафаэля что-то странное - не тоску, не радость, а неуловимую тень воспоминаний, как от снов, в которые не хочется возвращаться.
- И тебе не жаль, что ты всё это оставил?
Рафаэль посмотрел вперёд, на узкую улочку, уходящую к собору, и тихо сказал:
- Всё в своё время. Тогда я ушёл от этого... теперь вернулся с тобой.

Они шли по старинным улочкам Римини, по неровной брусчатке, где между плитками росли крошечные цветы и мох. Солнце, уже склоняющееся к закату, окрашивало дома в золотистые оттенки, делая фасады похожими на старые картины. Воздух был плотный от жары, но пропитан ароматами моря, свежих булочек и цветущего жасмина.
Авель иногда замедлял шаг, то поднимая голову к старинным фрескам над арками, то оглядываясь на звенящий уличной жизнью город. Он пытался охватить всё взглядом сразу, будто боялся что-то упустить.
Рафаэль шёл рядом, чуть ближе, чем позволяла обычная дистанция. И вдруг, будто невзначай, его мизинец коснулся пальцев Авеля. Тонко, почти неощутимо, он зацепил его мизинец своим. Так, что никто со стороны не заметил бы - но Авель понял сразу. Это прикосновение отозвалось горячим током, вспышкой нежности, почти болезненной.
- Хочешь, покажу тебе место, где я учился? - тихо спросил Рафаэль, не убирая пальца.
- Конечно, - голос Авеля прозвучал тише, чем он хотел. Он посмотрел на него, и уголки губ сами собой дрогнули в улыбке.
Они свернули на тихую улицу,

обрамлённую высокими деревьями. Рафаэль рассказывал, как впервые приехал сюда совсем юным, как боялся потеряться в чужом городе, как влюбился в архитектуру и тишину библиотек. Он показывал дом с облупившейся лепниной, в котором жил, и старое кафе, где писал курсовую по ночам, потому что дома отключали свет.
- Здесь было всё - и одиночество, и светлые дни. Но самое странное... - Он замолчал, посмотрел на Авеля с полуулыбкой. - Мне казалось, что я прожил здесь другую жизнь. И всё-таки она привела меня к тебе.
Авель сжал его мизинец чуть сильнее, отвечая без слов.
И они пошли дальше, среди прохладной тени деревьев, под звон стеклянных бокалов на террасах, под мерный шум венецианских ставней, словно среди прошлого, которое теперь обретало новый смысл.
- Думаю, нам стоит немного отдохнуть, - мягко сказал Рафаэль, останавливаясь у небольшой улочки, утопающей в цветах. - Ты голоден?
Авель кивнул, прищурившись от солнца.
- Честно? Очень.
Рафаэль улыбнулся и указал на маленькое кафе с коваными столиками на улице. Там, под тенью бежевых зонтов, неспешно обедали местные. Запах томатов, сыра и свежего базилика стоял в воздухе густо, почти туманом.
Они устроились за столиком у самой стены, под цветущей глицинией, и Рафаэль заказал лазанью на двоих и два лимонада со льдом. Авель рассматривал каждую мелочь - кружевные салфетки, белую керамику, натёртые до блеска вилки.
- Ты ведь никогда не ел лазанью, верно? - спросил Рафаэль, лукаво взглянув на него.
- Я даже название выговариваю с трудом, - усмехнулся Авель, сдвигая локти ближе к себе.
- Она горячая. Не обожгись. - Рафаэль ловко отрезал кусочек и подал вилку Авелю. - На, попробуй.
Юноша взял вилку, осторожно попробовал. Его глаза расширились от удовольствия.
- О, это... Это просто... - Он закрыл глаза и закивал, проглотив. - Как будто что-то очень уютное на вкус.
- Как объятие, - добавил Рафаэль, наблюдая за его реакцией с теплом в глазах.
- Или как возвращение домой. Хотя я никогда не ел дома такое, - прошептал Авель, пробуя ещё кусочек.
Они ели молча некоторое время, наслаждаясь моментом. Но Авель то и дело замечал, как взгляд Рафаэля становится напряжённым, когда мимо проходил кто-то слишком шумно или слишком близко. Его спина выпрямлялась, плечи напрягались. Он как будто невидимой преградой отделял их столик от внешнего мира.
Авель не стал спрашивать. Просто запомнил.
Он делал вид, что его внимание полностью захвачено вкусом еды и тихим звоном чашек вокруг, но краем глаза наблюдал за Рафаэлем. И думал - может ли человек, так привыкший прятаться, когда-нибудь позволить себе быть по-настоящему видимым.
После обеда, когда солнце начало клониться к горизонту, Рафаэль расплатился и, легко коснувшись руки Авеля, сказал:
- Пойдём, покажу тебе ещё кое-что.
Они свернули в переулок, где между двух домов уютно устроилась лавка с деревянной вывеской и стеллажами, уставленными бутылками вина. Внутри царила прохлада и запах пробки, дуба и старого дерева. Рафаэль выбрал бутылку красного, простого, но с глубоким вкусом, и повернулся к Авелю:
- Не смотри так испуганно, я не собираюсь напиваться, - сказал он с лёгкой усмешкой, заметив, как юноша нахмурился. - Просто... сегодня мы можем позволить себе быть собой. Без притворства. Хоть на один вечер.
Авель ничего не ответил, но на лице его мелькнуло что-то тёплое. Он кивнул.
Рафаэль повёл его сквозь запутанные дворы, вдоль увитых виноградом балконов, мимо домов с цветными ставнями. Тени удлинялись, воздух становился золотистым, наполненным гулом стрекоз и далёким шумом прибоя. Наконец, они вышли к морю.

Закат окрасил небо персиковыми и алыми красками. Пляж был почти пуст. Рафаэль снял сандалии и прошёл по тёплому песку, оставляя следы. Авель последовал за ним.
Они сели прямо на берегу, рядом, плечом к плечу. Рафаэль открыл бутылку, и с лёгким щелчком пробка вылетела. Он подал первую порцию Авелю - прямо из горлышка.
- Чёрт... - Авель поморщился, глотнув, - терпкое...
- Оно хорошее, просто ты пока не распробовал, - тихо сказал Рафаэль, отпивая сам. - Здесь, у моря, всё по-другому. Тише. Честнее.
Авель молчал, глядя на горизонт, где солнце медленно опускалось в воду, и думал, что, может быть, впервые в жизни, он чувствует, как это - просто быть живым.
Авель долго молчал, наблюдая, как солнце тонет в море, оставляя на волнах отблески золота. Ветер трепал его светлые волосы, лицо было расслабленным, но в глазах всё ещё горел огонь - от вина, от близости, от ощущения свободы.
- Знаешь, - тихо сказал он, ковыряя пальцами тёплый песок, - я бы хотел здесь жить. Не вечно... просто какое-то время. Смотреть на море, гулять по этим улицам. Быть... просто собой.
Рафаэль обернулся. Его взгляд задержался на лице Авеля дольше обычного. В уголках губ дрогнула улыбка, но в глазах скользнула тень - что-то глубоко спрятанное, будто воспоминание, которое не хочет быть извлечённым на свет.
Он сделал глоток вина, и на миг неуклюже - жидкость скатилась по подбородку.
Авель тихо усмехнулся, когда увидел, как капля вина скатилась по подбородку Рафаэля, оставляя багровую дорожку на загорелой коже. Он даже не подумал - просто потянулся вперёд, словно увлечённый жаждой чего-то большего, чем просто вкус вина. Его губы мягко коснулись подбородка мужчины, слизывая каплю - солоноватый вкус кожи, терпкий привкус красного, глубокого, как закат, вина.
Он замер всего на мгновение, ощущая под губами щетину, едва колющую. Рафаэль пах теплом - кожей, солнцем, вином и морским ветром. Этот запах ударил в голову сильнее алкоголя.
Когда Рафаэль поднял взгляд, в нём не было сомнений. Он схватил Авеля за затылок, притянув ближе, и поцеловал - жадно, смело, с тем сдержанным отчаянием, которое копилось в нём все дни и ночи. Авель откликнулся сразу, сдавшись, словно тело только и ждало этого прикосновения. Его пальцы вцепились в рубашку на груди Рафаэля, чувствуя под ней жаркое, живое тело.
Поцелуй был долгим, влажным, и в нём не было стеснения - только голод. Язык скользнул внутрь, встречаясь с другим, вином пропитанным, тянущим его всё глубже. Авель почти застонал - от жара, от вкуса, от желания, от того, как сильно он этого жаждал. Его сердце колотилось, будто готово было выскочить наружу.
Рафаэль оторвался первым, тяжело дыша, всё ещё держась за его шею. Он смотрел на Авеля с таким видом, будто боялся, что всё исчезнет. Авель, прижавшись к его груди, чувствовал, как та поднимается и опадает - в том же ритме, что и его собственная.
- Мне страшно, как сильно я этого хочу, - прошептал Рафаэль.
Но Авель только закрыл глаза и уткнулся лбом в его ключицу. Ему не нужно было говорить - всё было ясно по дыханию, по прикосновениям, по солёному вкусу, оставшемуся на губах.

Выпив почти половину бутылки, они неторопливо пошли обратно, прогуливаясь по вечернему Римини. Узкие улицы были подсвечены мягким тёплым светом фонарей, в окнах горели огоньки, слышались тихие разговоры и звон посуды с террас ресторанчиков. Где-то в стороне заиграла музыка - аккордеон, скрипка и гитара. Уличные музыканты собрались на площади, играя что-то живое, задорное.
Рафаэль замедлил шаг, прислушиваясь, а потом вдруг, неожиданно даже для себя, рассмеялся - звонко, от души. Он повернулся к Авелю, взял его за руки и, не спрашивая, потащил в круг света, отбрасываемый фонарём. Музыка закружила их. Авель растерянно посмотрел на него, но Рафаэль уже вращался вместе с ним, пьяно, весело, с таким задором, которого он никогда не показывал в монастырских стенах.
- Ты умеешь танцевать? - крикнул он, почти смеясь, подтягивая Авеля ближе.
- Нет! - выдохнул тот, захохотав в ответ, спотыкаясь, но не вырываясь.
Рафаэль будто сбросил с себя всю тяжесть - вина, религии, страха. Его глаза блестели, щеки налились румянцем, он двигался легко, почти как мальчишка. Авель смотрел на него и не узнавал - этот человек был свободным, солнечным, почти беззаботным. Он больше не прятал взгляд, не отворачивался. И это было прекрасней любой молитвы.
Авель вдруг понял - то, как Рафаэль держался всё это время, было болью. Как он закрывался, отстранялся, боялся. И сейчас, освещённый музыкой, звёздами и вином, он был самим собой. Таким, каким Авель хотел видеть его всегда.
Они шли бок о бок, то обмениваясь тихими репликами, то просто молча глядя на город, в котором ночь становилась гуще, а воздух - прохладнее. За спиной оставался берег и остатки тепла от солнца, вино приятно кружило голову, но шаг их не сбивался - они словно знали, куда идут.
Отель оказался неприметным, с витражным стеклом в дверях и тускло горящей вывеской. Внутри пахло старым деревом и влажными шторами. У стойки сидел консьерж - мужчина лет пятидесяти, с оловянным взглядом и усталой кожей, натянутой на высокие скулы. Он посмотрел на них не моргая, словно уже всё понял, ещё до того, как они подошли.
- Номер на одну ночь, - тихо сказал Рафаэль.
- Две кровати? - спросил консьерж без тени улыбки, пальцы его застыли над клавишами.
Рафаэль на мгновение колебался. Потом выдохнул и чётко сказал:
- Одну. Совместную.
Консьерж чуть приподнял бровь, его губы дёрнулись, но он ничего не ответил. Лишь, отдав ключ и указав направление, проводил их взглядом, как будто оценивал. Когда дверь за ними уже почти закрылась в глубине коридора, Авель, обернувшись, услышал, как тот хмыкнул себе под нос:
- Голубизна...
Слово прозвучало резко, но чуждо. Авель не знал, что оно значит, но тон был неприятный. Он не стал ничего говорить Рафаэлю, только ускорил шаг, догоняя его по коридору, и вдруг почувствовал - как важно сейчас просто держаться рядом.
Номер был прост и немного старомоден - высокие потолки, стены в выцветших обоях с тонким растительным орнаментом, массивная деревянная мебель, будто из другой эпохи. Узкое окно занавешено тяжёлыми шторами, за которыми светили редкие фонари улицы. В комнате пахло чистым, немного крахмальным бельём, но сквозь него пробивался лёгкий запах старого табака, впитавшийся в стены, ковры и кресло у окна.
На тумбочке стояла хрустальная лампа с тёплым жёлтым светом, приглушённым абажуром. Одна большая кровать с белоснежным, чуть колючим покрывалом занимала центральное место - немного не в тему по отношению ко всей обстановке, но свежая и аккуратная.
Рафаэль, не раздеваясь, опустился на край кровати и с тяжестью выдохнул, упав на спину. Локоны волос растрепались по подушке, и он на мгновение прикрыл глаза, будто сбрасывая с себя весь прожитый день.
Авель тихо опустился рядом, сел боком, опираясь рукой о матрас, глядя на него.
- Устали? - спросил он с мягкой улыбкой, голосом, в котором было слишком много нежности, чтобы она звучала невинно.
Рафаэль приоткрыл один глаз, улыбнулся еле заметно и кивнул:
- День был длинным... но слишком коротким.
Рафаэль долго молчал, глядя в потолок. Свет лампы отбрасывал тени на его лицо, подчёркивая усталость, тонкую щетину и задумчивость. Он не сразу начал говорить - как будто подбирал слова так, чтобы не ранить, не сломать тонкую нить между ними.
- Нам нужно будет быть осторожными, - произнёс он наконец, спокойно, почти отрешённо. - В монастыре... всё по-другому. Там нельзя даже взглядом выдать себя. Ни случайного прикосновения, ни улыбки дольше, чем принято.
Авель опустил глаза, разглядывая собственные пальцы. Они дрогнули. Его губы поджались в тонкую линию.
- И как долго так? - тихо спросил он, почти не слышно. - Прятаться? Делать вид, что я тебе никто?
Рафаэль повернул к нему голову. Его взгляд был серьёзен, но в нём светилась мягкая боль. Он сел, положив руку на плечо Авеля.
- Я не прошу тебя забыть. И не отказываюсь от того, что между нами. Но... нам нужно время. Там у нас хотя бы привычные стены. Люди, которых мы знаем. И всё гораздо проще, если мы ведём себя... правильно.
- А если я не хочу правильно? - Авель вскинул на него взгляд, в голосе звучало почти детское упрямство, но и растерянность. - Мне тяжело притворяться. Я не хочу возвращаться в это.
Рафаэль сжал его плечо крепче.
- Я знаю. Мне тоже тяжело. Поверь. Но если мы начнём себя вести неосторожно - мы потеряем всё. Нас могут разлучить. Или... хуже.
Молчание повисло между ними. Авель откинулся на спину, глядя в потолок. Его лицо всё ещё хранило грусть. Он сжал зубы, чтобы не выдать, как больно слышать это.
Рафаэль склонился ближе, коснулся его щёки.
- Это ненадолго. Я обещаю. Мы придумаем, что делать дальше. Но сначала - просто выживем в их мире.
Авель закрыл глаза, тяжело выдохнул и кивнул.
- Хорошо. Но мне будет очень, очень не хватать даже твоих случайных взглядов.
Рафаэль наклонился, поцеловал его в висок.
- А мне будет не хватать тебя.- Рафаэль наклонился к Авелю поцеловав его сперва губы нежно в сравнение с поцелуем на пляже. Авель подался в перед за Рафаэлем перекидывая ногу что бы сесть поверх него.
Рафаэль ощутил, как Авель скользит к нему ближе, словно растворяясь в этом прикосновении. Их пальцы переплелись - крепко, будто каждый боялся отпустить другого и вновь оказаться один.
Тепло тела Авеля согревало, но не жгло - наоборот, укутывало, будто благословение, которого Рафаэль не знал, что заслуживает. Он закрыл глаза, позволяя себе забыть о страхе, о грехе, о том, кем должен быть. Здесь и сейчас был только Авель - искренний, живой, бесконечно близкий.
Поцелуи становились чуть глубже, не теряя мягкости. Рафаэль провёл рукой по его спине, замирая от каждого нового прикосновения, будто учился чувствовать заново. И впервые за долгое время в его сердце не звучало предупреждение, только молчаливая молитва: пусть этот момент не кончается.
Авель взглянул в глаза священику. В такие моменты Рафаэлю казалось что тот похож на щенка.
- Я не хочу возвращаться.
-Авель, нам нужно будет вернуться.
- тогда почему мы сейчас тратим наше время тут?
-А чего ты хочешь?-спросил Рафаэль прикоснувшись к подбородку Авеля.
- к морю. - он посмотрел на него и Рафаэль понял, что уже он не сможет как то отречься от него.
-Пойдём.- он потянул его за собой. Быстро договорившись с консьержем то что они оставят вещи но их не будет до утра и выбежали на улицу.

Ночь обнимала город влажным воздухом, улицы были почти безлюдны. Они бежали сквозь тишину, смеясь, не скрываясь - как дети, вырвавшиеся из плена правил. Рафаэль держал Авеля за руку, крепко, будто боялся потерять в этом внезапном порыве свободы.
Когда показался тёмный горизонт моря, ветер ударил в лицо, солёный и живой. Авель первым сбежал по песку вниз, скинув кеды на ходу, оставляя за собой следы. Он остановился лишь у самой воды, смотрел, как волны накатывают на берег - и на этот раз не замер.
Он шагнул вперёд, в море, босыми ногами, с затаённой решимостью, словно преодолевал не воду - страх. Рафаэль подошёл следом, догнал, обнял сзади, смеясь. Волна ударила по коленям, вторая - выше, они почти упали, захлёбываясь смехом и солёными брызгами.
- Слишком холодно! - крикнул Рафаэль, а Авель, вместо ответа, облил его водой из пригоршни.
Началась возня. Они брызгались, убегали друг от друга, снова сближались - мокрые, счастливые, как будто больше ничего не существовало: ни утро, ни страх, ни запрет. Луна отражалась в поверхности моря, и в этой бледной дрожащей линии света они казались почти нереальными.
Позже, уставшие и смеющиеся, они просто легли в воду, позволив ей носить их, как детей. Рафаэль смотрел в небо, чувствуя, как Авель рядом. Его рука коснулась его под водой - легко, без слов. Мир не рухнул. Вода не поглотила их. Было только это странное чувство - будто они наконец дошли до самого себя.

Мокрая одежда начала холодить кожу, прилипая, мешая. Рафаэль первым сдёрнул с себя футболку, потом оглянулся на Авеля - тот уже расстёгивал джинсы, не отводя взгляда. Они скидывали всё на ходу, не прячась, будто ночь сама скрывала их от мира. Тёплый песок под ногами, лёгкий ветер, солёный запах - всё казалось вне времени.
Они снова вошли в воду - голыми, свободными, почти не касаясь словом происходящего. Рафаэль отплыл чуть дальше, нырнул, исчез в темноте. Авель остался ближе к берегу, наблюдая, напряжённо вглядываясь в водную гладь.
Прошло несколько секунд. Потом ещё. Сердце у него сжалось.
- Рафаэль... - позвал он, шагнув вперёд. - Рафаэль, хватит!
Но вдруг что-то схватило его за ноги под водой. Авель вскрикнул и отпрыгнул, а следом из-под поверхности с смехом вынырнул Рафаэль.
- Ты сумасшедший! - Авель ударил его по плечу, но тот только рассмеялся громче.
- Ты должен был видеть своё лицо.
- Дурак... я подумал...
Рафаэль прижался ближе, ещё смеясь, но уже мягче. Их дыхания смешались, а взгляд замер между страхом и облегчением. Авель, не отводя глаз, обвил ногами талию Рафаэля, притянул к себе. Поцелуй вышел не стремительным, не отчаянным - медленным, глубоко тянущим, как само море.
Рафаэль обхватил его за спину, чувствуя кожей каждое движение. Вода покачивала их, холодная, но между ними было только тепло. Всё было просто и невозможно одновременно.
- Я всё ещё не умею плавать, - прошептал Авель.
- Тогда оставайся у меня на руках, - ответил Рафаэль, целуя его висок.

Они вышли из воды, дрожа от ветра и смеха, наскоро натянув хоть что-то из сухого. Рафаэль сел на тёплый, влажный песок, раскинув руки, глядя в чёрное небо. Авель устроился рядом, положив голову ему на колени. Его волосы были ещё мокрыми, кожа пахла солью и морем. Рафаэль провёл пальцами по его лбу, откидывая пряди назад.
- Звёзды здесь будто ближе, - прошептал Авель, глядя вверх. - Когда мы только приехали, я часами смотрел на них. Они были единственным, что не менялось.
Рафаэль молчал, вслушиваясь.
- Помнишь, когда ты только приехал? - Авель улыбнулся немного. - Я сразу заметил тебя. Все заметили. Ты был... другим. Строгий, немногословный, словно стены у тебя внутри выше, чем у монастыря. Я думал: «этот никогда не посмотрит на меня». Такой холодный, будто не человек - камень.
Рафаэль чуть наклонился, его пальцы остановились у скулы Авеля.
- Я притворялся. - Голос у него был глухим, почти извиняющимся. - Но в тот день, когда я вошёл в часовню... Я увидел твоё лицо. Ты сидел у окна. Свет падал на тебя... и всё. Я не смог отвернуться. Даже не сразу понял, что чувствую. Только понял: если буду смотреть слишком долго - сгорю.
Авель повернулся, посмотрел на него снизу вверх, тихо, без улыбки.
- Но ты всё равно смотрел.
Рафаэль кивнул.
- Смотрел. Всегда. Каждый день. Пока ты не начал замечать меня в ответ.
Между ними снова воцарилась тишина - такая, в которой не нужно слов. Только пальцы, легко касающиеся щёк. Только небо над ними, бескрайнее и чуткое. Авель закрыл глаза, а Рафаэль продолжал гладить его волосы, будто молился безмолвно - не Богу, а миру, чтобы это чувство не исчезло.

- А я... - Рафаэль открыл глаза, его голос был едва слышен. - Я тогда подумал, что если что-то и способно разрушить меня - то это ты.
Авель немного приподнялся, чтобы лучше видеть его лицо. Его ладони лежали на груди Рафаэля, тёплые, живые.
- Почему разрушить?
- Потому что ты заставлял меня чувствовать. Не молитва, не служение, не правила... а ты. - Рафаэль на мгновение замолчал. - Я молился, чтобы это прошло. Чтобы твой взгляд больше не находил меня в коридорах, в трапезной, в саду. Но когда ты не смотрел - становилось ещё хуже.
Авель слушал его молча. Его взгляд стал мягче, глубже.
- А теперь? - спросил он, не отводя глаз. - Ты всё ещё боишься?
Рафаэль кивнул. Его губы дрогнули.
- Я боюсь... того, как много ты значишь. Что проснусь - а тебя не будет. Что я снова стану таким, как был. Отстранённым. Пустым. Я уже не могу вернуться назад. Не после этого.
Авель провёл рукой по его щеке, ласково, с той лёгкостью, с которой он всегда относился к миру.
- А я не боюсь. Я знал, что это случится. С самого начала. - Он улыбнулся чуть-чуть. - Когда ты вошёл в монастырь - строгий, молчаливый, весь в своём высоком одиночестве - я сразу подумал: «этого человека я полюблю». Потому что ты был настоящим. Даже в своей закрытости.
Рафаэль с удивлением посмотрел на него.
- Я думал, ты видишь во мне только холод.
- Нет. Я видел в тебе сдержанность. И боль. И какую-то странную жажду - будто ты хотел любви, но боялся её коснуться. А я... я просто ждал, пока ты решишь, что достоин её.
Рафаэль молчал, будто слова не проходили через горло. Потом сел, обняв Авеля, уткнувшись лицом в его плечо.
- Я не знаю, что будет дальше. Но я хочу быть с тобой. Пока ты тоже этого хочешь.
- Я хотел этого с самого начала, - тихо ответил Авель, целуя его в висок.
Они снова легли рядом, и тишина, что накрыла их, была уже не неловкой - а спокойной. Как будто наконец-то всё встало на свои места.