Завет Влюбленных

Иветт распахнула глаза, словно вынырнула из темной бездны, и сердце её колотилось в груди, как безумный барабан. Комната вокруг вращалась, подобно зловещей карусели, унося с собой последние осколки сна. Она крепко зажмурилась, пытаясь ухватиться за ускользающий сон, и сглотнула ком, застрявший в горле. Это был лишь сон. Просто сон, сотканный из желаний. Но как бы отчаянно она не стремилась вновь погрузиться в его успокаивающую тьму, сон безнадежно бежал от нее.

Она поднялась с постели, дрожа всем телом, и поморщилась, почувствовав под босыми ногами обжигающий холод пола. В полумраке, словно в густом тумане, она нащупала дверную ручку, повернула её, бесшумно толкнула дверь и вышла в коридор. Взгляд её невольно скользнул к комнате Иварта, к его закрытой двери. За ней царила тишина, зловещая и настораживающая. Внезапно дверь его комнаты распахнулась, и он возник в коридоре, словно призрак, сотканный из ночной мглы. На нём были надеты простые чёрные джинсы и футболка с длинным рукавом, а светлые волосы растрепаны, словно после бурного сражения со сном. Увидев Иветт, он бросил на неё взгляд, полный искреннего, почти наивного удивления:

— Почему ты не спишь, сестра?

В её груди словно оборвалась струна. Ей вдруг стало трудно дышать, словно невидимая рука сжала её горло.

— Почему я не сплю? А ты почему не спишь?

— Хотел спуститься за полотенцами, убрать небольшой беспорядок, — произнёс он равнодушно, словно речь шла о совершенно незначительном деле. — Ох уж эта Джо.

Иветт промолчала, чувствуя, как по венам разливается ледяная волна.

— Спускайся, — сказал он тоном, не терпящим возражений, и жестом, привычным и властным, велел ей следовать за ним.

Она почему-то не посмела ослушаться, словно подчиняясь древнему, непреложному закону. Он, не оборачиваясь, пошёл вперёд, зажигая по пути лампы, и вскоре они оказались на кухне, залитой тёплым, успокаивающим светом.

— Вина? — спросил Иварт, открывая дверцу холодильника, словно предлагая забытье в бокале тёмного зелья.

Иветт села на один из стульев, стараясь казаться спокойной и непринужденной, и расправила подол рубашки, скрывая дрожь коленей.

— Нет, просто воды. Надеюсь, ты не добавишь туда никакой отравы.

Он усмехнулся.
Иварт толкнул в её сторону стакан, словно бросил кость голодной собаке, и жадно осушил свой, утоляя мучительную жажду.

— Ты, наверное, уже знаешь, что после игр с фейри всегда мучает жажда?
— Откуда мне это знать? — огрызнулась она, чувствуя, как вновь разгорается пламя ярости. Он пожал плечами, деланно небрежно:
— Точно. Забыл, что в сфере твоих интересов лишь один маг, словно солнце в твоей вселенной.

— Не думаю, что это тебя касается, — отрезала она, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Его взгляд упал на собственные руки. Правое запястье обвивала металлическая пластина на тонкой серебряной цепочке, словно дорогое украшение, скрывающее уродливый шрам – память о хлысте Меланты.

— Не думаю, что тебе стоит быть с ним, — произнес он тихо, но в каждом слове сквозила угроза.

Иветт сморщилась от отвращения, словно вдохнула запах разложения. Она собралась уйти, вырваться из этого удушающего пространства, но Иварт, словно змея, молниеносно схватил её за руку, крепко сжал и потянул, усаживая обратно на стул.

— Я не приказывал тебе уходить, — прошипел он, и в его голосе звучали нотки собственничества и ярости.

— Я не собираюсь подчиняться твоим приказам, — отчеканила она, глядя ему прямо в глаза, стараясь не выдать страха. — Тебе стоит это уяснить раз и навсегда.

На его лице на мгновение мелькнуло странное ликование, словно он одержал некую победу. Иветт резко вырвала свою руку из его хватки, в отчаянной попытке вырваться на свободу, но её ждала очередная неудача. Иварт, словно хищник, поймавший добычу, схватил её обеими руками, прижал к себе, лишая возможности сопротивляться.

— Что тебе нужно? — закричала она, трепыхаясь в его объятиях и пытаясь высвободиться. — Пусти меня!

— Может, мне просто нужна сестра? — прошептал он, и в его голосе послышалось странное томление. — Особенно такая... — Он окинул её взглядом сверху вниз, в котором смешались восхищение и презрение. — У сестренки появились зубки. Правда, пока только молочные, но это временно...

Услышав эти слова, Иветт растерялась, словно её окатили ледяной водой.

— Ты не знаешь, что такое семья, — произнесла она, наконец, с трудом подбирая слова. — И ты не знаешь, как вести себя с сестрой. Если бы она у тебя была...

— Она у меня есть, — тихо перебил он её, и в его голосе прозвучала нотка отчаяния. — Я дал тебе шанс убедиться, что я поступаю правильно. И ты дашь мне шанс.

Она сжала зубы, сдерживая поток гнева.

— С чего ты взял, что я дам тебе шанс?
Он расхохотался, и этот смех, лишенный тепла, прозвучал как злая насмешка над её отчаянием. — Потому что ты — моя сестра, — произнес он с какой-то болезненной торжественностью.

— Мы с тобой не похожи ни капли, — выплюнула Иветт с ненавистью, но тут же заметила, как на лице Иварта расцветает самодовольная улыбка. Она инстинктивно прикусила язык, пытаясь остановить поток ядовитых слов, но было уже слишком поздно, маска сорвана.

— Мы похожи больше, чем ты думаешь, — прошептал он, словно раскрывая давно забытый секрет. Он, наконец, выпустил её из хватки, словно она потеряла свою ценность, и машинально заправил непослушный вьющийся локон ей за ухо, обжигая прикосновением кожу. — Ты не знала? Твои родные родители ветви моего генеалогического древа, кровь от крови, плоть от плоти.

— Врешь, — выдохнула она, не в силах поверить в такую чудовищную правду.

— Зачем мне врать? — Он насмешливо приподнял бровь, словно её сомнения были нелепой шуткой. — Если будешь себя хорошо вести, проявишь послушание, я обязательно покажу тебе их, раскрою тайны, которые ты даже не смеешь вообразить.

Она опустила взгляд, устремив его в холодную бездну мраморного пола, словно ища там спасение. Когда же снова подняла голову, то увидела выгравированную на стене фразу на латыни: "Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo".

— Что это означает? — прошептала она, кивнув в сторону стены.

— «Если небесных богов не склоню, я ад всколыхну». Это наш семейный девиз, наша клятва, передаваемая из поколения в поколение.

— Вы психи, — прошептала Иветт, чувствуя, как в её сердце поднимается волна ледяной ярости.

В тёмных глазах Иварта вспыхнул недобрый огонь.

— Или борцы за свободу, освободители от тирании. Историю всегда пишут победители, сестра.

— И ты собираешься вписать в историю свою главу, переписать её своей кровью?

Он растянул губы в зловещей ухмылке:

— Еще бы! Разве есть другой путь?

Голова монстра, с пастью, полной игл и ядовитых клыков, как хищный зверь, бросилась на Иветт, но в тот же миг, словно вспышка молнии, на шею твари обрушился клинок, выкованный из черного, как сама бездна, гематита.

Отрубленная голова с глухим стуком упала на каменный пол, орошая все вокруг фонтаном зловонной крови и едкого яда. Иветт, инстинктивно спасаясь, перекатилась в сторону, но, несмотря на все усилия, несколько капель этой мерзости обожгли ее грудь, словно прикосновение раскаленного железа. Она, чтобы не издать ни звука, до боли прикусила язык, и, превозмогая дикую боль, попыталась встать на ноги.

Внезапно перед ней появилась чья-то рука, протянутая, чтобы помочь. «Кьеран...» – пронеслось в ее голове, как слабая молитва, но, подняв глаза, она с удивлением увидела перед собой своего брата, Иварта.

– Пошли, – коротко бросил он, – пока сюда не слетелись все эти твари, как мухи на падаль.

Сам Иварт был перепачкан зеленовато-черной слизью, разъедающей его одежду, словно кислота. Иветт краем глаза заметила, как за спиной Иварта к прыжку готовится еще одно чудовище – демон Нитадор, которого она когда-то видела только на страницах древних книг. Не раздумывая, она схватила брата за плечо и с силой оттолкнула его в сторону, спасая от верной смерти. Иварт, потеряв равновесие, попятился назад, и демон, бросившийся на него, промахнулся, пролетев в пустоту. В один миг Иветт извлекла из ножен свой верный кинжал, резко развернулась и, не давая твари опомниться, вонзила клинок в ее отвратительное тело, с трудом уворачиваясь от щелкающих челюстей. Монстр уже не шипел, а хрипел, захлебываясь собственной кровью, и Иветт, не колеблясь, распорола его чешуйчатое брюхо, выпуская наружу клубы ядовитого дыма. Горячая, обжигающая струя крови окатила ее руку, вызывая нестерпимую боль. Она закричала от ужаса и отвращения, но даже тогда не выпустила кинжал из рук, продолжая терзать тело твари, пока та, наконец, не исчезла, оставив после себя лишь запах серы и смерти.
Иварт яростно сражался с кем-то невидимым в дверях магазина, в то время как Кьеран отбивался от двух демонов, словно волков, окруживших его возле витрины с древней керамикой. Пол был усеян острыми черепками, как будто сама история разлетелась вдребезги. Иветт, повинуясь внезапному порыву, размахнулась и метнула кинжал с безупречной точностью. Клинок вонзился в окровавленный бок одного из демонов, наседавших на Кьерана, словно пронзая его саму сущность. Демон взвыл, издавая душераздирающий визг, и попятился, давая Кьерану необходимую передышку. В одно мгновение, словно грациозный зверь, Кьеран отсек ему голову, избавив мир от скверны. Теперь он мог заняться оставшимся, и Иветт не сомневалась, на чьей стороне в этой схватке будет победа.

Её охватил ни с чем несравнимый, пьянящий восторг. Кьеран и Меланта не раз говорили ей об эйфории битвы, но раньше она никогда не ощущала её на себе. Она чувствовала себя всемогущей, словно богиня войны, сошедшая на землю. Кровь пульсировала в венах, обжигая изнутри, по всему телу волнами разливалась неистовая сила. Всё вокруг словно замедлилось, превратившись в захватывающий, трагичный танец. Один из демонов, словно очнувшись от гипноза, развернулся и с утробным рыком бросился на неё, обнажая клыки, готовые разорвать её в клочья. Иветт отпрянула, инстинктивно схватив старинный флаг, валявшийся поблизости, и с яростью вонзила древко в разинутую пасть твари, затыкая ей глотку историей.

— Иветт! Останови его! — вдруг услышала она отчаянный крик Иварта, пробивающийся сквозь шум битвы.

— Что, подданные восстали против собственного хозяина? — усмехнулась она, с трудом отводя взгляд от завораживающего зрелища, разворачивающегося перед ней. — Не могу поверить, какая ирония.

Развернувшись, она увидела хозяина магазина, мерзкого демона по имени Акир, отчаянно пытавшегося открыть потайную дверь в задней стене. Иветт, словно хищница, бросилась к нему, извлекая на бегу сияющий клинок.

— Эй, ты! — выкрикнула она, взмыв в воздух, перепрыгивая через прилавок одним грациозным движением, и тут же обрушилась на демона сверху, словно карающий ангел.

Приземлившись прямо на спину Акира, Иветт повалила его на грязный пол, словно сорвала со стены отвратительную картину. Рука чудовища, уродливая и склизкая, метнулась вверх, пытаясь схватить её, но Иветт, опьяненная битвой, молниеносно отсекла её, избавив демона от конечности. Фонтаном брызнула густая, черная кровь, словно сама тьма излилась наружу. Демон посмотрел на неё красными, полными ужаса глазами, в которых читалось неминуемое приближение конца.

— Остановись, — прохрипел он, словно выплевывая последние слова. — Я дам тебе всё, что захочешь... власть, богатство, бессмертие...

— У меня уже есть всё, что мне нужно, — прошептала она, и в её голосе не было ни капли сожаления. Взмахнув клинком, она вонзила его в грудь демона, прямо в самое сердце его гниющей сущности. Акир издал предсмертный, хриплый крик и исчез, растворившись в воздухе, словно дурной сон.

К ней уже спешили Кьеран и Иварт, лица их искажены беспокойством. Иварт был белее снега, словно увидел саму смерть.

— Именем хаоса, Иветт, — выдохнул он, с трудом подбирая слова. — Селенит...

— А... этот камешек? Да вот он.

Она беззаботно вытащила закатившийся под прилавок минерал, словно обычную безделушку, и теперь небрежно держала его в руках.

Иварт с видимым облегчением выхватил селенит у неё из рук, словно отнимая у неё смертельное оружие. Кьеран же одним молниеносным движением перемахнул через разбитый прилавок и, словно оберегая самое ценное сокровище, крепко прижал Иветт к себе. Его глаза, обычно полные тепла, сейчас потемнели от нескрываемого волнения.

— Все в порядке, Кьеран. — Успокоила она его, чувствуя, как его сердце колотится в унисон с её собственным, как в её венах по-прежнему бурлит адреналин. Кьеран открыл рот, собираясь высказать переполняющие его эмоции, но она опередила его. Обхватив ладонями его лицо, она заглянула ему в глаза и прошептала, стараясь убедить их обоих: — Я жива и здорова.
Он, словно обессиленный, уткнулся ей в висок, вдыхая аромат её волос, и крепко прижал к себе, словно не в силах противиться всепоглощающему желанию ощущать её рядом, дышать с ней одним воздухом. Его руки, обычно нежные и бережные, сейчас с силой сжимали ткань её одежды, словно пытаясь убедиться, что она действительно настоящая, что не призрак, не плод его воображения. Его сердце билось так яростно, так безумно, что, казалось, его стук мог разрушить её рёбра. Бешеный ритм отдавался гулким эхом в его груди, разнося обжигающие эмоции по венам, словно отравленную кровь. Он задыхался, тонул в её запахе, в её тепле, словно в спасительной гавани после долгого шторма.

Ей до безумия хотелось его поцеловать. Она жаждала его прикосновений, его губ, его близости, словно умирающий жаждет воды. Она хотела...

— Ну, ладно, вы, двое, — словно гром среди ясного неба, напомнил о себе Иварт, возвращая их в суровую реальность.

Иветт нехотя отстранилась от Кьерана, разрывая эту невидимую нить, связавшую их, и посмотрела на брата. Он, с лукавой ухмылкой играя на лице, вертел в руке найденный селенит, словно фокусник, показывающий свою коронную карту.

— Завтра мы воспользуемся этим, — провозгласил он, словно объявлял о начале новой войны. — Но сегодня, после того как мы приведём себя в порядок и хоть немного отдохнём, устроим небольшой праздник. Мы это заслужили.

Кьеран, словно оберегая хрупкий цветок от ветра, бережно сжал ладонь девушки, ведя её за собой по незнакомой улице. Иварт, словно беззаботный мальчишка, шел впереди, рассекая толпу, и что-то негромко напевал себе под нос, словно создавая саундтрек к их приключению. Иветт, впервые за долгое время, оторвалась от своих мыслей и осмотрелась вокруг, пытаясь осознать, где они находятся. Что-то было не так, что-то неуловимо ускользало от её внимания, создавая гнетущее ощущение нереальности.

— Где мы, Кьеран? — шепотом, словно боясь нарушить хрупкую тишину, спросила она у самого его уха, слегка приподнимаясь на цыпочки, чтобы оказаться ближе.

— Брашов, — совершенно спокойно, словно произнося очевидную истину, ответил он.

Она тут же округлила глаза, словно внезапно очнулась от глубокого сна, словно не веря своим ушам, словно то, что она услышала, не могло быть правдой. Кьеран, заметив её замешательство, едва заметно поджал губы, скрывая улыбку, и ободряюще подмигнул ей, словно разделяя её секрет.

— Что происходит? — Этот вопрос, словно заноза, застрял у неё в голове, не давая покоя, и в этот самый момент она, словно призрак, растворилась в толпе внезапно появившихся людей.

Что-то скребло в ушах, будто невидимая мышь, грызущая кости реальности, или это собственная кровь стучала, взбудораженная этим платьем, этим внезапным путешествием? Иветт, будто околдованная, таращилась на ткань, угольно-черную, с предательским сходством с ночной сорочкой, словно грань меж сном и явью стерли, заставив балансировать на краю. Изящный узор из бусин на бретельках, словно звездная пыль на мрачном небе, и кокетливая кружевная оборка, словно насмешка над благоразумием – все казалось театральным, словно ей вручили костюм для спектакля, которого она не выбирала. Бретельки легко регулировались, подстраиваясь под неё, и она, словно марионетка, дергаемая за ниточки чужой воли, внезапно соглашается с Ивартом: платье – почти родное, словно сшито по ее тайным меркам.

— Спасибо, — выдохнула она, словно разучилась говорить, словно слова превратились в пыль, потеряв всякий вес.

Они выскользнули из примерочной, задернув за собой тяжелую портьеру, и это движение отрезало ее от мира, погрузив в вакуум. До слуха доносился рокот голосов, приглушенный и странный. Казалось, Кьеран и Иварт обменивались шутками, толкались локтями.... Как добрые приятели. Странно, промелькнуло сознание, как рыбка в мутном пруду, и Иветт, повинуясь иррациональному порыву, сбрасывает джинсы, скользит в платье, словно ныряет в омут, и ткань обнимает тело, словно вторая кожа, липкая и тревожная. Кьеран стоит рядом, хохочет с Ивартом... Кьеран.

Она крепко зажмурила глаза, пытаясь удержать ускользающую реальность, уцепиться за последнюю нить рассудка, но тишина обрушивается, как надгробная плита. Она слышит скрежет, словно открывают склеп, и хрустальный звон, словно разбивают зеркало. Открывает глаза, едва удерживается на высоких каблуках, и ощущает крепкую руку, поддерживающую ее. Кьеран. Иветт моргает растерянно, переводя взгляд с Кьерана на Иварта, затем на окружение. Все словно застыло в янтаре, двигалось в замедленной съемке, как в лихорадочном сне. Она чувствует себя пьяной, опьяненной чем-то, что гораздо сильнее вина – безумием. Разум, словно птица, пытается вырваться из клетки, но Иветт уже чувствует, как перья сыпятся на пол.

— Это что... ночной клуб? — выдыхает она, пересохшими губами, словно вопрошает у бога, которого нет.

— По мне, это не платье, а нижнее белье, — хмыкает Кьеран, не обращая внимания на её вопрос, словно он знает что-то, что недоступно ее пониманию, словно он уже давно сошел с ума.

— Ты говоришь о моей сестре, — взрывается Иварт, словно это все еще имеет значение, словно они все еще играют по правилам, словно в этой карусели абсурда есть хоть капля логики.
Кьеран ухмыляется, словно прожжённый игрок, разглядывая Иварта, как пешку на шахматной доске, словно в их словесных пикировках есть какая-то извращённая игра, понятная только им, словно делят добычу, не спугнув её.

Иветт, словно в неё ударила молния, прошита дрожью от макушки до кончиков пальцев. Чувства взвинчены до предела. Она сглатывает с трудом, ощущая пульсацию крови, словно отсчет времени до взрыва. Она слегка наклоняет голову набок, кокетливо и беззащитно, и на лице появляется слабая, призрачная улыбка, словно обещание. Она кусает губы, не в силах оторвать взгляд от улыбки Кьерана, от его демонической усмешки, словно от глотка яда, от которого уже не избавиться.

— Забавно, я тоже об этом подумала, — выдыхает Иветт едва слышно, словно признается в сокровенной тайне, словно приговор подписала.

Его пальцы, словно крадущиеся тени, скользнули под тонкую бретельку платья, щекоча кожу, обжигая её прикосновением, словно метят добычу.

— Мне казалось, что я не особенно тебе понравился, — шепчет Кьеран, склоняясь к ней, словно искушая. — Но на самом деле, я сдерживал себя из последних сил, чтобы не заявить во всеуслышание, что я хочу с тобой сделать.... Здесь и сейчас.

— Тебе казалось, что ты мне не нравишься? — удивляется она, невинно распахивая глаза, словно спрашивает о погоде. — Кьеран, разве существует во всём мире хоть одна женщина, которая не хотела бы тебя?

Он пожимает плечами, изображая безразличие, но в глазах сверкают озорные огоньки, словно в них поселились бесы.

— Не сомневаюсь, что психбольницы всего мира забиты дамочками, которые не смогли избежать моего всепоглощающего очарования.

На языке вертится вопрос, который она всегда боялась озвучить, тайна, что жгла изнутри. Какое, в сущности, ей дело до его прошлого, до его побед и поражений? Но карие глаза Кьерана смягчаются, словно он читает ее мысли, словно видит ее насквозь.

— Раньше мне было наплевать, что думают обо мне женщины, — произносит он тихо, словно открывает дверь в тёмную комнату. — Ну, до тебя.

До тебя. Эта фраза – удар под дых, оглушительный колокол, разрывающий тишину.

— Кир... — выдыхает Иветт, и голос её дрожит, словно лезвие ножа.

— Ваша сахарная болтовня мне уже смертельно надоела, — бросает Иварт, словно ядовитую стрелу, и исчезает в толпе, предоставляя их самим себе.

Кьеран игнорирует Иварта, словно он – призрак, словно его попросту не существует в этом измерении, словно весь его мир сузился до одной лишь Иветт. Её губы, словно спелые ягоды, призывно приоткрыты, готовые к поцелую, глаза затуманены похотью, словно она тонет в океане желания, и на щеках проступил легкий, предательский румянец, выдавая её с головой. Кьеран, словно хищник, завороженный добычей, пристально смотрит на неё, не отводя взгляда, словно боится, что она исчезнет, как мираж.

— Я хочу... — шепчет он хрипло, обжигая её своим дыханием, и слова его тонут в оглушительном грохоте музыки. Он делает неторопливый, завораживающий шаг к ней, словно пантера, готовящаяся к броску, словно хищник, заманивающий жертву в свои сети. Их разделяют какие-то жалкие, ничтожные сантиметры, но тонкий, наэлектризованный воздух кажется осязаемым, словно физическая преграда, словно её сознание отключили, словно время остановилось, оставив их наедине в этом безумном мире. Его лицо - словно холст, расцвечено неоновыми всполохами: обжигающий красный, как кровь, синий, как лед, золотой, как похоть. Вероятно, когда-то здесь возвышалась церковь - место молитвы и покаяния. Высоко под потолком до сих пор чудом сохранились осколки витражей, словно напоминание о былом величии. Лучи прожекторов – едко-розовые, ядовито-зеленые, жгуче-фиолетовые – выхватывают из обезумевшей толпы блаженные лица танцоров, словно показывая сцены из ада. Из колонок грохочет транс, оглушая и подчиняя, словно зов древних богов. Музыка, проникая в кровь, заставляла кости вибрировать, ломать остатки воли, словно превращая всех в марионеток. В зале было жарко и тесно, дышать нечем, и в спертом воздухе смешались запахи пота, дешевого дыма и кислого пива, словно запах греха.
— Хочешь... Чего? — прошептала Иветт дрожащими губами, ощущая их иссохшими, словно потрескавшаяся от зноя земля. Опьянение плескалось в венах, дурманя, словно терпкое вино, и толкало в бездну желаний.

— Увести тебя туда, где нас никто не найдет, — выдохнул он хрипло, и в голосе его скользнули нотки низменного, почти звериного. Так говорят искусители, предлагая запретные плоды.

Его рука ложится ей на талию, пальцами скользит по коже сквозь тончайший трикотаж платья, обжигая холодом внезапного прикосновения. И ведёт куда-то в темноту, тянет за собой, словно в пасть ночного ада, где глотают звёзды и хоронят надежды.

Необычайная легкость вдруг разлилась по телу, словно опьяняющее зелье. Она обернулась на брата, словно прощаясь с прошлым, и позволила Кьерану увлечь себя в темный коридор. Гул музыки, как отголоски бури, доносился издалека, приглушенный, будто из-под толщи воды. Они лавировали между пестрой толпой, плечи сталкивались с чужими плечами, в воздухе витали обрывки смеха, пьяные возгласы. Иветт почудилось, что все вокруг — под кайфом, одурманеные иллюзиями. "Под кайфом" – слово показалось ей каким-то нелепым, комичным, и она не сдержала тихого хохотка. Кьеран нетерпеливо хмыкнул, словно прерывая её грезы, и потащил за собой в одну из распахнутых комнат. В комнате царила почти кромешная тьма, освещением служил лишь приглушенный багровый свет, словно отблески адского пламени. Кьеран захлопнул дверь, отрезая от мира, рывком усадил девушку на край стола, и они сплелись в поцелуе — диком, необузданном. Руки Иветт царапали спину Кьерана, словно в слепом поиске опоры. Он прокусил ее нижнюю губу, и она ощутила терпкий вкус крови, металлический привкус опасности. На долю секунды страх кольнул ее сердце, словно осколок льда, но остановиться она не могла, главное — не хотела.

Он запустил пальцы в волосы Иветт, запутываясь в распущенных локонах, словно в шелковых тенетах, удерживая голову, не давая сбежать, отступить. Он уткнулся носом в изгиб шеи, жадно вдыхая тонкий, пряный аромат духов, словно пьянящий эликсир. Сполз вниз, поцелуями опаляя кожу, спускаясь к ключице, не щадя, прикусывая, оставляя на нежной коже багровый след от зубов — метку собственности, клеймо греха. Вскользь огладил грудь, словно дразня, спускаясь рукой по спине, задрал тонкую ткань платья, проводя по оголенным бедрам и сжимая их властной хваткой. Он прильнул влажными губами к ложбинке между грудей, проводя вверх длинными, обжигающими мазками языка, словно голодный демон, вкушающий добычу.

Руки Кьерана, словно змеи, скользнули по её телу, оплетая её в свои сети. Он подхватил край платья и потянул вверх, обнажая всё больше.

— Что ты делаешь? — прошептала она, дрожащим голосом, полным страха и возбуждения.

— Раздеваю тебя, - Он хитро улыбнулся, и в глазах его вспыхнул огонь, предвещающий падение. — Ты можешь сказать мне «Стоп», – прошептал он в ответ, и голос его звучал, как обещание, – но ты этого не скажешь. Не сейчас. Не когда сама жаждешь этого.
Осознавая его правоту, осознавая, как безмерно, до безумия, она по нему истосковалась, словно без воды в пустыне, она обхватила мужскую шею ладонями и притянула к себе. Словно это все что у нее осталось.

– Да, – выдохнула она ему в губы, обжигая, передавая всю нежность и страсть, всю бесконечную любовь, пылавшую в её сердце. – Если ты сейчас меня не возьмешь, то подпишешь себе смертный приговор, Кьеран Саммерсет. Потому что я больше не смогу без тебя.

Он хрипло усмехнулся, обнажая зубы, словно хищник, предвкушающий долгожданную добычу, и рывком перевернул девушку на живот, подчиняя себе.

Повинуясь его воле, словно загипнотизированная, она опустила голову на стол, щекой прижавшись к холодной поверхности дерева сквозь тонкую ткань платья. Будто отдаваясь. Горячая ладонь, словно клеймо, пробралась под тонкие бретели ткани, безжалостно оголяя спину, будто лишая защиты. Иветт не могла пошевелиться, лишь судорожно хватала ртом воздух, словно тонущий в океане, ожидая неминуемой бури.

— Знаешь, Иветт, сейчас меня переполняет похоть, – прошептал он, обжигая ее ухо своим дыханием, будто поджигая фитиль страсти. – Из глубин моей души выползает жгучее желание ощутить трепет твоего тела подо мной. Каждый твой вздох. Каждый стон.

От этой интимности стало слишком жарко, словно огонь охватил все тело. Сердце подскочило и запульсировало в горле, словно пойманная в клетку птица, стремящаяся вырваться на свободу. Страх и желание переплелись воедино, создавая дурманящий коктейль, от которого кружилась голова.

И больше не сдерживает себя, отпуская внутреннего зверя на волю: Кьеран зарылся пальцами в её волосы, натягивая их до боли, словно пытаясь подчинить её волю, заставляя выгнуться в спине, чувствовать его власть. Пусть болит. Пусть сходит с ума от этой боли, от этой близости. Она вцепилась в край столешницы, словно утопающий за соломинку, когда он упёрся в её бедра, лишая последней опоры, и коленом развел ноги чуть шире, приказывая подчиниться его желанию.

Тишину комнаты разрезал её возбуждающе громкий, рваный вдох, словно мольба о пощаде, когда его ладонь, наглая и властная, огладила бедра и легла между её ног, предвкушая победу. Тело, предав её, само поддалось ему навстречу, ягодицы обожгла его твердая решимость, его собственная, нестерпимая жажда, которая эхом отозвалась в ней, лишая разума. Мужские пальцы, словно искусные воры, пробрались под край белья и, собрав влагу, мягко надавили на пульсирующий клитор, заставляя ее забыть обо всём, кроме этого ощущения.

— Ты создана, чтобы сводить меня с ума, — прошептал он, и в голосе его звучало восхищение и предвкушение, словно она – его личный ад и рай.

Он ласково и умело скользил по чувствительной коже вверх-вниз, выписывая на ней замысловатые узоры, словно заколдовывая её. Иветт кусала губы, силясь сдержать рвущиеся наружу звуки, прячась от самой себя, но, когда пальцы погрузились в неё, глубоко и жадно, заставляя ее расцвести, она не выдержала, отпуская все свои запреты, и комнату наполнил протяжный стон, словно признание в любви, словно мольба о вечном пленении.
Она по нему течёт. Отдается ему. О, святые!
Кьеран надавил на нежное девичье плечо, притягивая к себе ещё ближе.

— Из-за таких, как ты, мужчины совершают необдуманные поступки, теряют рассудок, – прошептал он, словно делясь сокровенной тайной, – сражаются, калечат, развязывают войны, убивают. Лишают жизни всех, даже родных братьев, только посмевших тебя возжелать. Ты – их проклятие и их благословение.

Она застонала снова, теряя остатки самообладания, и он, словно поддавшись ее стону, начал двигаться быстрее, сильнее, властнее.

— И этих опьяненных похотью несчастных можно понять. Я бы с легкостью совершил любую глупость из этого списка. Что порадует тебя больше всего, мой цветочек? Какой грех я должен совершить ради тебя?

— Кьеран... Мне это не нужно... Мне... – прошептала она, умоляя остановиться, умоляя о пощаде, но слова её были лишь топливом для его огня.

Он отпустил её плечо и зажал ладонью рот, лишая голоса, лишая сопротивления. Прошептал, касаясь нежной мочки уха губами, словно заключая сделку с дьяволом:

— Разумеется. Это нужно мне. Чтобы все знали, чтобы все видели, чтобы даже не смели подумать о тебе – ты только моя. Моя до последнего вздоха.

Она закрывает глаза, словно пытаясь спрятаться от надвигающейся тьмы, и слышит, как искажается звук, как мир вокруг теряет свои очертания. Она перестаёт ощущать тепло рук Кьерана, его голос, его дыхание – словно он растворился в ночи. Она не хочет открывать глаза, боится увидеть то, что ждёт её впереди. Липкий страх, как паутина, сковывает всё тело, лишая возможности двигаться.

— У тебя темное сердце, дочь Винсента, – прозвучал чужой голос, словно погребальный звон, разрушая хрупкую тишину. – И темные желания.

На её шее сомкнулись чужие пальцы, словно ледяные оковы, те, что она ни за что не хотела бы ощутить на себе, прикосновение, от которого её бросало в дрожь. Пальцы поднялись к подбородку и грубо подняли её лицо, заставляя встретиться взглядом с отражением в зеркале. Провалиться бы ей сейчас в бездну, в небытие, лишь бы не видеть то, что её ждёт. В багровом свете комнаты, перед ней в отражении зеркала – её лицо, бледное и искажённое страхом, и лицо Иварта позади, хищное и злорадное. Крик, словно раненый зверь, вырвался из её груди, разбил пространство комнаты на осколки, но тут же заглушился тишиной, наполненной противным, зловещим звоном.