7 страница29 июля 2024, 13:26

•Сказ о проруби, морозе да царском купании•

Коляда ты, коляда,
Заходила коляда,
Заплясала коляда,
Государева двора,
Государев двор среди Москвы,
Середь каменныя.
Кумушка-голубушка,
Пожертвуйте лучинки
На святые вечера,
На игрища, на сборища.
Спасибо, кума, лебедь белая моя,
Ты не праздничала, не проказничала,
На базар гулять ходила, себе шелку накупила,
Ширинку вышивала, дружку милому отдавала.
Дай тебе, Господи, сорок коров, пятьдесят поросят,
да сорок курочек.

Русская народная колядка

:・゚✧:・.☽。・゚✧:・.:

Лето от Рождества Господня 1578, января день восемнадцатый, Александровская слобода

:・゚✧:・.☽。・゚✧:・.:

В канун Крещения морозы ослабели, за окном искрился лёгкий, пушистый снег, и ото всюду слышен был колокольный звон - близилась Всенощная. На реке Серой пробили несколько прорубей, на берегах зажгли костры, расставили длинные столы, на которых вечером будут стоять самовары с горячим медовым взором и скоромные угощения. Кое-где мелькали уж ряженые в ярких, цветастых нарядах и диковинных масках животных с рогами и длинными ушами, готовящиеся распевать свои колядки у ворот каждого Александровского дома.

Готовились к светлому празднику Крещения Господня и в царских покоях: Федя заперся в нарядной, отдавшись в проворные руки Демьяна, а Иван Васильевич, уже с час, как одетый своими холопами, сидел в своём кресле у окна и прислушивался к Фединым крикам, невольно улыбаясь.

Спустя всего минут десять Федя выплыл из нарядной грациозным шагом, будто это вовсе не он только что ругал своего верного холопа на чём свет стоит, улыбаясь и немного игриво рисуясь перед Иваном Васильевичем.

И ему было, чем гордиться - Демьян постарался на славу, как всегда сумев подобрать наряд, подходящий и событию, и к месту и, главным образом, к Феде.

Позаботившись о том, чтобы Федя не замёрз, Демьян ещё задолго до Крещенского сочельника велел портным сшить платье синего шёлку, обитое белым собольим мехом да украшенное дорогим заморским жемчугом, и не прогадал - Федя, как только его увидел, сказал, что лучшего платья ему ещё не доводилось встречать, и шёпотом добавил, что впервые в жизни жалеет, что пережил Марию Темрюковну и хотел бы появиться пред ней в таком платье. Это весьма рассмешило Ивана Васильевича, чего нельзя было сказать о Демьяне - одному только холопу царского возлюбленного ведомо, сколько усилий нужно для этих соревнований в богатстве одежды и украшений.

Но Федя был не так прост - увидев заветное платье, он потребовал, чтобы к празднику Крещения ему сделали такой же венец, и его совершенно не смущало то, что оставалось всего два дня.

- Два дня - и две ночи, - многозначительно добавил он, когда ему сообщили, что выполнить это желание не возможно, - я желаю, чтобы на Всенощной Крещенской службе у меня был этот венец. А ежели не успеете - понесёте от государя наказание.

Устрашённые царским гневом, портные управились с работой даже скорее, чем то от них требовалось. Когда желанный венец оказался у Феди в руках, он показал его Ивану Васильевичу, мимоходом упомянув об обещанном наказании для портных.

- Федя, ты почто на меня дурную славу наводишь? Ежели начнут говорить, что царь за кокошники казнит - подумай, будет ли народ такому царю предан?

- Если бы я их не припугнул, думаешь, они бы успели? Нет. Я их знаю, Ваня - их ежели не припугнёшь, то ничего и не получишь!

А венец получился действительно прекрасным - из такого же синего шёлка, что и платье, по краю обшитый мехом, а по центру - с вышитой алмазной звездой, сверкавшей так, будто её сняли с неба специально для того, чтобы она украшало Федино чело.

И вот - Федя, одетый во всё это, предстал перед Иваном Васильевичем.

- Василёк, ну ты и выдумщик! Такого наряда никто в целом свете ещё не видывал, - восхищённо сказал он.

- Конечно! Это всё Дёмушка. Он хоть и дурак иногда, а в украсах толк знает.

Федя подбежал к Ивану Васильевичу и мягко опустился к нему на колени.

- Ваня, знаешь, я кое-что придумал... Давай после Всенощной в проруби искупаемся, а? - умоляюще взглянув в самую душу, спросил он.

- Нет, Феденька, и речи быть не может. Ты застудишься, да и купания эти - всё язычество, не по чину царице православной, а тем паче - царю.

- Ну Вань! Морозы ведь ушли - не то, что в прошлом году на Крещение, да и потом - какое ещё язычество? Мне матушка рассказывала, что если искупаешься на Крещение в проруби - вся хворь и нечистая сила тебя оставит.

С каждым словом Федя говорил всё тише, и приближался устами ближе
Ивану Васильевичу. Завершив свою речь, он нежно поцеловал его, а потом прижался к груди, будто кот.

- Федюша, я бы рад, да за тебя боюсь - ты же от любого ветерка сразу с жаром на несколько дней ложишься, а тут - ледяная вода, а потом ещё на холод из неё выходить.

Почуяв, что уверенность Ивана Васильевича уже поослабла, Федя пошёл в наступление:

- Ваня, ну ты же можешь так устроить, чтобы на берегу построили домик, ну или хотя бы шатёр, в котором меня можно было бы отогреть - а потом, дома - уже и в баньку можно, а?

Иван Васильевич вздохнул. Он мог отказать кому угодно и в чём угодно, но только не Феде - его чарам не хотелось сопротивляться, а наоборот, хотелось исполнить любое Федино желание, лишь бы видеть озорные счастье и радость в его очах.

- Хорошо, Василёк, посмотрим. Сейчас уже поздно - нужно идти в церковь, а то к царским часам не успеем.

- Ты обещаешь, что подумаешь над этим?

- Обещаю, Василёк, обещаю, а теперь - пойдём.

- Спасибо, Ваня, спасибо! - Федя радостно взвизгнул, и крепко-крепко его обнял.

- Ну всё, всё... Идём. Я велю Демьяну договориться насчёт шатра на берегу.

Федя радостно закивал головой, принялся одеваться в пушистую белую шубу и голубой расшитый мелким бисером тёплый платок, который любил куда больше длинной неудобной фаты, полагающейся царице. Он вообще любил нарушать правила, потому что в его понимании правила создавались для него, а не он для правил.

Иван Васильевич, на ходу объясняя Демьяну, что он должен сделать и куда должен успеть сходить до освящения воды, направился к выходу из покоев.

𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊

Под сводами собора пение хора звучало особенно красиво и чисто - будто ангелы небесные спустились к людям из Рая. Федя помнил, как сам в годы своей юности пел в хоре, как это нравилось Ивану Васильевичу и как раздражало его врагов. Он и сейчас пел - и голос со временем стал ничуть не хуже: высокий, чуть надрывный, с чарующими переливами, свойственные только ему одному.

В Царские часы* взоры присутствовавших в церкви были прикованы к государю и государыне, и сегодня виной этому был, конечно же, Федин наряд. К слову, Демьян зря волновался о том, что хозяин его замёрзнет - от огромного скопления народу в соборе почти сразу стало душно, и Федя раскраснелся, но, казалось, вовсе не чувствовал духоты - слишком увлечён он был пением псалмов и Иваном Васильевичем.

Федя всегда очень любил смотреть на него в церкви - таким тот был одухотворённым и благостным, что прозвище "Грозный" совсем не вязалось с ним в такие мгновения. Единственным, что изредка отвлекало Ивана Васильевича от молитвы, был Федя, которому он посылал полные любви и нежности взгляды.

Но вот уж вынесли хлеба и воду*, начали читать тропари. Федя, чтобы не отвлекаться, опустил глаза в пол, но всё же время от времени отвлекался на свои любимые голубые сапожки на высоком каблучке, у которых острые носы поднимались наподобие восточных туфель. Иван Васильевич привёз их ему однажды из далёкой Персии.

Тропари допели, воду освятили, трижды окунув в неё крест. Тут же стали и брызгать ею во все стороны, и Федя позволил себе весело рассмеяться - с детства это было любимой его частью Крещенской службы. Незаметно для чужих глаз Иван Васильевич нашёл его руку своей, нежно сжал. Федя обернулся к нему, и взгляды их встретились, дав бесконечной любви и ласке слиться воедино.

Служба кончилась - народ уже шумел на улице, а государевы приближённые, удостоившиеся встретить великий праздник вместе с ним, разошлись на две стороны, освобождая посередине проход для царской четы. Иван Васильевич и Федя, держась за руки, величаво прошествовали к выходу, улыбаясь и кивая то одному, то другому приветствовавшему их в толпе. Тяжёлые двери храма открылись перед ними, освежая дуновением чистого прохладного воздуха.

И тут же атмосфера вокруг стала совсем другой - вокруг кружились в хороводах ряженые в перемешку с обычным людом, повсюду горели костры, а в воздухе витал запах шишек, которыми топили пузатые самовары.

- Ну что, Ваня, ты не забыл? Идём купаться в прорубь?

- Как же с тобой позабудешь... Не торопись, Василёк - Демьян за нами придёт, когда всё готово будет.

- Его не сыщешь! Он там поди уже отдельную прорубь для нас пробил... - пробубнил Федя.

- Конечно. Я ему так и велел.

- А зачем?

- Затем, Феденька, что я не позволю тебе в одной рубахе бегать пред всеми.

- Неужто ревнуешь? - кокетливо заметил Федя, шутливо толкнув Ивана Васильевича в бок.

- Вовсе не ревную, отчего ты это решил? - не вполне убедительно возразил он.

- Ну скажи, что ревнуешь! - не переставал Федя.

- Нет!

- Ну скажи, скажи! - смеялся он, прыгая вокруг Ивана Васильевича.

- Вот ведь приставучий!

Иван Васильевич шутливо схватил его за нос, заодно проверив, не замёрз ли.

- Гляди, а вот и Демьян, - добавил он, указав куда-то в глубину толпы.

- Где? Где? - Федя прищурился, всматриваясь в многочисленные лица, и вскоре нашёл его. - Дёмушка, иди скорей сюда!

Демьян, просачиваясь между чужими спинами, пробрался к ним.

- Здравствуй, Демьян, с праздником Крещения Господня тебя! - приветственно сказал ему государь.

- И вас, Иван Васильевич, Федора Алексеевна! Прорубь вырубил подальше от всех, лично проследил, чтобы на берегу шатёр поставили, а в нём - печку походную. Сейчас идти желаете, али попозже?

- Сейчас! - воскликнул Федя, уже собираясь идти, но Иван Васильевич схватил его под локоть и остановил.

- Постой, Василёк - сначала нужно тёпленького попить, а потом можно и идти. Прорубь твоя уж никуда не денется, а хвори одолеть тебя я не позволю.

- Ну Вань!

- Не Ванькай! Демьян, сходи за взваром медовым.

Увидев жалобный Федин взгляд, Иван Васильевич добавил со вздохом:

- И за пряником с повидлом.

Демьян кивнул, и со свойственной ему быстротой исчез в толпе. Федя от слов о прянике немного приободрился, и стал наблюдать за ряжеными, чтобы хоть как-то скоротать время до вожделенного купания - разговаривать с Иваном Васильевичем в целях воспитания оного он не посчитал нужным.

𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊

На ходу дожёвывая пряник, Федя тянул за собой Ивана Васильевича к берегу реки Серой. Прорубь для них по велению Демьяна сделали за небольшим пролеском, чтобы им было проще скрыться от посторонних глаз.

Прямо на берегу стоял шатёр, у входа в который выставлено было четверо дюжих холопов. Федя забежал внутрь, начал скидывать с себя дорогие одежды, и уже через минуту в одной только длинной льняной рубахе поторапливал Ивана Васильевича.

- Ваня, ну давай же скорее! Уж нет мочи терпеть!

Иван Васильевич терпеливо сносил всё, не проронив ни слова. Когда всё было готово, они подошли к воде. Федя первым ступил босою ногой на лёд, но тут же взвизгнул и запрыгнул к Ивану Васильевичу на руки.

- Ваня, я не дойду - неси меня до проруби, а уж там я смогу!

- Федюша, ты уверен? Может, мы всё-таки вернёмся?

- Нет! Ни за что! Пошли скорее!

И Иван Васильевич пошёл, сам дивясь тому, как легко Феде удаётся управлять им. С каждым шагом по льду его ноги сводило от холода, но он не обращал на это внимания - его грело тёплое, ровное Федино дыхание, приятно щекотавшее шею.

- Ну что же, вот и прорубь твоя, Василёк. Готов заходить?

- Готов... Но только вот так, как мы сейчас с тобой идём.

Иван Васильевич тихо рассмеялся, и сказал:

- Будет исполнено, государыня.

По небольшой деревянной лесенке, вбитой в лёд и спускавшейся глубоко под воду, Иван Васильевич стал спускаться в ледяную воду, бережно держа Федю у сердца. Когда они стояли по самые плечи в воде, он спросил:

- Не холодно ли тебе, Феденька?

- Подле тебя - никогда, - еле слышно, но от этого не менее нежно и ласково ответил Федя.

- Хорошо... Ну что, исполнил я твоё желание?

- Исполнил, Ваня, конечно исполнил. Ты всегда их исполняешь - где тебе передо мной устоять? - усмехнулся Федя.

- Ох и охальник ты, милый мой! Всё-то у тебя просчитано!

- Нет, не всё, - лукаво улыбался Федя, - вот ты велел прорубь для нас в отдалении сделать - этого я предугадать не сумел.

Иван Васильевич довольно улыбнулся.

- Ну хоть тут скажи, что ревнуешь меня, Вань... Тут ведь никого нет - только мы с тобою. Для меня скажи.

- Ну хорошо, скажу: да, ревную - ну и что с того?

- Ничего.

Федя тихо засмеялся, радуясь этой маленькой, но такой важной для него победе, но тут его смех сменился чуть сильным кашлем, и Иван Васильевич, засуетившись, тотчас прижал его себе ещё ближе, и стал выбираться из проруби.

- Ваня, мне хорошо, не надобно...

- Как же "не надобно", если ты уже кашляешь? Нужно скорее тебя отогреть, а дома - в бане пропарить, - заботливо запричитал Иван Васильевич, и Федя, умилившись его волнению, не стал возражать.

В шатре Иван Васильевич передал его в руки Демьяна, который тотчас его переодел в сухое и укутал в шубу. Оказалось, рядом стояли и сани - Иван Васильевич не позволил Феде идти самому, и донёс его на руках. Когда все трое устроились рядом друг с другом, возничий свистнул кнутом, и лошади помчались к царскому терему.

Вечер этот окончился мирно, уютно и тихо - Федя, основательно прогретый в бане, сидел в кровати, укутавшись в одеяло. Сон не шёл - наверное, от переизбытка впечатлений, полученных за сегодняшний день.

Несмотря на поздний час, государь, Федя и Демьян разговорились, и до глубокой ночи вспоминали все свои прошлые Крещения, бывшие ещё до становления Феди царицей, а когда общие воспоминания закончились - в памяти ожили образы из детства, которое у каждого из них было разное. Федя и Демьян вспомнили свои мальчишеские годы, колядки на Рождество и Богоявление, Федину матушку и сказки, что она рассказывала им обоим вечерами, принимая маленького сироту Дёмку, как собственного сына.

Под утро они уснули: Федя на плече у Ивана Васильевича, а Демьян подле печи. И нет на свете уз крепче вечной любви и преданной дружбы - и каждому из них это было давно известно.

━━━━━━》❈《 ━━━━━━

* Царские часы - особая часть церковной службы, совершаемая в канун Крещения и в Страстную пятницу. По-другому называются Великими, но на царской Руси получили именно название "царские", потому что во время них на службе обязательно присутствовал государь.

* На Крещение всегда освящают воду и хлеб, которые после службы раздают прихожанам. И если хлеб съедается в тот же день, то водой в этот день обычно запасаются на весь год.

7 страница29 июля 2024, 13:26

Комментарии