•Сказ о заветных желаниях младого кравчего•
Лето от Рождества Господня 1577, июля день двадцать восьмой, Александровская слобода
:･ﾟ✧:･.☽｡･ﾟ✧:･.:
В покоях Феди и государя царил хаос: по полу были раскиданы летники, кафтаны, украшения, кокошники, ленты - в общем, все Федины сокровища из прошлой жизни, ещё до опалы. С самого утра он увлечённо рылся в ящиках и сундуках, доставал каждую вещь, заинтересованно смотрел на Ивана Васильевича, приподнимая бровь, ожидая его решения - оставить, или перенести в его прежнюю комнату, куда относилось все, что было ему больше не нужно, но выбросить рука не поднималась.
- Федя, ну это тебе точно уже мало. Сколько лет тебе было, когда ты носил этот кафтан? - усталым голосом сказал Иван Васильевич, поглядев на очередную находку.
- Ты хочешь сказать, что я растолстел? - с наигранной обидой спросил Федя.
- Нет, Феденька, ты просто... Вырос! Да, представь себе - и нечего делать такое удивлённое лицо. Когда мы встретились, ты был не больше восьми пядей от земли, а сейчас вон каков стал - поглядись в зеркало!
- Ну не знаю... Я пока здесь оставлю, а потом, может, и снесу в нарядную свою.
- Это что за нарядная такая? - без особого интереса спросил Иван Васильевич.
- Ну я же в своей прежней комнате наряды старые храню - стало быть, она нарядная и есть, - пояснил Федя, откладывая свой детский кафтанчик вправо, где были сложены вещи, которые он решил оставить на прежних местах. К слову, этих вещей было гораздо больше, чем тех, которые он всё же решил унести в "нарядную".
Отводя длинную чёрную прядь за ухо, Федя обернулся на Ивана Васильевича и торжественно заявил:
- Ну вот, два сундука уже разобрали, в этом на дне только что-то лежит, сейчас посмотрю...
Он опустил взгляд внутрь, и замер: в темноте что-то смутно знакомое мерцало и переливалось, так и просясь в руки.
- Ваня, ты погляди, что я нашёл! - воскликнул Федя и осторожно, словно хрупкий цветок взял в руки изящный, невысокий девичий венец, расшитый по чёрному бархату жемчугом, смарагдами и самоцветами.
- Ты же помнишь, да? - улыбнулся Федя, очевидно погрузившись в воспоминания.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Лето от Рождества Господня 1565, ноября день четвёртый, Александровская слобода
:･ﾟ✧:･.☽｡･ﾟ✧:･.:
Первая встреча с царицей - для любого царского приближенного событие важное, значимое, волнующее - к царице кого попало близко не подпускают.
Федя старался избегать встречи с ней. Мария Темрюковна была ненужным конкурентом в придуманной и изобретённой им самим же борьбе за любовь Ивана Васильевича, пальма первенства в которой итак в столь короткое время уже была им выиграна. Эта борьба отнимала слишком много сил, проявляясь во всем - то на подол кафтана кто-то нечаянно наступит, то летник, к вечеру приготовленный для танцев, вином обольют - словом, царица незримо присутствовала везде, и даже вечером, когда Иван Васильевич и Федя наконец оставались вдвоём, государь вдруг оказывался очень срочно кому-то нужен.
Силы были неравны, но виной тому был лишь Федин юный возраст и отсутствие него должного опыта. Мария Темрюковна понимала это, и усиленно пыталась нейтрализовать раздражающего соперника, пока он не стал слишком сильным для поражения. И тем не менее, Федя не сдавался. Со временем он научился просчитывать её ходы, предугадывать планы и предотвращать последствия, с каждым днём преуспевая в тонком искусстве плетения интриг.
Но спустя несколько месяцев Фединого фавора избегать личной встречи с Марией Темрюковной стало совершенно невозможно, потому как она самолично пригласила его на именины. Праздник осенней Казанской Богородицы - а Марию Темрюковну крестили именно в этот день - теперь представлялся Феде самым настоящим испытанием на выживание. Все совместные планы с Иваном Васильевичем рушились на глазах.
И тогда Федя стал всё тщательно продумывать: во-первых, он должен появиться на пиру чуть позже всех остальных, чтобы привлечь к себе как можно больше внимания. Во-вторых - обязательно вместе с государем. И если опоздание самого Феди можно было легко организовать, то вот уговорить Ивана Васильевича прибыть не вовремя на именины супруги - задача не из простых.
Наступление Федя начал за день до праздника, когда вечером они, оставшись вдвоём, натешились вдоволь и лежали вместе, обнявшись и поминутно даря друг другу нежные поцелуи.
- Ваня, а вот скажи, ты же одного меня только любишь? - начал Федя издалека.
- Конечно, Василёк.
- А жену свою совсем не любишь?
- Не люблю. А к чему ты спрашиваешь? - настороженно спросил Иван Васильевич, начинающий подозревать, что Федя что-то задумал.
- Да так, просто интересно... - игриво ответил Федя, переворачиваясь на живот, чтобы дальнейший их разговор происходил лицом к лицу.
- А можно я на Машкины именины наряднее её самой оденусь?
- Тебе все можно, Федюша, - облегчённо улыбнулся Иван Васильевич, надеясь, что на этом всё и закончится.
- Прямо всё-всё-всё можно? - прошептал Федя.
- Всё-всё-всё.
- И царицею быть можно? - Федя приблизился к лицу Ивана Васильевича уже совсем близко, а говорил совсем тихо, так, что слышал только он.
- Для меня ты и есть самая настоящая царица... А Машка - так, чтоб наследники были у государства.
- Ну-ну. Есть у меня одно желание заветное - исполнишь - поцелую, - улыбнулся Федя.
- А просто так уже не поцелуешь? - принимая правила игры, ответил Иван Васильевич.
- Сегодня - нет. Только вижу я, что ты до завтра не протянешь...
- Ну, раз так - говори своё желание, так уж и быть - ежели в моей власти его исполнить, так исполню, - обречённо согласился Иван Васильевич.
- Я хочу, чтобы ты вместе со мною на Машкины именины заявился.
- Я же и так там буду.
- Нет, Ваня, ты не понял. Я хочу, чтобы мы вместе пришли к ней на именины, чтобы она перестала надо мной потешаться! - воскликнул Федя.
Иван Васильевич вздохнул, мысленно убеждая себя, что он идёт у Феди на поводу только один единственный раз, да и вообще - почему бы не порадовать мальчика? Ему, царю, это ничего не стоит, а Феденьке - большая радость.
- Ладно, Василёк, так уж и быть... И ведь ни в чем тебе отказать не могу! - утешительно сказал Иван Васильевич, заметив, что личико его юного возлюбленного погрустнело.
- Спасибо, - промурлыкал Федя, непонятно как оказавшийся лежащим сверху нём, - ты заслужил награду...
Он быстро поцеловал Ивана Васильевича в нос и заливисто рассмеялся от смятения, постигшего расцелованного - уж больно неожиданным был этот его порыв.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Иван Васильевич согласился на то, чтобы сопроводить Федю на праздник - а значит, самое сложное уже позади, дело за малым - задержаться подольше, чтобы опоздать. Целый день Федя скучал в своей горнице один, потому что государь принимал каких-то важных послов и не мог найти для него времени.
Когда небо озолотилось лучами закатного солнца, Федя вышел в поле, чтобы набрать васильков для венка. Именины у царицы выдались на начало ноября, и цветов осталось слишком мало, стебли их стали жесткими, и срывать их стало практически невозможно, Феде пришлось срезать ножом.
Сейчас, когда он был один в огромном поле, увядание природы казалось слишком явным, и от этого настроение сильно ухудшилось, и даже представляемая в воображении сцена их с Иваном Васильевичем прибытия на именины Марии Темрюковны не могла улучшить его.
Федя посмотрел на собранные цветы - их было слишком мало. Он раздраженно смял их и отбросил в сторону. Весь его сегодняшний наряд был подобран именно под цвет венка, и без него потерял бы все своё очарование.
С наступлением осени исчезали цветы, и Федя надолго оставался без венков, чем был очень расстроен, и вот - сегодня осень настала совершенно и бесповоротно.
Вернувшись в свои покои, он всё же стал наряжаться. Демьян старался развлекать его разговорами, как мог, и постепенно Федя втянулся в эту беспечную болтовню и стал отвечать всё живее. Из-за отсутствия венка пришлось добавлять украшений, и закончил Федя на час позже, чем планировал, но все равно не был доволен результатом: синий кафтан с расшитой серебром поднизью любому другому показался прелестным, а Феде все виделось, что украшений на нем недостаточно.
Чтобы казаться выше, он решил надеть сапоги с самым высоким каблуком, на случай если придётся встать с соперницей лицом к лицу - не пристало царскому кравчему и возлюбленному быть ниже царицы. А добиться этого вельми сложно, если тебе всего пятнадцать.
Заместо венка Демьян украсил волосы Феди ниткой жемчуга, и тот в целом остался доволен, добавив к своему образу длинные жемчужные серьги и несколько рядов бус.
Они с Иваном Васильевичем договорились встретиться в его покоях, чтобы вместе идти на пир, но когда Федя без стука вошёл, то с удивлением обнаружил, что его нигде нет.
Обойдя горницу по кругу, он напоследок даже заглянул под кровать, хотя точно знал, что Ивана Васильевича там быть не может.
Федя вышел за дверь и спросил у холопа, несшего пост у государевых палат:
- Куда Иван Васильевич ушёл?
- Так на именины царицины, Фёдор Алексеич. Уж часа два как нету его.
Федино лицо вытянулось от удивления.
- Как - нету? А на счёт меня что-то говорил он?
- Ждал тебя, да не дождался и ушёл, Фёдор Алексеич.
Не поблагодарив его, Федя резко развернулся и быстро ушел. Лицо его побелело от злости. В минуты гнева он терял способность здравомыслия, и поэтому напрочь забыл о том, что, увлекшись своим нарядом, совершенно забыл о времени, и опоздал слишком уж сильно.
Как бы то ни было, показать свою слабость было никак нельзя -Мария Темрюковна бы вмиг заметила это и начала бы издеваться при всех многочисленных гостях.
У входа в низкосводный зал выстроились ряды стражи, но никто из них не посмел заговорить с Федей - все и так знали, что для него в царском дворце закрытых дверей нет.
Он медленно вошел, напустив на лицо уже ставшее привычным надменное выражение. Стук высоких каблуков канул в гуле разнообразных голосов, но вскоре все они утихли, и всё внимание перешло на Федю.
Он склонился перед Марией Темрюковной, но его поклон недотягивал даже до поясного, тогда как перед царицей полагалось кланяться в пол.
- Здрав буде, Великий государь! - громко сказал Федя, с вызовом посмотрев на Ивана Васильевича, всё ещё держа обиду за то, что он не дождался его.
- Здравствуй, Федя, - кивнул головой Иван Васильевич, тепло улыбаясь и приглашая его на место подле себя.
Не удостоив вниманием именинницу, Федя занял своё место. Впрочем, Мария Темрюковна заговорила с ним сама:
- Ты, Фёдор Алексеич, как всегда нарядился пуще всех. Да вот только не одному тебе подарки государь жалует, - она холодно улыбнулась и устремила глаза наверх.
Федя сначала не понял, что она хотела ему сообщить этим жестом, но потом увидел: на голове у неё переливался камнями новый, не виданный никем раньше дивный венец. Только царице подстать было носить его: высотой он не уступал Шапке-Мономахе, что была надета на голову самого государя, а расшит был тысячами разноцветных камней, некоторые из которых Федя доселе и не видывал.
Призвав на помощь свою находчивость, он ответил:
- Подарками проще всего откупиться, но любовь-то - не в подарках...
Видимо, эта мысль повергла царицу в ступор, и она не нашлась, что ответить. Постепенно разговоры и споры за столом разгорелись с новой силой, то и дело поднимали тосты за здравие царицы, и Федя уже спустя полчаса осушил несколько кубков вина заморского и две рюмки медовухи.
Несмотря на то, что мысли путались, Федя вдруг вспомнил, что вообще-то был обижен на Ивана Васильевича, и решил выяснить с ним отношения здесь и сейчас.
- Ваня... - позвал он, - Ваня, я с тобой разговариваю, или с пустым местом?
- Федя, сколько раз я просил не называть меня по имени на людях! - рассерженно ответил Иван Васильевич, приблизившись к нему и говоря полушёпотом, чтобы никто не мог услышать.
- Ваня, ну вот как ты мог уйти без меня?.. - не особенно обращая внимание на его возмущение, продолжал Федя захмелевшим голосом, - Предупредил бы хоть... Ну ты сам подумай: я прихожу, а тебя нигде нет... Сюда прихожу - здесь она сидит, скалится, подарками твоими хвастается...
- Федя, давай об этом мы поговорим после, - сдержанно ответил Иван Васильевич, заметив, что возлюбленный его уже изрядно пьян.
- Нет! - Федя ударил кулаком по столу, опрокинув кубок: вино разлилось по скатерти, но на это ни один, ни в второй не обратили внимания, зато привлекли заинтересованный взгляд царицы.
- Нет! Я хочу сейчас! Ты же говорил, что её не любишь! - совсем уже громко воскликнул Федя.
Тщетно пытаясь не привлекать внимания, Иван Васильевич извинился перед супругой, взял под локоть Федю и осторожно увлек его за собой.
Мария Темрюковна проводила их диким, полным ярости взглядом хищных зелёных глаз, ее рука, увенчанная перстнями, смяла залитую вином скатерть в кулаке.
Гости же сделали вид, что ничего не заметили, но стоило только Ивану Васильевичу скрыться за дверью, как множество голосов принялось обсуждать случившееся только что.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Иван Васильевич вёл Федю за собой так, что тот еле поспевал за ним.
«Наверное, он рассердился на меня...» - подумал Федя, и тотчас пожалел обо всём, что устроил. В памяти вспыхнули обрывки сегодняшнего вечера, но всю картину в целом Федя восстановить не мог - мысли спутались, хмель затуманил голову.
Они зашли в покои. Иван Васильевич разогнал стражу, захлопнул дверь, и сразу переменился, перестав быть яростным, злым, Грозным, став усталым, измученным, беззащитным. «И во всем этом виноват я» - подумал Федя и покраснел, виновато уставившись в пол.
Он чувствовал себя провинившимся перед родителями мальчишкой, но в детстве он не испытывал стыда за свои проказы, а сейчас - ещё как.
- Ваня, что я сделал?.. - выдавил из себя Федя, силой заставив себя посмотреть Ивану Васильевичу в глаза.
Поняв всю нелепость своего вопроса, он покраснел ещё больше.
- Ничего ты не сделал, Василёк. Просто тебе не надо было туда идти, а я не подумал, и вот - получил по заслугам за свою невнимательность, - усталым, но очень ласковым и виноватым тоном сказал Иван Васильевич.
- Ваня, прости меня. Я опять все испортил, хотел перед Машкой повыделываться, а она ещё и подарками твоими начала хвалиться... Я же ничего уже не вижу и не замечаю, когда начинаю ревновать, - тихо, почти шепотом пробормотал Федя, садясь на кровать.
- Ревновать? К ней? - удивился Иван Васильевич.
- Ну да... - всхлипнул Федя, даже не пытаясь сдерживать нахлынувшие слезы.
- Феденька, милый мой... - сказал Иван Васильевич, садясь рядом с ним и ласково обнимая. - Сколько же должно пройти времени, чтобы ты убедился в том, что я люблю только лишь тебя?
Федя прижался головой к его груди, плечи его вздрагивали от всхлипов. Иван Васильевич стал нежно гладить его по мягким волосам, целовать руки.
- Я знаю. Но все равно не могу видеть, как она носит твои подарки, как сидит рядом с тобой, как берет за руку. Это все можно делать только мне.
Иван Васильевич рассмеялся, а потом сказал:
- Так делай, что же ты стоишь?
Федя тоже улыбнулся, заглянул ему в глаза. Иван Васильевич стёр с его щёк слёзы, и сказал:
- Ты такой красивый, когда плачешь...
- Тогда я буду плакать почаще.
- Нет уж, я как-нибудь переживу. Когда ты улыбаешься, ещё лучше - как будто у тебя в глазах звёзды зажигаются.
После этих слов Федя не смог сдерживаться, и повалил его на мягкие перины. Его чёрные локоны рассыпались по плечам, мешая смотреть в серо-голубые глаза царя, но он не обратил на это внимания. Главное - в очередной раз Федя убедился, что любовь самого прекрасного, самого любимого, самого лучшего на свете человека - его Вани - принадлежит только ему одному.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Несмотря на то, что полуденное солнце уже пробивалось сквозь затворённые ставни, Федя не спешил просыпаться. Сначала открыл один глаз, но от слишком яркого света закрыл, не желая нарушать сладкую дрему. Федя ожидал, что Иван Васильевич сам разбудит его, когда заметит, что он начал шевелиться, но почему-то государь не спешил действовать.
«Не заметил, наверное» - подумал Федя, и для верности сладко потянулся.
Но ничего не произошло и на этот раз. Встревоженный, Федя вскочил и огляделся. Ивана Васильевича нигде не было - ни рядом с ним, ни за письменным столом - вообще нигде.
Федя спрыгнул с кровати, поежился от холода, но не стал ничего надевать поверх рубахи - он был слишком взволнован, чтобы думать о насущных вещах.
Высунувшись за дверь, Федя подозвал к себе караульного и спросил:
- Отбыл ли государь?
Караульный испуганно вытаращился на него, но отвечать не спешил.
- Чего стоишь, будто воды в рот набрал? Отвечай, когда я спрашиваю! - гневно прокричал Федя.
- Не серчай, Фёдор Алексеич, да не в моей власти сказать, куда государь ушёл. Велено никому и ничего, а особливо тебе не сообщать.
Вид у караульного был такой испуганный, что Федя пожалел его.
- Ясно всё с тобой. Кликни Демьяна, пусть явится да одеться мне поможет.
- Так и Демьяна нету, Фёдор Алексеич. Государь его с собой забрал, думая, что ты ещё долго почивать изволишь.
Федя оторопел. Неужели вдруг все его бросили?
- Про то, что я вставал, никому не сказывай - понял?
Получив утвердительный ответ, Федя скрылся за дверью. Что ж, если Демьяна Иван Васильевич с собой взял, значит, ничего дурного быть не может. Наверное.
Как только волнение отошло, он сразу ощутил, как сильно продрог. Зайдя обратно, Федя залез под одеяло и притворился, будто ещё не просыпался.
Спустя некоторое время дверь осторожно отворилась, и в покои зашёл Демьян. Убедившись, что Федя спит, он выглянул в коридор:
- Государь, Фёдор Алексеич ещё почивает, можешь заходить, - громко сказал Демьян, но тут же получил подзатыльник от Ивана Васильевича.
- Дёмка, ты головой своей пустой подумай! Зачем голосишь так? Сказано же тебе было, что подарок должен быть неожиданным!
Демьян сконфуженно замолчал, Иван Васильевич отодвинул его с пути и вошёл в покои. Федя не смог сдержать улыбки, но из последних сил делал вид, что всё ещё спит.
Иван Васильевич подобрался к нему, осторожно присел на край кровати.
Федя картинно потянулся, открыл глаза, сделал вид, что щурится от света.
- Доброго утра, мой любимый государь... - протянул он, улыбаясь и присматриваясь к ларцу, что лежал в руках Ивана Васильевича.
- Доброе утро, Федюша. Я тут решил сделать тебе небольшой подарок, в знак извинения за то, что вчера было...
Государь откинул крышку, и Фединым глазам предстал невиданной красоты заострённый девичий венец из чёрного бархата, расшитый самыми разными самоцветами, которые будто подмигивали Феде своим величественным, чуть приглушённым светом. Поверху, сводясь к вершине, бежала тонкая полоска жемчуга, а в центре лунным сиянием отливал темно-синий сапфир, от которого лучиками-лепестками расходились камни поменьше, становясь в итоге похожими на... Василёк? Да, точно, это был он.
- Ваня... это что, мне?.. - зачарованно спросил Федя.
- Тебе, тебе, Федюша. Не одной же Машке венец носить - и тебе, чудо моё, можно.
Федя осторожно взял свой драгоценный подарок в руки, будто боясь сломать или повредить его, разглядел поближе, а потом протянул государю:
- Надень его на меня. Я хочу, чтобы это сделал ты.
Иван Васильевич улыбнулся, в тайне потешаясь над символичностью Феди, взял его за руку и подвел к зеркалу. Стоя сзади, он водрузил на прекрасные Федины локоны венец.
- Ваня, я же теперь настоящая царица!
- Истинно так, радость моя. А хочешь, покажем твой подарок новый Марие Темрюковне?
Федины глаза зажглись лукавым огоньком, но прежде, чем приступить к задумке, он крепко обнял Ивана Васильевича, привстал на цыпочки, дотянулся до шеи и нежно поцеловал его.
- Спасибо. Мне ещё никогда не дарили такого прекрасного подарка, - прошептал он.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Мария Темрюковна, оседлав своего любимого вороного коня, вихрем влетела во двор царского терема Александровской слободы: из-за того, что она любила по утрам развлекаться скачками, венец свой царский она не надевала.
На крыльце стоял Иван Васильевич, широко улыбаясь и еле сдерживая смех, а рядом с ним - Федя. Завидев его, Мария Темрюковна крепко сжала уздцы и нахмурилась - прекрасный венец сверкал в лучах утреннего солнца слишком уж ярко, так, что сперва она даже не признала самого Федю, думая, что то какая-нибудь знатная боярыня или кто ещё, но только не он...
И ежели Иван Васильевич смех сдерживал, то Федя утруждать себя не стал, и увидев желаемую реакцию на лице царицы, громко засмеялся, закидывая голову назад, чтобы блеск камней казался ещё ярче.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Лето от Рождества Господня 1577, июля день двадцать восьмой, Александровская слобода
:･ﾟ✧:･.☽｡･ﾟ✧:･.:
- Так ведь и сейчас, Ваня, васильки отошли. Что же, может, мне до весны венец поносить? – спросил Федя, всё ещё сидя на полу и взирая на Ивана Васильевича полными любви очами.
- Тебе все к лицу, Федюша - отчего ж не поносить? - улыбнулся Иван Васильевич, и так же, как и много лет назад, подвёл его к зеркалу и надел на голову драгоценный венец.