•Сказ о золотой рыбке•
Лето от Рождества Господня 1577, июля день тринадцатый, Александровская слобода
:･ﾟ✧:･.☽｡･ﾟ✧:･.:
- Федя, подожди! Я за тобой не поспеваю!
В ответ Иван Васильевич услышал лишь заливистый смех, раздававшийся уже откуда-то из деревьев.
В былые времена Иван Васильевич бы рассердился, но не теперь. Всё вокруг изменилось: люди, мнения, политика, даже он сам, а прежним остался только Федя, его любимый озорной мальчик, который, несмотря на все перемены, произошедшие с ним, сохранял где-то глубоко-глубоко в душе этот искренний, живой огонёк, который делал его таким, каким он был.
Их первое совместное лето после свадьбы было самым чудесным летом в их жизни. Федя отпустил все свои страхи: они больше не могли удержать его в своём мрачном царстве, потому что свет их с Иваном Васильевичем любви был слишком ярок.
Сзади на плечи Ивана Васильевича мягко легли Федины столь любимые им тонкие руки с бледной, почти прозрачной кожей, через которую были видны все ниточки синих вен, а нежный, с чарующими перекатами лукавых смешинок голос сказал:
- Неужто потерял меня, Ваня?
- Потерял, Феденька, куда уж мне за тобой угнаться? Ты не забывай, что я уж не молод! - проворчал Иван Васильевич, пытаясь показать, как сильно он рассержен Фединым озорством.
- Да ты просто ленишься! Будто я не видел, как ты можешь бегать, - отмахнулся Федя.
- Ты-то налегке, все снасти да сети рыболовные мне доверил нести, посмотрел бы я, как ты побежишь с сетями в руках.
- Ой, ну не ворчи, а то и впрямь, как старый дед. Лучше скажи, долго нам ещё? Я пока бегал - устал, вообще-то...
- А вот не надо было бегать от меня, - нравоучительным тоном начал Иван Васильевич.
- Ну Вань... - протянул Федя, зная, что эта фраза имеет на Ивана Васильевича особое влияние.
- Скоро уже, Василёк.
- И как только мы с тобой прожили душа в душу тринадцать лет? Я от тебя убегаю, а ты меня все научить пытаешься уму-разуму.
- Ну, это ты маху дал - тринадцать лет. Шесть из них мы все же порознь были.
- Ну вот опять ты за своё! - рассмеялся Федя.
- Потому, Василёк, что Господу виднее, кому вместе должно быть, а кому нет. Если б я тебя не поучал, ты бы уже давно на поле ратном погиб, а может быть, и вовсе руки на себя наложил - с твоим-то отцом и такое немудрено. А я бы без тебя совсем бы из ума выжил, ещё тогда, когда Настасью отравили. Я ведь ей замену искал, в тебе нашёл её глаза, да только ты пленил меня ещё пуще, чем она. А после того, как тебя оклеветали и сослали, я и тебе замену стал искать - шесть жён сменил, и в каждой что-то на тебя похоже было - у одной руки нежные да тонкие, у другой - волосы чернее крыла воронова... Но ни одна не смогла заменить тебя. Стоило тебе исчезнуть, гнев мой вырвался на волю, будто дикий зверь из клетки, и за шесть лет без тебя я погубил больше народа, чем за все годы опричнины лютой, - Иван Васильевич вздохнул, внимательно посмотрев на Федю. - Важней, чем ты, никого нету для меня. Такой уж я человек - шесть кровавых лет мне потребовалось, чтобы понять это.
- Главное, что ты понял. Я бы ждал ещё, если бы было нужно.
Иван Васильевич ничего не ответил, только взял его за руку, будто боясь, что Федя снова убежит, но эта предосторожность была напрасной - он бы уже не стал.
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
- Ваня, а сейчас? Сейчас можно уже дергать?
- Обожди, Феденька, куда торопиться? Когда удочку в воду потянет, тогда и можно, - сказал Иван Васильевич, стоя по колено в воде и расставляя рыболовные сети, - и лучше бы не говорил ты так громко, рыбу всю распугаешь.
Федя послушно закивал, с минуту сидел, опустив ноги в прохладную воду, но вскоре снова спросил:
- Ваня, а разве рыбы слышат? Как же, ежели ушей у них вовсе нет?
- Есть, Василёк, поймаем - я тебе покажу. Но ежели ты будешь кричать, ни одна рыба и близко к берегу не подплывёт.
- Мы что сюда, молчать приехали? - рассердился Федя, теперь уже действительно слишком громко.
- А ты как думал? На рыбалке говорить нельзя, - Иван Васильевич уже было собрался отчитать его, но тут же прекратил, увидев навернувшиеся на Федины глаза слёзы.
Оставив сети, Иван Васильевич сел на деревянные мостки, где уже сидел обиженный Федя, держа в руках удочку, которую они вместе с ним сделали вчера вечером из крепкой и гибкой ивовой ветви и тонкой лески.
- Вот поймаю золотую рыбку и попрошу у неё нового царя! - воскликнул Федя.
Иван Васильевич взволнованно посмотрел на него, видимо, приняв эти слова за чистую монету.
Федя рассмеялся, и сказал:
- Да не нужен мне новый царь, я и своего люблю. А если уж поймаю золотую рыбку, то что-нибудь другое попрошу у неё. Чтобы мы с тобой жили долго-долго и умерли в один день.
- Я и так уже живу долго-долго, - усмехнулся Иван Васильевич.
- А я - нет, так что придётся тебе ещё на этом свете помыкаться. Но ты будь уверен, я тебе заскучать не дам.
- В этом я не сомневаюсь!
𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊𖡼𖤣𖥧𖡼𓋼𖤣𖥧𓋼𓍊
Наконец-то воцарилась положенная на рыбалке тишина, нарушаемая лишь быстрым свистом пролетающих над водой тонкокрылых стрекоз. Лесное озеро, окружённое во всех сторон сосновым бором, было гладким и синим, как отражавшееся в нём небо.
Тишину нарушил звон колокольчиков, висевших на сетях.
- Рыба! - вскрикнул Федя, тут же прикрыв рот рукой, чтобы не спугнуть ее.
- Теперь-то уж что, из сетей она никуда не денется, - успокоил его государь.
Зайдя в воду, он достал сеть. Водные брызги засветились маленькими капельками радуги на солнце, а в сетях забились две крупные серебристые рыбы.
- Ваня, это кто? - с надеждой спросил Федя.
- Окунь.
- Окунь... - разочарованно протянул он, - я надеялся, что будет золотая рыбка.
- Василёк, боюсь, что здесь рыбка твоя не водится. Это же не море, не океан...
- Да... Но я все равно хотел.
Федя выглядел действительно расстроенным, но Иван Васильевич как ни старался, не знал, что же сделать, чтобы его развеселить.
«Может быть, здесь есть рыбы хоть немного похожие на золотых? Судак, сом, плотва, карась... Карась! Точно!» - лихорадочно думал Иван Васильевич.
- Будет тебе золотая рыбка, Василёк, ты только обожди...
Федя даже не успел ничего понять, как государь нырнул в воду.
Минуты тянулись, как часы. Волнение полностью овладело им, Иван Васильевич не появлялся уже около трёх минут.
Федя вскочил на ноги и прыгнул с головой в прохладную воду, но стоило ему вынырнуть, как он увидел перед собой государя, держащего в обеих руках большого золотистого карася.
- Ваня... Ты всё-таки поймал!
- Ещё бы я не поймал, ты бы мне весь день испортил своим плохим настроением. Загадывай теперь желание, - чуть ворчливо, но беззлобно сказал Иван Васильевич.
Он осторожно передал ему в руки рыбу, Федя взял её, закрыл глаза, улыбнулся, и спустя несколько мгновений сказал:
- Всё. Можно отпускать.
- Отпускай, пусть плывёт выполнять твоё желание, сокол мой ясный, - ласково улыбаясь этому детскому порыву, сказал Иван Васильевич.
Всё это могло бы показаться странным - разве стоит наивное желание - пусть даже кого-то столь любимого - ныряния на глубину озера с открытыми глазами и ловли живого карася руками? В любой другой ситуации - нет, но в их - совсем другое дело... Федя даже после свадьбы долгое время не мог проявлять живых, настоящих чувств и эмоций - и каждое их проявление было для Ивана Васильевича настоящим праздником, ради которого он совершал настоящие подвиги.
Федя выпустил рыбу, и она уплыла обратно на глубину.
- И что же ты загадал? - спросил Иван Васильевич.
- А зачем тебе? - сощурился Федя.
- Хочется узнать, не зря ль я нырял почти на самое дно.
- Не зря, - улыбнулся Федя. - Тем более, я тебе уже всё рассказал.
- Значит, мне ещё долго мучаться на этом свете?
- Неужто ты рядом со мной можешь мучаться? - с притворной обидой спросил Федя.
- С тобой - никогда, - заверил его Иван Васильевич.
Бог знает, сколько ещё маленьких и больших подвигов предстоит каждому из них - но будет их ровно столько, сколько нужно, и каждый из них будет совершён, потому что любовь - это и есть один большой подвиг, состоящий из множества житейских неприятностей, мелких обид и невзгод. А ещё - из огромного, всеобъемлющего счастья. И этого счастья всегда будет больше.