Акт 24
Я не заметил, когда начал рассыпаться.
Это не было событием, не было трещащим моментом, не было падением, не было громом. Это было.. расширением, как если бы внутри меня жило нечто большее, и наконец оно перестало сдерживаться. Словно вся моя форма – только оболочка, которую время уговаривало открыть, слой за слоем, грань за гранью.
Поначалу – пыль. Крошечные крупинки, незаметные даже птицам, сдуваемые первым же порывом ветра. Они отделялись не резко и не больно, а будто сами уходили, как семена, готовые быть унесёнными.
Потом – кусочки. Мелкие, округлённые, как если бы их сгладила сама мысль о прощании. Один упал в мох и остался там, едва видимый. Другой покатился по влажной траве, в сторону ручья, и я всё ещё чувствовал его. Он был мной, не потерянным, просто отделённым.
Я не становился меньше. Я просто стал в большем количестве.
Моё восприятие раздваивалось, утраивалось, множилось. Я ощущал касание жука, ползущего по старой моей грани, и в то же время темноту под листьями, где лежал обломок. Я чувствовал, как свет касается меня на поляне, и как в другой части меня уже тень, прохладная и полная ожидания.
Я был везде, где были мои части. И это не было пугающим. Это было.. расширяющим.
Пока живо восприятие – форма вторична.
Однажды в небе появился гул. Я не знал, что это. Он был низким, вибрация прошла даже по мху, и даже ветер, казалось, присел на корточки. Звук усилился, и в просвете между ветвями я увидел нечто, что не принадлежало лесу. Серое, быстрое, лишённое дыхания. Оно пронеслось, оставив за собой длинную белую рану в небе. Лес не издал ни звука. Я наблюдал. И всё продолжал крошиться.
Теперь я чувствовал, как некоторые части уже почти не держатся. Ещё немного и они станут частью почвы. Не отдельные камешки, а пыль, вкраплённая в землю, как мысль, растворённая в песне. Но я чувствовал и их, даже самые крошечные.
И если раньше я был точкой, теперь я стал созвездием. Разбросанным, но единым.
Солнце всё так же проходило свой путь, тени всё так же удлинялись и исчезали. Иногда над поляной пролетали воробьи, иногда молчаливые птицы, которых я не знал, иногда только ветер. Иногда ничего.
Но внутри себя я ощущал всё: трепет травинки на одном из обломков, влажность под землёй у другого, лёгкое прикосновение воды, впитавшейся в пористую щель.
Я не исчезал. Я только открывался.
И если придёт день, когда мои последние крупицы станут частью горсти, которую сдует ветер, я всё равно буду чувствовать. Потому что я никогда не был телом – я был вниманием, я был наблюдением, я был тем, кто видит, и тем, что видится.
И даже если больше никто не вспомнит, что здесь был камень, я буду помнить всех, кто приходил. И это будет жить – в земле, в воздухе, в каждом дыхании времени.