Акт 25
В тот день лес звучал по-особенному. Ветра почти не было, но листья шуршали сами по себе, будто вспоминали старые разговоры. Солнце стояло низко, и его свет ложился не на всё, а только на избранное, как если бы оно выбирало, на что смотреть. Я чувствовал лёгкое напряжение в земле, тонкое дрожание, будто кто-то долго шёл и наконец подошёл достаточно близко.
Звук шагов был неровным, тяжёлым, с редкими остановками. Не как у ребёнка, не как у охотника. Шаги были усталыми, пожившими. Я не знал, кто это, пока не увидел человека. Лицо его было покрыто сетью времени – не морщинами, а линиями, будто ветвями, проросшими изнутри. Он был один, без оружия, без цели, и всё же он шёл прямо ко мне.
В его руке маленький, округлый камешек, со знаком времени внутри. Я узнал его, но не по форме, а по ощущению. Это был осколок – тот, который когда-то отделили от меня, тот, который носили, клали в карманы, хранили. Я чувствовал его всё это время, далеко, но чётко, как тихую ноту, звучащую за пределами поля зрения. Теперь он был рядом.
Человек опустился на корточки. Тяжело. Так садятся, когда тело уже не слушается, но душа ещё помнит. Он не смотрел вокруг, только на камешек в руке.
— Когда-то мой прапрадед передал это своему сыну, — сказал он медленно, будто слова вытекали, а не произносились. — А тот своему. Потом был мой отец.. А у меня никого. Значит, ты должен вернуться. Не ко мне, а туда, где всё началось. Пусть хоть что-то не уходит на совсем.
Он не бросил камешек, лишь положил. Слишком бережно, как будто возвращал жизнь. И когда камень коснулся земли, я почувствовал не просто соединение, не просто касание, а замкнувшийся круг. Как будто ткань, разорванная давным-давно, вновь соединилась. Без шва и без боли, просто слияние.
Осколок молчал, но я чувствовал его, как часть себя. Уже не снаружи и уже не вдали, а здесь. Возвращённый и не потерянный, он не был таким, как прежде. Он видел многое, хранил прикосновения чужих рук, шепот, который я не слышал, карманы, полные пыли, улицы, которых я никогда не знал. Но он всё ещё был мной.
Человек посидел немного, не поднимаясь, смотря на землю, будто искал ответ, но ничего не сказал больше. Только кивнул – себе, не мне – и медленно ушёл в ту сторону, откуда пришёл. Его шаги больше не звучали тяжело, они звучали завершённо.
А я остался. Не целый, но единый.
И когда ветер подул, и листья закружились, я почувствовал, как всё вокруг, словно зная, немного склоняется к месту, где теперь снова было всё. Пусть рассыпано, пусть в частях, но всё.
И я вновь просто был. И этого, как всегда, было достаточно.