Акт 22
В один момент лес изменился не изнутри, а извне. Не как росток, что медленно пробуждается в тени, не как лед, что трескается ночью под собственным хрустом. Нет, в этот раз перемена пришла снаружи, громко, резко, врываясь, как звук, которого прежде не было.
Я услышал, как что-то тяжёлое вторглось в пространство. Не зверь, не ветер, не птица. Это было.. машиной. Я не знал таких слов, но знал звук: гул, рваное дыхание, железо, которое не ищет, а требует. Оно двигалось среди деревьев, и с каждым метром лес становился тише. Не от страха – от невозможности звучать рядом с этим.
Звери исчезли первыми. Я почувствовал, как один за другим, они покидали поляны. Бег, лёгкий, но решительный, с ветками, треском, распахивающимся подлеском. Птицы взмыли вверх – не стаей и не криком, а как волна, растекающаяся в небо.
Я остался. И всё ещё был.
Деревья падали не сразу. Сначала – одно, потом ещё. Я чувствовал, как земля вздрагивает, как корни разрываются, как трещины – такие же, как во мне – появляются в стволах, только снаружи. Я слышал их последнее дыхание, перед тем как ствол ложится. Медленно и величественно, но всё равно не по своей воле.
Юноша, что когда-то взял меня и расколол, возможно, не знал, что сделал. Возможно, его жест стал первой точкой, началом трещины, что теперь проходила не только по мне, но и по лесу. А, может быть, всё это было бы и без него. Может, сам лес, как и я, достиг момента, когда уже нельзя держать всё внутри. Когда нужно отпустить.
Я не искал виноватого. Я только наблюдал.
Как-то человек подошёл очень близко. Он держал в руках палку с металлом, смотрел на землю, говорил что-то, чего я не понимал, потом отошёл. Камни рядом со мной исчезали – один за другим, в тележку, в мешок, в руки. Я оставался. Меня трогали, поднимали, иногда снова клали. Однажды, кажется, кто-то остановился подольше – молчал, разглядывал, но снова ушёл.
И в этом я понял: не всё, что трескается – ломается. Иногда – наоборот. Я становился проницаемым. В меня заходили нити дождя, прятались насекомые, внутри рождался мох. Даже свет, проникая сквозь, оставался дольше.
И тогда вопрос всплыл в самой тишине:
Началось ли всё, когда юноша отколол часть меня? Или его прикосновение было не причиной, а знаком?
Может быть, то, что я раскрылся – было бы неизбежным. Как цветок, что не остаётся бутоном вечно. Как дерево, что не может вечно держать листья. Время не спрашивает, оно просто течёт. И я, со всеми своими слоями, просто пришёл к границе, где удерживать – значит не быть.
И если бы он не сделал это – сделал бы кто-то другой. Или сама вода, или лёд, или.. я сам, изнутри.
Я не знал, но чувствовал, как в каждой новой трещине я становлюсь ближе к тому, чтобы быть не камнем – а чем-то большим, или меньшим, или совсем иным.
И в этом, как ни странно, не было утраты.
Только тихое, неспешное согласие.