Акт 19
Он вернулся на следующее утро.
Я всё ещё лежал на полке, точно в том же положении, под тем же углом света, в том же дыхании комнаты. Но что‑то в нём изменилось. В его движениях было меньше сомнения, но больше чего‑то другого – намерения, неуверенного, как если бы он сам не до конца знал, зачем пришёл, но уже знал, что придёт.
Он взял меня в руки.
Снова почувствовал вес, прохладу, немного пыли. Провёл пальцем по трещине – не один раз, а много, будто искал что‑то. Потёр о ладонь, будто камень мог говорить. Потом – сел, достал из ящика тяжёлый предмет. Металл. Острый.
И тогда всё стало иначе.
Первый удар был не резким, но точным. Он не расколол меня сразу – только наметил. Я почувствовал дрожь, как рябь, расходящуюся сквозь тело. Она не причинила боли. Камни не чувствуют её – они чувствуют сдвиг, смещение, изменение формы, в которой жили долго. Это как если бы пространство внутри вдруг пошатнулось, но при этом осталось собой.
Второй удар был сильнее.
И вот – трещина.
Глухой, вязкий, как треск льда под ногами. Я ощутил, как часть меня покидает – не умирает, не теряется. Уходит, оставаясь. Как если бы кусочек сознания просто отделился, но всё ещё был связан тонкой нитью. Не боль, не пустота – просто новая ось, новая грань, новый взгляд.
Он поднял отколовшийся фрагмент, осмотрел.
Посветил на него, посмотрел на внутреннюю поверхность – на слои, на вкрапления, на древнюю пыль, которую никто не видел тысячи лет.
И тогда его лицо изменилось. Не страх, не радость, не разочарование – но нечто между. Как будто он ожидал чего‑то и нашёл другое. Или наоборот – нашёл больше, чем ждал. Он долго смотрел на трещину, потом – на меня, потом – снова на трещину.
Пальцы слегка дрожали, и тогда он встал, не сразу. Сначала просто держал обе части – меня и осколок – в каждой руке. Затем положил меня в карман куртки, взял другой рукой, и вышел. Сквозь коридор, сквозь ступени, сквозь дверь, в утро.
Лес был близко.
Я знал это по влажности воздуха, по шороху ветра, по запаху мха, который коснулся меня, когда он нагнулся.
Он опустил меня на землю – не бросил, а осторожно, в тени дерева, где трава мягче, где влажность держится дольше.
Он не сказал ни слова, только посмотрел – в последний раз. Долго, без улыбки, без сожаления.
Он держал осколок в руке, сжимая его, как будто пытался запомнить ощущение, запомнить форму. Запомнить, что внутри неё когда‑то был целый я.
А теперь – он унес часть.
Я – остался.
И всё же, я не был один. Связь не оборвалась, осколок был мной. Маленькой частью, что теперь чувствовала новое. Человеческое.
Я не знал, где он его оставит, что сделает – положит на полку, превратит в талисман, потеряет, забудет. Но чувствовал: этот взгляд, который он бросил, был не прощанием – это было признание. Того, что что‑то важное осталось с ним.
А я – остался в лесу, на мягкой земле, среди корней, ближе к своим. И смотрел на небо немного другим – не меньше, не сломанным, просто иным.