Волчье Иго

Когда Шона Джерис почти четырнадцать лет назад услышала детский плач, подхватываемый птичьим пением, она и предположить не могла, что очередной ребенок, спасенный ею, положит начало новой неспокойной жизни.

Будучи подростком, она считала поверья людей бессмысленными. Бог, в которого они верили, отличался от Бога полуволков. Люди придумывали истории, ритуалы, традиции и праздники – все для того, чтобы все выглядело логично и складно. Им искренне хотелось верить, но для того, чтобы это получилось, необходимо было наполнить историю смыслом. Люди не могли верить во что-то просто так. Люди не могли принять что-то без причины.

Шону забавляло, что именно простое принятие жителей Патрии Божества, как Матери Природы, так их озадачивало. У полуволков не было священного писания. Не было истории создания мира, передаваемой из поколения в поколение. Были лишь записи первородных, не претендующие ни на что святое, но достойные уважения. Была только вера. Чистая и неоспоримая.

Все, от птиц, порхающих в небе, до детского плача – все случилось по воле природы, по ее желанию создать все то, на что не обращали внимания люди, которые называли членов Патрии необразованными и дикими. На самом деле, их образ жизни не так уж и отличался от жизни обычных людей. Они просто ночевали в хижинах и почти не пользовались современными технологиями. Конечно, не все считали жителей леса чудаками. Но это не означало, что полуволки не считали чудаками их.

Ритуал жертвоприношения, проявляемый в виде передачи ребенка в руки племени, Шона про себя прозвала «идиотизмом». Как-то удалось услышать это емкое и простое в использовании словечко от ее подруги, которая часто выбиралась в город.

Шона считала, что религиозные фанатики (да, такие слова она тоже знала), просто додумывали себе правду. Создавали из ничего историю, полную вымысла. Пытались сделать ее логичной и верили в нее.

«Отдавая своих детей, мы создаем для них лучшие условия жизни. Чистая и непорочная душа находит упокоение в теле, растущем в священных лесах Патрии. Лесах, одобренных самим Богом».

Звучит совсем как:

«Нам не хочется растить этого ребенка, поэтому мы придумаем для себя простую истину, чтобы не мучиться угрызениями совести».

Шона оставалась при мнении, что будь люди более наблюдательными и менее сосредоточенными на непонятных выдумках, то вскоре все бы поняли, что люди Патрии были людьми только наполовину.

Никто не «одобрял» эти леса. Эти леса были скоплением наибольшего количества духовной энергии. Все просто.

День, когда Шона забрала малышку со светлыми волосами и белоснежной кожей с «моста» начался довольно спокойно. Шона, как обычно, провела ночь в лесу. В своей хижине она появлялась довольно редко, наверное поэтому Лейла поселила к ним еще одну соседку. К тому моменту в племени уже росли шесть подкидышей, двое из которых намеревались пройти Церемонию Перевоплощения. Все шло своим чередом, работало, как часы. Полуволки жили припеваючи, и до определенного переломного момента их единственной заботой была лишь охота да обучение подрастающего поколения. Переломным моментом стали охотники. В прошлом году они убили одного из советников Альфы. С того дня жители Патрии были предельно осторожны. Высказать свои недовольства властям казалось делом последним, в те времена их и так с трудом принимали, положение было шатким... Полуволкам оставалось только терпеть.

«Наверное, стоит перестать спать в лесу».

В любой момент «племя» могли потревожить незваные гости. Наверняка Лейла сделает им замечание, заставит всех свободолюбивых полуволков спать в хижинах, после того как вынужденное перевоплощение сходит на нет. Как правило, Шоне всегда удавалось угадать заранее, каким будет следующий приказ Альфы.

Ей только семнадцать, а она уже довольно сообразительна. Может, Альфа Лейла наконец сделает из нее советницу? Шона намекала на это каждый чертов раз, когда ей удавалось застать альфу не за работой, а за присмотром за детьми, например. В такие моменты она бывала особо сговорчива. В прошлый раз ее почти получилось уговорить, но Лейла вдруг словно проснулась, когда ее младший сын, Виль, третий раз подряд сменил волчью оболочку на человеческую. Одним лишь взглядом она заставила Шону замолчать и ринулась к нему на помощь.

Шона тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Ничего, случится еще в ее жизни внезапное счастье. Рутина ведь не может длиться вечность.

Потянувшись и зевнув, Шона направилась в хижину. Полуволки в волчьей оболочке еще мирно посапывали, поэтому она не спешила прикрывать наготу. Платье, в котором она была вчера, затерялось где-то в кустах. Обычно ее не так уж и сильно раздражал момент со рвущейся одеждой во время перевоплощения (в отличии от ее подруг), полуволки уже давно в курсе, что перед обращением стоит избавляться от ткани на теле, но в тот день Шона разозлилась. Любимое розовое платье в пол теперь, вероятно, в грязи и листьях.

Добравшись до хижины, она с громким скрипом открыла деревянную дверь. Поморщилась. Не хотелось, чтобы кто-то застал ее без одежды.

Шона быстренько заскочила внутрь и на цыпочках направилась в ванную. Там она умылась речной водой, глянула на себя в мутное зеркало и мокрой рукой пригладила непослушные волосы.

– Утро доброе, мисс Шона.

Узнав высокий голос, она вновь подняла глаза на свое отражение. Позади стояла соседка по хижине, светловолосая Лили и как всегда, улыбалась. Делала она это так часто, что в уголках губ проглядывались складочки. Она вечно звала Шону «мисс». Видимо, услышала как-то от людей и посчитала подобное обращение забавным.

Лили была Человеком. Именно так, с большой буквы. Так как у каждого полуволка в стае была своя роль, молодые полуволчицы тоже не намеревались сидеть без дела, несмотря на столь юный возраст. Задача Лили как Человека заключалась в представлении интересов Патрии на различных людских политических встречах. Она обожала свою работу, какой бы сложной та ни была. Мало того, что ей стоило огромных усилий доказать Лейле, что она способна выдержать эту роль, так еще и ей приходилось довольно-таки тяжко среди взрослых мужчин полуволков, вечно намекающих на ее незрелость. Шона же считала Лили очень даже достойной претенденткой для подобной непростой работы.

– Доброе, Лили, – ответила Шона, освобождая место у зеркала.

Лили прикусила внутреннюю сторону щеки и пританцовывая заняла ее место.

– Собираешься надеть что-то или продемонстрируешь всей Патрии свои прелести?

Шона усмехнулась, оглядывая ее короткое зеленое платье без рукавов, красиво подчеркивающее ключицы.

– Бог – мать природа. Было бы гораздо легче, не прикрывай мы своей естественности.

Лили брызнула водой себе в лицо и сказала:

– Боюсь тогда малыш Уолли не устоит перед тобой.

– Не неси чепухи, – закатила глаза Шона, внутренне признавая ее правоту. Не устоял бы не только Уолли, чего уж принижать свои достоинства. Лили лишь усмехнулась, наверняка прекрасно понимая, о чем она думает, и продолжила прихорашиваться. Занимал подобный ритуал у нее, как правило, гораздо больше времени, чем у Шоны.

Пол прогибался от каждого ее осторожного шага, когда Шона отправилась в свою комнатку. Времени здесь Шона почти не проводила. Никакого декора, никаких ваз, настенных часов или картин – только пустые бревенчатые стены, огромное окно, как бы намекающее на то, что больше Шоне по душе свобода, а не жизнь в четырех стенах, кровать, без декоративных подушек на покрывале, как любят люди. Только с матрасом, покрытым белым бельем. Шона повернулась к шкафу, расположенному напротив окна. Открыла дверцу и нахмурилась, задумавшись над тем, что бы надеть. Сегодня в обед после уроков Кларо ей предстояло самой преподавать малышам-полуволкам, а открытые платья явно не подойдут для занятий физическими упражнениями.

Шона вздохнула, надела белье, желтую футболку и свободные черные юбку-шорты. Все ее обычные брюки были в прачечной, стоит уже заглянуть в хижину прачек-полуволков и забрать вещи.

Выйдя на улицу, Шона вдохнула полной грудью лесной воздух.

Трое полуволков, которые так же, как и Шона провели ночь недалеко от хижин, не обращая на нее никакого внимания, превращались на том же месте, где спали, и принимались искать одежду. Таких растеряшек как Шона не было. Ауч, осознание этого больно ударило по самооценке. Обычно перед превращением все специально оставляли одежду в определенном месте, чтобы потом было легче найти, делалось это примерно минут за пять до вынужденного перевоплощения, но Шона почему-то очень часто превращалась впритык, не имея возможности проделать тоже самое. С планированием у нее были проблемы.

Из хижин потихоньку начали выходить советники. Ранние пташки. Тишину заполнил гул полуволков, и Шона поймала себя на мысли, что наслаждается давно приевшимися отрывками утренних разговоров.

– Как провели ночь?

– Сегодня удалось поймать жирного грызуна, ночька-то удалась!

– Кто-нибудь видел мои штаны?

– Я отнесла их в прачечную, спроси у Мэри! Ты в курсе, что кинул их в грязь?

– Не успел рассчитать время, со мной такое в первый раз... Изначально я хотел повесить их на дерево.

Позади послышались шаги, Шона обернулась, не желая больше наблюдать за медленным пробуждением стаи.

– Сегодня важный день, – сказала Лили. Легкий ветерок подхватил светлые пряди подруги, которые она оставила по бокам от лица. Волосы были собраны в красивый пучок, а на лице красовался макияж. Шону всегда удивляло ее мастерство выглядеть в точь-точь как люди. Она так легко сливалась с толпой, и самое главное, не жалела на это усилий. Шона пробовала накраситься, просто из интереса, но так называемая тушь в ее руках была сравнима с холодным оружием. Несколько раз она тыкнула себя кисточкой в глаз. Было больно. Больше к подобным штуковинам она не притрагивалась.

– И в чем же заключается его важность? – спросила Шона.

– Иду на переговоры с людьми. По поводу охотников.

– Охотников? – ее бровь приподнялась. – Лейла же приказала всем молчать по этому поводу. Нам запрещено навязываться людским властям с нашими проблемами, разве нет?

Шона заметила резкое изменение в лице Лили. Видимо, она включила внутреннего Человека.

– Ты как всегда чересчур прямолинейна, – сказала она. – Запрещено, но не со всеми, конечно же. У нас ведь тоже есть права, как у коренных жителей Алиены, и мы можем открыто говорить о глобальных проблемах, которые нас беспокоят.

Она спрыгнула с крылечка хижины и направилась в чащу леса, взглядом приглашая Шону прогуляться. Та молча последовала за ней. До занятий еще далеко, и в принципе в том, чтобы скоротать время с подругой не было ничего плохого.

– Почему тогда нам запрещено говорить с людьми о расширении территории и постройке новых хижин? – спросила Шона.

– Такие вопросы опасны. Люди и так нас боятся, но пока что не воспринимают как потенциального врага из-за немногочисленности. Представь, что случится, когда мы объявим о том, что с прибавлением подкидышей нам понадобится расшириться?

– У них поедет крыша?

– Правильно, – кивнула Лили, – что бы это ни значило.

Лили вздохнула и под пытливым взглядом Шоны продолжила:

– Не распространяйся об этом, пожалуйста. Скорее всего советники сами сообщат о принятом решении на общем сборе. Вообще-то я не должна тебе об этом всем говорить.

– Но сказала.

– Но сказала, как и всегда... – Лили сложила руки на груди, на бледном лице появилось задумчивое выражение.

– Не волнуйся, подружка. – Шона ткнула ее локтем. – Перед Шоной Джерис вообще сложно устоять. Каждый второй выбалтывает мне свои секреты. Природа наградила меня невероятной харизмой.

– Даже спорить не буду...

– Надеюсь, вопрос с охотниками решится. Я начала часто просыпаться по ночам, вздрагиваю от каждого шороха. Надоело.

– Мы с Дейзи спим в хижине. Попробуй как-нибудь, мисс.

– Ненавижу эти стены.

– Ты вообще когда-нибудь спала в своей кровати?

– Кажется, последний раз был в декабре...

– Мило. Проспорила Уолли?

– Он сказал, что у меня не выйдет. Я доказала обратное. Уснула как младенец, правда потом спина болела. Холодная земля мне больше по душе.

Они отдалялись от хижин, и совсем скоро гул полуволков остался позади, и птичье пение стало основным источником звука, не считая засохших листьев и веток, ломающихся под ногами. Ветерок нежно колыхал верхушки деревьев, а безоблачный небосвод выглядел сегодня особенно прекрасно.

– Зря ты так с ним, – сказала Лили, не отрывая взгляда от земли.

– О ком это ты? – свела брови Шона.

– Уолли, – Лили подняла на нее глаза. – Думаю, его намерения достаточно серьезны. А ты держишь его на расстоянии вытянутой руки. Мне жаль паренька.

– Так и забирай его себе, – ответила Шона, не сдержав нотки раздражения в голосе. – Он хороший друг, не спорю, но прилипал я не люблю. Уолли понятия не имеет, что такое личное пространство. И вообще, слишком уж он добрый.

– Разве в ваши качества, как у учителей, доброта не входит?

– Порой он перегибает. Однажды простил подкидышу Опоздание и не сообщил об этом Альфе.

Лицо Лили вытянулось:

– Ты серьезно?

Шона кивнула:

– Лейла все-таки узнала. Он направлялся в город с отцом, и они оба опоздали на две минуты, но все же. Лейла с Малькомом подумали, что их перехватили охотники. Во время поисков Уолли наткнулся на них первым, и вместо того, чтобы сообщить Альфе, накормил ребенка ягодами, потому что посчитал, что тот выглядел голодным.

– Очень похоже на Уолли, – задумчиво произнесла Лили. – Не припомню эту историю. Какое наказание предложили советники?

– Уолли не работал две недели. Ты тогда была занята подготовкой к очередным переговорам с людьми, поэтому почти не покидала хижины.

Для такого полуволка, как Уолли, отсутствие работы было адом. Он ощущал себя не просто пристыженным, он чувствовал себя бесполезным. Совершенно неважным. В этом они были с Шоной очень похожи. Она откажется от преподавания только в том случае, если ей предложат роль советницы.

– О, Мать-природа! – Лили резко обернулась.

Шона последовала ее примеру, учуяв резкий волчий запах. К ним приближался крупный серый волк, в котором Шона сразу же узнала Оуэна, коллегу Лили.

– Неужели уже сейчас? – спросила та, хмуря брови.

– Что? Тебе уже пора на переговоры? – спросила Шона, переводя взгляд то на нее, то на волка.

Волк энергично закивал.

– В принципе, я уже готова выдвигаться, но не думала, что мы отправимся в город так быстро... Прости, Шона.

Шона пожала плечами. Работа есть работа.

Оуэн, махнув хвостом, побежал обратно к хижинам, принимать человеческую оболочку. Лили повернулась к ней:

– Окей, я надеюсь это будет быстро. Как приду, устроим чаепитие.

– Ты же знаешь, что я ненавижу это человечье питье, – закатила глаза Шона.

– Врешь! Я видела, как ты прикрыла глаза от удовольствия в тот раз. Короче, я побежала. Подожду Оуэна и остальных у главной дороги, мне нужно еще речь отрепетировать. Пожелай от меня доброе утро Дейзи. Увидимся, мисс.

Чмокнув ее в щеку, Лили побежала, оставив Шону наедине с собой.

Шона смотрела ей вслед, и совсем скоро тоненькая фигурка подруги превратилась в мутную точку. Как же хорошо, что даже в человечьей оболочке они были способны передвигаться так быстро. Ей тоже вдруг захотелось побегать, ощутить прилив адреналина, поэтому Шона глубоко вздохнула, собираясь рвануть куда глаза глядят, но вдруг...

Услышала плач.

Шона остановилась. Прислушалась. Птицы затихли, и даже ветерок, казалось, перестал играться с деревьями.

Она повернулась посмотреть туда, где только что видела удаляющуюся подругу, но той уже давно не было. Оуэн, перевоплотившись с остальными Человеками, скорее всего вышел к главной дороге коротким путем. Может, они уже были на пути в город. Шона была одна.

Вновь детский плач. Подкидыш.

Шона побежала, но на этот раз цель у нее была. Опрокинутое дерево, под названием «мост».

Мать-природа, неужели опять? Третий подкидыш за этот год. Сколько можно?

Пробежка до «моста» заняла у нее минут семь. Шона отодвинула длинную ветку, мешающую разглядеть лицо малышки. Она была совсем крохой. Если упадет в овраг, может себе что-то и сломать. Три года, не больше. Волосы почти белые, сама она будто светилась. Лицо заплаканное, но не красное. Истерики у малышки не было, что уже хорошо. Шона присела на корточки и, по традиции (как же она терпеть не могла это слово), поманила девочку к себе.

– Привет, красавица, – сказала она и вытянула руки, раскрывая объятия. – Иди сюда.

Догадается ли? Многих детей приходилось перетаскивать через «мост» самим. На памяти Шоны эта девочка – пока что самая младшая. Поэтому собираясь наплевать на «традицию» и подождав три секунды, Шона принялась вставать, чтобы перейти на ту сторону, но тут... Малышка сделала шаг.

– Эй, эй, осторожней...

Слишком мелкая. Точно упадет.

Вспоминая, как Лейла мучалась с Вилем, ее младшим сыном, Шона поморщилась. Вилю было пять, он сорванец еще тот. Окажись он в подобной ситуации, точно сорвался бы. Семилетний Ник на его фоне выглядел более мозговитым.

Но девочка удивительно устойчиво стояла на толстом стволе дерева. Мать-природа... Такого Шона еще не видела.

– Осторожней, – она говорила тихо, стараясь не напугать малышку. Но той будто было все равно! Казалось, ей даже нравилось качаться из стороны в сторону, и овраг под деревом ее совсем не смущал. На пухлом личике высыхали слезы.

Шона стояла столбом, в первый раз в жизни не зная, что делать. Пойти к ней навстречу? Дождаться, пока дойдет сама?

Она так и осталась в приседе с разведенными в стороны руками, пока девочка со светлыми волосами, не издавая и звука, не упала в ее объятья. Хрупкая, как хрусталь, с мягкой кожей и милыми складочками в сгибах рук.

От нее пахло розами. Теми, которые росли в саду у хижины Лейлы.

Кажется, те розы именовались Амелия Ренессанс.