Волчье Иго

Свалилась же на голову эта мелкая.

Шона боялась думать о том, кто возьмется удочерить малышку. Такой маленький ребенок станет обузой для полуволков. Тем более, в такие непростые времена. Но без опеки ее точно не оставят. Подобного никогда не случалось.

Шона крепко держала девочку за руку на пути к хижинам, порой забывая замедлять шаг, из-за чего малышка часто спотыкалась. Она походила на куклу – вообще не издавала звуков. Если бы Шона до этого не слышала, как она плачет – приняла бы за немую.

– Сегодня двадцать третье августа. Если ты не заговоришь и перед советом, они посчитают сегодняшнюю дату днем твоего рождения.

Шона не знала, зачем говорила все это ребенку. Но ее предположения, как правило, всегда оборачивались правдой.

Малышка не сказала, сколько ей лет. Шоне приходилось работать с детьми, и она прикинула, что девочке скорее всего не больше трех. В этом возрасте она должна бы уже говорить. Может, у людей дети начинали говорить позже? Таких маленьких подкидышей Шона еще не видела. Возможно, процесс развития действительно проходит иначе. Стоит обсудить эту тему с Кларо.

Взгляд девочки оставался пустым, она никак не реагировала на вопросы и другие попытки добиться от нее хоть какого-то проявления эмоций. Только когда Шона вывела ее к хижинам, девочка вдруг заплакала, будто бы понимая, что ее ожидает.

Таких странных детей Шона никогда не встречала.

***

Желание Малькома удочерить девочку удивило Шону. Разве троих мальчиков и работы в совете ему недостаточно?

Шона задала этот вопрос Уолли после урока физкультуры, которую преподавала детям Патрии. Прислонившись спиной к дереву, он увлеченно наблюдал за учебным процессом, время от времени отпуская забавные комментарии, которые веселили маленьких полуволков и подкидышей. Сам он преподавал химию, которая сегодня в расписании стояла последней.

– Думаю, Малькому просто захотелось взять на себя хоть какую-то ответственность, — тут же отозвался Уолли. Он казалось, только и ждал, когда Шона с ним заговорит. — Сама подумай, мисс, Лейла – Альфа, к тому же она желает быть достойной матерью, поэтому заботится о детях в основном сама. Мальком всегда был в тени, и Патрийцы это замечают. Вот он и решил за нее.

Шона вздохнула, зачем-то опять размяла шею, хотя уже проделала это на уроке. Жестом она пригласила Уолли сесть на траву, и сама устроилась рядом. Сегодня от него пахло мятой, и весь он казался каким-то холодным. Возможно, дело было в оттенке кожи, которая в последнее время стала особенно бледной, почти белой. Шона невольно вспомнила о светлой малышке-подкидыше.

Она посмотрела на их руки рядом. Контраст был колоссальным. Конский каштан и древовидная гортензия. Ее длинные пальцы в мозолях. Его белые и изящные пальцы без изъяна.

– Ей дали имя? – спросил Уолли, не замечая нацеленного на их руки взгляда.

Их ладони замерли в каком-то сантиметре друг от друга, Шона подвинули ноги к себе, а Уолли просто вытянул обе ноги. Все в его облике было простым, чистым. Уолли никогда не старался выделится, показаться лучше, чем он есть. В нем преобладала искренность. В Шоне – нет. Ей вдруг вспомнились слова Лили: «Зря ты так с ним...».

На совете его не было. Не то, чтобы она искала его в толпе... Просто отметила его отсутствие. Тем не менее, Уолли уже прознал о том, что девочка не разговаривала, и совету пришлось выбрать ей новую дату рождения и дать новое имя. Советники подошли к выбору даты с особой осторожностью: нельзя дать малышке больше положенного, чтобы в день Церемонии Перевоплощения ее организм наверняка сумел вынести укус Альфы.

...Шона перевела взгляд на покрытое веснушками лицо Уолли. Огненно-рыжие волосы всегда были красиво уложены, а вот брился он нечасто. Шоне нравилась его щетина, хоть она порой и мешала определить его настоящий возраст. Несмотря на крепкое тело, покрытое татуировками с древесным углем, лицо его оставалось наивно детским. Не было четких линий подбородка, кадыка или скул. Скорее всего именно по этой причине он решил оставлять щетину. Так сказать, прибавить брутальности.

– Амелия, – ответила Шона, осознав, что выдержала чересчур долгую паузу. – Ее назвали Амелией.

– Как цветы в саду Альфы? – уголок тонких губ Уолли взметнулся вверх.

Шона кивнула:

– Это я предложила, – пожала она плечами. – Рада, что Лейле понравилось. И Малькому тоже.

– Хорошее имя. Надеюсь, она заговорит, – улыбнулся Уолли. – Интересно, найду ли я когда-нибудь подкидыша, как думаешь, мисс?

«Мисс», излюбленное всеми прозвище, произнесенное Лили или Дейзи, было наполнены сарказмом, будто бы насмешкой. Соседки по хижине вечно называли Шону чересчур своевольной для обычного учителя полуволков, но ее это никогда не обижало. Но в том, как произносил «мисс» Уолли было что-то особенное. Уолли не смеялся. Он будто бы... восхищался. Считал ее выше, умнее. Не насмехался и не издевался.

Шона хотела и не хотела одновременно, чтобы все на нее смотрели так, как смотрел Уолли. С одной стороны, он признавал ее уникальность. С другой – делал вид, что его это совсем не трогает. Порой она сама не знала, чего на самом деле хотела. Чтобы ее умом восхищались? Чтобы ее не замечали? Чтобы боялись? Чтобы прислушивались?

Может, Кларо прав? Его слова, когда-то сказанные ей после очередного совета, часто посещали ее во снах. «Ты слишком стараешься и не замечаешь, как утекает жизнь. Живи человеком, пока можешь, Шона. Не успеешь оглянуться, как все перестанет иметь значение, ты — в теле волка, а все твои переживания остались в мире людей. Советую тебе перестать зацикливаться на своей маске и начать наконец жить по-настоящему. Развлекаться, любить, совершать ошибки. Быть в моменте. Чувствовать».

Но разве это плохо – желать успеха? Желать быть полезной обществу полуволков, взойти на высшую ступень иерархической лестницы и стать советником? Это – эгоизм? Или Кларо намекал на то, что Шона предпочитала игнорировать свои истинные чувства и пряталась под маской хладнокровия, делала вид, что идет по четко протоптанной дорожке?

– Все может быть, – предположила Шона. Порой она сама удивлялась, как просто ей удавалось не терять нить разговора во время глубоких раздумий.

Пальцы Уолли дрогнули. И Шона подумала, что он намеревался взять ее за руку. Пока сердце билось в учащенном ритме, мозг поспешно искал выход из положения.

Уолли состоял из намеков, которые замечали все. Открытая книга. Глаза, в которых читается истинное желание сердца. Да и что ему скрывать, чего бояться? Планы Уолли были просты – учить подрастающее поколение полуволков. Он никуда не стремился, не торопился и наслаждался жизнью в человеческом теле. Это правда, Шона видела его волком только во время вынужденных перевоплощений. Почему же Шона не могла жить без стремления к лучшему?

– Когда ты уже пойдешь ко мне навстречу? – голос Уолли звучал уже не так задорно. Она расслышала в нем горечь.

– О чем ты?

Главное умело делать вид, что ты ни о чем не догадываешься.

– Не будь такой, мисс. Ты же знаешь, о чем я.

Она не могла посмотреть на него.

– Я... не знаю. Все сложно. Очень.

Уолли тяжело вздохнул:

– А мне кажется, что ты просто видишь только то, что тебе хочется. Все остальное ты предпочитаешь попросту игнорировать.

Шона прикусила губу, чтобы ощутить металлический вкус крови. Ну же, необходимо отвлечься.

Не позволяй ему заглянуть внутрь.

– Ты глупыш, Уолли. Ничего я не игнорирую. Мои цели не такие, как у тебя, понимаешь? Я хочу большего. Я хочу развития Патрии. Хочу выложиться на максимум и собственными глазами увидеть триумф стаи. Мы могли бы охватить дополнительные территории. Создать лучшие условия для малышей полуволков! Нас было бы больше, гораздо больше, мы могли бы потребовать хоть немного свободы у правительства Алиены.

– А что будет, когда они начнут догадываться о том, кто мы на самом деле?

Шона подняла глаза, и встретилась с его изучающим взглядом:

– Этого не избежать. Когда-нибудь это и правда случится, так почему же мы должны жить в страхе? Наши предки испокон веков обитают в Анвии, в Алиене «племя» появилось раньше, чем в других городах. Люди уже свыклись с нашим существованием.

– Ага, и именно поэтому нас называют «чудаками»...

– Они не просвещены, и ты это прекрасно знаешь.

– Почему же не просвещены? Может они и не знают, кто мы на самом деле, но имеющихся сведений им должно быть достаточно. Правительство принижает нас, мы даже не способны попросить о помощи, чтобы отбиться от охотников. Несмотря на наши более-менее современные хижины и наличие учителей, они все еще считают нас скотом. Ты никогда не изменишь мнение людей. Ты просто потеряешь свое время.

Шона вспомнила, что Лили отправилась на переговоры по поводу охотников и вскинула подбородок, сказав:

– Этот вопрос решается.

Веснушчатое лицо Уолли побагровело. В сузившихся глазах показались искорки гнева, в этот момент Шона подумала, что он накричит на нее. Или уйдет. Или ударит.

Уолли выбрал первое.

– Да ты даже говоришь, как советница, Шона! – голос его будто острие ножа, пронзающее кожу.

– Разве это плохо? – теперь и она перешла на крик.

Нет. Не реагируй. Не поддавайся.

Но Уолли уже сорвал цепь и выпустил ее внутреннего волка.

– Я делаю все для этого общества. Я не намерена терпеть наше унижение, спокойно смотреть, как мы живем так, как наши предки. Под подошвой у людей. И меня вымораживает то, как ты смотришь на меня. Тебя не волнует наше положение в обществе! Тебе плевать на порядок! Все, что ты хочешь, это...

Уолсен наклонился к ней так стремительно, что Шона не успела отреагировать. Он поцеловал ее. Медленно и неуверенно, будто бы боялся обжечься. Его холодные белые пальцы дотронулись до ее подбородка, и он притянул ее ближе, словно расстояние между ними – невыносимое наказание.

Шона отключила мозг и ответила на поцелуй.

***

В ее планы не входило торопить события. Отношения, дружеские или романтические, должны настояться, прежде чем стать крепче. Но Уолли не собирался контролировать свои эмоции: спустя неделю Лили заметила, как он взял Шону за руку перед подготовкой к вынужденному перевоплощению, а Дейзи во время обеденной охоты застала их за игрой в «кто быстрей добежит до того дерева», в тот самый момент, когда Уолли навалился на Шону своим телом, не давая обогнать его, но выглядело это, безусловно, не как обычная игра волков, не чувствующих ничего друг к другу.

Даже будучи волком Дейзи сумела округлить глаза, и выглядело это довольно комично. Она поспешила обратно в хижину, перевоплотилась в человека и отыскала их в лесу спустя пять минут.

В отличии от Лили, Дейзи не хватило такта молчать об увиденном. Ее черные кудрявые волосы развевались на ветру, одна особо настойчивая прядка все намеревалось попасть ей в рот, и Дейзи с омерзением выплюнула ее, наградив двух волков, покорно ожидающих всплеска ее гнева, яростным взглядом:

– А ну объясняйтесь, что между вами происходит?

Ответ на вопрос был прост. Шона и Уолли влюбились друг в друга. Окончательно и бесповоротно.

Именно так она позже объяснила все подругам.

Союз учителей Патрии – вещь ожидаемая. Но никто, даже сама Шона, не подозревал, что подобный союз возможен. Каждый полуволк Патрии знал о желании Шоны стать советницей, и внезапное проявление чувств казалось... Непохоже на нее.

Уолли признался ей в любви в самый ветреный день за всю историю Алиены. Хижины Патрии тогда чуть не снесло. Очень романтично.

– И я люблю тебя. Но впредь говори мне это только в солнечные дни.

Уолли расплылся в детской улыбке и взял ее за руку. Их тела плотно прижались друг к другу, Шона положила голову на его плечо. Хижина Уолли стала для нее вторым домом, они сидели на кровати и наблюдали хаос за окном. Шоне хотелось стать с Уолли одним целым. Перенять его оптимизм, его непосредственность, его беспричинное счастье.

– Вас понял, мисс, – прошептал Уолли и запечатал на ее губах поцелуй со вкусом черники.

Лили и Дейзи перестали видеть Шону так часто, как раньше. На рассвете она бежала гулять по лесу с Уолли, потом преподавала, а после – наблюдала за его уроками. Полуволки и подкидыши постарше понимающе улыбались, каждый раз, когда Уолли с Шоной вели себя как парочка.

– Ты перестала выглядеть загруженной, мисс Шона, – говорила ей Лили. – Я рада, что он поделился с тобой долей счастья.

– Никогда не замечала, какая у тебя оказывается красивая улыбка! – подхватывала Дейзи.

Изначально казалось, что и Уолли расцветал рядом с ней. Его привычное приподнятое настроение становилось для Шоны настоящим событием. Раньше она не замечала, какие милые у него ямочки. Ей нравилось видеть его счастливым. Ей нравилось видеть собственную улыбку в отражении зеркала.

Но потом проявилась другая, не самая приятная сторона отношений. Сначала настроение ее партнера казалось даже чересчур приподнятым. Он был, как обычно, весел и будто бы состоял из солнечного света. Но спустя время Уолли затухал, как догорающая свечка со стекающим горячим воском. Шоне не нравилось быть той, на кого стекал этот воск.

Поначалу она делала вид, что не замечает, как к концу очередного прекрасного дня проведенного вместе, когда близилось вынужденное перевоплощение, Уолли становился нервным. Но со временем эти перемены невозможно было игнорировать.

– Что тебя расстраивает? Каждый вечер, перед вынужденным перевоплощением, ты будто угасаешь, – сказала Шона, беря его за руку, когда сумерки начали сгущаться.

Пара гуляла по лесу. Даже молчать в такой атмосфере было комфортно. Не хотелось начинать спор в такой спокойный день, но их ссоры и так сами по себе быстро приходили к логичному завершению. Ни Шона, ни Уолли, не были склонны к обидам.

Они были вместе вот уже почти три недели. Все шло нормально какое-то время, если не считать скачки в его настроении. Вероятно, он старался найти баланс между личной жизнью и работой, но Шона быстро пришла к выводу, что вещи, которые тебя беспокоят в партнере, стоит обсуждать. Уолли учил ее искренности. Не резкой правде, высказанной в лицо, а аккуратной, с должным количеством беспокойства.

Нужно быть вежливой, тактичной. Но молчать определенно нельзя.

– Н...ничего. Все хорошо. Все, – говорил он заикаясь. Не очень-то убедительно. Выглядел он дерганным.

Что с ним происходило?

Шона постаралась заглянуть ему в глаза, но Уолли не смотрел на нее. Странно. Как только они сошлись, Уолли почти только и делал, что пялился на нее. Везде. Когда она преподавала, когда они собирались на охоту. Когда выдавался свободный час и они проводили время в хижине Кларо за книгами. Шоне это нравилось. Он словно бы присматривал за ней. И восхищался ею. Сложно было прочитать что-то определенное в этом взгляде.

Поэтому теперешнюю скрытность нельзя было игнорировать. Она означала, что что-то поменялось. Выход из равновесия.

– Ты мне врешь, – изображать спокойствие на самом деле не так уж и просто. Особенно для Шоны.

– Я же говорю, все норма...льно.

– Почему ты делаешь такие паузы?

– У меня... Ты тоже это слышишь?

– Слышу что?

Уолли начал часто дышать. Шона крепче стиснула его руку.

– Голоса. Странные голоса. Ты же слышишь их, Шона? Слышишь ведь?

Она не знала, что ответить. Уолли вдруг поднял на нее глаза. Наконец-то. Но в них она прочла лишь мольбу. Уолли хотел, чтобы ее ответ был утвердительным. Возможно, тогда он уже понимал, что то, что он только что сказал – ненормально.

В лесу царила тишина. До хижин они еще не дошли. Даже ветра не было. И он прекрасно это знал.

Не могло быть никаких голосов.

– С тобой все хорошо? Может, ты не выспался?

Уолли покачал головой. Теперь лицо ее любимого выражало разочарование.

– Я не хочу их слышать. Я... слышу этот шепот... уже который день... Я боюсь, что не засну этой ночью.

– Голоса прекращаются, когда ты перевоплощаешься? – спросила Шона.

Уолли опять покачал головой:

– Именно поэтому я не услышал шаги Дейзи в день, когда она вновь отыскала нас и накинулась с... расспросами. Мой слух все-таки получше... твоего.

Он даже попытался улыбнуться. Мать-природа, может все не так уж и плохо! Хотя слегка приподнятый уголок губ сложно было назвать полноценной улыбкой. Шоне было больно видеть его таким.

– Может, оно само пройдет, Уолли? Возможно, это все нервы. Постарайся поменьше бывать в городе и больше в волчьем теле. Оно спасет тебя.

***

Не спасло.

Их история любви продлилась недолго. Стоит ли вообще называть это любовью?

Уолли так и не перестал слышать голоса. Его состояние ухудшалось с каждым днем, он здорово прибавил в весе от нервного переедания, все чаще находился в городе и почти не виделся с Шоной. Ни в волчьем, ни в человеческом теле.

Она не понимала, поставил ли он точку в их отношениях.

Не знала, куда деться от безысходности. Дни тянулись, Шона все чаще наведывалась к Лейле с Малькомом, чтобы проведать малышку Амелию. Отношения с Уолли выбили ее из колеи, и она совсем забыла о подкидыше! Но теперь, когда Уолли перестал быть центром ее мира (хотя она надеялась спустя какое-то время вновь ощутить на себе его взгляд), пора было возвращаться к жизни.

Шона сидела на полу в хижине Лейлы и учила малышку Амелию различным упражнениям. Поднимала руки, делала наклоны вперед. Амелия стояла рядом и усердно повторяла движения, порой даже улыбалась, когда Шона корчила смешные рожицы. Девочка-солнце здорово отвлекала Шону от мальчика-солнца. Но она все же она вспоминала его, стоило только задержать взгляд на бледной коже Амелии.

– Уолли в самом деле странный. – Лейла вошла в хижину и бесцеремонно плюхнулась на свою кровать.

Она всегда теряла некоторую статность, стоило ей провести целый день, занимаясь детьми. Лейла была убеждена, что кроме родной матери их никто лучше бытию полуволчьему не обучит, поэтому предпочитала проводить уроки сама. Шона и другие учителя не обижались. Слово Альфы – закон, к тому же Лейла была довольно эрудирована в различным областях. Порой дети приходили к Кларо, когда она была занята, но никогда не занимались с Малькомом. Мальком не был сторонником, как он их называл, «людских» учений, и, как ни странно, Лейла его ни в чем не упрекала. Единственное знание, против которого не шел Мальком, было знание полуволков их истории.

– Странный? – осторожно спросила Шона, невольно выпрямившись и переводя взгляд с Амелии на Лейлу.

Даже глядя на нее усталую, нельзя было назвать Лейлу не красивой. Чистая кожа без единого изъяна, легкий румянец и пухлые губы привлекали внимание в первую очередь. Ее неотразимость поражала, она была так хорошо осведомлена в природных дарах, лечащих кожу, что не нуждалась в макияже, к которому часто обращались полуволчицы, в основном работающие с людьми. Благодаря полуволкам, работающим в городе, у них водились деньги на различные женские развлечения. Лейла разрешала покупать только те продукты, которые не тестировались на животных. В этом Шона находила некое лицемерие: в голове сразу всплывал образ Альфы с только что пойманным зайцем в зубах, его кровь свежа и притягательна, лапки перестали дергаться в надежде убежать от хищника... Но, разумеется, Шона держала язык за зубами.

Шона опустила взгляд, словно бы Лейла могла прочитать в ее глазах мысли, ураганом проносящиеся в голове.

Лейла тем временем приподнялась на локтях и чуть сузила свои лисьи глаза – так она всегда делала, когда наблюдала за кем-то из своих детей.

– Да, именно что странный. Не думай, что я не заметила связи между вами. Я даже удивлена, что ты не сдалась раньше. Он очень обаятелен.

Шона пожала плечами и начала крутить кисти рук. Амелия тут же повторила за учительницей.

– Я знала, что он давно влюблен в меня, – медленно ответила она, – просто у меня не было времени на всю эту чушь. И теперь, когда оно появилось, Уолли стал именно таким, каким вы его нарекли. Странным.

– Такое часто бывает с мужчинами. – Лейла оперлась подбородком на кулак, лежала она на животе, болтая ногами. Ее ребяческая натура, смешанная с кокетством, неоспоримо прекрасной наружностью и мудростью создавала сюрреалистичный коктейль. – Знаешь, Мальком тоже порой кажется мне странным. Я называю этот период «те самые дни у мужчины полуволка». Сокращенно «ТСДМП». Мне нравится придумывать названия необъяснимым вещам.

Шона перевела взгляд с Амелии на Лейлу.

– Мальком кажется совсем не таким, как Уолли.

– Никто не знает своего мужа лучше, чем жена.

– Может, вся проблема в этом? Может, я просто плохо знаю Уолли. Возможно, нам вообще не стоило начинать отношения.

Лейла вздохнула, словно внезапно ощутила тяжесть груза, который лежал на плечах Шоны все это время.

– Ему просто нужно время, Шона.

***

Шона так и не поняла, почему под «временем» в их случае подразумевалась вечность.

Уолли сбежал. Отрекся от Патрии. Не сказал никому ни слова и просто перестал возвращаться в леса, служившие ему домом. Удар ниже пояса.

Все, что у нее осталось – сплошные догадки. Сбежал ли он, потому что голоса так и не смолкли? Сбежал, потому что существование в стае тяготило его? Сбежал, потому что разлюбил работу? Сбежал, потому что не хотел больше видеть Шону?

Его ухаживания и любовь, в которой он признавался ей раз за разом, с каждым днем все больше и больше напоминали приятный сон. Было ли это все на самом деле?

Было ли это все?

«Что с тобой произошло?»

Как же она желала задать ему этот вопрос лично. После посвящения Шоны в советницы Альфы, после трагичной смерти Лейлы и назначения Альфой Малькома, после стольких прожитых лет в новом обществе Патрии, созданном новым правителем, ее мысли все равно возвращались к веселому рыжему парню с детской улыбкой и полным обожания взглядом.

Который был не только добр, но невероятно умен. Ведь именно он оставил после себя невидимый барьер, не дающий возможность Патрийцам проникнуть в его новое место жительства. Патрийцы его просто не видели, не чувствовали.

Ее начали мучить новые вопросы. Она влюбилась в Уолли или в его видение самой себя? Любила ли она его... Или любила его любовь?

И казалось, вот оно, Мать-природа услышала ее. Бог позволил этой встрече случиться, дал возможность Шоне, уже не семнадцатилетней учительнице физкультуры, а зрелой Шоне — советнице Альфы, достигшей своей главной цели, но так и не обретшей вторую половину... — вновь увидеть его.

Уолли уже не был таким молодым и полным сил. Он так и не избавился от лишнего веса, зато на его руках по-прежнему виднелись мелкие татуировки. Но это был Уолли. Тот самый Уолли.

Мертвый.

Шона словно лишилась возможности дышать.

Нет, нет, нет... Он должен быть живым. Она смогла увидеть это место и без помощи трав и зелий Патрии, подключила к миссии Ника, чтобы найти предателей, скрывавшихся в «У Уолсена». Она смогла увидеть через барьер, потому что он скрыл это место ото всех, кроме нее. А она даже и не думала искать его... Если бы не сбежавшие дети Малькома... Она бы никогда его не нашла...

– Мать-природа, Уолли...

В глазах помутнело. Горячие слезы потекли по щекам. Он лежал в своей комнате, на полу, сжимая в руке колбу с какой-то непонятной жидкостью. Неподвижный. Мертвый.

Шона побежала к нему, опустилась на колени. Нет, нет, нет....

– Прошу тебя, открой глаза, Уолли. Открой свои глаза.

Он должен был рассказать ей. Должен был вновь посмотреть на нее так, будто бы больше не видел никого на свете. Должен был сказать, что все еще любит ее.

«Я ведь люблю тебя, мисс».

Она обхватила его руки, переплела его холодные пальцы со своими. Конский каштан и древовидная гортензия. Ее всхлипы превратились в крики боли.

– Ты не должен был умирать! Не должен был умирать!

Шона поднялась на ноги, и начала крушить все, что только попадалось на глаза.