Глава 4
Лиса сидела у окна своей просторной комнаты, перо скользило по страницам кожаного дневника, выплескивая накопившееся за несколько тяжелых недель:
«Недели плывут, как мутная вода после дождя. Все в движении, но ощущение – топчусь на месте, затянутая в какую-то липкую паутину. Невада... Боже, Невада. Её словно подменили. Дни расписаны по минутам: утром – изнурительные "подготовительные" уроки этикета и чего-то там еще с матерью и тетками (я видела, как она выходит от них – бледная, с поджатыми губами, глаза – два уголька ненависти). Днем – балетная школа, куда она идет, как на казнь, но идет, потому что это её щит, её отсрочка. А вечером... Вечером она исчезает. И я знаю куда. К Заку. Видела их поздно, когда возвращалась от Рази. Они сидели на крыльце их дома, в тени, её голова на его плече, его рука обнимала её за талию. Тихий островок бунта посреди моря принуждения. Я редко её вижу, и когда вижу – в её глазах столько усталости и горечи, что сердце сжимается. Она отмахивается: "Все ок, Лис, просто устала". Но это не просто усталость. Это медленное угасание.
Рази... Рази пугает меня. Она здесь, но её часто нет. Взгляд становится стеклянным, пустым, устремленным куда-то вдаль, сквозь стены, сквозь время. Потом – резкий вздох, моргание, и она возвращается, как будто включается. "Что? Я задумалась!" – говорит она, но я вижу тень страха в её глазах. Я почти уверена.
Почти. Что у неё... дар. Как у мамы, у Агнес. Видения? Знания? Но спросить боюсь. А вдруг она не готова? А вдруг это что-то другое?
А это... это чувство. Оно не ушло. Смерть. Она дышит мне в спину. Каждый день. Каждую ночь. Оно стало... фоном моей жизни. Как хроническая боль. И стало странным. Я теперь знаю, прежде чем телефон зазвонит. Знаю, кто стоит за дверью, прежде чем постучат. Чувствую, когда кто-то думает обо мне сильно. Это... пробуждение? Но какое? Мама сама не своя. Говорит, сны снятся – тяжелые, обрывочные, полные теней и криков. Агнес ходит по дому бледная, шепчет, что духов стало больше, они беспокойные, навязчивые. Дядя Габриэль ставит защитные барьеры вокруг дома, проверяет мои "успехи" (которые равны нулю, я ничего не могу контролировать!), смотрит на меня с тревогой и... надеждой?
И Мерфи... Черт возьми, Мерфи. Он не выходит из головы. Вижу его из окна – идет по улице, смеется с кем-то из парней (Заком? Кем-то еще?), его осанка, этот проклятый взгляд... И в груди – удар. Тепло, разливающееся, сжимающее дыхание. Зрачки расширяются, мир на секунду теряет резкость. Но я же не могу... Не могу в него... что-то чувствовать? Он же просто... был лучшим другом. Который придумывал дурацкие прозвища ("Эль-Пчела", потому что я жужжала, когда злилась!). Который играл на гитаре под моим окном глупые серенады, доводя маму до белого каления. Который знал все мои страхи и смеялся над ними, но потом всегда был рядом, когда было по-настоящему страшно. Который был открыт, как книга... Но это было ДВА ГОДА НАЗАД. Теперь между нами – пропасть из обид и невысказанного. Мы даже "привет" не можем сказать без лезвий в голосе. Так почему же... почему он здесь, в каждой мысли?»
Лиса резко швырнула перо, чернильная клякса расплылась на бумаге, как черная дыра. Голова гудела. В дверь постучали.
"Лиса? Солнышко? Агнес здесь, хотела бы тебя видеть в гостиной. Говорит, важно." – Голос матери звучал устало.
***
Агнес сидела в глубоком кресле в гостиной Дэвисов. Она выглядела особенно хрупкой, ее обычно яркие голубые глаза были запавшими, тени под ними – фиолетовыми. В воздухе витал едва уловимый запах полыни и ладана.
"Лисенок, садись," – Агнес указала на кресло напротив. Голос ее был мягким, но в нем чувствовалась стальная нить. "Дай мне свои руки."
Лиса послушно села, протянув руки. Ладони Агнес были холодными, почти ледяными, но крепко сжимали ее пальцы.
"Закрой глаза," – прошептала Агнес. "Дыши глубоко. Спокойно. Не сопротивляйся. Я хочу... попробовать увидеть. Твою силу. То, что мешает ей, или... питает ее. Рассказывай мне все, что почувствуешь, что увидишь. Каждую мелочь."
Лиса закрыла глаза, стараясь унять дрожь. Сначала – темнота. Потом... медленно, как проявляющаяся фотография, стало возникать видение.
"Я... я вижу ее," – прошептала Лиса. "Мою силу? Она... светлая. Почти белая. Но с... с розовато-золотистым отливом. Как... как перламутр на рассвете." Она сосредоточилась. "Она... она не спокойна. Она клубится, как пар. Ей тесно. Она хочет... вырваться? Сформироваться? Но..." Лиса нахмурилась, ее пальцы сжали руки Агнес. "Справа... Ох, Агнес... Там тьма. Густая, живая. Тени будто щупальца. Они тянутся к ней, к моей силе. Хотят окутать, сжать, поглотить! Холод... Ледяной озноб идет от них. Страх."
"Держись, Лисенок," – голос Агнес был якорем в нарастающем хаосе видения. "А слева? Что слева?"
"Слева... Я... я не вижу!" – голос Лисы дрогнул от паники. "Там как будто... пелена. Туман серый. Как будто мне закрыли один глаз. Моя сила там... она не видна? Или ее нет?" Она сделала резкий вдох. "Но... но сейчас! Появилось что-то еще! В центре! Световой шар! Яркий, теплый, золотистый! Он... он светит! Прямо на эту тьму! Пытается их разогнать, оттолкнуть! От него... исходит тепло. Сильное, успокаивающее. Как... как солнечный свет после долгой зимы. Хорошо... так хорошо..."
"Это твой шар, Лиса?" – спросила Агнес, ее голос стал напряженным, почти резким. "Твоя сила так проявляется?"
"Нет!" – Лиса покачала головой, не открывая глаз. "Нет, это что-то другое. Или... или кто-то. Он чужой. Но... добрый. Он защищает. Сражается за мою силу..." Она затихла, сосредоточившись. "Тьма отступает... ненадолго. Но они не исчезают. Шар... он светит, но он один. Ему тяжело..."
Агнес медленно отпустила ее руки. Лиса открыла глаза, мигая, возвращаясь в реальность гостиной. Она чувствовала себя опустошенной, но странно... чистой. Агнес смотрела на нее с нечитаемым выражением – смесью тревоги, изумления и... догадки?
"Кто это, Агнес?" – прошептала Лиса. "Этот световой шар? Это... это чей-то дар? Кто-то помогает мне?"
"Сила редко действует в одиночку, Лисенок," – Агнес встала, ее движения были усталыми. "Особенно против такой Тьмы. Защита... она может приходить из неожиданных источников. Запомни это ощущение. Этот свет. Он... ключ." Она не стала говорить больше. "Иди. У тебя дела."
***
Лиса взбежала по лестнице в комнату Разиэль. Там царил хаос. Платья, юбки, блузки были разбросаны по кровати, стулу, даже на полу. Разиэль стояла перед зеркалом в одном бра и юбке, держа в каждой руке по разному платью, с выражением полной паники на лице.
"Лисик! Спасибо, что пришла! Я погибаю!" – завопила она. "Ничего не идет! Ничего не сочетается! Радж... он такой стильный, а я... я как попугай в лохмотьях!"
"Успокойся, драматичная особа!" – Лиса закатила глаза, но улыбнулась. Она привычно начала рыться в груде одежды. "Вот это!" – она вытащила элегантное, но не вычурное платье в индийском стиле из легкого бирюзового шелка. "Идеально с твоими глазами и загаром. Надевай! А макияж... легкие стрелки, акцент на губы. Ему понравится." Она взяла кисти и начала творить. "Как Невада? Удалось с ней поговорить?"
Разиэль замерла под ее руками, но напряжение не уходило. "Кое-как. Она... она как натянутая струна. Говорит, папа уже договорился о помолвке. Осенью. Сразу после Дня Рождения Инала. Она... она сказала, что сбежит. Серьезно." Голос Рази дрогнул. "Я ей верю. Но куда? И что тогда?"
Лиса почувствовала холодок. "Найдем выход," – сказала она с большей уверенностью, чем чувствовала. "Вместе." Она аккуратно выводила стрелку. Разиэль вдруг положила свою руку поверх руки Лисы, которая держала кисть. Прикосновение было неожиданным, крепким.
"Лиса..." – голос Разиэль стал странным, глухим, отстраненным. Ее взгляд в зеркале стал мутным, устремленным в никуда. "Я вижу... Тебе лет тринадцать... четырнадцать? Ты в гостиной... говоришь родителям... про Мерфи... Ты говоришь... он..."
Лиса замерла, ледяная волна прокатилась по спине. Она видела, как зрачки Рази расширяются, теряя фокус. "Рази? Что ты видишь?" – шепотом спросила она, сердце колотится как бешеное.
"Ты говоришь... он как шар света..." – голос Разиэль был монотонным, как будто читал по бумажке. "Что он... светит ярко... Только для тебя... Что он твой... личный щит от темноты... Что он... солнышко..."
Лиса почувствовала, как земля уходит из-под ног. Слова Разиэль эхом отозвались в ее видении у Агнес. Световой шар. Защита. Тепло. Она закончила фразу за подругой, голос дрожал: "...Что он как солнышко, которое светит ярко только для меня."
Разиэль медленно кивнула, ее взгляд все еще был затуманен. "Да... Именно так..."
Потом она резко встряхнула головой, как будто вынырнув из глубины. Ее глаза снова обрели ясность, но в них читался испуг и замешательство. "Что... что это было? Я... я опять?"
"Да," – тихо сказала Лиса, откладывая кисть. Ее руки тряслись. Защита. Мерфи. Все эти годы? "Это... это был мой разговор с родителями. Точь-в-точь. Ты... ты не могла этого знать." Она посмотрела Разиэль прямо в глаза. "Рази... это дар. Твой дар."
Разиэль побледнела, ее губы задрожали. "Дар? Как... как видения? Но я не хочу..."
"Знаю," – Лиса обняла ее. "Но он есть. И, кажется, он сильный. Мы разберемся. Позже. А сейчас – твое свидание. Сосредоточься на Радже. На сейчас."
В дверь постучали. Радж. Идеальный, улыбающийся, с цветами. Разиэль, еще бледная, но собравшаяся, взяла его под руку. Лиса осталась одна в опустевшей комнате, ее разум бушевал. Мерфи. Свет. Защита. С детства? Она сжала виски.
***
Не желая сидеть в тишине со своими мыслями, Лиса согласилась на отчаянные уговоры Инала сходить к озеру. Они нашли Зака и Мерфи на поляне. Парни играли в американский футбол – бегали, бросали мяч, смеялись. Инал с визгом бросился к ним, мгновенно влился в игру. Лиса села на берегу, на теплую траву, достала телефон, но не могла сосредоточиться. Ее взгляд то и дело скользил к Мерфи. К его ловким движениям, к тому, как рубашка прилипла к спине, к вспышке белых зубов в редкой улыбке, когда он перехватил пас Зака. В груди снова забурлило тепло. Она отводила глаза, чувствуя себя шпионкой.
Игра закончилась. Все пыхтели, вытирая пот. Инал, полный адреналина, подскочил к Мерфи, не замечая напряженной атмосферы.
"Мерф! А почему ты до сих пор не помирился с Лисой?" – выпалил он с детской прямотой. "Вы же были такими клевыми друзьями! Лучшими! Я помню! Вы все время вместе болтали, смеялись, она тебе гитару чинила, а ты ей звезды показывал! Вы могли бы... могли бы даже быть офигенной парой! Почему вы теперь как кошка с собакой?!"
Воздух мгновенно сгустился. Зак замер, его взгляд метнулся от Мерфи к Лиссе и обратно. Лиса почувствовала, как кровь приливает к лицу. Мерфи нахмурился, его улыбка исчезла, сменившись привычной холодной маской. Но в его глазах мелькнуло что-то острое – боль? Ярость?
Зак, пытаясь спасти ситуацию, неуклюже подхватил: "Ну, Инал, в принципе, дело говорит! Может, вам, ребята, и правда..."
"ЗАТКНИСЬ, БЕККЕР!" – Мерфи взорвался, его голос прозвучал как хлыст. Он резко повернулся к Заку. "Не лезь не в свое дело! Никто тебя не спрашивал! И ты," – он бросил ледяной взгляд на Инала, который съежился, – "не суй свой нос туда, куда не просят! Некоторые вещи не чинятся! Некоторые двери захлопываются навсегда! Понял?!"
Он схватил свою куртку, лежавшую на траве, и резко развернулся, направляясь прочь. Лиса не выдержала его взгляда, отвернулась к озеру, чувствуя, как комок горечи и стыда подкатывает к горлу. Веселье умерло. Остаток игры прошел в тягостном молчании. Спасительным звонком стало сообщение от Мадху Шарма: Иналу срочно домой, ужин.
***
Проводив Инала до калитки (он все еще бормотал извинения), Лиса медленно пошла домой. Сумерки спускались на Твилайт Хиллс, окрашивая небо в лиловые и оранжевые тона. В голове крутились обрывки: видение с Агнес... световой шар... слова Разиэль о детском признании... Мерфи... его гнев сегодня... его защита тогда... Его улыбка, когда он не злился... Его руки на гитаре... Его смех... Тепло в груди каждый раз, когда она его видела... Замедление дыхания... Расширенные зрачки...
Она зашла в дом, машинально поужинала с родителями. Они что-то рассказывали смешное про дядю Габриэля и его злоключения с духами, она улыбалась, кивала, но была не здесь. Мысли были заполнены одним человеком. Мерфи. Мерфи. Мерфи.
Поднявшись в свою комнату, она закрыла дверь и прислонилась к ней. Глаза упали на раскрытый дневник, на последнюю фразу: "...но сейчас они даже поговорить нормально не могут...."
И вдруг, как удар молнии, все кусочки пазла встали на свои места. Тепло. Свет. Защита. Учащенное сердцебиение. Постоянные мысли. Боль от его неприязни. Желание... желание, чтобы все было как раньше. Но не как раньше. Больше. Глубже.
Она медленно подошла к окну, глядя на загорающиеся огни в доме Миллеров напротив. В горле пересохло. Сердце бешено колотилось, но теперь это был не страх, а... узнавание. Ошеломляющее, неотвратимое.
«Нет...» – прошептала она, отрицая очевидное. «Нет, нет, нет... Я не могла... Это невозможно...» Она схватилась за голову, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы. Не слезы горя. Слезы потрясения. Озарения.
«Твою мать... – мысль прозвучала четко, безжалостно, выжигая все сомнения. – Я втюрилась. Влюбилась. В Мерфи Миллера.»
И в тот же миг случилось невероятное. То гнетущее, леденящее предчувствие смерти, что висело над ней неделями, как черный саван... рассосалось. Исчезло. Будто его и не было. Его место заняла теплая, живая, пульсирующая волна... не просто облегчения. Счастья? Нет, еще не счастья. Но... чистого, яркого света. Как тот шар в видении. Он заполнил ее изнутри, согрел до кончиков пальцев, заставил улыбнуться сквозь слезы. На душе стало легко, хорошо, по-детски беззаботно. Впервые за долгие недели.
Она стояла у окна, прижав ладонь к стеклу, глядя на огонек в окне Мерфи, и смеялась тихим, счастливым, немного истеричным смехом. Мир перевернулся. И в этом новом мире, несмотря на все опасности, обиды и неопределенность, было одно неоспоримое, яркое солнце. Его имя было Мерфи. И она была в него безнадежно, безумно, опасно влюблена.