10.1 Иллюзия
Что-то неуловимо изменилось в окружающем пространстве, только что, волк понять не мог. Он оббега́л округу, вынюхивая новые веяния, принесенные ветром, прислушивался, но ничего конкретного не смог обнаружить. Но был уверен, — а волчье чутье никогда не подводило — что-то, определенно, не так. Новый сход? Птицы щебетали, белки грызлись на толстой ветке хвои. Нет, тут что-то другое. Он бежал дальше, стараясь не пропускать ни малейшей детали, а затем нос уловил сторонний запах. Сторонний и одновременно знакомый. Волк удивлённо повёл мордой в ту сторону, откуда он прилетел. Рядом со сторожкой егеря? Смутное понимание маячило где-то на горизонте разума, но он уже так привык к тому, что всё вернулось на свои места, что не мог поверить своему чутью и обонянию. Это запах девчонки. Иллюзорный. Но почему? Откуда? Он затолкнул непрошеные воспоминания и мысли подальше и побежал в другую сторону. Бред. Какой-то мираж.
Волк увидел свежевыкопанную нору у старой сосны, обнюхал ледяную корку и лениво пару раз разгреб когтистой лапой. Достать куницу или поохотится посущественнее? Ещё раз ковырнул застывший снег. Нет, лень возиться. Лучше кабана. Он отошел от дерева и медленно двинулся дальше в чащу, вынюхивая жирного самца, уже несколько дней бродившего по округе. Нос снова уловил запах… Девчонки? Волк навострил уши, а затем услышал:
— Айнценвальфбранд!
Сердце участилось в ритме. Николь? Что… Она здесь? Не может быть. С чего бы и как? Той штуковины не было слышно, лес был таким же умиротворённым, медленным и размеренным.
— Вальф!
Волк побежал на звук. В голосе девчонки сквозило отчаяние и страх? Это точно не иллюзия? Как она тут оказалась, а главное, для чего?
Чем сильнее он приближался, тем явственнее был её запах. Точно она. Она здесь! Но почему? Вальф резко остановился, увидев продирающуюся сквозь густую чащу девушку. Сердце преисполнилось радости, нос втянул её аромат весны, учащая дыхание, а волчьи глаза залюбовались. Она пришла! К нему. К нему! Зачем? Что ей нужно? Ники получила то, чего желала — её забрали домой, в привычный мир. Зачем она вернулась? Чего хотела? Какие цели преследовала? Привела снова людей, чтобы истребить, возможно последнего, вервольфа? Сердце сжималось от радости, а разум упрямо выдавал трезвые мысли, одну эффективнее другой. Иллюзия того, что всё могло быть прекрасно и радужно, не прижилась. Волк был реалистом по натуре и не имел склонности строить песочных замков. Слишком прагматичным, слишком трезво смотрел на вещи.
Сейчас кабана спугнет своим визгом и запахом. Он показался из тени, прошел слева, не особо приближаясь, лишь чтобы угомонить её. Увидит и отправится восвояси. Нечего тут смуту наводить опять.
Но упрямая девица не захотела уходить, плелась за ним, что-то пыталась доказать. Пусть проваливает, чего прицепилась как репей? Волк злился. Его дико раздражало желание иметь её под боком всегда и невозможность это реализовать. Мог подчинить, мог заставить, мог насильно привязать к себе. О, сколько он всего мог! Но не стал. Чего таскается за ним и бередит душу? Проклятые люди! Только о себе и думают! Как волк их ненавидел. Всеми фибрами, всем своим существом. Дурак он, что с чего-то вдруг решил жить более полной жизнью, как рисовала ему девушка. Не будет такого никогда. Он волк, лес его дом, и этим всё сказано. Рожден волком и умрет волком. А эта… Пусть проваливает! Снова! Рыкнул на неё агрессивно, но она не поняла, пришлось отступать. По-другому не понимает.
Чем дальше он удалялся, тем запах становился всё тоньше, но не исчезал совсем, прокля́тый. Или это уже чувствительный нос впитал его в себя, а он вьелся в нежную слизистую. Ррррр! Он всё бежал и бежал, дальше, как можно дальше от человечки, что буквально разъедала его мысли, его нутро своим присутствием, подчиняла, управляла, хотела, чтобы приполз к ней и сложил лапы. Нет! Нет! Рррррррр!
Любопытство его сломило. А ещё тяга была сильнее, чем доводы разума. Хотелось хотя бы одним глазком увидеть её, обнюхать и, может, облизать. Укусить, подчинить и заставить страдать! Любить и чувствовать ласку. Сходить с ума от неё и бежать. Убить или быть убитым. Чувствовать её, владеть ею, иметь. Прогнать и забыть. Унять то, что сжимало внутри грудь. Аууууууууу!
Она грелась у печи. Хрупкая. Теплая. Нежная. Опасная. Зачем пришла? Других следов и запахов он не обнаружил. Неужели одна? Как она добралась, не побоялась?
Тянулась к нему, обнимала. Правду говорила? Врала? Играла с ним? Отчего так трудно было понять всё, как есть на самом деле?
Волк не понимал, почему она пришла, почему так тепла была с ним, не мог сложить картинку «до» и «после». Девушка изменилась, хоть изменения эти были незримы. Но глаза, её глаза стали другими. Боль, печаль улеглись где-то на дне, и появилось в них что-то новое. Он… Он этого боялся. Это был не тот страх, когда опасаешься за жизнь, было что-то другое, чего он пока осознать не мог, а раз не мог осознать, то это его пугало. Что-то глубокое, что-то одновременно манящее и тревожащее.
Вальф вышел на улицу за новой порцией дров, первая уже была в печи, а дом нужно было протопить. Да и ему нужно было немного свежего воздуха без её запаха, потому что он сводил его с ума. Вот, что его пугало! Её запах и её взгляд. Он боялся того, куда это могло его привести. К новой боли. Эти бунтарские глаза больше не смотрели на него со страхом, наоборот, теперь они давали глубину, как если бы они встретились при других обстоятельствах, и девушка ничего бы не знала о нём, не страшилась его, как тогда. Словно ничего не было, словно он не пугал её. Но это пугало теперь его. Что произошло, и что происходило снова? Это какие-то новые игры? Где подвох?
Ему так сильно было приятно, что она вернулась, так сильно невыносимо радовало её присутствие здесь, её запаха, её дурманящего запаха, что становилось страшно. Зачем? Чего она хочет? Волк сам себя боялся. Зачем всё это, зачем эти глаза, зачем радость в голосе и взгляде? Неужто… Неужто она вернулась ради него? Нет, он не верил. Хотел верить, но застарелая боль и свежий шрам просто кричали ему, что это иллюзия, чтобы он уносил ноги от новых проблем, да поскорее. Люди ничего хорошего не несли, он был одиночкой, ему всё это было не нужно! Ему даже её благодарность уже не нужна была, лишь бы ушла поскорее, лишь бы не сорваться, не сломаться и не пасть к её ногам, поджав хвост, не вверить своё сердце ей в руки на самосуд.
Злость и отчаяние взыграли в его сердце, сдавили грудь, сдавили разум. Он резко развернулся и вошёл, скинул дрова у печи, так порывисто, что девушка, рвавшая сухую траву-специю для мяса, вздрогнула и повернулась, посмотрела так удивлённо, но без страха. Где прокля́тый страх в её глазах? Где дрожь?
— Зачем ты пришла?! Зачем вернулась? Что тебе тут нужно опять? — его хриплый голос был резок, а слова порывистыми, рык вырывался из груди между словами, острыми как лезвия.
— Я… — Николь сглотнула. Что ей было ответить? Она сама не знала, зачем вернулась. Её тянуло туда, но могла ли она сказать об этом прямо, воспринял бы он адекватно? Высмеял бы?
Волк, не дождавшись ответа — терпение не было его сильной стороной, — подскочил к ней и ухватил за ворот свитера, резко, грубо, сжал ворсистую ткань и, слегка приподняв, дернул.
— Говори! Зачем пришла?! Что задумала?
Ники смотрела на него во все глаза, но страха не испытывала. Она знала, что виновата, знала, почему он так реагирует, и хотела, чтобы он злился на неё, чтобы выгонял, ведь, может быть, хоть тогда чувство вины могло отступить.
— Я… хотела тебя увидеть…
Волк нахмурился и оскалился:
— Зачем?!
Губы девушки задрожали, а глаза готовы были снова изливать солёную влагу:
— Потому что я скучала.
Она вдруг осознала. Только после того, как произнесла это вслух. Да. Она скучала. Ей не хватало его. Всем сердцем она стремилась сюда, потому что скучала по этому дикому, сильному, одинокому, отталкивающему от себя всем своим существом, и абсолютно особенному парню. Да! Скучала! Очень…
Губы волка приоткрылись в недоумении, и новый резкий вопрос буквально застыл в воздухе, так и не озвученный. Он изучал её лицо. Всматривался особо тщательно в глаза, в нахмуренные брови и поджатые губы, в её прекрасные, манящие губы, которые столько ночей сводили его с ума в грезах. Вальф грубо притянул её лицо ближе к своему, обнюхивая на предмет лжи. Пытаясь вычленить враньё и скрытую цель. А потом… Потом просто не смог отвести взгляд от её губ и отдалиться. Он не смог. Слабак. В секундном порыве резко и неожиданно приникнув к её губам, он уже больше не захотел отстраняться. Не было мыслей, что оттолкнет, не было мыслей, что ответит. Был лишь сиюсекундный порыв и желание целовать эти губы. Гладить этот жидкий шелк — её кожу, — чувствовать этот аромат весны и просыпающейся природы, утопать в нём и растворяться.
Николь не ожидала. А когда волк прижался к её губам, то сперва замерла, осознавая, что и ей тоже этого хотелось. Хотелось его чувствовать, ощущать, хотелось жить, дышать, хотелось творить и строить планы, двигаться разными путями по жизни, куда дует ветер, быть свободной, как он. Иметь его волю, его силу духа, быть, а не существовать. Николь разомкнула губы и впустила язык волка к себе. Коснулась, и всё стало каким-то особенным, время будто замедлилось, и ощущались лишь касания его языка к её, его губ к её, его рук к её, его тела к её. Хотелось отдаться порыву жить, ощущать, впитывать всё прекрасное, что существует в мире.
Холодными пальцами она забралась под его свитер и коснулась кожи на ребрах, провела ладонями по спине, желая чувствовать теплоту его кожи, близость и контакт. Волк едва слышно издал стон и, выпустив ворот девушки из рук, обнял её, жадно прижимая к себе, боясь выпустить и упустить эту иллюзию. Она здесь, она с ним, она его… Мягкая, теплая, ласковая, податливая.
Он порывом ухватил её свитер за низ и стянул через голову, путая её волосы, подхватил под ягодицы и завалил на пол, на теплую мохнатую шкуру медведя. Хотелось лизать её и кусать, сжимать, брать и делать своей, слышать её сердце, впитывать её дыхание. Пропитываться ею. Девушка жалась к нему, часто дышала и целовала! Целовала его в ответ, требовала его поцелуев и сжимала своими ладонями его плечи и ребра, пыталась обнять крепче, не выпуская, словно тоже была голодной на ласку. Сердце волка грелось от тепла, от ласки девушки, как же давно он не ощущал этого, как же давно…
Кожа горела там, где она его касалась, где её ладони прочерчивали след. Её запах сводил с ума и затуманивал разум. Он весь дрожал мелкой дрожью, не хотел верить, что сейчас, наконец-то, она станет его, все сны станут реальностью, все грёзы и мечты о ней, которые он нещадно давил холодными ночами, но которые постоянно прорывались. И вот, она здесь, с ним, его. Она его, хотя бы на пару минут, секунд, хотя бы на мгновение, которое он будет смаковать и снова подавлять.
Дрожащей рукой волк не мог справиться с хитрым крючком на штанах Николь, он отвлекся от её губ и пытался совладать с ним, быстро закипая, пока Ники целовала его скулу, переходя на шею и плечо, пока губами присасывалась к чувствительной коже и ещё больше сбивала его с толку и сводила с ума своей лаской…
— Давай я… — горячий шепот девушки где-то возле уха, и прикосновение горячих губ к мочке.
Волк позволил ей справиться с застёжкой и буквально содрал теплые штаны с неё, а следом — и термобельё. Он поднял взгляд и, осмотрев её, сглотнул. Растянутая футболка с какими-то надписями, маленькие хлопковые белые трусики, стройные ноги и часто поднимающийся живот с нежной шелковой кожей. Её глаза были затуманены, а губы слегка опухли от его грубых поцелуев. Он пристально посмотрел в зелёные омуты и медленно просунул руку под футболку, повел ладонью от пупка выше к груди, коснулся тугой ткани и подлез под неё. Горячая нежная кожа, небольшая упругая грудь и торчащие горошинки-соски. Всё тело прошило от удовольствия. От момента. Она была такой доступной для него. Доверяла, хотела дарить своё тепло.
Зажав грудь в ладони и наслаждаясь мгновением, волк замер. Снова сглотнул и посмотрел на её губы, а Ники с замиранием сердца смотрела на него и отслеживала его движения своей кожей.
— Вальф… — тихо. Как же ему нравилось, когда она звала его так. Будто так и должно было быть. Будто не было этих игр разума. Всё честно и открыто. Хотелось, чтобы так было всегда…
Волк перевел взгляд с губ в глаза. Немой вопрос.
— Поцелуй меня ещё... Пожалуйста…
Взгляд волка заволокло, и, рыкнув негромко, но явно, он склонился над ней, целуя, перемежая с кусанием. Ухватил ткань футболки и потянул вверх, освобождая кожу, а следом — тоненькие бретельки с плеч, такие узенькие и хлипкие, что он боялся их порвать, не рассчитав силу. Следом стянул с себя свитер и прижался к девушке — кожа к коже, пульс к пульсу, — вновь терзая мягкие губы и спуская плотную ткань с груди девушки на живот и ниже через бедра с ног. Вылизывая её шею, обозначая ухаживания, указывая на её принадлежность в моменте. Николь, буквально утопающая в ласке волка, которая плавила кровь, превращая желание в жажду, вцепилась в пояс его штанов, расстегнула и нетерпеливо ногами спустила ниже, оголяя. Дальше он скинул их сам, и между ними осталась преградой лишь маленькая белая тряпица, на которую, казалось, дунешь, и она порвётся, до того хрупкая.
Волк бережно приподнял Ники под ягодицы и медленно спустил нежный хлопок, любуясь обнажённым телом, не сводя взгляда с детали, что скользила с нежного лобка на бедра, дальше к выразительно точеным коленкам и ниже, по икрам и щиколоткам, мимо стопы, с пальцев. Последний элемент был отброшен, но волк отчего-то не спешил. Николь слегка смутилась от того, что лежала перед ним настолько открытая, а он изучал её своим прямым, проницательным взглядом, буквально, с макушки до пяток. Разумеется, она не считала себя идеальной, но и не было явного недовольства собой, скорее — стеснение это пришло из-за такого вот разглядывания, словно ты очень хочешь торт, представляешь, какой он на вкус, с каким наполнением, меда или орехов, мягкий или песочный. По крайней мере, так она видела Вальфа. Желала его.
Губы пересохли, а в коленках почувствовалась дрожь, волк это заметил и, мягко положив руки на её бедра, погладил, успокаивая и согревая тёплыми ладонями. Одна его рука скользнула вниз к щиколотке, той самой, что он вправлял и перевязывал. Вальф осмотрел её, а затем поцеловал, мягко, медленно, продвинулся выше и оставил ещё чувственный поцелуй на голени, на бедре, лизнув и оглаживая руками, вызывая приятные ощущения, скапливающиеся во всем теле и сублимирующиеся внизу живота мурашками и жаром. Ники притянула его к себе и вновь прижалась к губам, ощутив его тяжесть, его желание. Почувствовала, как волк еле сдерживается, чтобы не сделать больно, не наброситься. Он постоянно замирал и останавливался в своих движениях, вылизывал и кусал, мял грудь руками, оставлял следы от жадных поцелуев, позволял ей изучать его, не опасаться.
Желание и тяга становились сильнее и тягучей, словно патока, густая и растягивающаяся. Волк ласкал её всюду, гладил, обтирался, слегка подрагивая от желания, еле сдерживался, чтобы не броситься, и с каждым мгновением ему давалось это всё труднее, но так хотелось продлить этот момент — момент ласки и полного доступа. Его будоражила мысль, что он мог овладеть ею в любой момент, войти в неё, и оттого хотелось оттянуть, хотелось наслаждаться её нежностью, её запахом и мягкостью движений, изгибов, шелком кожи и её жаждой. Волк чувствовал её желание к себе, и его выстуженное сердце, как этот дом, постепенно прогревалось, оттаивало и раскрывалось.
Он поймал её одурманенный просящий взгляд и больше не смог держаться. Ухватив покрепче Ники за талию, направил, и медленно, неумолимо медленно вошёл, не теряя контакта с её глазами. Порывистый вдох девушки, расширяющиеся зрачки, и легкий стон сорвался с зацелованных губ Николь. Она вся сжалась и обняла его крепче, прижавшись ближе, желая чувствовать его внутри как можно ярче и больше, глубже и полнее. Волк, словно опьяненный ею, двигался медленно, не желая ускоряться, он бы не смог долго, слишком длинный период одиночества и слишком сильное желание к ней, пульсирующее и сводящее с ума.
Девушка нисколько не облегчала задачу, буквально сама двигалась навстречу, подталкивала его бедрами ближе, ёрзала под ним и томно стонала. И стоны её были словно песня, словно эликсир, что лился на слишком застарелые раны, так давно не заживающие.
— Пожалуйста… — на выдохе, хрипло и умоляюще.
Николь даже не понимала до конца, какую власть над ним имела. И лучше пусть так и будет. Но думать об этом тогда не хотелось. Он запустил руку в её волосы и, аккуратно ухватив за затылок, стал более напористым, распластывая девушку на шкуре, сплетаясь ладонью с её, переплетая пальцы, желая ощущать каждую её реакцию на него, реакцию рук, кожи, глаз, голоса, дыхания, тела. Погружаясь полностью в неё, овладевая каждым закоулком её разума, её порывов, её проявлений. Чувства обладания и собственности по отношению к ней с каждым новым толчком всё росли, связывая его крепко по рукам и ногам, опутывая его сердце и душу невидимыми путами, оковами, цепями. И чем чаще он входил в неё, тем сильнее росла связь.
Волк отбрасывал ненужные мысли, старался вовсе не думать, но такова была его природа — повязать ту, с кем хотелось быть. Сделать своей, защищать, отстаивать и контролировать пространство вокруг, не позволяя никому больше вмешиваться и приближаться к его территории. Голова затрещала, достигая апогея связи, ещё немного, и он уже не смог бы остановиться! Волк резко вышел и кончил куда получилось: на нежное бедро и мохнатую шкуру. Он завис над ней, возвращая дыхание в норму. Кончить не в самку было сродни прерванному акту и унижению мужчины как самца. Особенно, в желанную самку. Удовольствие получилось смазанным. Он сел рядом, опустив голову и прикрыв глаза, приводя дух в спокойствие.
Неудовлетворённый стон сорвался с губ Ники, ей не хватило времени, не хватило волка, хотя она была близка, но понимала, что ему тяжело было держаться. Чуть отдышавшись, она приподнялась на локтях и заправила ему за ухо прядку волос опавших на лицо, Вальфбранд поднял на неё загадочный взгляд.
— Что? — улыбка смущения коснулась её губ, и Ники отвела глаза, отчего-то сама себя стесняясь.
— Ты очень красивая… — хриплый голос так шёл ему. Почему она не замечала этого раньше? Щеки слегка покраснели, а улыбка не сходила с лица. Он ей нравился. Было как-то странно понимать это, воспринимать его по-другому, нежели раньше. Ведь он добивался её внимания почти с самого начала. Неужели она ему нравилась всё это время? Насколько нужно было быть слепой?!
— Ты тоже. Мне нравится в тебе эта дикая простота.
Волк улыбнулся, наверное, впервые за всё время, что она его знала. Такая обаятельная улыбка, ямочки проступили на щеках, а взгляд смягчился. Николь открыто им любовалась.
— Что? — теперь его черед был задавать вопрос, так как девушка загадочно его разглядывала. А она лишь наслаждалась его близостью и открытостью. Он словно открылся ей, показал, что умеет быть не только хищником, но и нежным, не чуждым ласки. Ники лишь улыбнулась в ответ. — Я совсем забыл о еде!
Волк порывисто встал, подал футболку Николь и помог подняться. Он залил воду в кастрюльку, где уже давно томилось мясо, взял чайник и вышел на улицу, вернулся и поставил на печь.
— Вода сейчас согреется и ты сможешь сполоснуться.
Ники кивнула и подошла к умывальнику. Смочила руки и умыла лицо. Такое тепло ощущалось внутри, что хотелось улыбаться. Она посмотрела на парня, он, определив на нюх травы, что приготовила Николь, кивнул и забросил их в кастрюлю, прикрыл крышкой и повернулся к девушке. Голые ноги, короткая футболка, толком не прикрывающая упругую попку, лишь скрывала верх и открывала взору подтянутые половинки. Босые ступни были изящными, тонкими, с симпатичными пальчиками и розовыми ноготками, аккуратными и красивыми. Плавные линии и изгибы будоражили сознание, хотелось ещё, но он боялся себя. Что, если не сдержится? Повяжет её против воли? Если даже в первый раз мысль так настойчиво возникла и пронзала мозг, то как будет дальше? Ему хотелось обладать ей снова и снова, но это было чревато. Ники нравилась ему, очень, его тянуло к ней, и он бы хотел не отходить от неё, пока они оба не насытятся, хотя бы первое время, но ей наверняка не понравится то, что может случится без её желания, без её согласия. Не простит, никогда не простит, и жизнь его станет Хельхеймом. Сам же разрушит то, к чему стремился и что подавлял в себе.
Мясо было уже готово, волк определил это по запаху. Вода закипела в чайнике. Там где-то была ещё ёмкость. Он нашел небольшой таз, вылил туда кипяток сходил за снегом, разбавил.
— Попробуй, не горячо?
Девушка подошла, склонилась и макнула пальчик в воду.
— В самый раз, спасибо.
Волк кивнул. Ему нужно было отвлечься и подумать, а ей — привести себя в порядок.
— Схожу поохочусь.
Ники улыбнулась ему и стала стягивать футболку. Парень сквозь нежелание отвернулся и вышел из домика.