9. Особенный
Как только Ники приняла решение, сон окончательно пропал. С таблеток, как оказалось, было тяжело слезть — без них началась бессонница. Так ещё и от волнения, что она действительно решилась на этот шаг, последняя надежда на сон испарилась. Да и к лучшему, ночи она проводила за ноутом: смотрела рейсы, точки, прокладывала маршрут, искала места ночлегов и аренду снаряжения. Бронь на билет до Осло, оттуда — пересадка до Бергена, дальше — машина в аренду до турбазы Гёрсхофф, где их ждали в те роковые дни, потом — на арендованном снегоходе до пика Йофшвиль, а до домика егеря она примерно помнила дорогу. Где снегоход не пройдет, пойдет на лыжах. Всё уже было оплачено, а дата известна.
Правду родителям говорить было нельзя, и как бы Николь не претила ложь, а пришлось выдумывать историю с недельным отдыхом на одной из турбаз с горячими источниками, без походов, поездок и прочего экстрима. Лишь хороший отель, потрясающие виды на горные гряды и горячее джакузи на открытом воздухе, вечером немного вина и здоровый сон при разряженном воздухе. Врач согласился, что это может пойти на пользу, и родители дали добро. Ники ужасно чувствовала себя из-за того, что шла на обман, но иначе было никак, потом она обязательно им всё расскажет по возвращении.
Аэропорт Бергена встретил её снежной метелью, на стоянке уже ждала арендованная машина, ключи от которой Николь взяла у стойки администратора аренды в зале прилёта. Отличная комфортабельная Вольво имела просторный салон, а хорошая резина — отличное сцепление с дорогой несмотря на заметающую дорожное полотно вьюгу.
Чем ближе Ники была к турбазе, тем волнение и нервное напряжение всё более её захватывали. Она нетерпеливо постукивала пальцами по рулю, вынужденная плестись по серпантину не более тридцати миль в час позади ещё одной машины, которая, казалось, с каждой милей ехала всё медленнее. В прерывающейся от помех из-за непогоды передаче на радио диктор сообщал, что в такое ненастье дорожные службы рекомендуют сбавить скорость до двадцати миль, а лучше, и вовсе, оставаться дома, но это, казалось, уже было слишком, Ники и так была словно на иголках. Снежные порывы хлестали по стёклам, и даже чувствовалось, как ветер пытался сносить машину с дороги. Искусав от напряжения все щёки, Николь решила рискнуть и обойти впередиплетущееся авто. Она прибавила ходу и почти перед самым поворотом пошла на обгон, сигналя и моргая фарами.
— Долбаные черепахи, подвиньтесь, если сами не спешите!
Новый порыв ветра метнул по дороге снежный вихрь, обнажая гололёд, колеса заскользили, и машину понесло юзом к металлическому ограждению. Николь испугалась и, прибавив газу, вывернула руль прямо. Уже у самого ограждения, едва оцарапав покрытие сбоку, машина затормозила, а Ники облегчённо выдохнула и опустила голову на руль, ругая себя за несдержанность и неаккуратность. Едва выжила, чтобы тут же помереть от нетерпеливости. Дура!
Девушка прикрыла глаза, шумно вдохнула и выдохнула. Мимо проползла та самая машина, пожилой водитель посигналил, заглянул в её окна, а Николь вяло махнула рукой, что всё в порядке. Завела и, теперь уже медленно и аккуратно, продолжила путь, плетясь позади.
Дорога вместо положенных двух часов заняла все пять. Изрядно уставшая и вымотанная, Николь смогла лишь дотащиться до своего номера и уснуть, впервые за долгое время сразу. Правда проснулась она уже в пять утра. Приняв душ и собравшись, не знала чем себя занять. Аренда снаряжения открывалась только в девять, нужно было чем-то отвлечься до того времени. Ники изучила всю брошюру с местными достопримечательностостями и экскурсиями, мерила шагами номер из угла в угол, смотрела местное телевидение, написала родителям, что добралась и разместилась в номере, снова мерила шагами комнату, а время тянулось словно резиновое.
Наконец, часы пробили девять. Девушка, уже одетая, спустилась в холл и обратилась к менеджеру:
— Доброе утро, я бронировала лыжное снаряжение и снегоход. Николь Ларсен.
Доброжелательная администратор за стойкой поприветствовала её и стала смотреть информацию на компьютере.
— Да, я вижу, всё готово. Но должна вас предупредить, что сегодня не желательно куда-либо ехать, накануне была метель, все основные дороги к местам спусков и к достопримечательностям замело. Наши снегоуборочные машины будут весь день расчищать их. Может быть, перенесёте на завтра? А сегодня я могу предложить вам…
— Не нужно, спасибо, — Ники нетерпеливо постучала пальцами по деревянному покрытию стойки. — Я знаю те места, и у меня есть карты и навигатор.
Администратор, едва заметно нахмурившись, кивнула и стала что-то набирать на клавиатуре.
— Тогда вот, возьмите талон и пройдите к домику слева, там будет вывеска «Аренда снаряжения», отдадите талончик менеджеру, и вам выдадут оборудование. Когда ждать вашего возвращения? У нас есть услуга — по прибытии мы подготовим горячую сауну, обед, в вашем номере разожгут камин, чтобы после трудной дороги вы смогли согреться и почувствовать себя комфортно.
Николь взяла талончик и задумалась. Она ведь ещё не планировала возвращения — так сильно её занимала лишь мысль увидеть парня и понять, что с ним всё в порядке, и она вовсе не выдумала его, что другие моменты её и не волновали. Как всё пройдёт? Будет ли он рад? А может, наоборот, разозлится… И как долго она там пробудет?
— Я… Я не знаю. Заранее не буду просить вас, по возвращении будет видно.
Девушка-администратор кивнула.
— Хорошо, там же, где снаряжение, вам выдадут рацию и прикрепят маячок, на случай непредвиденных обстоятельств.
Через час, когда лыжи были уложены и надежно закреплены на снегоходе, Ники с рюкзаком за плечами рассекала целину гусеницами снегохода. Предвкушение встречи, волнение, мандраж захватили девушку, и чем ближе она продвигалась к пику, тем явственнее ощущала, что всё было реально, и она себе ничего не придумала, как говорили врачи. Навигатор показывал, что до места ей ещё предстояло преодолеть около шестидесяти миль, но расстояние, как и время, проскакивало мимо внимания девушки, она вся была поглощена мыслями о встрече.
Что она скажет, а что он ответит, как примет её, будет ли рад? А вдруг он… Вдруг он… Погиб? Она не понимала, что на самом деле чувствовала по этому поводу. Наверное, свою вину и ещё… Ещё она надеялась, что всё обошлось. Николь не понимала, почему её так тянуло вернуться, ведь те дни были отравлены горем и злостью, печалью и болью, что же теперь манило её туда так сильно? Наверное, всё же желание убедиться, что она не сумасшедшая. Да. Это и есть истинная причина.
А что ещё может быть? Как только она поймет это, то сразу уедет. Убедится, что тот парень в порядке, и сразу уедет. Да. Наверняка. Может, ещё сфотает его, чтобы всем доказать, что она не выдумала своего спасителя, тогда бесполезные походы к психотерапевту отменят, и она начнет жить с чистого листа. Забудет всё, и всё забудется. Уйдут воспоминания об утрате, о волке. Почему-то именно о нём воспоминания были яркие и живые, а о том, какие события привели её к нему блеклые и только вспышками, не полными и болезненными. Хотя, казалось бы, волк всё время её пугал, она то и дело ожидала подвоха, нападения с его стороны, но теперь, будучи дома, Николь понимала, что ей нечего было опасаться. Просто он такой сам по себе.
На разных форумах, что она читала ночами, полно было фриков, но почти все они сходились во мнениях, что вервольфы людям были бы не опасны, если бы жили в реальном мире. В любом случае, всё уже в прошлом, даже если бы ей и хотелось снова увидеть его. Увидит его и уедет куда-нибудь в другой город, а может, вообще, в Германию переберётся или в Норвегию, найдет хорошую работу по специальности, и никто больше не будет смотреть на неё с жалостью и постоянно выражать соболезнования. Её так достало это отношение к себе. Жалость с примесью снисхождения. Ники сжала зубы крепче и прибавила ходу.
Впереди показался проблеск света, открывалась прогалина меж деревьями и, если она всё правильно рассчитала, и навигатор не врал, то это был пик Йофшвиль и та самая пустошь. Ники выехала из леса и оказалась прямо перед горной грядой. Той самой, где не так уж давно её и её близких друзей накрыла лавина. Она заглушила двигатель и осмотрелась. Воспоминания пронеслись словно картинки перед глазами, девушка рефлекторно сглотнула и прикрыла глаза. Всё было словно вчера. До того ещё жива была боль. Она силой воли заставила себя посмотреть на верхушку горы и плавно опустила взгляд по траектории их спуска. Вот там примерно она обернулась и увидела, как волна подмяла друзей, а вон те деревья… Ники сглотнула… Кажется, те самые. Девушка посмотрела в противоположную сторону и далеко впереди увидела, возвышающуюся над остальными, величественную вековую сосну, под которой были закопаны её друзья. Слеза покатилась по щеке, но даже не успела закончить спуск, как была резко стёрта. Ники решительно завела зажигание и двинулась в сторону домика. Ещё немного, и она будет на месте.
Буквально через минут десять чаща стала непрогляднее и плотнее, дальше двигаться в таком формате было сложно, пришлось бросать снегоход и переобуваться в лыжи. Девушка помогала палками освобождать себе путь от веток и тонких, гибких, молодых стволов. Спустя какое-то время перед ней вдалеке замаячил домик егеря. Сердце забилось в ускоренном ритме, ещё рывочек, и они увидятся… Николь краем сознания обратила внимание на отсутствие каких бы то ни было следов, но это и понятно, в такую метель, что была, даже волк, наверняка, не охотился.
У домика тоже снег лежал нетронутым, белоснежным, идеальным полотном, лишь след от лыжни рассёк пуховую простынь. Ники отстегнула крепления и с замирающим сердцем поднялась по ступенькам. Скрип, шаг, тишина. Она вдохнула и толкнула дверь, та поддалась не с первого раза. С нажимом, навалившись на просевшую от старости деревяшку, девушка открыла, и первое, что бросилось в глаза, — это отсутствие какой-либо жизни внутри. Холод, какая-то тоска, покинутость. А ещё весь пол был залит чем-то тёмным. Николь ступила внутрь. Даже за закрытой дверью шёл пар изо рта, домик выстыл до основания. Ники осмотрела поверхности: стол, тумбу, печь — всё словно кричало о запустении и брошенности. Здесь давно никого не было, а ещё эти въевшиеся бурые пятна. Эти… Следы на полу… К… Кровь?
Ники похолодела. Спешно стянула рюкзак и, сбросив его на пол, опустилась на корточки. Провела ладонью по старым доскам. Высохло давно. Принюхалась. Непонятно. Поскребла и под ногтями обнаружила что-то засохшее… Кровь!
— Айнценвальфбранд… — шёпот отчаяния. Неужели…? Она резко встала и выскочила на крыльцо. — Айнценвальфбранд! — громкий зов рассёк морозный, застывший, словно стекло, воздух. А в ответ лишь шум плотных ветвей да подвывания зимнего ветра.
Ники спешно спустилась и побежала в лес, туда, где видела кровь на снегу тогда. Неужели по её вине он погиб? Неужели всё, что она принесла сюда, — это разрушение и гибель? Отчаяние заполняло сосуд её сердца.
— Вальф!
Крик. Ноги периодически утопали в сугробах, но её это не останавливало. Она всё звала его громко, но лес возвращал ей лишь эхо.
— Где же ты? — тихий вопрос мечущегося человека сквозь чащу, в отчаянии потерявшего ещё одного, ставшего близким.
Почему-то до этого момента она не думала о том, что волк стал ей близок. Не понимала? Была слепа? Глуха? Глупа?
Ники старалась шагать бодро, не поддаваясь отчаянию и обманчиво твердому снегу, и всё время оглядывалась, вдруг есть шанс увидеть хотя бы его останки, словно если она поторопится, то это что-то изменит, и он окажется жив. Такая метель могла занести не только все следы, но и тело погибшего волка. Ну почему всё ещё зима? Насколько было бы проще, если бы не было снега! Что, если он мёртв, а она даже не сможет сказать ему «спасибо», не сможет сказать «прощай»?
— Айнценвальфбранд! — громкий окрик умирающей надежды на шанс не похоронить и своё сердце от очередной потери. Как же неистово тоскливо. Не может он умереть, не может бросить её переживать ещё одну утрату!
Ветки хлестали по щекам, так она спешила, крутила головой в разные стороны, но даже не замечала этого, ведь всё было не важно, когда на кону стояла жизнь… Глаза уловили шевеление слева. Ники остановилась как вкопанная и увидела движения сквозь деревья. Белая тень с темными прогалинами вышла из-за крупных стволов и, навострив уши, склонила голову на бок. Волк. Это… Это был волк! Какой же он огромный.
— Айнценвальфбранд… — голос Ники вдруг охрип, а сердце стало выдавать неровный ритм, ускоряясь и сбиваясь, и снова ускоряясь.
Волк изучающе рассматривал человека. Подозрительно. Устало.
Николь медленно пошла в его сторону, улыбаясь, пряча за улыбкой скатывающуюся слезу. Он жив. Он жив! И он настоящий! Вот он. Стоит перед ней. Смотрит. Дико. Настороженно. Сделал шаг в сторону от неё отчего-то. Ещё один. Ники медленно двигалась к нему. Это же он. Он, да? Или… Почему тогда уходит? Не узнал?
Волк, увидев её интерес, сделал несколько шагов назад, а затем развернулся и неспешно пошел от неё прочь.
— Вальф? Это же ты… Я знаю! — она не знала на сто процентов, но была почти уверена. И если это он, почему отгораживается?
Волк шагал размеренно, ровно, а Ники на некотором расстоянии следовала за ним. Он не оборачивался, просто лениво шёл сытым хищником, которого не тревожат шевеления очередной добычи, которой ни внимания, ни интереса уделять не хотелось. Ники продолжала идти следом. Волк рыкнул, желая избавиться от неё, как от назойливой мухи, но это на девушку не повлияло. Тогда, не прерывая шага, он повернул голову и снова рыкнул. Но она упрямо шагала за ним, постоянно проваливаясь в рыхлый снег с твёрдой коркой сверху, ноги уже начали подмерзать, но девушка не отступала. Волк резко остановился и снова рыкнул, уже злобно, предостерегая Николь от дальнейшего испытывания его терпения.
— Я не уйду! Ты этого ждешь? Не уйду! По крайней мере, пока мы не поговорим! — волк вдруг сорвался с места и побежал в глубь леса.
— Стой!
Ники поспешила за ним, но ноги проваливались то и дело в сугробы в то время, как волк легко бежал, не особо углубляясь лапами, несмотря на свой рост и вес, быстро удаляясь от неё.
Почему? Почему он так? Злится всё-таки. Его чуть не убили по её вине. И он прав. Всё потому, что она как дура себя вела, всё тряслась за свою шкуру, а о нём совсем не думала, хотя он столько раз от беды её спасал, и даже сказал, что отведёт к людям, а она… А ведь он наверняка один такой единственный во всем мире, оборотень, верфольф, перевертыш, оттого и одинок.
Только в тот момент её сознание стало как-то правильно его воспринимать, будто до этого она смотрела на него через призму надуманных страхов и своего эгоизма. Уже находясь дома и прячась от всех участливых, она ради интереса, мучимая воспоминаниями и какими-то неявными, призрачными снами о нём, перелопатила горы информации об оборотнях, форумов, прочла несметное множество статей на эту тему, кучу разных историй, конечно, ни одна из них не была и близка к правде. А Ники просто повезло встретить настоящего оборотня. Одиночку. Ну что она за дура? Дура! Как теперь искать его? Как просить прощения за то, что вела себя по отношению к нему так отвратительно?
Ники окончательно выпустила его из виду. Всю дорогу, что она, возвращаясь, петляла до домика, слёзы беспрестанно текли по щекам. Она сама всё испортила, и винить тут было не кого. Обидела человека, который отодвигал от неё смерть раз за разом. Ники корила себя и стирала слёзы, снова корила и снова смахивала влагу с щёк.
Добравшись до домика, она взяла немного дров с поленницы, чтобы растопить печь, согреться и двинуться в обратный путь. А что ещё ей оставалось? Ну и ладно. Ничего теперь не поделать, не хочет он больше знать её. По крайней мере, она хотя бы убедилась, что не сумасшедшая, и что парень ей не привиделся. В том, что тот волк был именно Айнценвальфбрандом, Ники уже не сомневалась.
Пришлось потрудиться, чтобы растопить печь, пальцы замёрзли и, покрасневшие, плохо слушались, пар шёл изо рта, в домике, казалось, была такая же температура, как и на улице, а ног она и вовсе уже не чувствовала. Когда же кончится зима? Февраль был невероятно морозным, а в этих краях и подавно, да и зимние месяцы плавно перетекали в вроде бы весенние, но такие же холодные, как и зимой.
Приходилось пританцовывать у печи, чтобы хоть немного разогнать кровь в ногах, пока дрова разгораются. Ники достала небольшой термос из рюкзака и выпила горячего чая, осмотрелась. На столе, помимо мелочей типа ножа и некоторой посуды стопкой, она увидела свой телефон. Девушка зажала кнопку блокировки, но телефон даже разряженную батарею не показал, замёрз. Отложила обратно.
Огонь в печи разгорелся, в единственной комнате стало чуть-чуть теплее, так, что можно было уже снять шапку и чуть расстегнуть ворот. События минувших месяцев проносились как кинопленка в её памяти, и почему-то те дни, когда она находилась здесь, вызывали приятную ностальгию, куда более тёплую, чем её воспоминания о пребывании дома после всех событий. Старый дряхлый домишко, ветхие бревенчатые неотесанные стены с торчащей паклей с зазоров были куда милее сердцу, чем облагороженная цивилизация и все удобства. Что-то старое и совсем понятное каким-то образом треснуло после трагедии, после тех дней, проведённых в этом домике, и теперь Ники было сложно чувствовать себя комфортно, как раньше, в родном городе, в родном доме. Всё было как всегда, но она сильно изменилась, обнулилась, и теперь новая Ники не находила себе места в родных стенах, когда как тут ей было приятнее. Вдали от людей, в тишине, в самом сердце природы. Там, где бродил одинокий, единственный в своем роде Волк. Такой близкий сейчас к ней и такой необозримо далёкий от неё. Ощущение, что она где-то ошиблась, что-то не вовремя поняла, давило на неё тяжелым грузом. И хоть она видела его, целого и невредимого, ощущение потери явственно чувствовалось где-то в груди. Откуда эта потеря? Неужели что-то большее, чем благодарность, теплилось в её сердце? Всё стало явно, не так, как раньше, и уже никогда не станет таким. Она не будет прежней, и как ей теперь было привыкнуть к новым ощущениям, девушка не знала.
В куртке стало жарко. Она расстегнула молнию, сняла пуховик и, постелив его у печи на мохнатую коричневую шкуру непонятного животного, уселась, вытягивая ноги вдоль тёплой стенки, облокотилась на неё боком и прикрыла глаза.
И что ей теперь делать? Вопрос был скорее риторическим. Да, наверное, она уедет из Копенгагена. Начнет жизнь с чистого листа. Решено. Нужно только подумать, куда именно, ведь…
Где-то рядом с домиком послышались шаги по снегу. Ники подняла голову и прислушалась. Скрип ступеньки. Сердце заколотилось от волнения. Неужели…
Дверь открылась и на пороге предстал обнажённый Айнценвальфбранд.
Ники поднялась на ноги, не смея свести с него взгляда, вдруг исчезнет… Он посмотрел на неё, она на него. Вопрос, недоумение и какая-то отчужденность мельтешили в его зелёных глазах. Он сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь, оставляя потоки морозного воздуха на улице. От его тела шёл пар, венка на предплечье пульсировала, а крылья носа едва заметно раздувались.
— Вальф… — отчего-то вместо голоса получился шёпот.
Ники сделала шаг к нему, и ещё один, парень стоял не шелохнувшись. Николь секунду сомневалась в своем намерении, но решила — будь, что будет, — и пошла к нему навстречу, твёрдо, не отводя взгляд, а как приблизилась, сперва замерла, а потом медленно придвинулась и обняла. Несмело обвила руками его талию, а не встретив сопротивления, прижалась крепче и уткнулась щекой в его грудь. Сердце его колотилось быстро, от кожи шло приятное тепло, и пах он так, словно смесь свежести гор и влаги леса, росы и мха, так пахнут деревья и горы, так пахнет свобода на вершине пика, так пахнет лесная долина и крутые гряды. Было невероятно правильно вот так стоять, даже не встречая взаимности, она чувствовала тепло внутри себя и радость, чувствовала, словно вернулась домой, хотя пробыла тут не более двух недель. Внутри было странное ощущение покоя и умиротворения. Счастья.
Николь почувствовала, как руки волка неуверенно коснулись её спины и обняли в ответ. Не сильно, не крепко, так, словно не были уверены в своих желаниях.
— Прости меня… — она подняла голову и заглянула в глаза волка, полные смятения. — Прости за то, что ты пострадал из-за меня, прости! — Ники почувствовала собирающиеся слезы в глазах и, не выдержав его взгляд, уткнулась ему в грудь лицом. — Прости меня… — шёпотом, едва слышно, но ведь он слышал, правда? Его руки сжали её крепче и сильнее прижали к себе. Услышал. И тоже переживал. Он тоже переживал из-за всего случившегося.
Её больше не смущало то, что он стоял перед ней совершенно обнажённый, ведь она уже знала его природу, и её это не пугало, больше не пугало, он такой. Особенный.
— Хочешь есть? — хриплый голос и такой нормальный вопрос в его стиле рождал улыбку. Всё в порядке. Он простил. Ники кивнула и слегка отстранилась от него.
Волк сглотнул и вышел на крыльцо, через минуту занёс охапку дров и мороженого мяса, сложил у печи, бросил в кастрюлю, взял в углу домика узелок с такой уже привычной одеждой Даррена — свитер и штаны — и оделся. Подкинул дров побольше в печь, поставил с краю кастрюльку, чтобы мясо таяло и повернулся к девушке:
— Ты прилетела на той штуке? Я не слышал шума, — хриплый, резковатый голос, но так привычен слуху. Приятен. И не нужна ей была мягкость и сопереживания, с волком она чувствовала себя цельной, даже не смотря на страшную утрату, здесь с ним ей было очень тепло и уютно. Почему она только сейчас всё это осознавала, а не тогда, когда планировала эту поездку? Возможно, подсознание подкидывало ей идеи встретиться снова, но разум интерпретировал по своему — желанием доказать, что он просто существует?
Она покачала отрицательно головой:
— Я ехала на снегоходе до пика примерно, от самой турбазы, а дальше на лыжах.
Волк едва кивнул и отвернулся к столу, взял нож и, сняв кастрюльку с печи, порезал едва подтаявшее мясо, закинул, взял чайник и, выйдя на улицу, набрал снега, поставил ёмкость на плиту. А затем повернулся к девушке и смотрел. Прямо, как и всегда. Раньше ей было не комфортно под этим взглядом, она искала причину такого пристального изучения, опасалась, а теперь всё было понятно. Он не жил среди людей, ему были чужды понятия такта или воспитания, он не знал всех этих людских правил, да и не нужно ему это было, ведь он совершенно другой. Другой расы, другого строения, другого смысла. Он не такой, как все — буквально. Ники это осознала и приняла. Приняла таким, какой он есть.