3. Страх
Волк спешил, почти бежал. Ступни уже горели от холода, но выбора не было. Впереди виднелся дом. Вбежав по ступеням крыльца с мокрой ношей на руках, он толкнул дверь ногой и внес девушку внутрь.
— Не спи! Слышишь? — тряхнул её, добиваясь нечленораздельного стона, дрёма уже захватывала Ники в свой иллюзорный мир.
Придерживая одной рукой, расстелил спальник у печи, стянул с неё мокрое верхнее одеяние, кое-как разобрался с мудрёной обувью, уложил и снял промокшую поддёву. Бельё тоже было мокрым.
Волк сглотнул и дрожащими от волнения руками снял мокрые тряпочки. Желваки заходили ходуном от натуги — не кинуться как животное и не овладеть беспомощной самкой. Он подкинул ещё дров в печь и, улегшись рядом, накрыл её и себя пледом. Придвинувшись ближе к печи, прижал к себе девчонку покрепче и стал растирать её спину и плечи, руки и бедра, до куда мог достать.
— Ники! Нельзя спать! — хриплый голос больше был похож на рык. — Я сейчас тебя согрею! Слышишь? — он дёрнул самку человека за плечи и не сильно хлестнул по щеке, пытаясь привести её в чувства.
— Мм… я нне-не сплю… Не сплю — еле ворочала она языком, трясясь, как осиновый листик на ветру, от озноба. — Ммне ооч-ченнь ххо-холоднооо-ннн…
— Сейчас станет тепло, — волк, прижав её к себе, продолжал растирать худое тело, вжимая в себя.
Её запах со слабого становился помаленьку более явным, окутывая, одурманивая рецепторы, словно крепкий винный аромат, обнажая инстинкты. Он, уткнувшись в её тонкую шею, дышал им в полные лёгкие, не осознавая, что его забота и спасательная операция уже перешли в другую форму, становясь вожделением и жаждой обладания. Естество напряглось, чувствуя тепло и молодое стройное тело, разум помутился, а взгляд заволокло. Он лизнул её шею в агонии желания, сперва инстинктивно, а затем, будто придя в себя, посмотрел на её лицо: понравилось или злится? Но девушка продолжала трястись и глаз не открывала, не отталкивала. Не поняла, нравится ли ей, или делает вид, будто ничего не было?
Он ещё раз лизнул аккуратно, а затем снова, уже как хотелось — жадно, вожделея. Провёл от ключицы до самого уха, влажно и по-хозяйски, будто вылизывая, обозначая ухаживания. Худосочная девчонка прижималась в ответ, касалась ледяными руками его боков и спины, жалась бёдрами, а холодными ступнями прижималась к его ногам. Ласка, или всего лишь желание согреться?
Волк не был силён в человеческих играх между мужчинами и женщинами. Нравилась — брал, если согласна, не нравилась — не брал. Он хотел человеческую девчонку, а она… Либо была слишком слаба, чтобы отказываться, либо тоже хотела? От сложных мыслей голова стала тяжёлая. Он сделал единственное понятное ему действие. Навалился на неё сверху, вдавливая эрекцию ей в живот и стараясь не давить весом на травмированные рёбра, желая всем своим существом награды — женской ласки и тепла. Вот, чего ему не хватало всё это время. Вот то одно единственное, чего ему так хотелось, и что толкало снова подпустить близко к себе человека. Женщину. Её.
— Чччто ттты де-делаешь? — девчонка открыла глаза и посмотрела на него, поволокшимся взглядом от того, что находилась на границе сознания, впервые за всё время прямо.
— Грею… — волк уставился на неё в ответ, ожидая либо драки, либо согласия, но человечка снова, вместо благодарности за спасение, одарила его ужасом в глазах и отчуждённостью, попыталась оттолкнуть ледяными кистями, которые толком и не слушались её.
Волк был сбит с толку. Что не так? Он был относительно молод и горяч, судя по интересу женщин, не дурен собой, что не так с этой? Поломанная какая-то что ли?
— Ссслезь! Сслезь сс ммме-меня! — зубами она отстукивала чечётку, глазами желала убить.
Нет, всё-таки волк никогда не понимал этих людей. Мечутся из стороны в сторону, жаждут того, чего у них нет и никогда не будет, а то, что имеют, не ценят, стремясь к каким-то высоким идеалам, и в погоне за зыбкой мечтой теряют последнее, что было. Тьфу ты.
Волк отпрянул. Потерялся контакт с её телом, и стало как-то злобно-грустно. Он в очередной раз себя одёрнул. Чтоб их всех эволюция раздавила! Встал, пытаясь побороть желание, вытащил из чьего-то рюкзака свитер и штаны, кинул ей и выскочил на улицу, желая поскорее освободиться от чувства уязвлённого самолюбия. Охота — самый лучший способ отстраниться от навязчивых мыслей. Мало того, что вместо благодарности сбежать решила, огрела два раза, причем и нежному чуткому носу досталось, чуть не лишила его нюха, так ещё и отвергла. О, как он был зол… Ррррр!
Думая о нерадивой человеческой самке, волк только ещё больше распалялся. Унюхал запах сочной дикой кабанины. Выследить и задрать! Все инстинкты вдруг перенаправились на единственно понятную схему, простую и доступную его разуму. Хищник метнулся по следу.
Когда он вошёл в домик с задранным кабаном на плече, то увидел, как девчонка лежала у самой топки, накрытая с головой, одеяло сотрясалось. На звук открывающейся двери, человечка замерла и лежала не шелохнувшись, он буквально шкурой чувствовал её страх. Что за несносная трусливая особь! Волк, рыкнув, дёрнулся, зло спустив свою ношу на пол. Разделывать придётся на улице, а то здесь всё пропахнет кровью, ей наверняка не понравится запах, да и перебьётся её аромат ранней весны. Волку он нравился, хотя показывать теперь он этого не собирался. Вот встанет на ноги и пусть проваливает. Доведёт её до холма, что близ людского поселения, и поминай как звали.
Он надел штаны, свитер и ботинки погибшего Даррена, уже как привычные, взял нож, топорик и кастрюлю, и, ухватив тушу, вынес на улицу. Снег моментально окрасился в красный, стоило только распороть брюхо. Шкура отдельно, кишки в мусор, сердце, печень, почки в кастрюлю, мясо порубил и сложил отдельно. Пусть мёрзнет, в доме пропадёт. Зайдя внутрь, вывесил шкуру сушиться и поставил кастрюлю на печь, залил водой, подкинул дров. Самка по прежнему не двигалась, так и укрытая с головой. Померла что ли?
Волк откинул плед с лица. Спит, свернувшись в клубок. Щеки порозовели, руки под щекой. Уязвимая и слабая. Он тяжело вздохнул, встал и вышел на улицу. Нужно же сумку её было принести обратно и ту банку с огнём. Правда банку он спрячет от греха подальше. Пигалица, а бесстрашия ей точно не занимать. Чуть не покалечила этой штуковиной, шкура хоть не пострадала, и на том спасибо. Но за нежный нос обида была ещё жива.
***
Ники проснулась от толчка в бок. Открыла глаза, всё ещё не понимая, где она. Но стоило увидеть дикаря, как всё сразу же вспомнилось: и сход лавины, и голый дикий мужик, и побег, и ледяная река, и его туловище сверху. Весь сон как рукой сняло от его близости. Что на этот раз?
— Поешь, пока горячее. Придаст сил. — он протягивал железную чашку с ложкой в ней, а внутри было какое-то тёмное варево, но пахло аппетитно.
В желудке заурчало, оказалось, есть хотелось очень сильно. Николь осторожно поднялась, сжимая зубы от боли в рёбрах, наконец уселась и опасливо посмотрела на своего спасителя. Он сидел рядом в одежде друга, подперев коленом локоть, смотрел на неё с интересом и в то же время отстранённо. Ники протянула неуверенно руку и взяла чашку.
— Сс…спасибо, — горло першило. Она покосилась на него, поднесла к лицу, понюхала, рассмотрела.
— Кабанятина. Жирная и питательная. Полезно, — говорил он как-то рывками и будто сквозь зубы, едва сдерживая злобный рык. Очень пугающий тип. Хорошо, хоть не воспользовался её слабостью, значит, частички здравомыслия есть.
Ники отхлебнула горячий бульон из ложки, на удивление варево оказалось очень вкусным, хотя на вид напоминало помои. Она зачерпнула ложкой ещё, выловила кусок чего-то, прожевала. Мягко и вкусно. Чем больше зачерпывала ложкой, тем быстрее ела, а голодный желудок благодарно заурчал, наконец насыщаясь. Доев, она сложила ложку в опустевшую чашку с бряцаньем и, вздрогнув от страха, что это могло выглядеть как-то грубо или вызывающе, снова покосилась на мужчину.
— Ещё?
Она отрицательно мотнула головой:
— Спасибо, — её голос прозвучал очень сипло. Простыла. Девушка вздохнула — и в груди больно. Ну конечно, после купания в зимней реке, чего она ещё ожидала.
Волк неожиданно резко встал, выхватил посуду из её рук и поставил на стол. Ники вся поджалась, съёжилась от того, что он стоял слишком близко, и покосилась на его ноги, ожидая подвоха в любой момент.
— Да не съем я тебя, костлявая слишком. Девушка жаться не перестала, но уже более открыто посмотрела на него.
— … Это ты вытащил нас из-под снега?
Мужчина взял чайник, вышел на улицу, вернулся и поставил его на печь. Уселся поодаль от неё и теперь рассматривал как-то слишком прямо, так, что ей было не комфортно под его тяжёлым взглядом. Он кивнул. И всё? Весь ответ?
— Как тебя зовут? — Николь разглядывала его лицо, пытаясь понять, что он за человек, почему так себя ведет и чего от него, вообще, ожидать. Дикий колкий взгляд, будто смотрящий насквозь, острые черты лица, небритость.
— Зачем тебе?
— Мне же нужно знать, кому я обязана жизнью, — Ники не понимала, как вести диалог с этим человеком, как, вообще, вести себя с ним. Вроде он и спас её, уже дважды причём, и кормит, и заботится — она явственно ощущала туго перемотанные ребра и плечо, — но все в нем будто говорило: «отойди, опасность». — Поблагодарить за спасение…
Волк воспрял духом, и небрежная, едва уловимая улыбка скользнула по его губам. Ну вот и дождался.
— Благодари.
Ники замерла, пытаясь уловить изменения на его лице. Он горд собой? Ну да, ладно, у всех есть свои странности. Этот, например, любит получать за свои заслуги благодарности. Она подобралась, стараясь игнорировать боль в ребрах и уязвимость.
— Спасибо… Ты спас меня. Дважды.
И повисло молчание. Мужчина вперил в неё немигающий взгляд, а девушка в ответ непонимающе смотрела на него. Выдержать у неё не получилось, и она, стушевавшись, отвела глаза. Волк рыкнул и резко встал, девушка вскинула опасливый взгляд на него. Псих всем своим видом источал злобу.
— Всё? — скрежет зубов, и Ники стала обливаться холодным потом страха, сжалась и отодвинулась дальше.
— Я не знаю, что ещё сссказать… Я очень-очень тебе благодарна… — глаза девушки были похожи на две округлившиеся плошки, ужас сковал её, но видно было, что котёнок, если нужно, превратится в дикую мигеру.
Он сделал шаг на встречу, и глаза её стали блестеть в лихорадочном адреналиновом свете.
— Не подходи, — сквозь зубы прошипела она.
— Не то что? — волк презрительно оскалился в подобие улыбки. Сделал ещё шаг в её сторону.
Ники сквозь боль резко встала, не опираясь на больную ногу, вена вздулась на её виске, она рукой позади себя на столе нашарила пустую железную чашку.
— Клянусь, убью тебя!
Мужчина сделал ещё шаг, и теперь ему достаточно было протянуть руку, чтобы ухватить её за ворот. Она скривила губы, готовясь защищаться, как дикая мелкая кошка, что, бывало, попадалась на его пути в лесу. Обычно он игнорировал их и бежал дальше по своим делам, пока те стояли и шипели, не упуская его из виду до тех пор, пока он не скроется с поля их видимости. Так же решил действовать и тут.
Он ещё с секунду мерил её взглядом с высоты своего роста. Девчонка была почти на голову ниже. Тем интерес его возрастал — мелкая, злобная, желанная.
Волк презрительно хмыкнул и отошёл к печи. Снег в чайнике превратился в воду, и теперь она кипела. Он снял с веревки чабрец, сушёную мяту, еще пучки иван-чая и ромашки, сунул в чайник, накрыл крышкой и отставил, чтобы настаивалось. Оторвал кусок слегка завялившегося мяса с тушки на верёвке и, как ни в чем не бывало, уселся снова напротив неё.
Он медленно, даже лениво, ел, не смотрел больше в её сторону. Ники выдохнула, понимая, что эта странная сцена окончена, и теперь можно на некоторое время расслабиться немного. Совсем, пока он рядом, этого сделать не получится. До чего же он был странным. Пугающим, необычным, психом, одним словом. Что у него на уме, ей было не понять. Хаос чистой воды. Сейчас расслаблен, через минуту уже готов напасть.
Она выпустила из руки чашку и медленно опустилась на спальник, придвинулась ближе к печи. Хотя тело её согрелось, всё равно хотелось оказаться от сумасшедшего как можно дальше. И ей было совсем непонятно: вроде и благодарность к нему чувствовала, и в то же время хотелось оказаться дома и больше ни минуты с ним рядом не быть, забыть, как страшный сон. Её вдруг остро кольнула в сердце мысль о друзьях. Она медленно вдохнула, собирая все силы и мужественность на новый диалог с ним, стараясь бороться с тревожащими мыслями, и выдохнула.
— Ты ведь знаешь… Знаешь, что с моими друзьями?
Он, игнорируя её, продолжал жевать мясо, даже не моргнул.
— Они ведь живы?
Мужчина не реагировал, будто был совсем в другом мире.
— Ты слышишь? Где мои друзья?
— Нет их. Смирись. — кратко, резко. Словно холодной острой сталью в самое нутро. Сердце девушки ухнуло где-то в груди и больно сжалось, дыхание перехватило.
— Ты врёшь. — тихо, шепотом.
Губа поджалась, и влага вдруг обожгла глаза. Она словно в глубине души это уже знала, но услышать значило поверить этому психу, значило дать обмануть себя с какими-то корыстными целями. Наверняка он это придумал, чтобы и дальше её мучить, чтобы не дать найти их и убраться отсюда подальше.
— Ты все врёшь! — громко. Горло так напрягать было больно.
Чувствительные уши волка не были готовы к такому всплеску звука. Он резко повернул голову и посмотрел на неё, гневно раздувая ноздри. Ники показалось, что радужная оболочка его глаз сверкнула каким-то блеском, а внутри загорелся недобрый огонёк. Точно врёт, иначе чего злится?! Мужчина сузил глаза, выдохнул и снова отвернулся, продолжил жевать мясо. Ники подобралась, готовая к любому опасному выпаду.
— Они живы. Я знаю. Я хочу их видеть! — голос девушки дрожал, а сердце предательски сжималось от необъяснимой тоски. — Ответь.
— Все мертвы. Хельхейм им дом отныне.
Ники не понимала, о чем говорил мужчина, в её мозгу лишь стучало «Все мертвы».
— Нет. — она покачала головой в протесте. — Ты врёшь. Я не верю тебе. — слезы потекли по щекам. Её друзья. Всё, что начиналось как веселая поездка в горы, закончилось вот так? Нет, это абсурд. Этого не может быть. Не с ней. Не с ними. Он врёт. Преследует свои цели. Всё ложь!
Мужчина прикрыл глаза и медленно вздохнул. Затем открыл и посмотрел на неё, будто на назойливую муху.
— В моей натуре нет такого понятия как враньё. Это подлое и ничтожное качество людей! — конец его речи был больше похож на рык, чем на человеческую речь. Вот, что пугало в нём девушку. Он будто становился в злости кем-то другим.
— Какое интересное растождествление себя с людьми. Ты, разве, чем-то отличаешься от нас? — в Ники закипала злость на него, что вынуждена находится рядом с каким-то психопатом, на себя за беспомощность в ситуации в целом, на друзей, что всё происходящее больше было похоже на какое-то больное воображение, на абсурд, на какой-то сюрреализм.
— Всем. — парень скривился в злобном высокомерии. — И если не хочешь закончить, как они, советую не злить меня.
— Тогда скажи правду! Ты…
Волк посмотрел на неё с каким-то ожиданием злобных неприятных слов. О да, он ждал этого. Хотел, чтобы девчонка его вывела, тогда он с чистой совестью перекусит её хрупкую тонкую шейку и, наконец, освободится от этого балласта — заботиться о жалкой представительнице гнилой, слабой расы. Он хотел освобождения, раз уж человечка не хотела давать ему то, чего он желал, всеми фибрами своего худосочного существа источая неприязнь. Его очень сильно задевала эта её черта, её натура, обижала, цепляла колко и скребла, говоря ему, что он не достоин её ласки, её тепла. Что он так и останется одиночкой. Он вздохнул досадливо и злобно. Что ж, такова, видимо, его судьба.
— … Ты убил их?