Вивьеннус. Наследие красной шляпы.

Звонкие шаги, шум дыхания, тяжесть усталых тел. Циркачи, побитые, но не сломленные, поднимались по длинной коридорной лестнице, ведущей к самому верху катакомб. Каменные стены отбрасывали эхо голосов, словно сама структура цирка прислушивалась к тем, кто столько лет в ней жил.

Марта шла впереди. В её руке — рация.

— Серафина, приём. Как у вас?

— Все уже сели, — донёсся ответ. — Поезд готов, дети внутри. Мы ждём только вас.

— Отлично. Идём.

Лестница закончилась. Впереди открылся широкий, темноватый проход, ведущий к последнему выходу. Шум шагов, резкое дыхание. Кто-то кашлянул. Кто-то зашипел от боли. Марта вдруг почувствовала, как всё внутри неё замирает.

БАХ.

Резкий взрыв. Каменный пол под ногами затрещал, и в следующее мгновение кусок площадки провалился вниз. Целая группа, включая Марту, Атласа, Лэя, Азалию, Акселя и Джестера, обрушилась на этаж ниже. Пыль, крик, треск металла и бетона. Всё завертелось в хаосе.

— Все целы?! — крикнула Азалия, отплёвываясь от пыли.

— Вроде да... — ответил Аксель, поднимая Джестера, тот лишь хрипло хихикнул в ответ.

В этот момент в проём, образовавшийся от обвала, вошёл Он.

Высокий. Широкоплечий. На нём был военный чёрный костюм, идеально подогнанный под фигуру. Его лицо украшала неряшливая щетина, глаза — тяжёлые, тёмные, уставшие. Чёрные волосы падали на лоб, придавая ему образ роковой фигуры.

Он встал, скрестив руки на груди, и, не моргая, смотрел на циркачей, будто судья на приговорённых.

— Ну что, циркачи, — заговорил он низким голосом. — Вы думали, что мы не знаем про катакомбы? Что только вы их помните наизусть? Не забывайте, в ваших рядах долгое время работали наши люди.

Марта подняла голову. Глаза её сузились.

— Ты... Ты тоже здесь?

Мужчина усмехнулся.

— Да, Марта. Я тоже здесь. Неужели ты думала, что я пропущу финальное шоу?

— Кто это?! — спросил Лэй, хрипло вставая, отряхиваясь от пыли.

Марта не отводила взгляда от вошедшего.

— Этот человек когда-то работал с нами. Он не был циркачом, но знал цирк лучше, чем кто-либо. Он был... частью чего-то большего. Он — один из клана. Когда-то... — она сделала паузу, — когда-то у нас были хорошие отношения.

Мужчина склонил голову чуть набок.

— Приятно слышать, что ты помнишь, Марта.

За ним — десять человек. Молчаливые. Как тени, как немые свидетели приговора. Они не сказали ни слова — просто окружили циркачей, рухнувших на нижний уровень. Половина из группы всё ещё оставалась наверху, кто-то в нерешительности, кто-то уже тянулся вниз.

— Меня зовут Каликс. Каликс Блейз. — Голос его был бархатным, но внутри ощущалась сталь.

Марта поднялась на одно колено, морщась от боли в плече. Азалия резко обернулась, хватая оружие.

— Ребята! — задыхаясь, крикнула Марта наверх. — Идите! Продолжайте путь!

— Нет! — раздался голос. — Мы не бросим вас!

Атлас оглянулся на тех, кто ещё мог подняться:

— Кто-то должен защитить детей! — рявкнул он. — Если мы останемся здесь — идите! Не спорьте!

Сомнение. Борьба. И всё же — часть циркачей покинула обломки и побежала дальше по пути к поезду. Остальные остались. Остались биться. Остались умирать, если понадобится.

В этот момент Марта ощутила, что её рация больше не с ней. Потеряна в хаосе.

Азалия склонилась рядом, переводя дыхание:

— Нас едва ли десяток... Джестер может драться?

Аксель взглянул на измученного шута.

— Он не выдержит. Он израсходовал всего себя на того психа.

— Придётся его прикрыть, — тихо сказала Азалия. — И Лэя тоже...

В это время наверху, через трубопровод, который вёл в этот нижний ярус, раздался приглушённый голос Каликса:

— Сдавайтесь. У вас нет шансов.

Он делал шаг вперёд, словно знал: каждое его движение вызывает дрожь у противника. Он спустился вниз и подошёл к Марте.

— Старик был прав, — сказал он холодно. — Вы и правда осмелились на предательство. На жалкий бунт.

Он остановился перед ней. На лице — ухмылка. Взгляд — почти нежный, пугающе близкий. Он нагнулся, и их лица оказались в нескольких сантиметрах. Он коснулся её подбородка — не грубо, скорее как будто собственник при осмотре потерянной вещи.

— Зачем же ты, моя любимица, пошла на такой шаг, а? — прошептал он. — Ты могла бы быть рядом. Могла бы править. Вместе со мной. Вместе с ними. А теперь... теперь ты просто пыль, что будет стёрта первым порывом ветра.

Марта сжала челюсть. Её голос дрожал не от страха — от злости:

— Ты никогда не поймёшь. Ты — послушная шавка, ты всегда был свободен. А мы здесь — мы веками были в клетке, как звери. У нас отнимали имена, голоса, души. И мы хотим свободы. Мы её вырвем.

Каликс ухмыльнулся. Хмыкнул.

— Поэтично. Глупо. Но поэтично.

И в следующее мгновение — удар. Сильный, отточенный. Он ударил её по лицу тыльной стороной руки. Марта упала на бок, кровь выступила из губы.

Он вновь схватил её, теперь — за шею. Поднял, легко, как куклу.

— Не делай ошибок, Марта. Боги не прощают тех, кто рвёт узы крови. А я — их голос. И я пришёл за головой той, кто посмела заговорить.

— Эй!

Голос Лэя разрезал воздух.

Он стоял чуть в стороне, сжатыми кулаками, дрожащий от ярости и бессилия.

— Как ты смеешь?! — закричал он. — Настоящий мужчина не поднимает руку на женщину!

Каликс повернулся. Медленно. Его глаза встретились с глазами Лэя.

И в этот момент Лэй увидел это.

Это не был просто взгляд. Это было отсутствие. В глазах Каликса не было жизни — но не так, как у мертвеца. Это был взгляд человека, который умер, но вернулся. Которого били, ломали, закапывали в яму, но он всё равно встал. Это был взгляд не тьмы, а безысходной глубины, где уже не осталось страха, только пустота.

Тело Лэя покрылось мурашками. Холод пронёсся по позвоночнику. Но он не отступил.

Он стоял. Смотрел. Пытался дышать.

— Этот взгляд... — подумал он. — Так смотрят не убийцы. Так смотрят те, кого уже ничем не испугаешь. Те, кто давно попрощался с человечностью.

Катакомбы задрожали от глухого гула. Над головами, в бетонном потолке, что-то резко клацнуло — как механизм, давно забытый, но вдруг проснувшийся. И прежде чем кто-то успел среагировать, в тишину упали первые серебристо-фиолетовые шарики.

Они катались по полу, мягко побрякивая, как детские игрушки, и...

БАХ.

Дым.
Плотный, удушливый, с горьковатым привкусом цитруса и железа, вырвался из каждого шарика, как будто внутри спал целый туман.

— БЫСТРЕЕ! — крик разрезал пелену.

Серафина.
Она стояла на верхнем уровне, среди клубов дыма, почти как призрак, прижимая к себе сумку с ещё оставшимися капсулами и дымовухами.

— Это шанс! — прорычал Аксель, и схватив кинжал, оттолкнул Джестера. Тот повалился в сторону, тяжело дыша, но ещё живой.

Аксель был уже в прыжке. Один...
Один только удар — и первый солдат упал. Остальные обернулись, но было поздно: циркачи начали действовать.

Они не кричали, не суетились.
Просто исчезали.
За каждым всплеском дыма оставалась лишь фигура из тряпья и латекса — надувной манекен, идеальная подмена. И уже через полминуты площадка опустела, будто бы и не было циркачей вовсе.

Лэй с трудом карабкался на следующий уровень. Его рука дрожала, колени подкашивались от усталости. Позади тяжело задыхался Джестер, которого тащил Аксель. Вслед за ними, с ссадинами, с разбитым плечом, шла Марта.

— Это было близко, — выдохнула она. — Ещё чуть-чуть, Лэй... и он бы тебя убил.

Лэй кивнул, обхватив себя за грудь.
— Этот мужик... он какой-то... какой-то нечеловеческий.

— Он и есть нечто другое, — отрезала Марта. — Его зовут Каликс Блейз. Мы его когда-то нашли, истекающего кровью. Вылечили. Он стал своим. Я даже... — она замялась, — я рекомендовала его одному клану. Они сделали из него убийцу, боевую куклу на поводке. Теперь он — одна из их главных фигур. Думаю, его прислали прикончить нас. Без шанса на договор.

Впереди, у поезда, Серафина тащила Атласа, нога которого была пробита насквозь. Его лицо побледнело, губы побелели. Но он шутил:

— Если помру, пихайте в багажный вагон. Умру стильно.

Они добрались до платформы. Поезд гудел, уже почти готов к отправке. Детей загрузили, некоторые циркачи сели на места. Всё казалось... почти оконченным.

Почти.

Из темноты вышел Леонард.

Он держал в руках какой-то пульт, рядом мигал взрывной блок.

— Только шагните — и я взорву всё к чертям. Поезд, туннель, катакомбы, детей. Всё. Пусть никто не получит свободу.

А с другой стороны, в арке, появился Каликс. За ним, в полной боевой стойке и его бойцы.

Теперь они стояли треугольником смерти:

Слева — Леонард с пультом и безумием в глазах. Справа — Каликс и его отряд, спокойно и хищно глядя на циркачей. Посередине — циркачи, уставшие, раненые... но не сломленные.

Никто не двигался.
Тишина висела, как лезвие над горлом.

Лэй огляделся. Он чувствовал, как внутри дрожит всё тело, но стоял. Не убегал. Не прятался.

Марта подняла взгляд.
Глаза её светились — не яростью, а решимостью.

— Кто первый дернется, тот начнет войну. Но, может быть... именно она и должна начаться?

Каликс рассмеялся.
Сначала тихо, как будто не поверил в собственные мысли. А потом громче — резко, грубо, нагло, будто этот смех сам по себе был пистолетным выстрелом.

— Что за хрень вы устроили?! — выдохнул он сквозь хохот. — Я понимаю, вы циркачи, но превращать каждый шаг в представление — это уже не безумие, это диагноз!
Он вытер уголок губы и посмотрел на Марту, потом на Акселя.
— Хоть бы совесть имели... вели бы себя, как убийцы, а не как фокусники.

Аксель медленно повёл плечами, стряхивая пыль.
— Ну ты же сам ответил на свой вопрос, дружище, — сказал он спокойно. — Мы же циркачи. Мы из всего делаем шоу. Даже из конца света.

Каликс покачал головой и со вздохом повернулся к Леонарду:
— Мужик, брось эту штуку. Мы сами всё уладим. Без фейерверков.

— Нет, — прошипел Леонард, сжав пульт. — У них уже был шанс.
Он шагнул вперёд, голос сорвался. — А теперь... теперь пусть все сгорят. Мы устроим тут братскую могилу. Они, мы — все.

— Вы... слышите это? — подал голос Атлас. Он стоял, опираясь на стену, но его лицо стало бледным.

Все замерли.

Откуда-то сверху донесся гул техники, металлический звон, а потом — голоса. Приказы, команды, короткие выкрики.
Марта подняла голову.
Вдоль металлических рёбер тоннеля, от дверей наверху, выходили люди в форме. Один за другим — три отряда. Бронежилеты, маски, лазерные указки на стволах оружия. Не кланы.

Полиция.

— Это что, ещё кто-то из ваших? — хрипло спросил Каликс, повернувшись к Леонарду.

— Нет... — тот тоже был сбит с толку. — Это... не мои люди...

— Всем оставаться на местах! Оружие на землю! Это федеральная полиция!
Голоса гремели по катакомбам, отражаясь эхом.

Марта чуть отступила назад.
— С таким... с таким нашествием... — прошептала она. — Мы не справимся. Кажется... это конец.

Но в тот же миг, среди голосов сверху, прорезался один, чужой, но знакомый, который будто пронзил Лэя насквозь.

— ЛЭЙ!

Он вскинул голову, сердце ударило, как взрыв.

— ...Лью?

На платформе стоял его брат.
Тот самый, кого он потерял в самом начале этой истории.
С лицом взрослым, но не изменившимся. С глазами, в которых всё ещё было то детское сияние, которое Лэй помнил даже в кошмарах.

А рядом с ним стоял Лэм. Его отец.
С серьёзным лицом, но с глазами, полными тревоги.

— Папа?.. — выдохнул Лэй.

Мир будто на секунду остановился.

Где-то шипел дым. Кто-то держал пистолет. Кто-то был готов нажать кнопку.
Но Лэй просто смотрел вверх — в лица своей семьи.
Не со счастьем.
Не с истерикой.
А с шоком. С тем особенным оцепенением, когда прошлое, настоящее и будущее вдруг сливаются в точку.

Он не знал, что чувствовать.
В этом аду из стали, дыма, крови и предательства —
они вернулись.

Из клубов пара, грохота и напряжения, словно прорезая шум времени, раздался знакомый, хрипловатый голос, усиленный динамиком старого портативного магнитофона:

— Похитители. Циркачи. Верните мне сына, и никто не пострадает. Верните мне Лэя Хоукера.

Это было как удар в грудь. Все замерли. Кто-то обернулся на голос, кто-то — застыл на месте, прижав оружие, но не сделав ни шага. Лэй, услышав своё имя, не поверил вначале. И только когда сквозь сизый туман он разглядел знакомую фигуру — отца, стоящего на платформе с магнитофоном в руках — сердце заколотилось с новой силой.

Но этот момент, будто наивная надежда, продлился недолго.

— Полиция?! — сорвался с места Леонард, его лицо перекосило от бешенства. Он поднял руку с пультом и завопил, как сумасшедший:
— Я СЕЙЧАС ВСЕ ВЗОРВУ! ВСЕ ЗДЕСЬ СГОРИМ, К ЧЕРТУ!

Резкое движение. Крик. Кто-то из полицейских, не выдержав, нажал на курок. Из-за плеча одного из них вылетел блестящий металлический снаряд — капсула, словно стрела, ударила Леонарда точно в предплечье. Раздался хруст, рука будто лопнула изнутри — кожа, мясо, сухожилия разошлись с хлюпающим треском, пульт вылетел, покувыркался по рельсам и исчез под платформой.

Леонард заорал, пошатнулся, сжимая культи, из которых уже хлестала кровь. Его рот исказился от боли, но второй выстрел — транквилизатор — достиг цели. Игла вонзилась прямо в шею. Веки Леонарда затряслись, он покачнулся, тяжело дыша, и рухнул ничком, как скошенный зверь.

Каликс Блейз, стоявший чуть поодаль, холодно оглядел эту сцену. Его глаза не выражали страха — лишь усталость и раздражение.

— Лишняя морока... Всё это — сплошная дичь, — процедил он. — И ради чего, а? Пацан беглый, баба-предатель, циркачьи выкрутасы. Полнейший бред.

И в этот момент — щёлк!

Выстрел. Один из людей Каликса по ошибке или по наводке попал в старую, проржавевшую трубу, что висела над их головами. Раздался пронзительный треск — и оттуда вырвалась струя раскалённой воды под напором.

Пошло по кругу.

Пар. Жар. Вода. Крик. Дым.

Всё пространство мгновенно заполнилось кипящим облаком. Сквозь него почти ничего нельзя было разглядеть. Люди кашляли, теряли ориентиры, кто-то кричал, кто-то падал на колени.

И вдруг — в клубах пара — вспышки света. Маленькие светящиеся сферы катились по полу, свистели, мигали, взрывались туманом. Это была Серафина. Она метала дымовые шары, словно готовясь к фокусу перед грандиозным исчезновением. Только это было не шоу. Это было — спасение.

Полиция в панике. Люди Каликса — ослеплены и раздражены. Циркачи — срываются с мест.

— НАПАДАЕМ! — закричал кто-то из них.

Началась бойня.

Металл о металл, ножи, дубинки, даже подручные инструменты — всё пошло в ход. Пули просвистывали в паре над головами. Один за другим падали тела — раненые, мёртвые, кричащие.

Некоторые циркачи держались внутри — защищали детей, тех, кто остался в поезде. А дети из анабиоза, так называемый «товар», были изолированы в самом последнем вагоне, под сигнализацией и замками. Пока одни дрались, другие пытались открыть доступ, освободить, вывести — времени не было совсем.

Полиция, наконец, начала спуск. Поезда были окружены. Никто больше не понимал, кто враг, кто друг. Кланы, полиция, циркачи — всё слилось в хаос, как в последнем акте безумного спектакля.

И Лэй потерялся в этом аду. Он стоял, оглушённый шумом, дымом, криками. Казалось, всё происходило в замедленной съёмке. Люди сражались, гибли, кричали. Он слышал выстрелы, взрывы, визг. И тут — сквозь плотный пар, он увидел её.

Марта.

Она сражалась с Каликсом. Их бой был жесток. Оба покрыты кровью, движения — резкие, яростные, изматывающие. Их клинки звенели, каждый удар отдавался эхом в груди Лэя. Он застыл. Не мог пошевелиться.

Вдруг Серафина схватила его за плечо.

— Нам нужно идти, Лэй! Быстрее!

— Я... не могу, — прохрипел он. — Мой брат... мой отец... Марта... Что мне делать, Серафина?!

Она посмотрела на него. Долго. Глубоко. А потом — отпустила руку.

— Это — твой момент. Только ты можешь выбрать. Сейчас. Или никогда.

И она пошла. Исчезла в поезде. Где-то внутри уже гудел двигатель. «Гум-гам», как сказал бы Лэй. Последний шанс. Последний выход.

Но он всё ещё стоял. Смотрел. Дышал раскалённым воздухом. А впереди — битва. И его выбор.

Гудение поезда нарастало — глухое, тяжёлое, будто сердце чудовища просыпалось под землёй. Его колёса медленно начинали вращаться, с лязгом и скрежетом, от которого дрожала платформа. Поезд вот-вот должен был двинуться, но вокруг царил настоящий хаос.

Половина полиции уже вступила в бой, не разбирая, кто перед ними: циркачи, бойцы кланов или свои. В клубах дыма, под грохотом, под светом вспышек и воя сирен никто не понимал, кто на чьей стороне. Крики, выстрелы, звон оружия — всё перемешалось в безумную какофонию. Люди падали. Кто-то истекал кровью. Кто-то замирал на месте, кто-то продолжал драться до последнего вдоха. Мясорубка.

Лэй, вцепившись в поручень у края платформы, стоял посреди этого ада. Он обернулся — и увидел Марту. Она держалась из последних сил. На её лице — кровь, на плече — глубокая рана, но она продолжала сражаться. Перед ней возвышался Каликс, а чуть поодаль... Леонард.

Он очнулся. Как-то встал. И теперь, шатаясь, подобрал металлическую балку, словно сросшуюся с его изуродованной рукой. Его лицо было искажено болью и безумием. Он не собирался сдаваться. Не собирался умирать тихо.

— МАРТА! — сорвалось с губ Лэя. Он бросился вперёд.

И в этот момент всё произошло слишком быстро.

Леонард с гортанным ревом ударил. Марта не успела полностью защититься. Она пошатнулась, и, не задумываясь, Лэй закрыл её собой. Его спина ударилась о камень, плечо прострелила осколком, но он не отступил.

Каликс замер, глядя на него сверху вниз. В его взгляде читалось раздражение — усталость хищника, которому мешают добить добычу.

— Сейчас я разберусь с Мартой, — процедил он. — Потом с тобой, дед-маразматик, — бросил он Леонарду. — И заодно с этим пацаном. Вы все мне уже поперёк горла. Я зря трачу на вас своё время.

Лэй тяжело дышал. Марта слабо шептала его имя, держась за ребро. Они были в ловушке. Вокруг, под ногами, растекалась лужа воды — трубы наверху прорвало, по полу уже стекал тёплый пар, смешиваясь с кровью и грязью.

Каликс с Леонардом медленно приближались.

И тут Лэй вспомнил.

Он резко полез в карман и вытащил небольшое металлическое устройство — шокер. Тот самый, который дал ему Атлас. Он почувствовал его вес в руке — тяжёлый, обжигающий. Словно держал саму молнию.

— Знаете, что? — выдохнул он, поднимаясь на колено. Его голос дрожал. Но не от страха.

— Кто ещё с кем разберётся — это мы сейчас и узнаем.

Он включил шокер.

И швырнул его прямо в лужу, туда, где стояли Каликс и Леонард.

Раздался вопль электричества, гудение, скрежет. Свет резанул по глазам — оглушительно яркий, как удар молнии в подземелье. Вода вспенилась, пошёл дым. Каликса и Леонарда скрутило от боли — их тела забилось в конвульсиях, словно куклы на нитках.

В тот же миг раздался грохот. Из прорванных труб наверху вырвалась пламенная струя — то ли от перегрузки, то ли от замыкания. Вспыхнула обшивка. Пожар.

Пламя пошло по стенам, как хищник, с хрустом поедая металл и дерево. Крики усилились. Кто-то орал, кто-то звал на помощь. Кто-то уже не дышал.

Это был конец. Или начало чего-то другого.

Лэй стоял среди пламени, пара и света, в защитной позе, прикрывая Марту. Его пальцы дрожали. Сердце грохотало. А в ушах звенела лишь одна мысль: он сделал выбор.

Лэй подхватил Марту под руку, когда та с трудом поднялась с пола, шатаясь, словно кукла с перебитыми нитями. Кровь сочилась из раны на боку, но она держалась. Он спросил, тяжело дыша:

— Можешь идти?

Марта кивнула. Губы её дрожали, но в глазах горел упрямый огонь. Вместе, опираясь друг на друга, они зашагали к поезду, рёв которого уже гудел в туннелях — он медленно, словно оживающий зверь, начинал движение.

— ВСЕ В ПОЕЗД! — закричал Аксель на всю станцию, голос его резанул воздух, как нож. — БЫСТРЕЕ!

Циркачи, истекающие кровью, покрытые гарью и пеплом, ковыляя и волоча раненых, рванули к вагонам. Кто-то падал, кто-то поднимался вновь. Каждый знал: это их последний шанс.

Возле последнего вагона Джестер, из последних сил, со вздохами и стонами, ползком добрался до сцепки и с натугой отсоединил последний вагон — тот, где находились дети-товар. Щелчок. Скрежет. Вагоны отъехали друг от друга. Джестер, осев на землю, обернулся.

Азалия, стоящая у перрона, посмотрела на него с немым восхищением, словно взглядом говорила: «Гений».

Джестер ухмыльнулся, и, поднявшись на ноги, прохрипел:

— Подарок для полиции.

Они забрались внутрь вагона, захлопнув за собой дверь, прежде чем поезд, вздрогнув, начал медленно отрываться от платформы.

Лэй и Марта, поддерживая друг друга, доковыляли до террасы. Лэй подставил руку, помогая Марте забраться на ступеньку, и Азалия, склонившись сверху, втащила её внутрь вагона. Марта тяжело дышала, но уже была в безопасности.

Лэй стоял на платформе, готовясь последовать за ней... но вдруг услышал, как его окликнули:

— ЛЭЙ!

Голос. Знакомый. До боли родной.

Он обернулся — и сердце его сорвалось в бездну. На другой стороне платформы, среди дыма и хаоса, стоял Лью. Его брат. Взъерошенный, испуганный, но живой. А за ним, чуть позади — их отец, Лэм Хоукер. Лэм крикнул:

— Лэй! Сынок!

Мир, казалось, на секунду застыл. Шум боя затих. Взрывы стали отдалёнными, как эхо в пещере. Лэй смотрел на семью, и в груди у него болезненно защемило.

Он скучал. По дому. По брату. По отцу, несмотря ни на что. По прошлому, которого у него больше не было.

Он перевёл взгляд на Марту, выглянувшую из вагона. В её глазах было всё: принятие, нежность, любовь, в которой не было цепей. Она кивнула, еле слышно прошептав:

— Всё в порядке, Лэй. Спасибо тебе.

Лэй закрыл глаза. Глубоко вдохнул. А затем, вскинув голову, посмотрел на Лью и крикнул:

— Прости, Лью... мой милый братик. Мы ещё встретимся. Но сейчас... я нашёл свой путь.

Он побежал за уходящим поездом. Подтолкнул себя, прыгнул — и успел схватиться за перила, подтянулся и втащил себя внутрь, навстречу новой судьбе.

— Почему? — спросила Марта, всё ещё задыхаясь.

— Потому что... — Лэй взглянул на неё с каким-то светом в глазах. — Я понял, кем хочу быть.

Между ними на мгновение повисло молчание, наполненное доверием и чем-то тихим, почти семейным. Они стояли на платформе вагона, и поезд набирал скорость, унося их прочь от хаоса... но не навсегда.

И вдруг... кровь. Яркая, горячая, она брызнула Лэю на лицо.

Марта осела. В её груди зияла аккуратная, смертельная дыра. Сердце.

Лэй закричал. Обернулся. Каликс стоял на платформе. В его руке дымился пистолет. Он смотрел на Лэя — не с ненавистью, не с гневом. Лишь с усталостью. С бесконечной, неизлечимой усталостью.

— Дело сделано, — тихо произнёс он.

И, прежде чем кто-либо успел что-то сказать или сделать... направил пистолет к своему виску.

Выстрел.

И Каликс рухнул на спину , растворяясь в дыму, среди ржавых рельс и звона уезжающего поезда.

Тем временем, Лью стоял, не двигаясь, будто прирос к земле. Вокруг гремели выстрелы, кто-то кричал, кто-то звал помощь, с неба капала горячая вода, клубился пар, мир рушился и трещал по швам. Но всё, что видел Лью — это удаляющийся поезд, уносящий с собой его брата.

Он не успел даже крикнуть во второй раз.

Лэй не обернулся.

Поезд исчезал в туннеле, сливаясь с тьмой, и Лью чувствовал, как внутри него, медленно, но верно, поднимается нечто глухое. Сначала это была боль. Потом — горечь. А после — обида. Злая, острая, как ржавый нож. Он сжал кулаки. Он кричал его имя. Он ждал. Он надеялся, что брат остановится, повернётся, выберет его. Но Лэй не выбрал.

Он выбрал путь. Циркачей. Сопротивления. Смерти.

«Прости, Лью...» — звучал в голове голос брата. Слишком живой. Слишком настоящий.

И всё же... в этой боли, в этой злости, было и другое чувство. Что-то тонкое, едва заметное, почти незаметное самому себе. Может быть, принятие. Может быть, уважение. А может быть, понимание.

Но оно тлело где-то в глубине, под плотным слоем разочарования.

И пока поезд исчезал, Лью остался — один, рядом с ржавыми рельсами, среди пара, крови и пепла. Один, оставшийся позади.

Потерянный брат.

И, возможно, зарождающийся враг.