Вивьеннус. Наследие красной шляпы.

Огромный зал гудел. Сотни голосов шептались, перешёптывались, переглядывались. Кто-то стоял с чашкой в руке, кто-то с полотном, кто-то в грязной униформе после тяжёлой смены.
Все были здесь.
Все.

— Что происходит?.. — спросила женщина с красной косынкой. — Почему так поздно?
— Сегодня же день приёма... — произнёс кто-то с другого конца.
— Неужели остров не готов?.. —
— Или товар задержали?..
— Чушь какая-то. Обычно нас так не собирают...

На секунду шум стих — все головы повернулись вверх. Там, на верхнем балконе, появились они.

Пятеро.

Серафина. Аксель. Атлас. Азалия. Лэй. И — Марта. Впервые за долгое время она стояла впереди. Не в тени, не в полумраке — в свете прожектора. Прямо под куполом. Там, где обычно сидели клиенты или наблюдали за парадом.

— Смотрите... — прошептали внизу.
— Это... Что они там делают?..
— Почему все сразу?.. Что за собрание?..

Марта сделала шаг вперёд. Она выглядела иначе. В её глазах не было страха. Только ясность и боль, смешанная с уверенностью.

— Дорогие работники цирка, — начала она. Её голос звучал в каждом углу зала, как раскат грома. — Вы — моя семья.

Наступила тишина. Кто-то даже перестал дышать.

— Когда-то я пришла сюда ребёнком. Слабой. Растерянной. Я выросла с вами, среди вас. Вы приняли меня, какой бы я ни была. Вы научили меня многому: дисциплине, боли, терпению... даже жертвенности.
Благодаря вам я стала хозяйкой.
Но не только вы — веками до нас здесь жили другие. Наши предки. Наши родичи. Они построили этот цирк, сделали его живым, сделали его легендой.

Она посмотрела на Серафину, потом на Лэя.

— Но я не хочу больше жить по их правилам. Я не хочу быть звеном в этой цепи. Я не хочу быть марионеткой кланов.
С сегодняшнего дня мы... не будем больше поставлять людей. Ни детей. Ни взрослых. Никого.

Внизу пронёсся лёгкий шум. Кто-то охнул.

— Мы разорвём этот узел.
С этой ночи — мы начнём войну.
Нам осталось несколько часов. Сегодня прибудут люди кланов. Но мы не отдадим им детей. Мы спасём их.
И мы сбежим. Все вместе.

Она оглянулась на свою пятёрку. Те стояли молча, как тени за её спиной. Поддержка. Щит.

— Те, кто хочет остаться — останьтесь. Я не держу.
Но если хоть капля свободы жила в вашем сердце... хоть раз вы мечтали быть не винтиком, а собой —
идите с нами.

Марта подняла руку, словно разбивая невидимую стену.

— Сегодня мы снимем маски.
Сегодня мы больше не клоуны в чужом шоу.
Сегодня мы — хозяева своей судьбы.

Зал взорвался.

— ЧТО?! —
— Ты издеваешься?! —
— Это же... это наше дело, наше ремесло!
— Ты просто так хочешь вычеркнуть века?!
— Ты хоть знаешь, сколько наших родных тут похоронено, а?!
— Это наше наследие!
— Мы сюда пришли за деньгами, а не за пафосом!

Гул рос, как приближающаяся буря. Люди кричали друг на друга, спорили, плевались словами, будто это были яд и камни. Кто-то из стариков закричал:

— Мой дед, мой отец, я — все мы служили этому месту! Мы не предатели!

— А я, — раздался женский голос, — пришла сюда, чтобы вытащить своих детей из нищеты, а теперь что? Что мне теперь делать?!

Становилось страшно. Воздух дрожал от напряжения. Казалось, ещё немного — и начнётся настоящая драка.

И вдруг — резкий звон.

Как будто что-то разломалось пополам. За ним — короткий хлопок, похожий на выстрел.

Все обернулись. Замолчали.

Сверху, над сценой, на подвесной платформе в форме полумесяца, раскачиваясь, словно маятник, появился Джестер. Он не вошёл. Он висел.
В его позе, в зловещем наклоне головы, в растянутой слишком широкой улыбке было что-то... чуждое.

— Ой-ёй-ёй... — протянул он, рассеивая напряжение клоунской, но холодной интонацией. — Что за шум, ребята?..
Хозяйка говорит — уйдёт.
А мы?.. Мы, как слуги, должны повиноваться. Разве не так гласит кодекс Цирка? Что скажет хозяйка — то и есть закон.

Он хихикнул. Дёрнулся телом, будто тряпичная кукла.

— Или вы, клоуны, вдруг начали думать?..
Что это? Бунт? Собственное мнение? Ахахахаха!

— Ты ли тут, поехавший, должен нам что-то говорить?! — крикнули из толпы. — Все знают, ты самый отбитый тут! Да ты с ума сошёл давно!

Джестер вдруг вскинулся, закричал, завыл, а потом — засмеялся.
Громко. Протяжно. Безумно. Смех эхом разлетелся по залу.

И это было страшно.

— Ах... вы такие предсказуемые! — Он провёл пальцем по губам, как будто стирал кровавую помаду. — Наша Хозяйка делает интересные вещи. И знаете, мне это нравится.
Разве вам самим не надоело? Жить как крыса в колесе? Сначала остров. Потом бег. Потом снова остров. Вы всё равно не выберетесь. Вас грохнут.

Но здесь... здесь можно хотя бы над душой повеселиться.

— А как же наши дети?! — крикнул кто-то. — Что с ними? Они здесь родились! Они наш дом! Это их будущее!

— Какая разница? — Джестер развёл руками, потом спрыгнул на канат и стал раскачиваться. — Спрячем своих деток. Сами сбежим. Главное — шоу!

Азалия посмотрела на Атласа. Тот кивнул, громко произнёс:

— Мы уже проработали план. Мы не отдадим товар... ой детей. Ни за что. Ну если нас не сильно зажмут.

Лэй кашлянул. Атлас скосил на него глаза.

— Ладно, ладно... Мы увезём их. В безопасное место. Потом свяжемся с властями. Они их вернут домой.

Толпа забурлила. Кто-то зашептался. Кто-то, наоборот, замкнулся в себе. Была тяжёлая, двойственная атмосфера. Между страхом и надеждой. Между привычкой и свободой.

И снова — Джестер.
Он обернулся, встал на платформу, расправил руки:

— А я... Я иду за этой женщиной.
Она — мощная.
И, черт возьми... мне ОЧЕНЬ интересно, чем всё это закончится!

Толпа продолжала гудеть, но уже не так яростно, не так слепо. Кто-то смотрел на Марту с сомнением, кто-то — с надеждой. Кто-то — с болью в глазах, но и с искрой понимания.

Марта сделала шаг вперёд. Её голос звучал чётко, твёрдо, несмотря на дрожь внутри.

— У каждого из нас, — сказала она, — есть накопленные деньги. Все финансы сейчас — здесь, в Цирке. Мы разделим их поровну. Вам не о чем волноваться.
У нас есть поддельные документы, есть доступ к выезду почти в любую страну.
Первые три дня — наше окно.
Три дня, чтобы скрыться, исчезнуть, начать заново.

Она сделала паузу, медленно обвела всех взглядом.

— Сейчас главное — выиграть время.

Толпа замолкла.

— Те, кто силён, кто умеет сражаться, — продолжила Марта, — вы пойдёте с нами.
Мы должны остановить тех, кто прибудет за "товаром" — этих проклятых мерчендайзеров, охотников, называйте как хотите.
Мы не дадим им добраться до детей.

Сзади к ней подошёл Атлас и кивнул. Азалия встала рядом, глаза сверлили толпу, как два холодных клинка.

— Я, Атлас и Азалия — мы пойдём вперёд, примем удар на себя.
Серафина, Джестер, Аксель — вы останетесь внизу, в катакомбах.
Защитите детей, защитите стариков и раненых.
Вы — стена. Вы — последняя линия.

Серафина шагнула вперёд, глаза её горели.
Джестер заложил руки за спину и прошептал:
— Ну что ж... последняя глава спектакля. Обожаю.

Аксель ничего не сказал, но сжал зубы и кивнул. На этот раз — серьёзно.

— Ваша задача, — продолжала Марта, — держаться. До конца.
Как только мы выиграем достаточно времени — грузим детей в поезд и уезжаем.
Каждый по своему маршруту. Свободно. Навсегда.

Некоторые в толпе зашептались. Кто-то уже переглядывался, кто-то доставал сумки, кто-то уже принимал решение.

И тут встал Лэй. Его голос разорвал воздух, как крик молнии:

— Свободу себе!
Не своим страхам! Не теням прошлого! Не именам ваших умерших дедов и прабабок!
Вы не они!
Вы —это вы!
Каждый из вас — личность!
Хватит жить под чужим колпаком.
Хватит бояться жить своей жизнью.

Он обернулся к Марте.

— Покажем им, кто мы. Не как "дети Цирка", а как люди, умеющие выбирать.
И пусть они дрожат, а не мы.

И впервые за долгое время... кто-то захлопал.
Сначала один. Потом второй. Потом — десятки.

Толпа загудела, но уже иначе — в такт, в ритме единства.

— Свободу! — кто-то закричал.
— Детей — домой! — вторили ему.
— Долой кланы!
— Жечь контракты!

Где-то в глубине зала, дрожащими руками, мужчина, ранее молчавший, снял со стены старое знамя Цирка... и разорвал его надвое.

***

Подготовка к войне началась в тот же миг, как Марта закончила речь.
Азалия, Атлас, Марта и Лэй шли по пустынному коридору цирка — туда, где двери никогда не открывались при посторонних. За ними, один за другим, шагали самые сильные из работников цирка — силачи, борцы, эквилибристы, дрессировщики, те, кто знал, как обращаться с болью, скоростью и точным ударом.

Марта подошла к массивной металлической двери и ввела код. Раздался тяжёлый щелчок, замки разошлись, и дверь отворилась с глухим скрежетом.

Внутри оказался оружейный зал.
Настоящий арсенал: шокеры, арбалеты, кастеты, дубинки, электроперчатки, а на стенах — револьверы, винтовки и даже паровые гранаты.
Лэй, зайдя первым, застыл.

— Что... что это вообще?.. — только и выдохнул он. — Оружие? В цирке?..

Атлас, не оборачиваясь, резко хлопнул его по затылку.

— Очнись, мальчик. Мы тебе не клоуны с шариками. Ты думал, мы столько лет просто улыбались и жонглировали перед камерами?

Лэй потёр затылок, нахмурился, но ничего не сказал.
Он подошёл к стенду и потянулся к блестящему серебристому револьверу, который словно притягивал взгляд. Но рука не успела коснуться —
Атлас срезал ударом по кисти.

— Руки прочь.
— Ты чего?! — вспыхнул Лэй.
— Мы не доверяем тебе пули.
— Почему?!
— Потому что ты ещё не понимаешь, что такое выстрел. А если твоя кривая рука начнёт палить — отрикошетит в нас же. Нет уж.

Лэй сжал зубы, отступил, сердито мотая головой.
— Тогда что мне дали? Рогатку?..
Атлас кинул ему шокер.
— Если повезёт, испортишь кому-то прическу.

Пока остальные вооружались и натягивали броню, каждый из бойцов облачался в своё боевое снаряжение, будто в последнюю маску спектакля:

Марта — в алый костюм, элегантный, со вставками вороньего пера, в чёрном фраке и своём старом цилиндре. Азалия — в классическом цирковом костюме дрессировщика, с плетёным кнутом на поясе. Атлас — весь в силиконовом комбинезоне, обтягивающем, как у акробатов. Лэй — остался в обычной одежде, с шокером в кармане, всё ещё ошарашенный масштабом происходящего.

— Проверь, как там Серафина и Аксель, — сказала Марта, глядя на него через плечо. — Мы не можем позволить им остаться без поддержки.

Лэй молча кивнул и ушёл в нижние уровни.

Тем временем, в катакомбах.

Полумрак, гул вентиляции, мягкий свет ламп и шелест капель.
Серафина, вместе с помощниками, аккуратно вынимала детей из анабиозных капсул.
Рядом — Аксель, хмурый, сосредоточенный, отдавал приказы, пока его команда устанавливала надувных кукол, маскирующих отсутствие детей.

— Мы вставляем вместо них манекены, — объяснила Серафина, заметив Лэя. —
Снаружи не заметят подмены до самого конца. Но у нас мало времени.
Дети...
— Спят? — спросил Лэй, подойдя к капсуле.

Серафина кивнула.
— Они будут спать ещё несколько дней. Их тела слишком ослаблены. Анабиоз разрушает ритмы. Мы успеем их вывезти, прежде чем они проснутся.

Лэй провёл пальцами по стеклу капсулы. Внутри спала девочка — лет восьми, со светлыми волосами, плотно закрытыми веками и дыханием, едва видимым.

— Целых два вагона забиты только детьми, — сказал Аксель, — это уже что-то.

Наверху люди работали молча, слаженно. Дети выносились из капсул по одному, укутывались в термопледы, переносились наверх — в два специально подготовленных вагона поезда.

— Всё идёт по плану, — произнёс Лэй.
— Пока да, — ответила Серафина, — но гроза близко. И мы в самом её сердце.

Верхние ярусы катакомб.
Серафина вела группу детей работников цирка — тех, кто был старше, мог ходить и хоть немного соображал, что происходит. Рядом семенил Арчи, мальчик лет десяти, с растрёпанными кудрями, всё оглядываясь на Серафину.

— Куда мы идём?.. — прошептал он, цепляясь за её пальто.
— Наверх, — твёрдо сказала Серафина. — Сегодня ты станешь частью чего-то большого.

Они поднимались по винтовой лестнице, похожей на внутренности старинной башни. Стены отливали серо-зелёным, как будто когда-то были облицованы мрамором, но теперь от него осталась лишь пыль и трещины.

Шаги детей отдавались эхом, словно отбивая ритм последней симфонии.
Серафина шла позади всех, следила, чтобы никто не отстал.

И тут...
ГРОХОТ.

Стены дрогнули. Раздался взрыв, обрушилась часть купола, и огромные камни с грохотом упали вниз. Дети вскрикнули. Арчи упал, Серафина подбежала, закрыв его собой.

— Что за чёрт... — выдохнул Лэй, когда сверху осыпался пыльный пласт бетона.
— Что случилось?! — закричала Серафина.

Из прорванной стены, в клубах пыли, вышел силуэт.
Крепкий, высокий, в бронекостюме с меховыми вставками, на голове — полумаска, за которой сияли безумные глаза.

— Циркачи... — его голос был похож на визг ножа по стеклу. — Значит, это вы решили нас предать... Решили сыграть в героев?

Лэй остолбенел.
Аксель резко встал между ним и незнакомцем.

— Серафина! — крикнул он. — Беги! Уводи детей! Быстро!

Серафина схватила Арчи и поманила остальных. Дети, испуганные, как птенцы, побежали вверх, Серафина — последней.

Незнакомец подошёл ближе. От его шага по полу расходились вибрации.
Он поднял руку с плазменным пистолетом и указал на Акселя.

— Ты фокусник, я тебя знаю. Аксель верно? Я просил главу дать мне циркачей, чтобы повеселиться. И он дал... Так что, давай. Удиви меня.

Аксель щурился.

— Ты... Ты же Клейн Морден, псевдоним — «Клин», от слова «клинок».
Отъявленный псих. Ты же... Ты же тестировал детей, выжигал им глаза, чтобы понять, кто «сильнее».

Морден начал хохотать, глотая воздух, словно это была его личная музыка.

— АХАХА! Это звучит как обвинение? Но ведь... ты сам знаешь, все вы тут грязны.
Мне просто дали чуть больше свободы. И я использую её... с удовольствием.

В этот момент из-за стены, с внешней стороны лестничного купола, как будто из ниоткуда, свисает Джестер — голова вниз, руки раскинуты, словно марионетка на нитях.

— Эй, псина.
— Что? — вскинул голову Морден.

— Хочешь подраться?
Морден хмыкнул.
— Ты самый сильный среди них?
— Может, и нет. Но самый безумный — точно я.

Глаза Мордена сверкнули.
— Ты мне нравишься.

Лэй, дрожащими руками достал рацию, включил её, перекрывая шум взрывов и кашля.

— Марта! Марта! Все! Слушайте!
НА НАС НАПАЛИ! КЛАНЫ УЖЕ ЗДЕСЬ!
БЫСТРЕЕ! ГОТОВЬТЕСЬ! НАМ НУЖНА ПОДМOГА!

Сигнал скрипел, но голос Лэя прорвался сквозь стены.
Молния уже ударила. Теперь пламя должно было охватить всё.

Зал анабиоза.
Огромные белые капсулы, подсвеченные голубоватым светом, мерно гудели, как спящие сердца. Марта стояла между ними, пристально вглядываясь в экраны. Половина циркачей, вооружённых до зубов, уже разошлась по подземным ходам, охраняя остальные входы.

Азалия подошла, держа пистолет наготове.

— Что-то не так, — тихо сказала она.
— Кто-то знал, — так же тихо ответила Марта. — Нас предали. И кто-то привёл их сюда.

В этот момент взрыв сотряс двери в дальней части зала. Железо выгнуло, свет замигал. Сквозь дым появились люди в броне, с автоматами и шлемами без лиц. Они не говорили ни слова — двигались чётко и безэмоционально.

Азалия вскинула оружие.
— Как они нашли нас?!

Марта резко развернулась.
В этот момент из тени вышел Леонард.
Одетый в чёрное, спокойный, будто всё это — не паника, а репетиция.

— Ты... — выдохнула Марта. — Это ты всё это устроил?

Леонард спокойно поправил манжету.
— Да. Потому что не позволю тебе разрушить то, что создавалось веками.
Ты не видишь красоты в этом месте. Ты хочешь свободы? А я хочу порядка.

Марта шагнула к нему, сжала револьвер в руке.

— Ты предал не меня, ты предал весь цирк! Ты псих!

Она подняла пистолет, готовая выстрелить.
Но выстрел прозвучал раньше.

Пуля рванула воздух — направленная прямо в неё.
Но вдруг —
БЛИК, и стальной нож блеснул в воздухе, отразив пулю.

Атлас.
В тот же миг он бросился к Марте, закрыл собой, и резко потащил за ближайшую капсулу.

— Марта! Вставай, — прошептал он, тяжело дыша. — Нас раскрыли. Нам нужен план. Быстро. Нас сейчас всех тут...
Он не договорил.

Марта сидела, ошарашенная, кровь стучала в ушах.

Но потом в ней что-то вспыхнуло.

Она поднялась, схватила рацию, нажала кнопку — её голос стал как сталь, звучащий по всей сети:

— Циркачи! Все, кто слышит — бейтесь! До последнего. До единого.
Нас всё равно не пощадят. Они пришли убить нас — но мы умрём стоя!
Это наш дом! Это наши дети! Наши руки! Наши маски! Это наш выбор — быть свободными!

Крики, выстрелы, хаос — всё смешалось.
Но пламя в глазах Марты больше не гасло.

Лэй задыхался, его голос дрожал от напряжения, когда он прижал рацию к губам:
— Марта! Марта! Нас раскрыли! Они уже внутри, черт побери, они уже здесь!

Марта схватила свою рацию, прижав кнопку так сильно, будто от этого зависела её жизнь. Голос её звучал неожиданно спокойно — ледяной и чёткий.
— Принято. Я уже поняла. Лэй, не геройствуй. Спрячься, не вступай в бой. Это Леонард. Он нас сдал.

Молчание повисло в рации — короткое, но тяжелое. Затем Марта заговорила громче, уже не для одного Лэя, а для всех.
— Внимание, все! Леонард оказался предателем. Он навёл их на нас. План меняется — срочно! Все непрошеные гости должны быть направлены в главный зал катакомб. Повторяю: заманиваем их туда. Это наш единственный шанс!

Азалия, стоявшая спина к спине с Мартой, отстреливаясь из-за рухнувшего оборудования, крикнула сквозь грохот:
— Это у тебя, что ли, новый план?
— Да. Мы похороним их здесь.
— Ты сумасшедшая, Марта.
— Я знаю. Но если они — наше прошлое, мы оставим его здесь, в этих проклятых стенах.

Марта на секунду подняла голову над укрытием, осмотрела пространство. Пульсирующие красные огни аварийной тревоги заполняли полумрак, отражаясь в металлических стенах.
— Катакомбы вы знаете как свои пять пальцев. Ведите их туда. Сами понимаете — другого выхода у нас нет.

Азалия стиснула зубы, затем вскинула руку и выстрелила вверх. Грохот выстрела прокатился по коридору, заглушая на секунду всё.
— Отступаем! В главный зал! Быстро!

Циркачи начали движение, один за другим скользя между обломками, поворачивая в нужную сторону. Те, кто был в наушниках, сразу понял, куда направляться. Остальные — просто пошли за толпой, за голосом, за выстрелом. Враг, разумеется, не отставал.

Солдаты, в чёрных боевых костюмах, заметили этот манёвр.
— Эти уроды сами себя в могилу загоняют! — рассмеялся один из них. — Ну, значит, мы просто засыпем её сверху.

Не зная, что всё это — ловушка.

***

Катакомбы были словно гигантская цирковая чаша — мрачная, гулкая, покрытая багровым светом аварийных ламп и разрывающихся вспышек. Изогнутые балконы верхних ярусов прогибались от десятков затаившихся детских тел — детей циркачей, которых спасали Серафина и Арчи. Один из них вцепился в перила и закричал:

— Дядя Джестер! Он победит, да?! Он победит!

Внизу — бой не на жизнь. Джестер, измотанный и залитый собственной кровью, висел на руках у Мордона, словно лоскутная тряпка. Его раскрашенное лицо — белое, размазанное, как бы в жуткой маске печали. Мордон — мощный, покрытый бронёй, с алыми отблесками на лезвии длинного кинжала — насмехался, сжимая горло шута.

— Вот и всё, клоун. Твоя шутка окончена.

В этот момент над ними, в самом центре купола, вспыхнул голубой круг света. Кто-то закричал:

— Смотри наверх!

И сверху, как разрезавший небо нож, с рывком сорвался Аксель. В его руке сверкнула иллюзорная сабля, сотканная из света и дыма. Он врезался прямо в Мордона, отбросив того в сторону.

Мордон, отшатнувшись, ухмыльнулся:

— Что ж, ещё один. Вы всё лезете и лезете. Жалкие циркачи. Я убивал детей ради забавы. Вы для меня не больше, чем номер без аплодисментов.

Аксель тяжело дышал, плечо его было ранено, но он держался. Он только усмехнулся:

— Ты и правда думаешь, что Джестер — это просто дурачок на сцене? Главный Джокер здесь — не я. Он.

Мордон повернулся... и замер.

Перед ним — Джестер, стоящий, хотя его кости явно были сломаны минуту назад. Его тело изогнулось, как паук на нитях, суставы щёлкали, вставая на место. Его лицо больше не было просто маской шута — оно стало нечто безумным, искажённым, с дьявольским оскалом. Он не шел. Он полз, метался, будто само безумие обрело форму.

— Сейчас будет шоу. Твоё финальное.

Джейлстер рванулся вперёд, из его пальцев вылетали осколки стеклянных карточек, иголок, он прыгнул прямо на Мордона, вгрызаясь, царапая, ломая, пока тот не заорал. Мордону не хватило ни силы, ни времени. Джейлстер был зверем, созданным не для смеха — а для финального акта.

Последний взмах — и голова Мордона катится по каменному полу.

Сверху дети завизжали. Один из них заплакал.

А Лэй... Лэй просто отшатнулся, увидев, как Джестер в крови поднимает лицо и широко улыбается, покрытый багровым, безумным триумфом.

— Господи... — прошептал он и вырвал прямо у стены.

Аксель вытер кровь с губ, бросив последний взгляд на бездыханное тело Мордона. Рядом Джестер стоял на коленях, всё ещё трясясь в какой-то безумной истерии, будто не до конца вышел из состояния зверя. Его лицо было в крови, один глаз залит, другой горел лихорадочным огнём.

Аксель только выдохнул:

— Я знал, что этот парень безумен... но не думал, что настолько. Он превзошёл границы человеческого. Ради детей. Ради цирка. Ради нас.

Он повернулся к Джестеру, поднял большой палец и, слабо усмехнувшись, сказал:

— Класс.

И тут же плюхнулся на землю рядом с ним, как марионетка с перерезанными нитями.

— Всё, ребят... я устал. Дальше не могу...

Джестер ухмыльнулся сквозь хрип:

— Эй, мы же только начали веселиться...

Аксель засмеялся, сам, как побитый пёс, с трудом встал, приподнял Джестера себе на спину.

— Пошли, герой. Нам надо идти. Что там этот сопляк делает, интересно?

Они добрели до закруглённой лестницы. Сверху, почти с балкона, Лэй стоял, держась за стену. Его плечи подрагивали — он только что закончил блевать. От шока, от страха, от того, что только что увидел.

Аксель поднял брови и только мягко сказал, с насмешкой, но по-доброму:

— Всё, всё... перестань.
Он вздохнул и добавил, на французском:
— Viens, mon petit chat.
(Пойдем, мой котёнок.)

Лэй слабо кивнул, вытер рот рукавом и, сжав зубы, двинулся за ними.

И тут из бокового туннеля послышались топоты ног. Появились циркачи — те, кто остался сражаться. Измождённые, раненые, но живые. Один за другим они высыпались в зал, кто-то помогал другим нести тяжёлые ящики, кто-то шёл с оружием наперевес.

Аксель и Лэй обернулись, а Джестер захихикал:

— Наш цирк возвращается.

Из толпы донёсся знакомый голос:

— Быстрее наверх! Все!

Это кричал Атлас, весь в пыли, с простреленной ногой, но всё ещё несломленный. За ним шли Азалия и Марта, обе с исцарапанными лицами, но живые.

В этот момент Азалия остановилась у входа в туннель и, не теряя ни секунды, прикрепила взрывчатку к выступающему своду. Она подняла взгляд на Марту, кивнула, и вместе с остальными юркнула внутрь.

Как только последний циркач вошёл, другие — те, кто прикрывал отход — захлопнули металлические заслоны на остальных проходах, и взрывчатка детонировала.

Грохот. Свет. Каменная пыль.

Туннель позади них обрушился, осыпая тех, кто был внутри. Несколько секунд — и всё стихло.

Лэй, сжав зубы, прошептал:

— Они... они не успеют выбраться...

Марта, тяжело дыша, прошла мимо, бросив через плечо:

— Они выбрали путь наверх. Мы просто помогли им.
И добавила, уже громко:
— Наверх! Дальше только вверх!

Теперь в ловушке были они — наёмники, солдаты, предатели.
И единственный путь был — в сердце цирка, туда, где циркачи уже ждали.

Обломки всё ещё дымятся, каменная пыль витает в воздухе, а звуки обвала понемногу затихают. Пространство туннеля словно замерло в этой тишине. Остальные циркачи переглядываются — кто-то облегчённо выдыхает, кто-то стискивает кулаки, готовясь к следующему шагу. Всё ещё не конец.

Атлас подходит ближе к эпицентру недавнего боя. Его взгляд падает на изуродованное тело Мордона, растянутое на полу в лужах собственной крови. Он морщится, но не от страха — от отвращения. Потом поднимает глаза на Акселя и Джестера, покрытых ранами, в грязи, с осколками стекла на костюмах.

— Вижу, вы тут тоже не скучали, — бурчит Атлас, проводя пальцем по окровавленному лезвию своего ножа, будто проверяя, нужен ли он ещё.

Аксель усмехается, вытирая лоб, и отвечает:

— Мы же циркачи. Нам вообще некогда скучать.

Он поворачивается к Джестеру, и с кривой улыбкой, спрашивает:

— Жить будешь?

Джестеру будто стоило бы потерять сознание, но он только фыркает сквозь кровь и щербатую ухмылку:

— Конечно, буду. Ты же меня знаешь, я умираю уже лет десять подряд.

Смех прокатывается по нескольким бойцам рядом. Он звучит уставшим, надтреснутым, но живым.

В этот момент Марта почти на бегу подходит к Лэю, хватает его за плечи.

— Лэй!

Он оборачивается, всё ещё немного бледный, с красными глазами, но стоит. Живой.

— Марта... ты как? Всё нормально? — его голос дрожит.

Она с трудом выдавливает улыбку:

— Да, всё в порядке.
Смотрит в глаза. — А ты? С тобой что? Тебя ранили?

Он качает головой, чуть виновато:

— Нет.

И тут, как по сигналу, Аксель и Джестер синхронно, не сдержавшись, рассмеялись. Хрипло, устало, но по-настоящему.

— Да его просто вырвало, — хохочет Джестер, откинув голову. — Увидел кровь и всё — пацан готов.

Аксель поддакивает:

— Бедняга. Надо же было так драматично блювануть, будто спектакль начал.

Лэй закатывает глаза:

— Да пошли вы оба.

Марта только улыбается, слегка коснувшись его щеки:

— Ничего, Лэй. Настоящие герои всегда начинают с рвоты.

Толпа смеётся. И на миг, всего на мгновение, в этом адском месте, наполненном гарью, кровью и страхом — звучит жизнь.