Вивьеннус. Наследие красной шляпы.

В доме Хоукеров пахло медом, клубничной пенкой и ванилью. На столе лежали маски для лица, хлопковые повязки и бутылочка мятного тоника.
Ракель с сияющим лицом хлопала в ладоши, наблюдая, как её мальчики лежат с масками под глазами, завернутые в пушистые халаты.

— Вот это да, мои ангелы! Вы просто готовы к обложке Vogue! — радостно воскликнула она, водя кистью по своему идеальному  подбородку. — Запомните, красота — это не только уход, но и энергия. И вы у меня светитесь!

— Мам, у тебя опять день глянца? — пробурчал Лэй, стараясь не шевелиться, чтобы не сдвинуть маску.

— Каждый день — день глянца! — с игривым щелчком пальцев сказала она и, подмигнув, пошла в спальню делать вид, что займётся делами.

Как только за ней закрылась дверь, Лью вскочил, сорвав повязку с головы.

— Всё, хватит красоты. Надо решать. Что мы делаем?

Лэй откинулся на спинку дивана, уставился в потолок.

— Я думаю, надо написать в чат. Обсудить всё. Мы слишком многое знаем. Но, блин, у нас ничего нет. Только ощущения и разговоры.

— У вас же был свой чат, да? Ну, с ребятами. — Лью покосился на него. — Добавь меня туда. Я же теперь в клубе параноиков.

— Слишком громкое название, но да, — хмыкнул Лэй и достал телефон. Через пару секунд Лю услышал характерный звук уведомления.

[Группа: "ВИЖУ ЦИРК – БЕГУ"]
Участники: Лэй, Кевин, Перси, Мэган... и теперь Лью.

Лэй: Ребята, надо собраться с мыслями.
Лэй: Третий акт уже завтра.
Лэй: Что мы делаем?

Кевин: Паниковать.
Мэган: Молиться.
Перси: Перестаньте, у нас есть два пути: пойти или не пойти. Третьего не дано.

Лью: Я только что сюда вступил, но это похоже на интеллектуальный мусорник.

Мэган: Приветствуем нового члена клуба «Мы в жопе». Печеньки на полке, паранойя в углу.

Лэй: А если серьёзно? Мы всё знаем, но доказать не можем. Никаких записей, фото, видео. Только... наше слово.

Перси: Даже если бы были записи — кто бы нам поверил?

Кевин: Я всё ещё думаю, что надо просто не идти. Пропустить третий акт. Засесть в подвале, обмотаться пледом и надеяться, что нас не похитят.

Лью: Не забывайте, они знают нас в лицо.
Лью: И, возможно, уже записали, кого именно хотят забрать.

Мэган: Спасибо, Лю. Теперь я официально не усну.

Перси: А если попробовать собрать хоть какие-то улики? Может, в ту же ночь после шоу подглядеть за кем-то, проследить? Не напрямую, но... попытаться.

Лэй: Это риск. Нас могут поймать. Аксель не шутит. Марта — вообще чёрт знает кто. А Серафина... она не появлялась с той ночи.

Лью: Но кто-то ведь должен что-то сделать. Или мы позволим, чтобы кто-то исчез снова?

Все замолчали. В чате повисла минута тишины. Даже экран как будто стал темнее.

Мэган: Я пойду.
Кевин: С ума сошла?
Мэган: Я не собираюсь прыгать на сцену. Я просто хочу знать. И если я пойду, то только с вами. Все вместе.
Перси: Договорились. Только — вместе.
Лью: Я тоже иду.
Лэй: Ладно. Встретимся у меня завтра. Обсудим всё перед выходом.

Дом Мэган

Мэган отложила телефон в сторону и глубоко вздохнула. Лента чата всё ещё пестрела новыми сообщениями, но она больше не читала. Мысли шумели громче любых слов.

Как же мы справимся?

Она провела рукой по лицу, вглядываясь в потолок своей комнаты. Всё это — цирк, исчезновения, Серафина, Аксель — казалось каким-то чужим сном, абсурдом, в котором она не могла найти ни единого логичного крючка. Но что делать, если этот сон оказался реальностью?

Мэган не считала себя слабой. Она не из тех, кто опускает руки. Да, она может быть резкой, может быть дерзкой — но она всегда держалась на плаву. И всё же сейчас её уверенность дала трещину.

Она вспомнила день, когда познакомилась с Кевином. Тот самый, грязный, отвратительный день.

Тогда её подруги — те, с кем она делила всё, начиная с первого класса, — отвернулись от неё. На фоне какой-то нелепой сплетни, будто она украла у одной из них парня. Слов было много. Болезненных. Грязных. В школе на неё смотрели косо. Некоторые просто проходили мимо, а кто-то — шептался за спиной. Она не плакала, хотя хотелось. Вместо этого просто ушла на крышу школьного корпуса. Где-то там, между шумом вентиляции и небом, ей казалось, что хоть немного тише.

А потом пришёл Кевин.

Он не сказал ни "привет", ни "что с тобой", просто сел рядом и протянул ей коробку сока и один бутерброд. Просто так. Как будто всё было нормально.

— Зачем ты со мной сидишь? — выдохнула она, не поднимая глаз. — Ты же слышал, что обо мне говорят. Все слышали.

Он откинулся на спину, глядя в небо:

— Ага. Слышал. И?

— Так почему ты здесь?

Кевин усмехнулся:

— Потому что то, что они говорят о тебе, и это характеризует их, а не тебя. А я вижу, кто ты на самом деле. Мне этого достаточно.

Тогда она впервые за день заплакала. И не от боли — а от облегчения. От того, что хоть кто-то не побоялся остаться рядом.

С того дня они были неразлучны.

Мэган снова посмотрела на телефон. Вся их компания, эти странные подростки, с кем она делила безумие последних дней — это и была её настоящая семья. Та, которую она выбрала.

Она вытерла глаза, резко встала и направилась к письменному столу. У неё была идея. Если они собирались разобраться с этим цирком — то они сделают это вместе. И она будет частью этого. Не просто наблюдателем. Настоящим участником.

— Плевать, что будет, — пробормотала она. — Главное, мы не одни.

Дом Кевина

Кевин не мог уснуть.

В комнате было тихо. Только равномерный гул кондиционера и неоновое мерцание вывески с улицы, проникающее сквозь жалюзи. Он ворочался, смотрел в потолок, потом в телефон, потом снова в потолок. Всё внутри него зудело — беспокойством, злостью, какой-то невыразимой тревогой, сжимающей грудь. В конце концов он встал, накинул худи, вставил наушники и вышел на улицу.

На дворе было прохладно. Его кроссовки легко ударяли по асфальту дорожки возле школьного стадиона. Музыка в наушниках ревела басами, но даже она не могла заглушить его мысли.

Он вспомнил тот день — день, когда всё изменилось.

Средняя школа. Грязные коридоры, скрипящие шкафчики, шум голосов. И очередные сплетни. О ней. О Мэган.

Тогда он и она и другие не были знакомы. Тогда она просто была "той самой девчонкой", про которую говорили всякую мерзость. Нелепые слухи, распущенные кучкой идиотов, которые хотели её унизить, потому что она была сильной. Независимой. И не обращала на них внимания. А Кевин... Кевин не мог молчать. Он полез в драку. Он знал, что это глупо. Но не мог иначе. Не мог смотреть, как имя Мэган крутят в грязи.

Он проиграл. Парни были старше и сильнее. Они повалили его на землю у задней стены школы, возле мусорных баков. Кто-то держал, кто-то бил. Он плевался кровью, но продолжал плеваться в них словами, проклиная каждого.

— Эй! — услышал он голос. Резкий, возмущённый.

Это был Перси. А рядом с ним — Лэй. Один держал телефон, второй сжимал кулаки.

— Что происходит? — бросил Лэй, записывая происходящее.

— Этот придурок на нас накинулся, — огрызнулся один из нападавших. — Вот мы его и осадили. Чего надо?

— Осадили? — переспросил Перси. — Вы, блин, трое на одного?

Кевин сидел на земле, облокотившись на стену, с разбитой губой. Он тяжело дышал и смотрел на Перси, как на человека из другого мира.

— Вот видео, — спокойно сказал Лэй. — Думаю, в школьной администрации это оценят.

Парни замерли.

— Сотрите. Мы пошутили, — пробурчал один. — Не надо вешать на нас жалобу.

— Мы удалим, — сказал Перси. — Но только если вы извинитесь перед ним. И пообещаете, что больше не тронете ни его, ни кого-то ещё.

— Он сам начал!

— Он начал? — Кевин поднял голову. — Я начал? Это вы про девчонку гадости несёте, как шакалы. Это не по-мужски. Это подло.

— Да пошёл ты.

И тогда Перси шагнул ближе. Смотрел прямо в глаза.

— Знаете, кто настоящие мужики? — сказал он. — Те, кто умеют отвечать за свои слова. А вы — дешёвые трусы. Вы только толпой и можете. Плевать, кто что скажет, но вы жалкие.

Молчание.

— Ладно, — буркнул один из них. — Прости, чувак. Мы больше не будем. Серьёзно. Пошли.

Они ушли. Просто так. Как будто ничего не было.

Кевин тяжело выдохнул. Он хотел сказать спасибо, но не знал, как. Просто уставился в землю.

И тут Перси резко дал ему легкий подзатыльник.

— Больше не лезь один, — сказал он. — Хочешь быть героем — сначала включи мозги. Сила не решает ничего. Мозги — вот что делает из пацана человека.

А Лэй молча протянул ему бутерброд и коробку сока.

— Ты в порядке? — спросил он.

С того дня всё изменилось. И теперь, вспоминая это, Кевин улыбнулся. Впервые за вечер — искренне. Он вернулся к себе домой, сердце стучало в груди. Не от бега, не от усталости. А от мысли: "Если мы вместе, мы справимся. Я им доверяю. Я больше не один".

Дом Перси

Перси всегда был тем, кого называли «тихий лидер». Отличник с дерзкой ухмылкой, парень с короткой стрижкой и загорелой кожей, которому всё сходило с рук. Он умел дружить с хулиганами, но оставался любимчиком учителей. Его уважали, с ним советовались, за ним шли. Он знал, как держать лицо, знал, как быть «своим» в любой компании — и в кабинете директора, и за гаражами.

До появления Лэя.

О нём начали шептаться ещё до начала четверти. «Американец из Японии», — звучало интригующе и подозрительно. Кто-то говорил, что он сын модели. Кто-то — что у него кровь вообще вперемешку: итальянская-японская мать, отец американец с азиатскими корнями. Кто-то говорил: «Он будет фриком». А кто-то — «звездой». И все ждали. Особенно девчонки.

Когда Лэй вошёл в класс, наступила тишина.

Он был слишком светлым. Белоснежная кожа, тёмные смолистые волосы, чуть растрёпанные, и голубые, почти стеклянные глаза. Он был... другой. Странно взрослый, без суеты, без нужды казаться лучше. Спокойный. И, чёрт побери, красивый.

Перси не испытывал к нему ненависти. Нет. Это было... что-то другое. Он впервые почувствовал раздражение, которое не умел объяснить. Сначала это была просто зависть. Лэй не старался, но всё получалось. Учителя были в восторге от его эссе, девчонки — от его взгляда, парни — просто не понимали, как к нему относиться. А Перси... он выстраивал свою репутацию годами. Он был тем, кто заслуживал восхищения.

А Лэй просто вошёл и стал лучшим.

Однажды, не выдержав, Перси подошёл к нему в школьном дворе, сжимая в руках коробку сока, как будто это придаст ему вес.

— Слушай, — сказал он, — тебе не тяжело учиться тут? Всё ведь... другое?

Лэй повернулся к нему спокойно, без тени вражды:

— Наоборот. Здесь проще. Там, где я учился, было строже.

И Перси почувствовал, как в груди закипает.

Проще? Это он строил свою репутацию. Это он тратил ночи за учебниками. Это его в третьем классе травили за отличные оценки. А этот... просто сказал, что всё легко.

Он решил подставить его.

Он не знал, зачем. Просто... хотел вернуть себе своё место. Сделать что-то, чтобы Лэй провалился. Чтобы все увидели, что он — обычный. Он замыслил мелкую пакость — глупую, подростковую, но неприятную. Но план провалился.

Школьные ребята узнали. Об этом заговорили. Кто-то осуждал. Кто-то отвернулся. И Лэй узнал. Он подошёл к Перси после занятий. Без злости, без угроз. Просто с усталой, тихой улыбкой:

— Ничего. С кем не бывает. Хочешь — я помогу тебе разобраться. Главное, чтобы больше не повторялось.

— Ты что, совсем идиот? — прошипел Перси. — Все же думают, что я подонок! Ты чё, хочешь быть со мной друзьями?

— А почему нет? — пожал плечами Лэй. — Мне кажется, ты прикольный. Просто... иногда устаёшь быть один, да?

И Перси замолчал. Потому что в ту секунду, несмотря на свою злость, он почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло. Ему не делали таких предложений. Ему не протягивали руку, не глядя на репутацию.

Просто друг. Не из выгоды. Не за статус. Просто — человек, который хотел быть рядом.

Так началась их дружба.

С тех пор Перси всегда стоял за Лэя горой. Даже когда злился на него. Даже когда спорил. Потому что знал: такого друга, как он, он больше не найдёт.

Дом Лэя и Лью

Лью

Вечер растекался по дому мягким светом ночников и ароматом мыла. Лью вытер волосы полотенцем, забрался под одеяло, вытянулся на спине и уставился в потолок. Комната была тихой, только где-то вдали шумела посудомойка, а из окна доносился ровный гул проезжающих машин. Он выключил телефон, закрыл глаза и позволил себе провалиться в воспоминания.

Это был тот самый день, когда Лэй пригласил своих друзей к ним домой.

Господи, что это были за фрики...

Лью тогда ещё был маленьким, но уже достаточно проницательным, чтобы считать себя умнее большинства сверстников. А его старший брат — Лэй — казался идеалом. Высокий, добрый, умный. Стильный. Спокойный. Идеальный брат. Лью боготворил его втайне, не подавая виду, и всегда пытался понять, почему такой классный парень вдруг собрал вокруг себя такую... странную компанию.

Когда дверь распахнулась, и в коридор лавиной ворвались Перси, Кевин и Мэган, всё сразу пошло наперекосяк. Они затоптали друг другу ноги, перепутали рюкзаки, громко смеялись, и в конце концов просто рухнули втроём на пол.

Лью, наблюдавший это с верхней ступени лестницы, скрестил руки на груди и только хмыкнул.

— Они что, все трое с одного цирка сбежали? — прошептал он себе, закатывая глаза.

Он был уверен, что брату просто стало их жалко. Иначе зачем бы он общался с таким «зверинцем»?

Но потом случилось ещё хуже.

Когда эта шумная троица узнала, что у Лэя есть младший брат — маленький, с круглым лицом и кудрями, в розовой футболке с котиками, — они... среагировали так, как и должны были.

— Боже мой, ты такой милаш!

— Это твой младший брат? Какой же он ангел!

— Можно я его потискаю?

Сначала Лью хотел спрятаться под диван. Потом — сбежать из дома. Его бесило, как они с ним обращаются. Как будто он игрушка. Как будто он не человек, а... персонаж из мультика.

Он пытался игнорировать их. Прятался в комнате. Делал вид, что их не существует.

Но... что-то изменилось.

Кевин всегда приносил ему лишнюю шоколадку. Мэган рисовала ему смешные комиксы на полях тетрадей. Перси тайно учил его, как подкатывать к девочкам, и шептал: «Но только не рассказывай Лэю!»

Они не пытались понравиться ему. Просто были собой. Дурацкими, шумными, странными — и при этом настоящими. Семьями, которых у них, возможно, не было. И Лью вдруг понял: они не просто друзья его брата. Они его семья тоже.

Он открыл глаза и тихо усмехнулся в темноте.

Фрики... — подумал он с нежностью. — Но мои фрики.

Лэй

Он лежал на кровати, уткнувшись в комикс, страницы которого давно перестали быть заметны за туманом воспоминаний. Его взгляд был рассеянным, мысли — тяжёлыми, как воздух перед дождём. Он закрыл глаза.

Переезд.

Слово, ставшее привычным, будто сезонный дождь. До шести лет — Италия. Мамины показы, улыбки фотографов, виноградные вечера на берегу озера Комо. Потом — Япония. С шести до двенадцати. Там, среди вечно цветущей сакуры, он научился дисциплине, покою, одиночеству. Но стоило лишь привыкнуть к новым стенам, как пришло новое: Америка. Родина отца. Страна, которую он знал лишь по рассказам Лэма и фильмам.

Тогда он впервые по-настоящему испугался.

— Что, если меня не примут? — думал он. — Вдруг у меня акцент? Вдруг я слишком другой?

Но страх быстро сгорел в огне решения. Он будет собой. Он всегда был собой. Он знал, кто он: не идеальный, но настоящий. И больше всего на свете он хотел найти таких же — настоящих. Вокруг него всегда был глянец. Красивая оболочка семьи, сияние успеха. Его мать — Ракель, икона стиля. Его отец — Лэм, философ с миллионами в обороте. Его брат — Лью, идеальный малыш с внешностью ангела и умом не по возрасту. Все вокруг казались безупречными.

Но Лэй всегда тянулся к несовершенству.

Именно оно и привело его к Перси. Тот был тихим, но дерзким. Снаружи — отличник, внутри — беспокойный океан. У него были свои демоны. Лэй их почувствовал сразу. Ему стало интересно: почему? И он захотел помочь. Не переделать — нет. Научить принимать себя.

Так началась дружба.

Спустя год появилась Мэган. Она призналась ему в симпатии. Он ответил ей дружбой. Но вскоре вокруг неё начали виться слухи — глупые, грязные, обидные. Мэган замкнулась. Перестала с ним разговаривать. А Лэй вдруг ощутил, как тяжело — терять кого-то, кто только начал быть важным.

Именно в тот день он увидел Кевина. Тот дрался. Из-за Мэган. Один — против толпы. Его били, но он стоял. Лэй и Перси вмешались. И с этого началась их четвёрка.

Непохожая. Странная. Смешная. Но настоящая.

С тех пор Лэй знал: это — его люди. Каждый из них носил в себе шрамы. Каждый был силён по-своему. И Лэй любил их именно за это. За то, какими они были. Неидеальными. Честными. И даже если мир будет рушиться — он всегда будет с ними.

Потому что семья — это не те, с кем ты делишь кровь. А те, с кем ты делишь сердце.