Прозрачно

Синджед смотрит на завал, и в его голове роится множество мыслей, но одна бьётся сильнее всех. Он поднимает взгляд к небу, которого не видно из-под земли, и позволяет сорваться с губ тихим словам. Как проклятье.

— Είθε ο Θεός να σε διαφυλάξει, Βίκτορ.*

Не позволяет себе от чувств пнуть камень, он не подросток. Так бы поступил Гайос и его дружки, но не Синджед. Он гордо вскидывает подбородок, складывает руки в замок за спиной и чертовски страшно улыбается. Глубокий вдох, и он поворачивается обратно к группе сегодняшней экспедиции.

— С этого момента поставки эликсира будут приостановлены. То, что вы видели здесь, не должен увидеть никто, это ясно? — а им должно быть ясно. До Синджеда твёрдой рукой по щеке донесли эту информацию. То, что он сейчас стоит здесь и ему позволяют созерцать разрушения — благословение.

Когда он успел так сильно удариться в религию?

Доктор поворачивается через плечо, оценивая камни и обломки туннеля прощальным взглядом, и замечает среди всего цветок паучьей лилии. Редкого цвета. Тёмно-фиолетовый, почти не заметен во мраке, а под светящимися ультрафиолетовыми брелками становится цвета камня. Синджед разворачивается обратно слишком быстро и резко. Потеря или возрождение?** Мысли проносятся в голове быстрее скорости света, и инстинкты приходят в действие.

— На выход все! Бегом!

Пару дней назад его встретили нелицеприятные молодые люди в подворотне с повязками в виде пилтоверского флага на запястьях. Они били быстро, больно и точно. Всего четыре удара, а Синджед не мог пошевелиться уже после первого. Не говоря о том, чтобы хотя бы ответить ударом. Но мысль донесли четко: «Не суйся больше в туннели». Но кто их будет слушать, скажите, а?

Первым приходит в движение Фрулос, стоящий в первой линии их маленькой группы. Он склоняет голову в непонятке, но паника на лице доктора говорит о многом, и он, расталкивая всех, пробирается к выходу, несётся всё быстрее и быстрее. Словно только что понял, что все увиденное до сих пор было детским розыгрышем. Синджед откашливается и двигается за ним, совсем забывая о том, что лепестки стоит забрать с собой как напоминание. Как доказательство. Позади слышится выхлоп, и сцена схлопывается.

Самое страшное, что звука не произносит никто, даже особо и желания ни у кого сбежать отсюда нет, но и Миллер, и Шейли двигаются быстро, проносясь по знакомым поворотам. Тут темно, не видно ничего, насекомые плетут гнёзда и ползают по стенам. Синджед привык вытряхивать из кофт мокриц и сороконожек после экспедиций — они отлично подходят для изготовления белого порошка. Даже слишком. Синджед трость сжимает крепче и с нечеловеческой скоростью несется к выходу, хромая. Его никто не подгоняет и не предлагает помощи. Пространство начинает сужаться ровно в тот момент, как из этого отсека тайных труб доктор выходит в основную. Тут больше пространства, есть лестницы и дышится проще. И тут их ждёт Румэ. Шрам на её лице уродует моложавые черты, отталкивая всё хорошее, что пытается к ней прицепиться, и Синджед любит эту канальную крысу именно за такие характеристики. Она бегло осматривает доктора и кивает в знак признания, что он выбрался. Закидывает рюкзак на плечи и одним собачьим лаем, вырывающимся из-за её накрашенных зелёнкой губ, затыкает гомон остальной группы.

— Приказа останавливаться не было, бегом все на улицу!

Приходится подождать, когда топот беженцев скроется, оставив тлеющую сигарету Румэ и больное колено Синджеда наедине.

— Старик, ты говорил, что это последняя безопасная ходка, а получается, что ты только что подставил всех нас. Не хорошо получается. Мне кажется, что доплата за моё молчание будет честной сделкой.

Честной. Конечно. Заун и честность никогда вместе не стояли, а если и было дело, то омывались друг от друга сутками. Доктор смотрит сурово, рукой по воздуху поводит. Меж пальцев незаметно появляется жёлтый шарик. Капсула, если уточнять детали. Румэ останавливается. Замолкает и выглядит побитой собакой. Синджед наклоняется ближе. На разумное настроение.

— Очень хочешь ещё дозу, щенка? — она пытается состроить опасный оскал, но только натуральное псиное скуление выдаётся изо рта. Слюна скапливается в её рту. — Ты следи за тем, что срывается с твоего языка, девочка. Прибери тут всё, и я жду тебя у себя, — он на манер фокусника прячет таблетку в рукаве. — И для тебя я — учитель, Румэ.

Она сжимает скулы, смотрит жалобно и просяще, и... остро. Выпрямляется по стойке смирно, как солдат, и кивает серьёзно. Так странно было брать под крыло нового ученика. Так странно спустя столько времени было вспоминать о том, что такое язвительные подростки. Синджед кряхтит, когда сваливается, неправильно зацепившись за лестницу в лужу из трубы. Здесь плохо. Грязно. Воняет. Кишки какого-то кабана, и не факт, что животного, плавают в этом болоте. Стрекозы имеют бледный поносный вид и такой же окрас. У некоторых по десять крыльев, а иногда и три глаза. Синджед под лупой изучил каждую букашку Зауна. И он не боится этих тварей. Пыльцу рассеивает в воздухе, усыпляя до смерти вокруг себя всё живое.

Покойтесь с миром.

Он чувствует, как вода начинает разъедать синеватую кожу тонких ног, разжижает лохмотья одежды и спешит покинуть болото. Оглядывается всего раз на трубы. Когда-то они были построены, чтобы сотворить переворот в Рунтерне. И Синджед не уверен, что рад тому, что план по уничтожению низов так и не был произведён.

И насколько глупы все эти поганцы Пилтовера. Нижний город принадлежит таким, как Синджед. Странно было полагать, что огромные чёрные дыры, разбросанные по всему городу, никто не заметит. Это их город, тут все знают каждый угол, каждое стёклышко и жителя. А найти такое было слишком просто. Главное — воспользовался ты этим или нет.

Доктор скрывается за первым поворотом после красной таблички таверны. Синие утята... Такие же синие, как и трупы возле бара. Он пропустит здесь стаканчик перед смертью. Как и все, кто заканчивает жизнь самоубийством. Один труп у входа даже подозрительно молод для того, чтобы скончаться от пали напитков этого заведения. Синджед забирает себе куртку этого тела. В Зауне холодно всегда. А в тёмных углах становится всё хуже. Он шагает дальше.

Лаборатория встречает розоватым свечением. И хоть гостя не видно, доктор знает о нём. Только один человек приносит с собой запах успеха в Заун.

— Как ты посмел тут явиться? — язвительно выдыхает, выкладывая ножи и наркотики на стол, поворачиваясь спиной к гостю.

Виктор выезжает из-за огромной колбы с существом на стуле с колёсами. Выглядит смертельно больным. Таким и является. Доктор осматривает его с головы до пят. Рёбра, нога и... рука? Гайос никогда бы не дал повредить себе руки. Синджед ухмыляется. Подстава и никак по-другому. Он сам учил, как бить, чтобы защитить важное. Мозг и пальцы.

Гайос выглядит слишком бледным, особенно в таком освещении. Он скрючен на стуле и не пытается встать. Кажется слабым. Доктор не одобряет такое и отворачивается.

— Сколько вы успели вынести, доктор Синджед? — хриплый голос режет слух.

— О чём ты говоришь, Виктор?

Гайос фыркает, шепчет под нос: «О, конечно, сэр», и поднимается. Надвигается тёмной тучей — тайфуном — зажимая Синджеда в угол. Пальцы доктора перехватывают собственную трость удобнее, на что оскал Виктора брызжет ядом. Оба не знают, что ожидать.

— Сколько моих лекарств, которые вы не смогли повторить, было украдено из хранилища перед тем, как я взорвал проход?

Доктор не считал. Никогда. Брал столько, сколько мог, но чтобы было незаметно для царской элиты. И последняя ходка была около четырёх месяцев назад. А умножить всё это лет на пять... И получим около шести десятков. Но было гораздо больше. Синджед не благодетель, он не собирался спасать всех бедняг этого города от болезней, которые, как плесень, прорастают на большие территории с каждым годом. Он хотел превзойти своего же ученика. Зависть сильнее и главнее, чем остальное.

Виктор выучился большему, чем сам доктор, только благодаря своему выдающемуся уму и тяге к экспериментам. Синджед знал это. И также знал, что то, что сделал Виктор, ему повторить не удалось. Одна формула, выведенная почти сразу у Гайоса, проваливалась с каждым разом у Синджеда. Даже если быть уверенным в том, что с этим ингредиентом он не ошибся, то в другом нельзя быть уверенным никогда. Задевало? Нет. Но превзойти хотелось. Синджед видел в этом возможность и власть, но вынести эликсиры в одиночку не смог бы, а делить долю с компаньонами желания не было.

Гайос щёлкает пальцами, освещая эпично угол комнаты. Дружок Виктора развалившись сидит на потрёпанном кресле с прожжёнными дырами от кислоты. Оно воняет кровью и рвотой, но Михаил явно приметил это место. Синджед смыкает челюсти до боли. Неприятная ситуация получается. Синица улыбается убийственно и вилкой проводит по трубе до скрипящего зуда под кожей.

У Синджеда дёргается глаз. Он знает, что за газ в той трубе, и видит теперь картину яснее. Это не семейный визит памяти. Это болезненное напоминание о том, на какую территорию ступили его грязные ноги. Два противогаза висят по бокам на бёдрах Миши. Они пришли убивать, а не светские беседы вести. Синджед глазами обшаривает остальное помещение. Их должно быть трое. Не мог Виктор действовать по старой схеме и не иметь запасного плана.

— Не знаю, о чем ты, мальчишка, — он трость качает вперёд, стукая ею железное основание чужой, — И не смей разговаривать со мной в таком тоне.

— Знаете, доктор, сколько мне потребовалось обойти труб, чтобы взорвать каждую из них? — прерывает чужую речь. Затыкает.

А Синджед прекрасно осведомлён. Сто пятьдесят две. В тридцати трёх из них обзавелись домами зауниты. В пятнадцати устроили склад оружия. Ещё в двух скрыли другие секретные проходы. А в оставшиеся никто не сунул свой гнилой нос. Они были под запретом и обозначены знаком наивысшей опасности. Для заунцев это значило больше, чем всё. В нижнем городе опасно всегда, но туда не совался никто. Только Синджед и его ребята. Мерзкое болото утопленников отталкивает каждого.

— Есть ли мне дело до этой информации, щенок? Проваливай ты и твой дружок. Мне нужно передохнуть, — Синица мерзко хихикает и дёргает лампочку за верёвочку, заставляя её потухнуть. — Ты уже здесь, а значит, вопросы задаю я. И мне не интересен ни ты, ни твоя пилтоверская шавка, — доктор видит, как передёргивает Гайоса, как губа дёргается вверх в оскале, и как он стремится выпрямить больную спину. А ещё он видит, как дрожит его нога в ортезе. Как вены выступили на руках от боли и напряжения, как пот стекает по спине. Чует любое изменение.

— Ни одного, учитель, — Синджеду до луны эта информация. Он также скучающе сканирует ученика. Бывшего, разумеется.

Доктор молчит, губы растягиваются в улыбке, чувствуя превосходство над таким слабаком. Вокруг воняет гнилью и разлагающимися телами. Розовый свет аквариума мелькает. Он отвлекается.

Ошибкой было посчитать инвалидность Гайоса за недостаток в первый раз.

Фатальной ошибкой — забыть об этом.

Тонкая длинная игла рвет кожу на боку за миллисекунду, а дыхание перехватывает на вторую. Доктор усилием воли заставляет себя не шевелиться. Пока это в нём, он будет жить. Но стоит ему изменить положение или достать инородное тело, как кровь брызнет на пол, и он её не остановит никогда. Страх вместе с довольством разносится по телу. Его превзошли. И сейчас он ценит этот манёвр.

Но Виктор опирается на хирургическую столешницу позади учителя и дышит тяжело. Этот рывок стоил ему невероятных усилий.

— Сдаёшь позиции, позволяя резать себя. Как свинью на скотобойне, — Синджед старается выглядеть угрожающе, но Виктор ухмыляется, и смешок вылетает из-за сжатых губ.

— Только если это свинья не сама легла под нож, разрешив себе повредить брюхо.

Если скот не сопротивляется, когда нож пронзает её тело, проверьте, в чьей руке этот самый нож. Возможно, вы не всё знаете о своём скоте.

Старая поговорка, и доктор похвально опускает губы в обратной улыбке. Из Виктора вышел хороший скот. Жалко, что всё равно его скоро прибьют у ворот за дерзость. Гайос отодвигается на начальную позицию. Медленно, каждое движение даётся через невыносимую боль, но он и взглядом не выдаёт желания упасть на дурацкий стул и расслабить ноги. Жёлтая тусклая лампа над ним вырисовывает его силуэт. Острые скулы и пустые глаза. Живой мертвец, — думает Синджед, и улыбается себе мысленно. Он вырастил живого мертвеца. Какая прекрасная песенка складывается.

— Вы забирали мои эликсиры минимум раз в четыре месяца, оставляя после себя ничтожно малую улику для миротворцев, но не для меня. Этому вы ведь меня научили, учитель, — использует обращение со стёбом, чтобы унизить. Смотрите, я превзошёл вас. Что вы скажете на это? Синджед ненавидит его. — Оставлять после себя на полках пыльцу паучьих лилий — глупо с вашей стороны. Особенно, когда ваш ученик — лучший химик во всём городе. Если не стране. Мои эликсиры никогда не включали в состав этот цветок, и я точно не мог оставлять такие частицы на прозрачных полках затхлого подвала. Вы допускали одну и ту же ошибку шесть лет. И я всё гадал, было ли это специально? Ведь во всем городе ликорис растет только в этой пещере, — Виктор театрально всматривается в тёмно-зелёные глаза, — Вижу, что вы не подозревали об этом. Как и то, что я мог знать о люке под одной из кафельных плит, — наклоняется ближе. Останавливается в паре сантиметров от чужого лица, тростью давит на носок ботинка, придавливая пальцы к полу. — Вы сами учили проверять каждый угол места, где оказываешься.

Отступает, снижая давление на кости. Но до конца не убирает. Синджед тяжело выдыхает. Ему явно вставили эту иглу под неправильным углом. И явно проткнули органы.

— Тебе достаточно этого, Виктор? Ты теперь чувствуешь себя богом?

Знает, куда бить. Гайоса всегда задевал в подростковом возрасте этот вопрос. Потому что в Зауне бога нет. А иначе на кой чёрт они живут так? Хочется смеяться в голос, но хрипом оборачивается даже малейший вдох. Доктор наклоняет голову, оценивая степень поражения. Гайос поднимает тонкую бледную ладонь, которую, по ощущениям, просвечивает тусклая лампа. В нее так красиво и правильно вложен кинжал. Витиеватый, с лозами из серебра, острый и зеркальный. Таким Синджеда резали и пытали пару-тройку дней назад. Он не помнит, сколько мерцания ему понадобилось, чтобы залечить все раны. Он задумчиво склоняет голову на бок и кривит губы.

— Так это твоих рук дело? То... та милая беседа? — не верит, что Гайос мог нанять людей, чтобы попугать своего бывшего учителя.

Виктор открывает рот, чтобы ответить, но лёгкие разрывает кашлем, и он долго пытается выплюнуть лёгкие. С кровью. И если органы остаются за рёбрами, то кровь приятно сигнализирует о истощении этого худого тельца. Гайос вытирает рот ладонью, размазывая брызги по щеке.

— Не в этот раз, доктор Синджед. Хотя сколько раз я об этом думал... — Виктор всё же шагает назад до стула и с грохотом опускается на него, прикрывая на секунду глаза. — Ликорис — прекрасная организация, особенно когда получается ухватиться за паутинку и раскрыть глаза, чтобы увидеть всю паучью сеть, — он откашливается снова и запрокидывает голову назад, чтобы простучать кадык. Дает себе воспользоваться запасом сил и не упасть в обморок сейчас. — Удачно, что у нас с ними оказалась общая цель, хоть и на разных концах, учитель.

Синджед не догоняет. Он пытается абстрагироваться и увидеть весь пазл перед собой, но выходит так, что перед ним карты из разных игр, которые в общую картину не складываются. Гайос же не останавливается и начинает говорить быстрее:

— Она так старалась убрать меня, что совсем выпустила из виду вас. А это бы стало их прямой и самой быстрой победой. Сколько потерял драгоценного времени Ликорис из-за такой прекрасной цели в виде меня. За сколько бы вы им продали некоторые знания? Думаю, вам бы хватило и моего сердца, — Гайос понятливо хмыкает и сжимает трость двумя руками, ссутуливаясь ещё сильнее. — Одна единственная цель, а такие сложности, разве не прекрасно? — Виктор пальцами пролазит под пиджак и достаёт маленькую колбу с фиолетово-зелёным отливом, внутри которой вихрится жемчужно-белый поток. Он проверяет содержимое на свет. Эликсир. — Разве не прекрасно, что я создал что-то настолько великое, что даже вы повторить не смогли, — доктору льстит, что его имя стоит рядом со словом «даже». — Знаете, чего вам не хватало? Чистого воздуха, терпения и... — Виктор достаёт шило из того же кармана и протыкает палец. Ждёт, когда капля соберётся на подушечке пальца и позволяет ей соскользнуть в микстуру, — моей крови, учитель. То, что меня убивает — меня и лечит.

Синджед мог бы догадаться об этом и сам. Когда его сетка проверенных людей стала докладывать, что некий Сурик Афоров начал скупать новые поставки мерцания, Синджед заинтересовался. Из его лап всегда выходило лучшее, и то, что кто-то захотел попробовать его обойти, было интересным соревнованием. Он заставил всех следить за этим Суриком, дожидаясь ответов в своей лаборатории и ухаживая за новым поколением, которое оставила после себя Рио. Маленький детёныш, на тот момент совсем малёхонький, был слишком проворным и голодным, чтобы посметь его оставить одного в пещере, где нет дверей.

Ему принесли отчёт спустя неделю. И доктор почувствовал бегущий по венам азарт, услышав настоящее имя покупателя. Виктор Гайос. Ученик академии и будущее Пилтовера. Синджеду очень нравилась мысль, что мальчишка оказался слаб и сбежал к высшему обществу, пытаясь стать там хоть кем-то. И тогда он вышел на охоту сам. Смотрел за ним по вечерам: как уставший инвалид, совершенно без защиты, добирался до общежития из учебного корпуса. Смотрел и видел, как тот после каждой поставки ходил ровнее и дышал свободнее. И это стало интересно.

Парочка людей, маскировка — и вот вам потерявшие пропуска студенты-раздолбаи, которые застряли в Заун в пивнушке. Отпраздновали стипендию, так сказать. И вот они уже наблюдают за варевом Гайоса в тёмной комнате. А потом и складом, куда все перелитые по колбам жидкости были отнесены. Синджед слишком хитер и умён, чтобы не сложить два плюс два.

Он отыскал ход, как можно пробраться в комнаты, но нанятые им люди были пойманы и убиты в несчастной перестрелке. Пришлось затаиться и дождаться, когда Гайос станет носиться с изобретениями по несчастной лаборатории под прицелом какого-то мохнатого советника и декана Хеймера. Или как его там.

И склад переехал из общежития в главное здание совета. Тут и пригодились знания о настоящем сокровище. Синджед эти трубы изучил в детстве на незатейливой прогулке. Был укушен пауками и двухвостками, обитающими на бетонных стенах, но это не остановило его от продвижений собственных экспедиций. Найти. Одна главная цель. И он нашёл все ходы. Их было сотни, даже больше. С конкретным числом он никогда не мог определиться. Только потом сделал примерный вывод, очертив все трубы на картах города, пробравшись в библиотеки Зауна, которые по какой-то причине охранялись настоящими солдатами. Выбрал парочку экземпляров по истории и провёл долгие ночи за изучением талмудов.

Война была, да песня так и не спелась. Огромное упущение. И Синджед попытался выкрасть первую порцию самостоятельно, чтобы добыть только один экземпляр формулы. Он смог бы повторить. Но уже на первом повороте по трубам он заметил клетки в стенах и журчащие за ними существа. Было страшно недостаточно, чтобы отступить, и доктор просто поднял фонарик с ультрафиолетом. Это было главным правилом: в трубах никакого жёлтого и белого света. Он привлекал насекомых и миротворцев, которые по каким-то причинам всё ещё редко патрулировали эти ветви туннелей. Только те, что вели непосредственно к важным целям.

И хоть от ультрафиолета света было мало, но Синджеду хватило увиденного, чтобы закричать. Первый и последний раз он не смог контролировать себя. Чёрные мохнатые твари, похожие на скорпионов, но размером с человека.*** У них было два глаза. Два желтых глаза, которые внутри делились на еще такие желтые глаза, и ещё... и ещё. И еще.

Они з а т я г и в а л и.

Спас только звук упавшей трости. Гипноз у тварей выходил лучше, чем у «магов». Но только он захотел подойти к клеткам, чтобы раздобыть их ДНК, как монстр пришёл в движение, и хвост с клешнёй вцепился в сетку, посылая вибрации сирены по туннелям. Это было ужасно противоестественно. Потому что тогда, там, близко к решётке, Синджед видел всё. Видел человеческое тело, обросшее панцирем и шерстью. Видел человеческие руки, которые ворочались на все 360 градусов. Видел, что ниже пояса монстр был полноценным скорпионом. Видел, как ног было больше обычного. Он выглядел слишком мёртвым для живого. Он был скользкий, обросший паутиной и плесенью с мхом. Дышал гнилью, и кожа на правой половине почти отсутствовала. Было ощущение, что он её съел из-за голода. Синджед смотрел, смотрел, смотрел. Смотрел...

Отвернуться не удавалось – жёлтые глаза всё ещё манили, но смотреть в них было слишком опасно. И стоило только лишь еще один раз взглядам соединиться, как клешня ухватилась за сетку сильнее, посылая вой сирены снова. Звук становился невыносимым. Ноги пришли в движение. Синджед бежал. Так быстро, как никогда в своей жизни. Ему всё мерещилось, что за ним гонятся. Что клетка – лишь прелюдия, и монстр играет с ним, смакуя момент. Но обернуться не было времени, и ощущение липло слизью к спине. Стрекотание монстра догоняло, и он старался бежать быстрее и быстрее. Он споткнулся о чьи-то кости и завалился на живот, прямо в лужу, что натекла сверху после проливного дождя. Он пытался ползти, погружая руки в трупные останки и разламывая кости под пальцами. Полз, двигался, не давая себе остановиться.

Его сумка с блокнотами и исследованиями была утеряна, как и фонарь. Но ему было всё равно. Трость он оставил тоже в лапах монстра. Может, он примет её и не станет надвигаться следом.

Синджед смог вдохнуть только, оказавшись на людной улице, дрожащий как осиновый лист и промокший с ног до головы. Его трясло, и он шарахался от каждого столкновения с зауновцами, а его толкали – ведь он стоял посреди улицы, не в силах пошевелиться. Его никто не искал, не преследовал и не пытался убить. Ни один мохнатый монстр не последовал за ним из той трубы.

Он позволил незнакомцу завести себя в бар и влить в рот какое-то пойло, а только потом разглядел перед собой ужасного Вандера. У них с ним не было никаких сделок, кроме одной: Синджед никогда не тронет ребят Вандера, а тот найдёт укрытие для доктора, если такое понадобится. Сделка была скреплена за стаканом ужасного пойла в молодые годы, когда доктору нравилось расчленять людей и смотреть, до какого состояния можно улучшить организм. И сейчас всё пришло в действие.

Синджед забился в угол комнаты, которую ему выделили, и проводил часы, дёргаясь от каждого шороха. Стоило сомкнуть глаза, как на него ползли все насекомые, пытаясь забраться в рот и ноздри. Он ненавидел ощущение чужеродного тела на себе и сам свалил из мотеля, когда понял, что умрёт, если будет прятаться и пугать себя снами. Он добрался до своей холодной пещеры, где Мио перетаскивала мальков из речушки в аквариум, и просто уснул, любуясь своим очередным творением.

Никто так и не пришёл. Ни за ним, ни для него.

После нормального сна ощущение слежки пропало. Тогда он решился на новую экспедицию. Запасся оружием, фотобомбами и фонарями, кислоту в капсулах притаил в карманах и нашёл двух головорезов на улицах. Пообещал им символичную плату из кошелька, который украл днём у прохожего, и потащил за собой в трубу. Для них задача была проста: пройти туннель, для защиты на случай миротворцев, и помочь вынести товар. Никаких монстров, ничего сверхъестественного.

Только Синджед не смог заставить себя ступить в туннель первым. Он стоял и смотрел на него, словно сквозь прозрачное стекло, но стоило бандитам заявить, что они устали и собираются уходить, доктор рыкнул и протолкнул их вперёд. Он ступал медленно, не дышал и молился греческим богам. Сильно-сильно.

Но он ступал дальше и не замечал ни трупов, ни костей под ногами. Ни-че-го. Ни луж, которые могли бы натечь с потолка. Ни-че-го. Эти трубы из бетона, даже соринка не проникла бы сверху, не говоря уже о воде. Он двигался глубже, и на моменте, где должны были оказаться клетки, заметил лишь шероховатые неровности плит, но ни-че-го более. Его сердце забилось быстрее. Не тот туннель? Или их выпустили? Он шагнул вперёд головорезов и сам возглавил весь поход. Смотрел по сторонам, дёргался на каждый шорох, но шёл. И только оказавшись у люка, понял, что цели достиг без происшествий.

Он поставил бандитов охранять периметр, а сам взобрался по лестнице и толкнул крышку. В подвале пахло чистотой и химикатами. Он осветил вокруг себя всё фиолетовым светом и схватил одну колбу с ближайшей стойки, после чего вернул всё в исходное положение и вернулся к своей мини-банде. Вдохнул гарь, когда они оказались за пределами туннеля, и безжалостно убил таблетками с кислотой головорезов. Это был его туннель. Его сокровище. Его секрет.

Синджед провёл долгие дни, раскладывая эликсир на компоненты и решаясь его попробовать. Проспал пару дней после приёма целой колбы, но очнувшись, заметил, что чувствует себя лучше, и все ссадины, оставшиеся после экспериментов, заросли. Как и остальные раны после побега от монстра. Ему казалось, что всё привиделось, и он решился снова. Он возьмёт ещё одну колбу и воссоздаст то, что придумал Гайос. Но они снова были там. В стене. За решётками. Синджед, услышав их стрекотание, даже не ступив внутрь. И кости снова лежали под ногами с ошмётками человеческой плоти.

Он вернулся в начало и попробовал снова, надеясь, что просто свернул не туда и в этом всё дело. Но вернулся всё к тем же клешням, и сорвался на бег, когда вой раздался по трубам.

Ничего не получалось. А действие эликсира спадало, возвращая всё тело в норму до такой степени, что становилось непривычно снова чувствовать себя ущербным. Синджед нашёл трёх калек на улицах и, оставив побольше рыбы для Мио, ушёл. Пустил сначала первого заунцовца внутрь и дождался, когда тот выбежит с воплями и криками, что там – человеческие монстры. Расслабляло осознание, что он не сумасшедший. Но что там такое тогда? Кто?...

Синджед убил калеку выстрелом из купленного оружия и заставил оставшихся двух следовать за ним. Когда больше одного – ничего страшного. Стены из бетона. Пусто. Просто сырой подвал. Синджед раздал каждому по жёлтому фонарику и заставил осмотреть каждый уголок, каждую пылинку, каждое насекомое. И нашёл. Те же клетки и те же монстры. Только теперь забившиеся в угол клетки, смотрящие жалобно и странно. Они стрекотали, как кузнечки, сжимались в своеобразный шар, шипели, но казались такими маленькими и жалкими.

Калеки попытались сбежать. Синджед остановил их ударом трости. Фонари повалились на пол труб, а запах крови разошёлся по туннелю. Скорпионы больше не смотрели напуганно. Они расправили свои хвосты и клешни, приближаясь к Синджеду, который был зажат между клетками.

Теперь он их не боялся. Это были его ручные монстры, которым он принёс ужин.

Синджед подтащил каждого трупа ближе к решёткам и оставил их около прутьев. Монстры проглотили свой ужин на его глазах, разрывая человеческие рты в огромные страшные пасти. Доктор бы ужаснулся, если бы не разгадал ошеломляющий секрет этих тварей. Он не знал, кто смог изобрести подобных существ, но восхищался этим учёным. То, что не удалось ему, получилось у кого-то пятьдесят лет назад, во время войны.

Он смотрел на своих ручных монстров, которые склоняли кровоточащие лица перед ним и мягко мурлыкали в благодарность за еду. Синджед улыбался криво и ярко. Теперь у него были собственные ручные монстры.

Он приносил им ужин каждую неделю, пока слухи не успели распространились по всему нижнему городу. С каждым жертвоприношением монстры урчали громче. Он кормил их до тех пор, пока не стал выходить из туннеля, где вместо усеянного кишками пола был обычный бетон. Иллюзия, созданная их звуковыми волнами, была великолепна. Синджед так и не понял, как они нарушают законы физики, но его это устраивало.

Они слышали чужие сердцебиения и, ощущая больше одного человека, рвали иллюзию ради безопасности, потому что были слишком слабы, чтобы сражаться. Но, набравшись сил, рычали уже и на пятерых. Синджед увеличивал количество жертв каждую неделю и узнал, что лимит иллюзии распространяется только на семь человек – дальше они не брали, какими бы сытыми ни были. Но прутья не поддавались даже напору здоровых монстров, и доктор отчасти был благодарен создателю за это. Он бы не хотел видеть их ближе, чем с расстояния пяти метров.

Спустя пять месяцев они стали склонять головы перед хозяином, угадывая ритм его сердца и начинали мурлыкать, стоило ему войти в туннель. Ему это льстило до такой степени, что однажды он привёл с собой Мио. Она была храброй девочкой, как и её мама. Даже если эти гибриды аксолотлей не имели пола, Мио и Рио были «розовыми». Прекрасными девочками.

Мио оказалась единственной, на кого иллюзия не подействовала. Монстры не признали её. Даже зная, что это Синджед привёл её, они рычали и клешнями хватались за решётки, вызывая сирены по всей трубе. Мио была маленькой и спокойно юркнула ближе к скорпионам, через промежуток в решетках. Синджед похоронил её в ту же секунду, но глаза не прикрыл. Один эксперимент ради другого – святое дело.

Только Мио остановилась и попыталась встать посерьёзнее, чтобы показать свою власть перед монстрами. Они обнюхали её и склонили головы перед новым другом. Она поделилась с ними рыбой, которую прятала в щеках, и доктору понравилась эта динамика. Он приводил её каждый день, пока мог прятать под своей курткой. Потом, когда она подросла, он стал приносить рыбу в ведёрках от нее этим монстрам, которые не стали добрее. Только злее и опаснее.

Он видел, как прутья гнулись под вибрациями их иллюзий, когда они были недовольны отсутствием ужина. Но под тихие выстрелы пистолета успокаивались, рассеивая всё, что создавали.

Спустя ещё два месяца Синджед собрал группу, чтобы добраться за эликсирами, как и планировал изначально. Их было восемь человек, и он заранее предупредил всех: ни в коем случае не трогать стены. Всё пошло не по плану в третий заход, спустя шесть месяцев, когда два болвана решили пошутить над Милорией – новенькой в их банде. Она вывернула руку одному и сломала нос другому. Иллюзия пала, стоило монстрам почувствовать кровь. Бедняжка Кроу пропал в пасти одного из них, так и умерев со сломанным носом.

Синджед видел в этом ужасные последствия. Но все остальные были настолько испуганы тварями, что не шевелились совсем. Тогда он понял почему – прутья были разломаны. И даже если это была иллюзия, он не собирался проверять. Он просто сделал два выстрела, приказывая скорпионам отползти к стене и дать группе пройти спокойно. После этого никто ничего не говорил, а унесли они больше, чем нужно. Проценты, которые запросила банда.

Синджед не понимал, почему он не ходил один в эти экспедиции. Но пятая вылазка показала, насколько безбашенны миротворцы на этой территории. Там, де контроля не существует. Солдаты подстрелили пятерых, погибло трое. Миротворцы просто палили из тяжёлого оружия без разбора. Синджеду пришлось выпустить в них все свои обоймы. Зато у него теперь было два отличных костюма для спектакля. Трупы были скормлены монстрам под приятное мурлыканье в конце зачистки туннеля.

После этого они прекратили вылазки на шесть месяцев. А потом вернулись снова. Четверо теперь всегда одевались в чёрное, шли впереди и каждого солдата, которых становилось всё больше, останавливали ножами и порезами на горле. Тихая чистая работа. Ничего особенного. Синджед шёл по центру, контролируя монстров, которые выедали прутья всё больше и больше. Они питались солдатами, когда те разгуливали мимо и приближались послушать чудесное мурчание. Теперь они могли убивать и добывать еду сами.

Остальные пятеро человек в их новой команде шли сзади и помогали заменять одни эликсиры на другие, потому что Синджед больше не лазил наверх по лестнице на склад. Не та физическая подготовка. Все эликсиры на замену были неверно сварены и приводили к смерти любого, кто их выпьет. Потому что доктор так и не смог раскрыть секрет формулы.

Основная часть, конечно, состояла из мерцания, также Виктор добавлял туда пыльцу мака, сок подорожника, ветви боярышника и ещё навороченных средств. Он давал всему вареву настояться при определённой температуре, помешивая постоянно и в определенное время. Синджед схему примерно понимал, но пробуя снова и снова, так и не находил ответа. Он надеялся, что однажды его бывший ученик выпьет неправильный эликсир и умрёт. Но тот жил и цвёл, как долбанные цветы на грядке с правильным уходом.

Проблемы начались тогда, когда после второго года заходов группа решила, что нужно перестать забирать всё себе и начать продавать лекарства нуждающимся. Синджед разрешил делать им что угодно, но брать больше – нет. Он не знал, чем думали тогда его ребята, которые решили, что плюс две колбы ничего не изменят. Изменилось только много всего.

Патрули стали ходить в другое время и чаще. Люк теперь был оснащён пятью замками, для взлома которых пришлось найти одиннадцатого человека в свою банду. Пим открывал люк за полчаса – в три раза быстрее, чем справлялись другие. Синджед теперь контролировал каждый процесс. И выносить они стали меньше.

Зато клочки бумаги с добрыми словами Синджед стал получать чаще. Его благодарили как руководителя, который смог достать лекарство для больной тёти, мамы или брата. Доктор не был благодетелем. Он был убийцей, и каждую такую бумажку сжигал в костре, забывая слова. Но тогда он увидел в этом золотую жилу и вновь принялся за повторение формулы с новым азартом. Только результат все еще был убийственным и провальным.

И в добавок ко всем раздражающим факторам Синджеда прибавились и ручные скорпионы, которые начали проверять границы дозволенного, вылезая из своих нор, ставшие теперь просто нишами в бетонной стене. Тогда пришлось отвлечься от формулы и создать ультрапрочное стекло, а после и установить его в трубах. Он не хотел навлечь на город беду этими существами. Он был частью этого города тоже.

Скорпионы бунтовали пару месяцев, создавая худшие иллюзии. Потребовалось тринадцать жертв, чтобы они успокоились и снова стали покладистыми. Но Синджед наконец-то понял, на что способен его ум. Откровение далось легко, и в тот вечер Мио получила свою первую дозу мерцания. Она светилась долго и красиво, а потом проспала пять суток под натиском наркотика, который пытался её убить. Она выжила, а её слюна стала розоватого оттенка, подходящего для эликсира. Синджед смог воссоздать формулу благодаря этому. Но она не лечила, лишь позволяла ранам затягиваться чуть быстрее и выводилась из организма за тройку часов, чего было недостаточно для нужного эффекта.

— А ведь им ни я, ни вы не были нужны. Даже не Рунтерна или Совет, учитель, — Виктор хрипло вырывает Синджеда из мыслей и смотрит серьёзно. — Им нужны были трубы.

Теперь Синджед понимает, что искать ответ следовало не в разных картах, пытаясь их соединить, а на столе, на котором они лежат. Он медленно растягивает губы в улыбке. Он понял. Теперь абсолютно всё.

— И вы взяли моё, доктор.

Синджед улыбается шире, выпрямляется. К чёрту его жизнь, если он умрёт, скрючившись.

— Всё, что я взял, ты оставил без присмотра, мальчишка, — голос дрожит от предвкушения. — А то, что я смог взять у тебя из-под носа, никогда тебе и не принадлежало. Ты создал совсем не герметичный сейф для своих лекарств.

Но Виктор ухмыляется, опускает голову и качает ею. Доктор не понимает, где просчитался.

— Учитель. Вы так умны. Вы приручили этих монстров, но детскую загадку решить не смогли, — Гайос тяжело поднимается, опираясь на трость. Разворачивается и зовёт Мио, выросшую за эти годы. Она подплывает к нему, совсем не боясь, даже не принюхивается к его руке, а сразу облизывает в приветствии. Её глаза большие и добрые, кожа начинает светиться от радости. Она позволяет ему гладить своё скользкое тело аксолотля.

Синджед медленно отступает, напрягаясь.

— Эти эликсиры перестали помогать мне после первого полугодия работы учёным. Какой смысл было создавать ещё, если как минимум один из компонентов запрещён в Пилтовере? Все поставки мерцания прекратились задолго до моего совершеннолетия. А я проносил и создавал лекарства под носом Совета. Рисковал каждый чёртов раз. Но не прекратил даже тогда, когда это стало ненадобно. Как вы думаете, почему?

Синджед смотрит на Виктора и впервые не понимает причин. Не видит. Не хочет видеть.

Он вспоминает, как однажды Гайос вернулся со своего первого счастливого нового дня рождения с раздробленной в пыль костью пальцев правой ноги. Онпринёс с собой порцию мерцания, и не смотря на недовольный взгляд доктора влил в себя наркотик.

— А мне прожить ещё один день дороже моральных принципов, — буркнул он тогда и собрал себя заново под действием вещества. И удачно. Спустя месяц он совершил своё третье убийство, закопав того, кто посмел его тронуть.

Видимо, академия Пилтовера так и не привила ему моральных принципов даже спустя годы учёбы. Синджед тяжело опирается на хирургический стол.

— Ты знал, что я краду. Ты сам установил те замки, — констатирует факт доктор, начиная «складывать» карты в стопку. — Тебе просто хотелось доказать, что ты лучше.

Он не осуждает. Он ведь занимался тем же, пытаясь повторить лекарство... Но Гайос смеётся, вынимает руку из аквариума и вытирает её о брюки.

— Мне очень нравится ваше мнение обо мне, учитель. Но позвольте вас поправить, — он щёлкает дважды пальцами, и сзади загорается свет, заставляя доктора отвлечься. Румэ! Синица держит нож у горла ученицы которая со страхом пялиться на свои пальцы, которые обвисают вдоль тела, как сосисочки. Из ее глаз текут крупные капли соли. Синджед пропускает удар сердца и вдох. — Я слышал слухи, которые добирались до рынка на границе Зауна. Говорили, что некий предводитель новой банды достают импортное лекарство, которое вылечивает любую болезнь. И мне стало интересно. Я знал на тот момент, что кто-то пробирается на мой склад через тайный ход, крадя эликсиры. И знаете, что я обнаружил? — Синджед всё ещё не может отвести взгляд от Румэ, поэтому вопрос повисает в воздухе. — Я обнаружил, что моё лекарство помогает людям, которым нужна помощь, улучшая их жизнь. И после мне было не так уж интересно, кто крадёт эти священные колбы. Только вот вы действовали очень тупо, доктор Синджед. Ваша банда любит трепаться после пяти стаканов дешёвого пойла о вездесущем учёном, живущем в пещере с розовой хренотенью. А в Зауне такой один.

Виктор подходит ближе, останавливается перед Синджедом, заставляя его смотреть глаа в глаза.

— Я не благодетель, но помочь в таком деле было приятно. Я всё думал, придёте ли вы когда-нибудь поздороваться со мной, или так и останетесь втихую брать моё. Вы не пришли. А я стал готовить больше колб и чаще пополнял никому ненужные в Пилтовере запасы. Вам стоило думать глубже...

Синджед не понимает, к чему эта речь злодея. Он отворачивается, когда Гайос заканчивает, и шепчет одними губами Румэ:

Держись.

Прошу.

Он не может потерять ещё одного ученика. И хоть Виктор жив, то уж точно стоит не на стороне Синджеда. Нет. Бок пронзает болью от раздирающего легкие кашля. Он шипит. Синица отступает от девчонки, толкая её на колени на землю, дожидаясь, когда Виктор подойдёт ближе к ним. Гайос заглядывает в её карие с золотым глаза.

— Думай своей головой, прежде чем бросаться на меня и моих людей с ножами. Уяснила? У нас была дружеская беседа с моим старым учителем. — Он дергает её за волосы, когда она отворачивается и скалиться сильнее. — Ты поняла меня, девочка?

Она кивает жалобно, скулит. Синджеду не по себе, когда он видит, кого вырастил. Когда понимает. Это его копия. Он вырастил второго себя, но с сердцем. С тем сердцем, которого всегда хотел себе, но никак не мог получить. С тем сердцем, которое бьётся, даже если его изрезали всеми ножами мира.

Доктор хмурится, чувствуя, как слюны во рту становится меньше из-за иглы в боку. Виктор выпрямляется. Смотрит ясными глазами на учителя и опирается на плечо Славы.

— Спасите своих монстров, доктор. И не мешайте Ликорису. И Городу тоже помогите. Может тогда вы станете чуть больше, чем очередным ужасом улиц.

Синджед хочет горько рассмеяться. Он умрёт, если попытается извлечь иглу. Умрёт, если пошевелится. А ему дают задание спасти мир, зная, что он не супергерой. Михаил театрально приподнимает невидимую шляпу и кланяется, с улыбкой на губах. Играет клоуна, как всегда.

— Вы, дядя, не бойтесь. Это просто малая игла от шприца. Там крови из вас не больше, чем капля прольётся, — Синджед морщится и смотрит на Гайоса, который кивает в подтверждение.

— Вы бы меня и слушать не стали, если бы я пытался с вами просто поговорить. Там, правда, ничего страшного — просто несколько смешанных хирургических наркотиков, которые разносятся по организму слабость и чувство колюще-режущей боли. Я бы не ранил вас, — Синджед слышит другое «я бы не убил вас».

Виктор кивает на прощание и скрывается из пещеры. Только тогда доктор достаёт из себя иглу и осматривает тонкий прут. И правда шприц. Раны даже не видно. Он смотрит на Румэ, которая позволяет хрипу вырваться из горла, и теряет сознание от боли. Он шагает к ней, чувствуя себя гораздо лучше. Виктор явно и свой эликсир примешал к этой игле.

Синджед осторожно перекладывает девочку на хирургический стол, вправляет каждый сустав пальца на место, вливает мерцание в хрупкое тело и только тогда замечает листок бумаги. Формула. Настоящая. Полноценная. Гайос передал право на присвоение его заслуг доктору.

Синджед смотрит на Мио, которая активно разрезает воду своим телом, плавая туда-обратно... И мир вокруг него схлопывается.

Нужно было не смотреть ина стол под картами. Всё дело вообще встуле, на котором он сидел всё это время. Викторне впервые находился здесь. Как и Синджед — на его складе. Он улыбается остро.Он воспитал мальчишку слишком эгоистично правильным. Бросает взгляд на Румэ — иоставляет её. Она проспит еще пару часов. У него есть время для того, чтобы ручныемонстры стали полностью его. Парочка жертв подворачивается сама собой.

Примечания:

*Да хранит тебя Бог, Виктор.

** В Китае паучьи лилии (ликорисы) считаются символом перемен, прощания и потери. В то же время их цветение после длительного периода покоя воспринимают как символ возрождения и новой жизни.

*** Существует человек-скорпион, как мифологическое существо в аккадской мифологии, а также могильный скорпион вархаммер из компьютерной игры. Это вот что-то среднее. Возможно еще и с примесью арахнида (у него как раз малая шерстка на спине).