Прозрачно

После душа. После. Душа. Душ.

«Только после душа, советник Талис.»

Та фраза становится переломным моментом. Заводит их на дорожку, которая называется «а что мы тут делаем?». Только кто знает что? Никто. Вот поэтому Гайос выпинывает Талиса из ванны чуть ли не костылем и только потом стягивает с себя злополучные штаны, которые застревают между суставами ортеза, цепляются за пятку, и вообще — они все максимально безобразные. Виктор вздыхает, морщится от боли. Матерится, но успешно заканчивает разборки с одеждой и садится на унитаз, чтобы снять повязки. Они тоже ужасны. Ему не хочется обнажать раны, смотреть на неровные края, но он сдирает пластырь резко и отворачивается. Чтобы не видеть.

Ужасно.

Ладно.

Главное — не мочить. Что он и пытается сделать, цепляясь более здоровой рукой за кафельную стену, перекидывает ногу через бортик ванной, снова морщится, даёт себе секундную передышку, присаживается голым задом на бортик и перетаскивает вторую ногу. Получилось. Остаётся только помыться. Попытка — не пытка.

Он долго ждёт, когда вода нагреется и перестанет вытекать выхлопами, подносит душ к коже и смотрит заворожённо, как вода течёт мимо ран. Берёт полотенце и мочит его, чтобы протереть остальные участки, зажимает шланг между ног, обжигается, потому что металл лейки нагрелся. Полотенце махровое, возможно, неприятное, но чистота, которую оно после себя оставляет, того стоит. Поэтому Виктор старается заканчивать процедуры быстро.

Тем более что за дверью его ждёт поцелуй, от которого он, вероятно, сломается, раскрошится на осколки. Снова. Опять. Как обычно. Он не хочет, как раньше. Он хочет, чтобы Джейс остался с ним. И чтобы Виктор сам не решил уйти. Тараканов в его голове много, и они любезно напоминают ему обо всех минусах. Провалах и обидах. Мешают. Если коротко. Виктор знает, что в его омуте черти топятся. Тараканов из головы хочется тоже погрузить поглубже.

Он дотирает шею, плещет в лицо водой и отключает воду, засовывая душ в держатель. Теперь — вылезти. Нога, рука, нога. Удачно получается, когда уже прошёл этот путь. Гайос не смотрит на себя в зеркало, обтирается сухим полотенцем и закутывается в халат, оставляя ортез стоять у стиральной машинки. Ему бы ещё протереть себя под корсетом, но остаться без опоры совсем — он не решается. Перед выходом проводит расчёской по влажным волосам, укладывая их назад, и щёлкает замком.

Джейс его у порога не встречает. Стоит себе у плиты на кухне. А Виктор видит в этом возможность улизнуть. Он зажимает костыль подмышкой, наваливается и пытается дойти до спальни по-тихому, используя раненую ногу. Неудачно. Шум разносится по коридору, стоит коснуться железяке пола. У неё хоть и прорезиненный конец, но она явно хуже, чем трости Виктора. Ведь их делал Джейс, а он мастер в этом. Талис показывается в проходе, в пижамных штанах. Гайос выгибает бровь, молчаливо уточняя, откуда у него в квартире вещи Джейса.

Он не предлагал съехаться.

Это он точно знает.

— Просто взял с собой несколько комплектов одежды, чтобы не уходить домой и быть всегда рядом, — Виктор бы сложил руки на груди, но сейчас не имеет возможности. Он цокает языком. — Да ладно тебе, Ви, я могу поспать и на диване, ничего страшного.

Гайос думает, что слава богу он не дал себя помыть, а иначе его бы сочли совсем слабым. Он фыркает и делает ещё один шажок к спальне. Джейс встает за него, заставляя обернуться назад.

— Боже, подожди, — взгляд Талиса метается, предположительно по направлению взгляда, к плите. — Сейчас выключу печку и помогу.

Он скрывается за углом, чтобы потыкать кнопочки, а Виктор пытается снова. Поможет он, ага. Щас. Сам себе помоги. Он приказывает сердцу биться. Время — биться, а не падать в пятки от непривычной заботы. Совсем нет.

Виктор прикрывает глаза, вдыхает, шагает. Вдыхает, выдыхает, шаг. Просто. Как два плюс два. Он старается придерживаться заданного ритма. Главное — не переставлять ногу, а позволять ей скользить по паркету. Ничего сложного. Только больно, а так — задача для первоклассника.

Слышится возмущённый выдох позади. Виктор успевает ухватить тень Талиса. Он напрягается. Не останавливается. Сам справится. Всё решит. Сам... Но Джейс не спешит приблизиться, только скрещивает руки на груди и осторожно двигается фантомом позади. На всякий случай.

Так Гайос и добирается удачно до своей комнаты. Дверь захлопывает перед носом советника.

Он не совсем понимает, зачем ему нужно было идти сюда, если на кухне его ждёт вкусный ужин, а не запеканка из больницы, но ему нравится бодаться за свою бессмысленную самостоятельность. Он дотаскивает себя до кровати из последних сил и валится на матрас, подтягивает себя к спине, откидывает на неё голову. Прикрывает глаза и давится вдохом. Солнечное сплетение тянет, а шею простреливает болью. Нехорошо. Он медленно поднимает руки к суставам и давит на верхние позвонки. Массирует, расслабляет. Вот до чего доводит одиночество. Стакана воды на тумбочке тоже не наблюдается, как и требуется по правилам.

Виктор устраивается удобнее, накрывая себя одеялом. В верхней части тумбочки лежит кинжал Оливии — и это единственное развлечение. Телефон остался в прихожей. Два стука прилетают по двери, и, не дожидаясь разрешения, внутрь входит Джейс, неся тарелку и стакан с чем-то, что называется ужином. Оказывается, что сегодня у них по меню овощи с рисом и лимонная вода. Виктор смотрит хмуро. Когда Талис виновато улыбается и тащит свой зад ближе. Он садится около колен Гайоса и стелет на бедра полотенце кухонное, чтобы не было горячо.

— Я на своё усмотрение приготовил, но поешь хоть немного. Так, есть каша в холодильнике — могу разогреть, если это не понравится.

Талис улыбается осторожно, и Виктор вместо ответа засовывает вилку смеси в рот, чтобы сделать вид занятости. Выходит успешно. Джейс улыбается, когда полтарелки исчезает на глазах. Виктор же просто механически жуёт, смотрит в тарелку и старается не дать сорваться вопросам с языка. Это будет неправильно. Он не должен...

— Ты остаёшься здесь? — чёрт. Там была другая формулировка. Гайос прикрывает глаза на собственную оплошность и засовывает ещё порцию риса в рот. Молчать стоит чаще.

— Нет, — но Джейс совсем не теряется и выдаёт ответ сразу, смотрит в глаза напротив серьёзно. Виктор разрывает контакт первым. Окно ахуенное, там ещё светит солнце. Последние его лучи. И тучи сходятся над домом перед дождём. Жучки долбятся в стекло на свет в спальне. Гайос находит в этих поступках отчаяние, и первым делом хочется раздавить этих никчёмных тварей, чтобы не надоедали. Но отвлекаться долго не получается. Тарелка пустая, себя больше не заткнуть, и Джейс не уходит, дожидается ответа. Виктор глухо сглатывает.

— И куда ты подашься? — оборачивается в слух и присматривается к большим ладоням Талиса. Только бы не смотреть тому в лицо.

— Я раздумывал над твоим предложением, — а Талис больше не обходит важные темы намёками, режет ножом прикрытие словами, прорывается внутрь своей честностью. Гайос опускает глаза на свои ногти. — И решил, — Виктор замирает, не дышит, — что хочу поехать с тобой. В Илос, — уточняет, словно Виктор бы это не понял сам.

Гайос отставляет тарелку в сторону, на вторую половину кровати. Там сегодня будет спать Джейс, а не на диване, и если испачкать ту часть — это ничего страшного. Он тянет здоровую руку к шее, обхватывает и наклоняет удивлённого, но податливого Талиса к себе. Целует коротко. Но долго. Он так хочет как можно дольше не отпускать чужое тело из-под своих ладоней. Талис пытается продолжить и довести это всё до чего-то более разумного. Больше, чем детское касание. Но Виктор отворачивается, и язык Джейса лижет щеку. Виктору сейчас всё так непонятно, что остаётся только единственное желание — спрятаться. Не вспоминать. Уехать. Сбежать. И Виктор совсем не против такому повороту. Даже наоборот.

Он сжимает одеяло в кулаки и выдыхает вопрос скороговоркой, когда чувствует нарастающую панику в груди от уязвимости.

— Что с нами будет? — лепечет шепотом и жмурится, чтобы отвлечь себя от ощущений вокруг.

Но Талис отвечает совсем на другой вопрос, перед тем как уткнуться лбом в живот Виктора:

— Я с тобой буду.

Виктор видит в этом спасение. Свободу. Глаза щиплет — наверное, от усталости. Он смахивает непрошеные слёзы, отворачивается, откидывается на стену и кивает в сторону двери.

— Ты вроде хотел отнести посуду.

Выпровождает Джейса и тот не настаивает, подхватывает тарелку. Наклоняясь за ней, задевает бедро Виктора — тот дёргается, но ни одного плохого слова с губ не срывается. И вот Гайос снова один в просторной комнате. Он тянется за кинжалом, который оставил на тумбе, но замечает там и свой телефон. «Спасибо» он Джейсу не скажет. Виктор долго рассматривает чёрный экран и всё же решается: проводит пальцем по стеклу, заходит в поиск и набирает два глупых слова — «Виктор Гайос».

Статьи предлагают сразу, с первого запроса. Ни «кто такой этот Гайос», ни «чем он прославился». Только фотографии и сплетни о том, что произошло на лестнице Совета. Виктор тыкает на знакомый уже форум «SHINE: Mercury Gazette».

«Виктора Гайоса первым спас не врач, а человек, которому он доверял!

В день нападения здание Совета выглядело как обычно — строго, официально, почти безлико. Но перед нами разворачивалась настоящая драма. Виктор Гайос был найден внизу лестницы, истекающий кровью. Раны были серьёзны, а время работало против него. И если бы не один человек — всё могло сложиться иначе.

Джейс Талис, самый молодой советник в истории города, услышав шум, выбежал из зала заседаний и первым заметил тело у подножия мраморных ступеней. Не дожидаясь охраны, он бросился к Виктору. Без лишних слов, без красивых жестов — просто опустился рядом на колени, проверил пульс и начал действовать.

Он вызвал скорую, остановил кровотечение, не выпуская руку учёного даже тогда, когда медики уже забирали его на носилках. Очевидцы говорят: Джейс не отводил взгляда от Виктора до тех пор, пока двери скорой не захлопнули.

Это был не политический жест. Не игра перед камерами. Это было что-то другое — то, что не найти в протоколах и отчётах.

Почему именно он? Почему Джейс не просто помог, а остался до последнего? Что связывает двух мужчин, казалось бы, разделённых по разные стороны реальности? В наших головах уже строятся многочисленные теории об отношениях напарников за пределами здания совета. Думаю, они могут оказаться истиной, которая откроет нам глаза.

Мы не знаем всей правды. Но одно ясно точно: иногда настоящие чувства проявляются не в признаниях, а в действиях — особенно тех, что происходят на грани.

Здоровья, мистеру Гайосу! И пусть в его жизни появится ещё больше прекрасного!»

Виктор выдыхает, щиплет себя за переносицу, шепчет под нос «идиоты» и закрывает вкладку. Какой же бред. Джейс тогда только мельтешил перед носом, за руку не держал, а только разводил панику. Что за очевидцы стояли вокруг, что разглядеть ничего не смогли?

Гайос делает вторую попытку. Пролистывает запросы и нажимает на самый популярный. Где-то же должно быть то самое «пидорское», как обещал Слава.

«🔥ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ ПОВОРОТ: У ГЕНИАЛЬНОГО УЧЁНОГО ВИКТОРА ГАЙОСА ОКАЗАЛОСЬ СЕРДЦЕ... И ОНО БЬЁТСЯ ДЛЯ МУЖЧИНЫ?!🔥

Вы не ослышались, дорогие читатели! Тот самый хладнокровный гений, который годами держал в напряжении умы всего мира, оказался способен на чувства — и это не просто романтический вздох!

Мы долго сомневались: а есть ли вообще душа у Виктора Гайоса? Как показала практика, самые умные часто продают её за власть, славу и научные прорывы. А где же любовь? Где романтика? Где те самые тайные связи с прекрасными дамами? Но ни на одном светском мероприятии, ни в одной соцсети — ни намёка! Никаких скандалов, никаких интрижек... даже в «Цветении Роз» или «Белом Лотосе» его не видели! А ведь это места для тех, кто может себе позволить всё и чуточку больше.

НО МЫ НЕ СДАВАЛИСЬ!

И вот — бомба! На кадрах, сделанных после недавнего покушения на мистера Гайоса, запечатлён момент, от которого у нас мурашки по коже: молодой советник Джейс Талис буквально обнимает учёного с такой нежностью, что сердце замирает!

Это просто невероятно! Что связывает этих двоих? Чувства? Союз? Или что-то большее?

Мы копнули глубже и нашли такие детали, которые вы точно не заметили. Подробности — на странице 13. Вы будете шокированы!

P.S. Виктор, если ты нас читаешь — мы за тебя! Любите и будьте любимы 💖

#ГайосТалис #LoveIsLove #ТайнаРазоблачена #ГлавныйСкандалСезона #Джейвик»

Виктору хочется в зубы долбиться с конём, чтобы узнать, что журналисты придумают в таком случае. Какие, к чёрту, «нежные объятия»? Почему именно он? Господи боже, прости, душу грешную, но если он продолжит листать эти сплетни, точно подхватит желание убивать — и он не сможет его сдержать.

Гайос откидывает гаджет на одеяло, трет виски, чтобы унять головную боль. Фотки на сайтах ещё хуже. Фотошоп творит многое, но иногда чересчур. Да там даже границы лестницы поплыли из-за того, как сильно их с Джейсом приблизили друг к другу. А один палец Джейса вообще исчез — видно, не выдержал напора эффектов.

Зато есть фото их псевдопоцелуя, которое собирает лайки с космической скоростью. Явно распространилось уже за пределы Рунтерны.

«Он такой красавчик, оказывается. Всегда считала Виктора старым дедом из-за его нейтрального выражения лица. А он оказывается хорош, когда улыбается!»

«Такая милая парочка! Любви!»

«О, и эти гомосеками стали. Их бы всех под камаз пустить, чтобы в мире осталось больше нормальных людей».

Виктора смешит только последней комментарий, и он лайкает его, оставляя короткую приписку:

«Я с радостью сам лягу под колёса. Если со мной положат в ряд журналистов с их блокнотиками.»

Скидывает этим самым скопившиеся напряжение. Пробует встать, по ощущениям —медленно ломает себя, чтобы добраться до окна и прикурить. То, что все нашли в этом «поразительный поворот» — странно. В настоящей ситуации ни намёка, ни зацепки на отношения. Но все видят то, что хотят, и остаётся только поддаться.

Виктор улыбается этим мыслям, когда добирается до окна и подхватывает пальцами сигареты с подоконника. Они с вишней потому, что куплены Мишей, который пересел на сладкую гадость. Виктор тянется к ручке, открывая окно. Впускает свежий воздух.

Так вот и становится хорошо. Он соскучился по прохладным дням. В Илосе будет прохладнее. Там и местность другая, да и близкое расположение океана помогает воздуху не перегреваться.

Он выдыхает дым в атмосферу, стряхивает пепел вниз, и зависает — глядя на звёзды.

Красивые. Яркие. Невероятные.

— Невероятный, — отдается голос Талиса в голове.

Воспоминание хлещет по щекам. Виктор отводит взгляд от небосвода, морщится от смущения — хоть сейчас его никто и не видит. Мешает основной свет. Он горит желтым, а Виктор не дотянется до выключателя, который находится при входе в комнату. Так он и остаётся. Погружается в воспоминание. Каким был тот день? Ужасным. Но и — лучшим. Хоть тогда, в скверном настроении, он этого не осознал. Он ел на кухне у Джейса вкусные оладьи-шарлотки. Чувствовал себя... дома. И в безопасности.

Он так глубоко погружается, что не сразу слышит, как дверь за его спиной скрипит. Не слышит и мягкие шаги, стук стекла о дерево. Виктор оборачивается через плечо только тогда, когда в отражении мелькает фигура Талиса, и сразу отворачивается обратно, выпуская дым через губы.

— Ты не спишь? — голос тихий. Усталый. И раз Джейс спрашивает о таком, то вечерний перекур затянулся. Два окурка тому в подтверждение.

— А ты как думаешь? — Виктор даже не пытается скрыть раздражение. Вырвали из прекрасных моментов, которые он придумал и ждут спокойствия? — Мы оба сейчас звезды новостей. Знаешь, как светло в мозгу от этого? Освещён, как блядский рекламный щит.

Талис молчит. Подходит ближе, равняется плечом к плечу, но не касается.

— Я... Хотел бы поговорить, — снова этот спокойный голос, который сводит Виктора с ума, потому что в нём слишком много «прости» и почти ничего «объясни». Словно Джейс примет любую правду и даже извиниться за Виктора.

— Есть ли смысл? Жалость не работает, Джейс, — бросает он, стряхивая пепел с конца сигареты. Ему не хочется слышать ничего сейчас. Тем более то, что сказано из благодетели, а не правды. — Работает честность. А ты ей болеешь раз в год.

Он затягивается вишневым дымом снова с тихим «фью». Тишина. Глубокая. Ранящая. Тлеющий фильтр не перекрывает все остальное. Джейс обходит его, опирается ягодицами на подоконник, смотрит прямо, руки складывает на груди. Молчит.

— Я не знаю, как это сделать и сказать правильно... Но я хочу, чтобы ты поехал со мной в Илос. Вернее, чтобы ты разрешил поехать с тобой, — Виктор успевает заткнуться и дослушать. Вообще-то это он уезжает и это его идея, а не напарника!

— И что потом? Зачем все это? Чтобы что?... — голос Гайос ровный, но внутри все поджимается и готовится к прыжку. Не факт, что не из окна. Нервы сейчас натянуты, как струна. Джейс снова открывает рот, вываливая слова с языка.

— Чтобы быть рядом. Чтобы жить. Не прятаться, не огрызаться, не выживать. Просто... быть. С тобой. С нами, Ви.

Виктор поднимает голову, чтобы посмотреть в самые красивые на свете глаза. Действует медленно.

— А это, — Виктор машет рукой, с зажатой меж пальцами сигаретой в пространстве, — что?

— Что? — Джейс не понимает. Гайос прикрывает глаза, делая очередную затяжку. Нога отстукивает нервный ритм по ковру.

— То, что между нами. Это вообще что?

Вопрос прозвучал. Наконец-то. Теперь Виктор чувствует себя голым. Уязвимым. Настоящим. Он устремляет взгляд к звездам, засовывает руку в карман пижамных штанов и щипает себя за бедро чтобы отвлечь.

Джейс не отвечает сразу. Он отводит взгляд, потом снова смотрит. Поворачивается, чтобы посмотреть, куда смотрит Гайос, разворачивается обратно. Руки расцепляет, оставляя их висеть колбасками и хватается за пластик подоконника. Смотрит на губы Виктора. Долго. Уверенно. Выдыхает с полуулыбкой.

— Это — мы. Не знаю, как лучше сказать, — он трет заднюю часть шеи, нервно хмыкает. — Но я хочу, чтобы мы были. Не как проект или бремя. Как мой выбор. Твой выбор. Каждый день. Если позволишь.

Виктор тушит сигарету о железный подоконник за окном на улице, бросает бычок из окна, наклоняется вперёд, опирается на костыль.

— Если ты снова когда-нибудь исчезнешь, или решишь, что за нас можно говорить кому-то третьему — я уйду. И ты меня не найдёшь, — чувствует на спине блуждающий уверенный взгляд. Не дает ухмылке расползтись на губах от ответа.

— Тогда я буду рядом, — мягко отвечает Джейс.

Виктор тихо выдыхает и тоже опирается на подоконник рядом с Талисом, позволяя плечам соприкоснутся. Они стоят молча. Смотрят под ноги. Как школьники, ей богу. Луна поднимается выше.

Виктор поворачивается первым. Воздух кажется плотным, каменная стена такая, даже дыхание будто липнет к горлу. Он хмурится.

— У меня тут... кровать одна, — тихо шепчет, сменяя ветвь размышлений. Делает все будто бы невпопад. Джейс чуть склоняет голову. Не понял? Или делает вид? Виктор сжимает костыль крепче. Он уже скучает, когда сможет пользоваться своей тростью, не перетруждая себя этой дурацкой железякой. — Если хочешь, можешь остаться. Здесь. Ночь длинная. И...

Тебе может быть неудобно на диване...

Он замолкает. Слишком откровенно. Но назад не отмотать. Гайос всё-таки человек прямой, хоть и вечно скрытый. Он открывает рот, чтобы не дать себе закопать себя еще глубже молчанием:

— Только не вешай на это больше, чем надо, — говорит уже резче, прячась за привычной колючестью. — Просто...

Я не хочу, чтобы ты ушёл сейчас.

Виктор сжимает зубы, когда снова чуть не озвучивает то, что не должен. Талис молчит долго. Его пальцы касаются тыльной стороны ладони Виктора. Он будто взвешивает, что сказать, но заканчивает все обычным кивком. Сцепляет их руки. Неконтролируемые мурашки бегут у Гайоса по спине.

— Хорошо. Но... только если ты действительно хочешь. Не из вежливости, — Джейс жмет плечами, — Виктор вскидывает бровь.

— Думаешь, я когда-нибудь был с тобой вежлив из вежливости? — Джейс усмехается краем губ.

— Нет. И слава богу.

Он делает шаг ближе, становясь напротив, делает все медленно, давая Виктору возможность отстраниться. Но Гайос остаётся на месте. Смотрит на него. Талис тянет сцепленные руки выше и, не разрывая зрительного контакта, оставляет поцелуй на бледной коже с россыпью родинок. Гайос выдыхает пораженно.

— Ложись справа, — бросает Виктор коротко, тащит на себя руку и пытается спрятать алеющие щеки. — Я всегда ворочаюсь на левый бок. Не люблю, когда кто-то с этой стороны.

— Понял. Без вопросов.

— Без сопений, пинков, разговоров во сне и движений, — уточняет Гайос. И после короткой паузы добавляет с невесомой усмешкой: — Иначе выкину на диван посреди ночи.

— Принято.

Становится легко на душе Он улыбается.

Они заканчивают свои дела быстрее обычного. По большей части из-за трудного передвижения Виктора. Долго стоят перед кроватью, не укладываясь, но нога начинает болеть и Гайос валиться на матрас без всяких моральных рассуждений. На нем боксеры и футболка. Хватит и этого, чтобы не смущать партнера.

В постели тихо, окно приоткрыто, откуда тянет ночной прохладой. Виктор лежит на спине, руки поверх одеяла и сцеплены в замок. Он боится задеть чужое тепло. Не глядя, знает, что Талис на расстоянии вытянутой руки, но он все равно боится. Чего-то.

И Виктор смотрит в потолок. Думать плохо получается, поэтому он считает. Звёзды, если бы они были, но их нет, поэтому останавливается на собственных вдохах. На вариантах, как всё может пойти не так. Но мозг устает и от этого. Тело ноет. Мысли медленные, размазанные. Гайос хмурится, когда пятна расползаются перед глазами, а веки начинают закрываться.

Он пытается думать еще усердней, чтобы его не затянуло под пелену сновидений. Это ведь так странно. Всё рухнуло, всё смешалось, всё горит. А он здесь. И кто-то рядом. И мир на самом деле не рухнул. Ну не совсем...

Глаза прикрываются. Он почти засыпает, когда внутри вдруг тихо, как капля, формируется мысль. Простая, важная. Такая, которую он не сказал бы вслух днем. Да вообще никогда. Но сейчас хочется. Очень... Он поворачивает голову к Джейсу и цепляется за его расслабленное выражение лица. Зевок разрывает легкие вместе со словами.

— Я люблю... — шепчет Виктор едва слышно, на выдохе. — науку... гранатовый сок... дождь... — последнее застревает в горле. Система пытается отменить функционал языка. Но пауза почти незаметна. Последнее слово ускользает само: — ...и тебя.

Он думает, что Джейс уже спит. Что его не слышно. Что можно — вот так. Сказать, не сказав.

Но легкая улыбка расцветает на губах и ровное дыхание Джейса превращается в теплый выдох. Талис подаётся ближе к шокированному Виктору, который еще находится на грани сна и реальности, но точно отходит от первого, и обнимает медленно, осторожно, будто боится спугнуть. Его рука ложится Виктору на живот, тянет ближе. А хриплый голос шепчет на ухо:

— Повтори это утром, ладно, Ви?...

Виктор не отвечает. Но и не отстраняется. Лишь позволяет себя держать.

И мир впервые за долгое время кажется... правильным. Они оба больше не говорят окончательно, проваливаясь в свои грезы.